Я не знал, что и думать.
Да и времени на раздумья не осталось. Через пять минут после ухода миссис Перес в палату вошла Мьюз:
– У тебя суд.
Из больницы меня выписали без проблем. Смену одежды я всегда держал в кабинете. Переоделся и направился к судье Пирсу. Флер Хиккори и Морт Пьюбин пришли раньше. Они слышали о случившемся со мной прошлым вечером, но если и огорчились, то ничем себя не выдали.
– Господа, – начал судья, – я надеюсь, мы найдем способ завершить этот процесс по взаимной договоренности.
У меня такое желание отсутствовало напрочь.
– За этим мы и собрались?
– Да.
Я посмотрел на судью. Он – на меня. Я отрицательно покачал головой. Последние сомнения отпали. Если эти негодяи пытались нарыть компромат на меня, что могло помешать им проделать то же самое с судьей?
– Обвинение не заинтересовано в сделке. – Я встал.
– Сядьте, мистер Коупленд, – обратился ко мне судья. – У нас могут возникнуть проблемы с включением в список вещественных доказательств того DVD. Я, возможно, исключу его.
Я направился к двери.
– Мистер Коупленд!
– Я не останусь. Валите все на меня, судья. Вы прошли свою часть пути. Вся вина – моя.
Флер Хиккори нахмурился.
– Что ты такое говоришь?
Я не ответил. Взялся за ручку.
– Сядьте, мистер Коупленд, или я обвиню вас в неуважении к суду.
– Потому что я не хочу заключать сделку? – Я повернулся, посмотрел на судью Пирса. Его нижняя губа дрожала.
– Может мне кто-нибудь объяснить, что тут происходит, черт побери? – воскликнул Морт Пьюбин.
Мы с судьей его проигнорировали. Я кивнул Пирсу, показывая, что все понимаю. Но сдаваться я не собирался. Повернул ручку, открыл дверь, вышел в коридор и двинулся прочь от кабинета. Зашитый бок болел. Голова гудела. Мне хотелось сесть и заплакать. А еще – сесть и подумать о том, что я узнал о матери и сестре.
– Я не думал, что это сработает.
Я повернулся. Увидел Э-Джея Дженретта.
– Я всего лишь пытался спасти сына.
– Ваш сын изнасиловал девушку.
– Знаю.
В руке он держал конверт из плотной бумаги.
– Присядем на минутку, – предложил Дженретт.
– Нет.
– Представьте себе свою дочь. Вашу Кару. Представьте, что она выросла. Возможно, она слишком много выпьет на вечеринке. Возможно, собьет кого-то, сидя за рулем. Может, кто-то погибнет. Представьте что-то такое. Допустим, она сделает ошибку.
– Изнасилование не ошибка.
– Ошибка, будьте уверены. Вы знаете, он больше никогда не пойдет на такое. Он зарвался. Посчитал себя неприкасаемым. Теперь он понимает: это не так.
– Мы уже все обговорили.
– Знаю. Но у всех есть секреты. Все допускают ошибки, совершают преступления, делают что-то нехорошее. Просто некоторым удается очень глубоко запрятать свои грехи.
Я промолчал.
– Я не трогал вашего ребенка, – продолжил Дженретт. – Но пытался достать вас. Я перетряхнул ваше прошлое, добрался до вашего шурина. Но я не трогал вашего ребенка. Это для меня святое.
– А вы человек принципа. Что вы нарыли на судью Пирса?
– Это не важно.
Конечно же, он был прав. Меньше знаешь – лучше спишь.
– Что я могу сделать, чтобы помочь моему сыну, мистер Коупленд?
– Поезд уже ушел.
– Вы действительно так считаете? Думаете, его жизнь кончена?
– Ваш сын отсидит пять, может, шесть лет. От того, что он сделает, находясь в тюрьме, и того, что он сделает, выйдя на свободу, и будет зависеть его жизнь.
Э-Джей показал мне конверт из плотной бумаги.
– Не знаю, что мне с этим делать. – Я молчал. – Человек прилагает все силы, чтобы защитить своих детей. Может, этим я могу оправдаться. Может, этим оправдывался и ваш отец.
– Мой отец?
– Ваш отец служил в КГБ. Вы это знали?
– У меня нет времени на пустые разговоры.
