Художник Ю. Д. Федичкин Винокуров И. Вд непомнящий Н. Н. В49 Кунсткамера аномалий
жүктеу/скачать 2.22 Mb.
|
|
обрадовался? Но чего бы я испугался? Чему бы обрадовался? Разве вот чему: это было бы доказательством, что есть другой мир, что душа бессмертна. Но, впрочем, если бы 476 я даже что-нибудь увидел - ведь это могло бы тоже быть галлюцинацией зрения..." Однако он зажег свечку - и быстрым взором, не без некоторого страха, обежал всю комнату... и ничего в ней необыкновенного не увидел. Он встал, подошел к стереоскопу... опять та же серая кукла с глазами, смотрящими в сторону. Чувство страха заменилось в Аратове чувством досады. Он как будто обманулся в своих ожиданиях... да и смешны ему показались эти самые ожиданья. "Ведь это наконец глупо!" - пробормотал он, снова ложась в постель - и задул свечку. Опять водворилась глубокая темнота. Аратов решился заснуть на этот раз... Но в нем возникло новое ощущение. Ему показалось, что кто-то стоит посреди комнаты, недалеко от него-и чуть заметно дышит. Он поспешно обернулся, раскрыл глаза... Но что же можно было видеть в этой непроницаемой темноте? Он стал отыскивать спичку на ночном столике... и вдруг ему почудилось, что какой-то мягкий, бесшумный вихрь пронесся через всю комнату, через него, сквозь него - и слово "Я!" явственно раздалось в его ушах... "Я!.. Я!.." Прошло несколько мгновений, прежде чем он успел зажечь свечку. В комнате опять никого не было - и он уже не слышал ничего, кроме порывистого стука собственного сердца. Он выпил стакан воды - и остался неподвижен, опершись головою на руку. Он ждал.
станет же она играть со мною, как кошка с мышью!" Он ждал, ждал долго... так долго, что рука, которой он поддерживал голову, отекла... но ни одно из прежних ощущений не повторялось. Раза два глаза его слипались... Он тотчас открывал их... по крайней мере ему казалось, что он их открывал. Понемноту они устремились на дверь и остановились на ней. Свеча нагорела - и в комнате стало опять темно... но дверь белела длинным пятном среди полумрака. И вот это ""пошевельнулось, уменьшилось, исчезло... и на его месте, на пороге двери, показалась женская фигура. Аратов всматР"°^^ся- Клара! И на этот раз она прямо смотрит на него, подвигается к нему... На голове у ней венок из красных роз... Он весь всколыхнулся, приподнялся... 477 Перед ним стоит его тетка, в ночном чепце с большим красным бантом и в белой кофте. - Платоша! - с трудом проговорил он. - Это вы? - Это я, - ответила Платонида Ивановна. - Я, Яшененочек, я. - Зачем вы пришли?
как закричишь: "Спасите! помогите!" - Я кричал? - Да; кричал - и хрипло так: "Спасите!" Я подумала: Господи! Уж не болен ли он? Я и вошла. Ты здоров? - Совершенно здоров.
Фигура доброй старушки в чепце и кофте, с испуганным, вытянутым лицом, была действительно очень забавна. Все то таинственное, что его окружало, что давило его - все эти чары разлетались разом. - Нет, Платоша, голубушка, не надо, - промолвил он. - Извините, пожалуйста, что я нехотя вас потревожил. Почивайте спокойно - и я усну.
поворчала: зачем, мол, не гасишь... долго ли до беды! - и, уходя, не могла удержаться, чтобы хоть издали, да не перекрестить его.
расположении духа... хотя ему и было жаль чего-то... Он чувствовал себя легко и свободно. "Экие романтические затеи, подумаешь", - говорил он самому себе с улыбкой. Он ни разу не взглянул ни на стереоскоп, ни на вырванный им листик. Однако тотчас после завтрака отправился к КупферУ. Что его туда влекло... он сознавал смутно. XVI Аратов застал своего сангвинического приятеля дома. Поболтал с ним немного, попрекнул ему, что он совсем их с теткой забывает, - выслушал новые похвалы золотой женщине, княгине, от которой Купфер только что получил из 478 Ярославля ермолку, вышитую рыбьей чешуей... и вдруг, усевшись перед Купфером и глядя ему прямо в глаза, объявил, что ездил в Казань. - Ты ездил в Казань? Это зачем?
