Люси села в машину, я включил проигрыватель. Зазвучала песня Брюса Спрингстина «Вновь в твоих объятиях». Она улыбнулась.
– Уже записал?
– Да.
– Нравится?
– Очень. Я добавил несколько других. В том числе запись с одного из концертов Спрингстина. «Ночная поездка».
– От этой песни я всегда плачу.
– Ты плачешь от всех песен.
– Только не от «Суперпсиха» Рика Джеймса.43
– Делаю поправку.
– И «Распутная девушка». От этой песни я не плачу.
– Даже когда Нелли44 поет: «Тебе подавай таких, как Стив Нэш45»?
– Боже, ты так хорошо меня знаешь?
Я молча улыбнулся.
– Ты выглядишь очень уж спокойным для человека, только-только узнавшего, что его сестра жива.
– Строю переборки.
– Не поняла.
– Просто я возвожу стены между теми или иными событиями в моей жизни. Только так и смог пройти через это безумие. О сестре сейчас совсем не думаю.
– Строишь переборки.
– Именно так.
– В психологии мы пользуемся другим термином. Мы называем это полным избеганием.
– Называй как хочешь. Мы на верном пути, Люси. Мы найдем Камиллу. Она жива и здорова.
Какое-то время мы ехали молча.
– Что может помнить твой отец? – спросил я.
– Не знаю. Но нам известно, что Джил к нему приезжал. Я предполагаю, что после его визита в голове у Айры что-то сдвинулось. Может, он что-то и вспомнил. Может – нет. С памятью у него совсем плохо. Возможно, он вообразил то, чего не было и в помине.
Мы припарковались рядом с «фольксвагеном» Айры. Один только вид автомобиля вызвал воспоминания. Айра постоянно разъезжал по лагерю на своем «жуке». Высовывал из окошка голову, улыбался, что-то развозил. Он разрешал подросткам украшать «фольксваген». Но сейчас старый «жук» никаких воспоминаний не вызвал.
И все-таки перегородки ломались.
Потому что я надеялся.
Надеялся, что найду сестру. Надеялся, что впервые после смерти Джейн встретил женщину, которая мне действительно нужна, надеялся, что теперь рядом с моим будет вновь биться другое сердце.
Я попытался призвать себя к сдержанности. Попытался не забывать, что надежда – жестокая особа, что она может смять душу, как стаканчик из вощеной бумаги. Но в тот момент мне претили такие мысли. Я хотел держаться за надежду и обрести будущее.
Я посмотрел на Люси. Она улыбнулась, и я почувствовал, что сердцу уже не хватает места в груди. Такого я не испытывал уже давно. А потом, к собственному удивлению, протянул обе руки и сжал щеки Люси. Ее улыбка исчезла. Глаза встретились с моими. Я чуть приподнял ее голову и легонько поцеловал в губы. Меня словно ударило током. Я услышал, как она ахнула. Потом ответила на поцелуй.
И окружающий мир тут же окрасился в яркие цвета.
Люси положила голову мне на грудь. Я услышал, как она плачет. Гладил ее по волосам и сам боролся со слезами. Не знаю, сколько мы так просидели. Может, пять минут, может, пятнадцать. Просто не знаю.
– Тебе пора идти, – наконец прошептала она.
– Ты останешься здесь?
– Айра поставил условие: ты приходишь один. Я, может, заведу его автомобиль, чтобы подзарядить аккумулятор.
Второй раз я ее не поцеловал. Выбрался из машины и не пошел – полетел. Здание из красного кирпича стояло посреди зеленого парка. Фасад украшали белые колонны. Чем-то оно напомнило мне общежитие богатого студенческого братства.
За регистрационной стойкой сидела женщина. Я представился. Она попросила меня расписаться в книге посетителей. Потом сняла трубку и что-то шепотом в нее сказала. Я ждал, слушая успокаивающую музыку, которая играла в вестибюле.
Появилась рыжеволосая женщина в юбке, блузке и очках. Выглядела она как медсестра, только без белого халата.
– Я Ребекка, – представилась она.