– Это материалы его личного дела. Мои люди перевели их на английский.
– Мне незачем их читать.
– А я думаю, в этом есть необходимость, мистер Коупленд. – Он протянул конверт. Я его не взял. – Если хотите узнать, как далеко может зайти отец, чтобы обеспечить детям лучшую жизнь, вы должны это прочитать. Может, тогда вы немного поймете и меня.
– Я не хочу вас понимать.
Э-Джей Дженретт по-прежнему протягивал конверт. В конце концов, я его взял. Он ушел, более не произнеся ни слова.
Я направился в кабинет, закрыл за собой дверь. Сел за стол, достал материалы. Прочитал первую страницу. Ничего интересного. Прочитал вторую, и, когда уже подумал, что ничто и никогда не причинит мне более сильных страданий, слова вспороли мне грудь и вырвали сердце.
Мьюз вошла не постучавшись.
– Скелет, который нашли около лагеря… Это не твоя сестра.
Я не мог говорить.
– Видишь ли, доктор О'Нилл нашла какую-то подъязычную кость. Формой похожа на подкову. В любом случае она сломана пополам. Это означает, что жертву, возможно, задушили руками. Но дело в том, что у молодых подъязычная кость не такая твердая, она больше похожа на хрящ. Поэтому О'Нилл провела рентгеновское исследование. Короче, скелет принадлежит женщине старше сорока лет, а может, и пятидесяти, но не девушке возраста Камиллы.
Я молчал. Смотрел на лежавшую передо мной страницу.
– Ты понимаешь? Это не твоя сестра.
Я закрыл глаза. И какая же тяжесть лежала на сердце!
– Коуп!
– Знаю.
– Что?
– В лесу не моя сестра. Это моя мать.
Глава 42
Сош не удивился, увидев меня.
– Ты все знал, не так ли? – спросил я.
Он говорил по телефону. Прикрыл рукой микрофон.
– Присядь, Павел.
– Я задал тебе вопрос.
Он закончил разговор, положил трубку на рычаг. Потом увидел в моей руке конверт из плотной бумаги.
– Это что?
– Материалы из личного дела отца. Достали в архиве КГБ.
Его плечи поникли.
– Нельзя верить всему, что там пишут. – Однако слова Соша прозвучали очень уж неубедительно.
– На второй странице написано, что сделал мой отец. – Я пытался изгнать дрожь из голоса.
Сош молча смотрел на меня.
– Он сдал властям моих бабушку и деда, так? Он тот самый человек, который предал их. Мой родной отец.
Сош молчал.
– Отвечай, черт побери!
– Ты не понимаешь…
– Мой родной отец сдал властям моих бабушку и дедушку? Да или нет?
– Да.
У меня перехватило дыхание.
– Твоего отца обвинили в том, что он допустил ошибку при родах. Я не знаю, правда ли это. Государство хотело добраться до него. Я рассказывал тебе, как тогда могли надавить на человека. Они бы уничтожили всю вашу семью…
– Он предал родителей моей матери, чтобы спасти собственную шкуру?
– Государство все равно расправилось бы с ними. Да, Владимир решил спасти своих детей, пожертвовав стариками. Он не думал, что все закончится так ужасно. Рассчитывал, что режим чуть прижмет их, ограничится легким внушением. Они побудут за решеткой несколько недель – не больше. Зато ваша семья могла начать новую жизнь. Твой отец предпочел дать шанс своим детям и внукам. Разве ты не понимаешь?
– Извини, не понимаю.
– Потому что ты богат и все у тебя хорошо.
– Не дури мне голову, Сош. Люди не продают членов своей семьи. Уж ты-то должен это знать. Ты пережил блокаду. Жители Ленинграда не сдавались. Что бы ни делали нацисты, вы все выдерживали с гордо поднятой головой.
– И ты думаешь, это мудро?! – рявкнул Сош. Его пальцы сжались в огромные кулаки. – Господи, какой же ты наивный! Мои брат и сестра умерли от голода. Ты это понимаешь? Если бы мы сдались, если бы отдали мерзавцам этот чертов город, Гавриил и Алина могли остаться в живых. Нацисты все равно проиграли бы эту войну, а брат и сестра выросли бы, завели детей, у них появились бы внуки, они дожили бы до старости. А вместо этого… – Он отвернулся.