' Милич.
- О той, что отравилась? -Да. Купфер покачал головою. - Вишь ты какой! А еще тихоня! Тысячу верст отломал туда и сюда... из-за чего? А? И хоть бы женский интерес туг был какой! Тогда я все понимаю! все! всякие безумства! - Купфер взъерошил себе волосы. - Но чтобы одни материалы ' собирать - как это у вас говорится - у ученых мужей... Слуга покорный! На это существует статистический комитет! Ну и что ж, познакомился ты со старухой и с сестрой? Не правда ли, чудесная девушка?
- То есть... как же? - Да; каким манером?
расспрашивать. А разве было что особенное? - Конечно, было. Представь: она должна была в самый тот день играть - и играла. Взяла с собою стклянку аду в театр, перед первым актом выпила - и так и доиграла весь этот акт. С адом-то внутри! Какова сила воли? Характер каков? И, говорят, никогда она с таким чувством, с таким жаром не проводила своей роли! Публика ничего не подозревает, хлопает, вызывает... А как только занавес опустился - и она тут же, на сцене, упала. Корчи... корчи... ичерезчасидухвон* Да разве я тебе этого не рассказывал? И в газетах об этом было' У Аратова внезапно похолодели руки и в груди задрожало. - Нет, ты мне этого не рассказывал, - промолвил он наконец. -И ты не знаешь, какая это была пьеса? Купфер задумался.
быть, драма какая-нибудь. Клара была Рождена для драматических ролей... Самая ее наружность. Но
шапку.
раз зайду. Купфер остановил его и заглянул ему в лицо. - Экой ты, брат, нервический человек! Посмотри-ка на себя... Побелел, как глина. - Мне нездоровится, - повторил Аратов, освободился от руки Купфера и отправился восвояси. Только в это мгновение ему стало ясно, что он и приходил-то к Купферу с единственной целью поговорить о Кларе... "О безумной, о несчастной Кларе..." Однако, придя домой, он опять скоро успокоился - до некоторой степени.
потрясающее впечатление; но потом эта игра "с ядом внутри", как выразился Купфер, показалась ему какой-то уродливой фразой, бравировкой - и он уже старался не думать об этом, боясь возбудить в себе чувство, похожее на отвращение. А за обедом, сидя перед Платошей, он вдруг вспомнил ее полуночное появление, вспомнил эту куцую кофту, этот чепец, с высоким бантом (и к чему бант на ночном чепце?!), всю эту смешную фигуру, от которой, как от свистка машиниста в фантастическом балете, все его видения рассыпались прахом! Он даже заставил Платошу повторить рассказ о том, как она услышала его крик, испугалась, вскочила, не могла разом попасть ни в свою, ни в его дверь, и т. д. Вечером он с ней поиграл в карты и ушел в свою комнату немного грустный, но опять-таки довольно спокойный.
проведет ее как нельзя лучше. Мысль о Кларе от времени до времени пробуждалась в нем; но он тотчас вспоминал, как она "фразисто" себя уморила, и отворачивался. Это "безобразие" мешало другим воспоминаниям о ней. Взглянувши мельком на стереоскоп, ему даже показалось, что она оттого смотрела в сторону, что ей было стыдно. Прямо над стереоскопом на стене висел портрет его матери. Аратов снял его с гвоздя, долго его рассматривал, поцеловал и бережно спрятал в ящик. Отчего он это сделал? Оттого ли,
или по другой какой причине - Аратов не отдал себе отчета. Но портрет матери возбудил в нем воспоминание об отце... об отце, которого он видел умирающим в этой же самой комнате, на этой постели. "Что ты думаешь обо всем этом, отец? - обратился он мысленно к нему. - Ты все это понимал; ты тоже верил в шиллеровский "мир духов". Дай мне совет!" - Отец дал бы мне совет все эти глупости бросить, - промолвил Аратов громко и взялся за книгу. Читать он, однако, долго не мог и, чувствуя какое-то отяжеление всего тела, раньше обыкновенного лег в постель, в полной уверенности, что заснет немедленно. Оно так и случилось... но не оправдались его надежды на мирную ночь. XVII Полночь еще не успела пробить, как ему уже привиделся необычайный, угрожающий сон. Ему казалось, что он находится в богатом помещичьем доме, которого он был хозяином. Он недавно купил и дом этот, и все прилегавшее к нему имение. И все ему думается: "Хорошо, теперь