– Пол Коупленд.
– Я отведу вас к мистеру Силверстайну.
– Благодарю.
Я ожидал, что она поведет меня по коридору, но мы вышли в парк. Ухоженный, уже подсвеченный, хотя еще не стемнело, декоративными фонарями. Густая зеленая изгородь окружала территорию.
Айру Силверстайна я заметил сразу.
Он изменился и при этом остался прежним. Вы наверняка встречали таких людей. Они становятся старше, седеют, толстеют, сутулятся, но совершенно не меняются. К ним относился и Айра.
– Айра!
Просто по именам в лагере взрослых не называли. Добавляли «дядя» или «тетя», но у меня язык не поворачивался обратиться к нему: «Дядя Айра».
Он был в пончо – такое я в последний раз видел в документальном фильме о Вудстоке, – в сандалиях. Айра медленно поднялся, протянул ко мне руки. Так было и в лагере. Там все обнимались. Все любили друг друга. Я шагнул в его объятия. Он прижал меня к себе, со всей силой. Я почувствовал его бороду на своей щеке.
Айра отпустил меня и повернулся к Ребекке:
– Оставьте нас одних.
Медсестра ушла, а он повел меня к зеленой парковой скамье. Мы сели.
– Ты не изменился, Коуп.
Он помнил мое прозвище.
– Вы тоже.
– Ты думал, тяжелые годы в большей степени отразятся на наших лицах, да?
– Пожалуй.
– Чем ты теперь занимаешься?
– Я прокурор округа.
– Правда?
– Да.
Он нахмурился:
– Вписался в общество.
Все тот же Айра.
– Я не сажаю в тюрьму борцов за мир, – заверил я его. – Только убийц и насильников.
Он прищурился:
– Поэтому ты здесь?
– Что?
– Пытаешься найти здесь убийц и насильников?
Я не знал, как это понимать, поэтому решил гнуть свое:
– В каком-то смысле. Я пытаюсь выяснить, что произошло той ночью в лесу.
Глаза Айры закрылись.
– Люси сказала, что вы хотели меня видеть.
– Да.
– Почему?
– Я хотел знать, почему ты вернулся.
– Я никуда не возвращался.
– Ты разбил сердце Люси.
– Я ей писал. Пытался дозвониться. Она не отвечала.
– Все равно. Она страдала.
– Я этого не хотел.
– Так почему ты вернулся?
– Я хочу выяснить, что случилось с моей сестрой.
– Ее убили. Как и остальных.
– Нет, не убили.
Он промолчал. Я решил немного надавить:
– Вы кое-что знаете, Айра. Джил Перес приходил сюда, не так ли?
Айра облизал губы.
– Сухо.
– Что?
– Во рту пересохло. У меня был один друг из Кэрна. Это в Австралии. Клевый чувак. Так он обычно говорил: «Человек не верблюд, дружище». Это означало, что ему хотелось выпить. – Айра улыбнулся.
– Не думаю, что здесь найдется выпивка, Айра.
– Знаю. Я никогда особенно не налегал на спиртное. Предпочитал, как теперь говорят, «восстанавливающие наркотики». Но я про воду. В холодильнике есть «Польская родниковая». Ты знаешь, что «Польскую родниковую» привозят сюда из Мэна?
Он рассмеялся, встал, пошел по тропинке направо. Я последовал за ним. Тропинка привела к большой сумке-холодильнику на колесиках с логотипом «Нью-Йорк рейнджерс» на крышке-дверце. Он поднял крышку, достал бутылку, протянул мне. Взял вторую, открутил пробку, поднял ко рту. Вода потекла по бороде, окрашивая ее в темно-серый цвет.
– А-а-х, – удовлетворенно выдохнул он, допив бутылку.
Я попытался вернуть разговор в нужное русло:
– Вы сказали Люси, что хотите меня видеть.
– Да.
– Почему?
– Потому что ты здесь.
– Я здесь, потому что вы попросили меня прийти.
– Не здесь, а вновь в нашей жизни.