– Когда моя мать узнала о том, что он сделал?
– Чувство вины не отпускало его, твоего отца. Думаю, твоя мать подозревала его с самого начала. Отсюда и ее презрение к нему. Но после той ночи, когда исчезла Камилла, он подумал, что она мертва. И сломался. Во всем признался жене.
Что ж, это укладывалось в общую картину. Жуткую картину. Мать узнала, что натворил отец, и не могла простить ему предательства своих родителей. Она заставила его страдать, не сказав ему, что их дочь жива.
– Значит, мать прятала мою сестру. Ждала, пока придут деньги Айры Силверстайна. А потом собиралась сбежать вместе с Камиллой.
– Да.
– Но без ответа остается главный вопрос, так?
– Какой вопрос?
Я воздел руки вверх:
– Как насчет меня, ее единственного сына? Как мать могла бросить меня?
Сош молчал.
– Всю жизнь я думал, что матери наплевать на меня. Что она убежала, даже не оглянувшись. Почему ты позволил мне в это верить, Сош?
– Ты думаешь, правда лучше?
Я подумал о том, как шпионил за отцом в лесах. Он рыл и рыл землю в поисках дочери. Я думал, он перестал рыть, потому что сбежала мать. Я помнил последний день, когда он поехал в лес, как он велел мне не шпионить за ним.
«Не сегодня, Пол. Сегодня я поеду один».
В тот день он вырыл последнюю могилу. Не для того чтобы найти мою сестру. Чтобы похоронить мать.
Как это сентиментально – мать там, где вроде бы покоилась моя сестра. Или дело в другом? Кто будет искать тело там, где уже обследован каждый кустик?
– Отец узнал, что она собирается сбежать.
– Да.
– Как?
– Ему сказал я.
Сош встретился со мной взглядом. Я промолчал.
– Я узнал, что твоя мать сняла сто тысяч долларов с их общего счета. В КГБ все следили друг за другом. Я сообщил об этом твоему отцу.
– И он спросил ее, что это значит.
– Да.
– И моя мать… – У меня перехватило дыхание. Я откашлялся, моргнул, попытался снова: – Мать не собиралась оставлять меня. Она хотела взять меня с собой.
Сош выдержал мой взгляд, потом кивнул.
Правда могла хоть в малой мере утешить меня. Не утешила.
– Ты знал, что отец ее убил, Сош?
– Да.
– И это все? – Он не ответил. – И ты ничего не сделал?
– Мы еще работали на государство. Если бы власти узнали, что он убийца, опасность нависла бы над всеми нами.
– Стало бы известно, какая у тебя настоящая работа.
– Не только у меня. Твой отец знал многих из нас.
– И ему все сошло с рук.
– Так мы тогда работали. Шли на многое ради высокой цели. По словам твоего отца, мать пригрозила выдать нас всех.
– Ты в это поверил?
– Разве важно, поверил я или нет? Твой отец не собирался убивать ее. Он впал в состояние аффекта. Представь себе, Наташа собирается уйти от него и спрятаться. Собирается забрать детей и исчезнуть навсегда.
Я вспомнил последние слова отца, на смертном одре…
«Мы все равно должны ее найти».
Он говорил про тело Камиллы? Или про саму Камиллу?
– Отец узнал, что моя сестра жива.
– Все не так просто.
– Что значит «не так просто»? Выяснил он это или нет? Мать сказала ему?
– Наташа? – Сош фыркнул. – Никогда. Ты говоришь о храбрости, о способности противостоять трудностям. Она ничего бы ему не сказала, что бы он с ней ни делал.
– Даже если бы задушил?
Сош промолчал.
– Так как он узнал?
– Убив твою мать, отец просмотрел ее бумаги, телефонные счета. Сложил два и два… так что подозрения у него возникли.
– Он знал?
– Я же сказал, все не так просто.
– Не понимаю тебя, Сош. Он искал Камиллу?
Сош закрыл глаза. Посидел так немного, потом поднялся из-за стола.
– Ты спрашивал меня насчет блокады Ленинграда. Знаешь, чему она меня научила? Мертвые – ничто. Они ушли. Ты хоронишь их и двигаешься дальше.
– Буду об этом помнить, Сош.