хорошо, а быть худу!" Возле него вертится маленький человечек, его управляющий; он все смеется, кланяется и хочет показатъАратову, как у него в доме и имении все отлично устроено. "Пожалуйте, пожалуйте, - твердит он, хихикая при каждом слове, -посмотрите, как у вас все благополучно! Вот лошади... экие чудесные лошади!" И Аратов видит ряд громадных лошадей. Они стоят к нему задом, в стойлах; гривы и хвосты у них удивительные... Но как только Аратов проходит мимо, головы лошадей поворачиваются к нему - и скверно скалят зубы. "Хорошо... - думает Аратов, - а быть худу!" - "Пожалуйте, пожалуйте, - опять твердит Управляющий, - пожалуйте в сад: посмотрите, какие у вас чудесные яблоки". Яблоки точно чудесные, красные, круглые; но как только Аратов взглядывает на них, они морщатся ч падают... "Быть худу", - думает он. "А вот и озеро, - лепечет управляющий, - какое оно синее да гладкое! Вот и лодочка золотая... Угодно на ней прокатиться?.. она сама
садится в лодочку. На дне лежит, скорчившись, какое-то маленькое существо, похожее на обезьяну; оно держит в лапе стклянку с темной жидкостью. "Не извольте беспокоиться, - кричит с берегу управляющий... - Это ничего! Это смерть! Счастливого пути!" Лодка быстро мчится . но вдруг налетает вихрь, не вроде вчерашнего, бесшумного, мягкого - нет: черный, страшный, воющий вихрь! Все мешается кругом - и среди крутящейся мглы Аратов видит Клару в театральном костюме: она подносит стклянку к губам, слышатся отдаленные: "Браво! браво!" - и чей-то грубый голос кричит Аратову на ухо: "А! ты думал, это все ком^гией кончится? Нет, это трагедия! трагедия!"
слабый свет и печально и неподвижно освещает все предметы. Аратов не отдает себе отчета, откуда льется этот свет... Он чувствует одно: Клара здесь, в этой комнате... он ощущает ее присутствие... он опять и навсегда в се власти! Из губ его исторгается крик: - Клара, ты здесь?
- Да! - слышится снова. - Так я хочу тебя видеть! - вскрикивает он и соскакивает с постели. Несколько мгновений простоял он на одном месте, попирая голыми ногами холодный пол. Взоры его блуждалг "Где же? где?" - шептали его губы... Ничего не видать, не слыхать...
происходил от ночника, заслоненного 'истом бумаги и поставленного в углу, вероятно, Платоше^, Б то время как он спал. Он даже почувствовал запах ладана... т<же, вероятно, дело ее рук. 1 Он поспешно оделся. Оставаться в постели, спать - было1 немыслимо. Потом он остановился посреди комнаты и скрестил руки. Ощущение присутствия Клары было в нем сильнее чем когда-либо. 1
медленностью, как произносят заклинания. - Клара, - так начал он, - если ты точно здесь, если ты меня видишь, если ты меня слышишь - явись!.. Если эта идасть, которую я чувствую над собою, - точно твоя власть - явись! Если ты понимаешь, как горько я раскаиваюсь в том, .то не понял, что оттолкнул тебя, - явись! Если то, что я . дышал - точно твой голос; если- чувство, которое овладело "ною, - любовь; если ты теперь уверена, что я люблю тебя, [, который до сих пор и не любил и не знал ни одной женщины; если ты знаешь, что я после твоей смерти полюбил тебя страстно, неотразимо, если ты не хочешь, чтобы я сошел с ума, - явись, Клара! Аратов еще не успел произнести это последнее слово, кцк вдруг почувствовал, что кто-то быстро подошел к нему, сзади - как тогда, на бульваре - и положил ему руку на плечо. Он обернулся - и никого не уввдсд. Но то ощущение ее присутствия стало таким явственным, таким несомненным, что он ОПЯТЬ торопливо оглянулся...
черном. Голова отклонена в сторону, как в стереоскопе... Это она! Это Клара! Но какое строгое, какое унылое лицо!
ни испуга, ни радости не было в нем - ни даже удивления... Даже сердце его стало тише биться. Одно в нем было сознание, одно чувство: "А.' наконец! наконец!" - Клара, -заговорил он слабым, но ровным голосом, - отчего ты не смотришь на меня? Я знаю, что это ты... но ведь я могу подумать, что мое воображение создало образ, подобный тому... (Он указал рукою в направлении стереоскопа.) Докажи мне, что это ты... обернись ко мне, посмотри на меня, Клара!