– Я же сказал вам: я пытаюсь выяснить…
– Почему теперь?
Опять вопрос.
– Потому что Джил Перес не умер той ночью. Он вернулся. Он приходил к вам, так?
Айра уставился в никуда. Потом устремился вперед по дорожке. Я поспешил за ним.
– Он приходил, Айра?
– Он не назвался этим именем.
Айра продолжал идти. Я заметил, что он прихрамывает. И лицо перекосило от боли.
– Вам нехорошо? – спросил я.
– Мне нужно прогуляться.
– Куда?
– В лес. Тут есть тропки. Пойдем.
– Айра, я здесь не для…
– Он сказал, что его зовут Маноло как-то там. Но я знал, кто он. Маленький Джил Перес. Ты его помнишь? Я хочу сказать, из тех дней?
– Да.
Айра покачал головой:
– Хороший мальчик. Но так легко поддавался чужому влиянию…
– Чего он хотел?
– Он не сказал мне, кто он. Поначалу. Да и не выглядел таким, как прежде. Но что-то в нем… ты понимаешь? Можно изменить внешность. Можно набрать вес. Но легкая шепелявость осталась. Да и двигался он как и прежде. Будто постоянно чего-то опасался. Ты понимаешь, о чем я?
– Да.
Я думал, территория дома престарелых надежно огорожена, но ошибся. Айра проскользнул в брешь в зеленой изгороди. Я последовал за ним. Увидел заросший лесом холм. Айра начал подниматься по тропе.
– Вам разрешено уходить?
– Разумеется. Я здесь добровольно. Могу приходить и уходить когда захочется.
Он продолжал идти.
– И что сказал вам Джил?
– Он хотел узнать, что произошло той ночью.
– А он не знал?
– Знал что-то. Но хотел узнать больше.
– Не понимаю.
– Тебе и не надо.
– Нет, Айра, надо.
– Все кончено. Уэйн в тюрьме.
– Уэйн не убивал Джила Переса.
– Я думал, что убил.
Я не понимал, что происходит. Айра прибавил шагу, хотя и прихрамывал от боли.
– Джил вспоминал мою сестру?
Он замер. Улыбка стала грустной.
– Камилла…
– Да.
– Бедняжка.
– Он ее упоминал?
– Я любил твоего отца, знаешь ли. Такой милый человек, а жизнь его так потрепала.
– Джил говорил, что случилось с моей сестрой?
– Бедная Камилла…
– Да, Камилла. О ней он что-нибудь говорил?
Айра продолжил подъем.
– Так много крови в ту ночь…
– Пожалуйста, Айра! Джил что-нибудь говорил о Камилле?
– Нет.
– Так чего он хотел?
– Того же, что и ты.
– Чего именно?
Он повернулся:
– Ответов.
– На какие вопросы?
– На те же, что и у тебя. Что произошло той ночью? Он не понимал, Коуп. Все кончено. Они мертвы. Убийца в тюрьме. Нельзя тревожить мертвых.
– Джил не умер.
– До того дня, как пришел ко мне, он был среди мертвых. Ты это понимаешь?
– Нет.
– Все кончено. Мертвые ушли. Живые в безопасности.
Я схватил его за руку:
– Айра, что тебе сказал Джил Перес?
– Ты не понимаешь.
Мы остановились. Айра посмотрел вниз. Я тоже. Далеко внизу виднелась только крыша дома престарелых. Мы стояли среди леса. Оба тяжело дышали. Айра побледнел еще больше.
– Нельзя их тревожить.
– А кто тревожит?
– Так я и сказал Джилу. Все кончено. Надо двигаться дальше. Все это произошло давным-давно. Он умер. А теперь выясняется, что нет. Но ему следовало умереть.
– Айра, послушайте меня. Что сказал вам Джил?
– Ты не отступишься, так?
– Не отступлюсь.
Айра кивнул. Лицо его стало очень грустным. Он сунул руку под пончо, достал пистолет, наставил на меня и, более не произнеся ни слова, выстрелил.
Достарыңызбен бөлісу: |