– Ты вот все роешь. Не оставляешь мертвых в покое. И чего добился? Убили еще двоих. Ты узнал, что любимый отец убил твою мать. Стоило ради этого стараться, Павел? Стоило тревожить призраки?
– Все зависит…
– От чего?
– От того, что случилось с моей сестрой.
Я ждал. Мне вспомнились самые последние слова отца: «Ты знал?»
Тогда я думал, что он обвинял меня, что прочел вину на моем лице. Но он спрашивал о другом: знал ли я о том, что в действительности случилось с моей Камиллой; знал ли, что он собственными руками убил мою мать и похоронил в лесу.
– Что случилось с моей сестрой, Сош?
– Вот это я и имел в виду, говоря, что не все так просто.
Я молчал.
– Ты должен понимать. Уверенности у твоего отца не было. Он нашел какие-то улики, это так, но точно он знал одно: твоя мать собиралась убежать с деньгами и взять с собой тебя.
– И что?
– Он обратился ко мне за помощью. Попросил разобраться с собранными уликами. Попросил найти твою сестру.
Я смотрел на него.
– Ты это сделал?
Он обошел стол, шагнул ко мне.
– Я все проанализировал, а потом сообщил твоему отцу, что он принял желаемое за действительное.
– В каком смысле?
– Я сказал, что твоя сестра умерла в ту ночь в лесу.
Я уже ничего не понимал.
– А она умерла?
– Нет, Павел. Она не умерла в ту ночь.
Мое сердце чуть не разорвало грудь.
– Ты ему солгал. Ты не хотел, чтобы он ее нашел.
Он молчал.
– А теперь? Где она теперь?
– Твоя сестра знала, что сделал отец. Разумеется, она никому ничего не могла сказать. Не было у нее никаких доказательств его вины. Да и власти заинтересовались бы причиной ее исчезновения. Разумеется, она боялась отца. Как она могла вернуться к человеку, который убил ее мать?
Я подумал о семье Перес, об обвинениях в обмане и прочем. В том же могли обвинить и нашу семью. У Камиллы хватало причин не возвращаться.
Но надежда затеплилась.
– Так ты ее нашел?
– Да.
– И?..
– Дал ей денег.
– А еще помог ей спрятаться от него.
Он не прокомментировал мое замечание. Да и зачем?
– Где она теперь?
– Все контакты оборвались давным-давно. Ты должен понять: Камилла не хотела причинять тебе боль. Она думала о том, чтобы забрать тебя с собой. Но поначалу такой возможности просто не было. И она знала, как ты любил отца. Позднее ты стал публичной личностью и ее появление могло сильно тебе навредить. Видишь ли, если бы она вернулась, все детали вашей семейной трагедии стали бы достоянием общественности. И твоя карьера закончилась бы.
– Ты прав.
– Да. Мы это знаем.
«Мы», – сказал он. «Мы».
– Так где Камилла?
– Она здесь, Павел.
Из комнаты словно выкачали весь воздух. Я не мог вздохнуть. Покачал головой.
– Мне потребовалось время, чтобы найти ее после стольких лет, – продолжил Сош. – Но я нашел. Мы поговорили. Она не знала, что ваш отец умер. Я ей сказал. И вот это, само собой, все изменило.
– Подожди. Ты… – Я замолчал. – Ты говорил с Камиллой? – Я не узнавал собственный голос.
– Да, Павел.
– Не понимаю…
– Когда ты вошел, я говорил с ней по телефону.
Внутри у меня похолодело.
– Она остановилась в отеле в двух кварталах отсюда. Я попросил ее прийти. – Сош посмотрел на двери лифта. – А вот и она. Уже поднимается.
Я медленно повернулся, наблюдал, как на индикаторной строке загораются числа. Услышал звонок, возвещающий о прибытии кабины. Шагнул к дверям. Я не верил Сошу. Думал, что он разыгрывает меня, пусть это и жестоко. Но надежда толкала меня вперед.
Двери открылись. Они двигались медленно, со скрежетом, словно не хотели выпускать пассажира. Я застыл. Сердце готово было выскочить из груди. Я не отводил глаз от расходящихся дверей.
И вот, через двадцать лет после исчезновения в ночном лесу, моя сестра Камилла вернулась в мою жизнь.
Достарыңызбен бөлісу: |