- Клара! Клара! обернись ко мне! И голова Клары тихо повернулась, опущенные веки раскрылись, и темные зрачки ее глаз вперились в Аратова. Он подался немного назад - и произнес одно протяжное, трепетное: - А! Клара пристально смотрела на него... но ее глаза, ее черты сохраняли прежнее задумчиво-строгое, почти недовольное выражение. С этим именно выражением на лице явилась она на эстраду в день литературного утра - прежде чем увидала 1 Аратова. И так же, как в тот раз, она вдруг покраснела, лицо оживилось, вспыхнул взор - и радостная, торжествующая улыбка раскрыла ее губы... - Я прощен! - воскликнул Аратов. - Ты победила... Возьми же меня! Ведь я твой - и ты моя! Он ринулся к ней, он хотел поцеловать эти улыбающиеся, эти торжествующие губы - и он поцеловал их, он почувствовал их горячее прикосновение, он почувствовал даже влажный холодок ее зубов - и восторженный крик огласил полутемную комнату. Вбежавшая Платонида Ивановна нашла его в обмороке. Он стоял на коленях; голова его лежала на кресле; протянутые вперед руки бессильно свисли; бледное лицо дышало упоением безмерного счастия.
залепетала: - Яша! Яшенька! ЯшененочекИ - пыталась приподнять его своими костлявыми руками... он не шевелился. Тогда Платонида Ивановна принялась кричать не своим голосом. Вбежала служанка. Вдвоем они кое-как его подняли, усадили, начали прыскать в него водою - да еще с образа...
таким блаженным видом, что она еще пуще перетревожилась - и то его крестила, то себя... Аратов наконец отвел ее руку и все с тем же блаженным выраженьем на лице промолвил: - Да, Платоша, что с вами? - С тобой-то что, Яшенька?
теперь я желаю лечь да спать. - Он хотел было приподняться - но такую почувствовал в ногах, да и во всем теле, слабость, что без помощи тетки да служанки не был бы в состоянии раздеться - и лечь в постель. Зато он заснул очень скоро, сохраняя на лице все то же блаженно-восторженное выражение. Только лицо его было очень бледно. XVIII Когда на следующее утро Платонида Ивановна вошла к нему - он находился все в том же положении... но слабость не прошла - и он даже предпочел остаться в постели. Бледность его лица особенно не понравилась Платониде Ивановне. "Что это, Господи! - думалось ей, - кровинки в лице нет, от бульона отказывается, лежит да посмеивается - и все уверяет, что здоровехонек!" Он отказался и от завтрака. "Что же это ты, Яша? - спрашивала она его, - так весь день и намерен пролежать?" - "А хоть бы и так?" - ответил ласково Аратов. Самая эта ласковость опять-таки не понравилась Платониде Ивановне. Аратов имел вид человека, который узнал великую, для него очень приятную тайну - и ревниво держит и хранит ее про себя. Он дожидался ночи - не то что с нетерпеньем, а с любопытством. "Что же далее? - спрашивал он себя, - что будет?" Изумляться, недоумевать он перестал; он не сомневался в том, что вступил в сообщение с Кларой; что они любят друг друга... И в этом он не сомневался. Только... что же может выйти из такой любви? Вспоминал он тот поцелуй... и чудный холод быстро и сладко пробегал по всем его членам. "Таким поцелуем, - думалось ему, - и Ромео и Джульетта не менялись! Но в другой раз я лучше выдержу... Я буду обладать ею... Она придет в венке из маленьких роз на черных кудрях...
прадется умереть, чтобы быть вместе с нею? Не за этим ли она приходила - и не так ли она хочет меня взять?
нисколько. Уничтожитьона меня ведьне может? Напротив, только так и там я. буду счастлив... как не был счастлив в жизни, как и она не была... Ведь мы оба - нетронутые! О, этот поцелуй!". Платонида Ивановна то и дело заходила к Аратову в комнату; не беспокоила его вопросами - только взглядывала на него, ше.птала, вздыхала - и уходила опять. Но вот он отказался и от обеда... Это было уже из рук вон плохо. Старушка отправилась за своим знакомым участковым лекарем, в которого она верила только потому, что человек он был
непьющий и женился на немке. Аратов удивился, когда она 1 привела его к нему; Платонида Ивановна так настойчиво стада 1 просить своего Яшеньку позволить Парамону Парамоновичу ; (так звали лекаря) осмотреть его - ну хоть для нее! - что Аратов согласился. Парамон Парамоныч ощупал у него пульс, посмотрел на язык - кое-что порасспросил - и объявил наконец, что необходимо нужно его "поавскультировать". Аратов был в таком повадливом настроении духа, что и на это согласился. Лекарь деликатно обнажил .его грудь, деликатно постучал, послушал, похмыкал - прописал капли да микстуру, а главное: посоветовал быть спокойным и воздерживаться от сильных впечатлений. "Вот как! - подумал Аратов... - Ну, браг, поздно хватился!"
Парамоновичу на пороге трехрублевую ассигнацию. Участковый лекарь, который, как все совремеилые медики, - особенно те из них, что мундир носят, - любил пощеголять учеными терминами, объявил ей, что у ее племянника все ^диоптрические симптомы нервозной карде алгии - да и фебрис есть". "Ты, однако, батюшка, гсьори попроще, - отрезала Платонида Ивановна, - латынью- о не пугай; ты не в аптеке!" - "Сердце не в порядке, - обълскил лекарь, - ну и лихорадочка..." - и повторил свой совет н?счет спокойствия и воздержания. "Да ведь опасности нет?" - с строгостью спросила Платонида Ивановна (смотри, мол, опять в латынь не заезжай!). - "Пока не предвидится!"
аптеку за лекарством, которое Аратов не принял, несмотря на ее просьбы. Он отказался также и од грудного чаю. "И чего вы так беспокоитесь, голубуш^э^ -Я говорил он ей, - уверяю вас, я теперь самый здорой и! счастливый человек в целом свете!" Платонида Ивановн, ^слько головой качала. К вечеру с ним сделался небольшо ,.р; и все-таки он настоял на том, чтобы она не оставалас ^ его комнате и ушла спать к себе. Платонида Ивановна пов озалась - но не разделась и не легла; села в кресло - .. все прислушивалась да шептала свою молитву.
разбудил ее. Она вскочила, бросилась в кабинет к Аратову - и по-вчерашнему нашла его лежавшим на полу. 4Я6 Но он не пришел в себй по-вчерашнему, как ни бились над ним. С ним в ту же ночь сделалась горячка, усложненная воспалением сердца. Через несколько дней он скончался. Странное обстоятельство сопровождало его второй обморок. Когда его подняли и уложили, в его стиснутой правой руке оказалась небольшая прядь черных женских волос. Откуда взялись эти волосы? У Анны Семеновны была такая прядь, оставшаяся от Клары; но с какой стати было ей отдать Аратову такую для нее дорогую вещь? Разве как-нибудь в дневник она ее заложила - и не заметила, как отдала? В предсмертном бреду Аратов называл себя Ромео... после отравы; говорил о заключенном, о совершенном браке; о том, что он знает теперь, что такое наслаждение. Особенно ужасна была для Платоши минута, когда Аратов, несколько придя в себя и увидав ее возле своей постели, сказал ей:
знаешь, что любовь сильнее смерти?.. Смерть! Смерть, где жало твое? Не плакать - а радоваться должно - так же, как и я радуюсь...
жутко становилось бедной старухе". Вот какие "иные силы жизни" пришлось познать перед смертью Аратову... Критики - ценители творчества Тургенева, не раз подчеркивали удивительное правдоподобие, жизненность и реалистичность как переживаний Аратова, так и всей сюжетной линии повести. Еще в сентябре 1882 года П. В. Анненков, познакомившись с повестью в рукописи, писал автору: "...тут нет ни одной фальшивой черты, никакого пробела и никакого преувеличения или чересчур сильного размаха фантазии... самая искренняя вера в реальность галлюцинаций Аратова не покидает читателей, между тем как под ними он чувствует все время невидимую струю натурального объяснения дела. Это и составляет премудрость художника". Восемьдесят лет спустя В. Сквозников напишет почти то же самое: "Правда, как и в рассказе "Сон", общение с духом Клары оставляет открытой также возможность материалистического толкования. Как и тот болезненный мальчик, Аратов жүктеу/скачать 2.22 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|