И. Нилов, В. Г. Черкасов "Голодание ради здоровья"

14-й день восстановления: жалоб нет. Много читает. Настроение приподнятое. Свое заболевание расценивает как какое-то недоразумение: "Почему эта нелепая мысль занимала столько времени и места в жизни, не понимаю". Сон, аппетит хороший, много гуляет. Много общается с больными, шутит, смеется, мечтает после окончания лечения поступить в медицинский институт.

Больной выписан в состоянии полного выздоровления".

Вот его катамнез (проверка состояния через длительный срок после лечения): через год - совершенно здоров, высказывает лишь сожаление о времени, вычеркнутом из жизни в период болезни; через два года - совершенно здоров, женился, работает помощником оператора на газовой установке, с работой справляется, посещает кино, театры, концерты, интересуется медициной, биологией. По сведениям, полученным от родственников, каких-либо отклонений от нормы в поведении не отмечается. Еще через год: поступил в медицинский институт, учится и работает.

В данном случае мы вправе надеяться, что заболевание не повторится.

...Практика показала, что значительный терапевтический эффект дозированным голоданием наблюдается у больных с синдромом навязчивости, проявляющимся в навязчивых мыслях, идеях, страхах, сомнениях, в стремлении производить какое-нибудь действие. Больные чувствуют, что если они не выполнят это действие, то с ними случится что-то ужасное, гибельное. Их преследуют страх, тревога, волнение.

От бредовых идеи навязчивые состояния отличаются тем, что при них сохраняется критическое отношение больного к своим переживаниям.

Навязчивые состояния часто бывают очень стойкие, они трудно поддаются лечению, хотя в легкой форме могут проявляться и у здоровых людей при переутомлении или после каких-нибудь истощающих нервную систему обстоятельств. Иные, страдающие навязчивостью, постоянно, без всякого смысла считают предметы (окна в доме, рамы, полки на стеллажах, ступеньки лестницы) или производят вычитание или сложение номеров проходящего транспорта. У больных с навязчивыми идеями иногда появляются неприятные или даже непристойные мысли. Рождается страх: "А вдруг не выдержу и слова сами собой прорвутся?" Отсюда неуверенность, застенчивость, угрюмость, уход от людей.

А когда С. уходит, вспоминаем моряка на больничной койке. Жалобы на навязчивые мысли и неодолимое желание выкинуть что-нибудь недозволенное, страшное или постыдное. Его тянет пропасть, раскрытые окна, высота. Броситься... Но знает, что не сделает этого. Или потихоньку подкрасться, ударить какое-нибудь беспомощное существо: ребенка, старика, больного. Идет по улице, едет в автобусе, сидит в клубе - глаза выискивают жертву: ударить, избить, сдавить. И опять знает, что не сделает этого. Но чувство это мучительно.

"Хуже ощущения голода,- сказал нам С. на 4-й день голодания.- Сейчас вот хочется есть, и это хорошо, потому что больные мысли отступили, словно провалились куда-то".

С. проголодал 36 дней. Вел себя мужественно, ни разу не пожаловался на неприятные ощущения, "Все лучше моих постыдных желаний",- объяснял он.

Лечение голоданием у подобных больных дает исключительно хороший результат. Он наблюдается обычно в процессе восстановления или через 2 - 3 месяца после окончания лечении, когда полностью, даже с избытком, происходит восстановление не только веса, но и всех функций центральной нервной системы.

Встречаются, правда, и более тяжелые случаи.

После демобилизации начал работать контрольным мастером на заводе. Работа мне нравилась. Ходил в кино, встречался с девушками и жил обычной жизнью.

Потом вдруг появилось навязчивое стремление мыть руки: я боялся заразиться венерической болезнью. Сначала мыл руки один раз, потом 2-3 раза, а потом по 15 - 20 раз в день. Обратился к врачу. Давали мне элениум, аминазин, по все это совершенно не помогало, и врач сказал, что мне надо лечь в психиатрическую больницу. В больнице мне было сделано 30 инсулиновых шоков, которые не помогли. Я был выписан в состоянии ухудшения: общая слабость физическая, дрожание рук, появилась боязнь цифры "1" потому что первое отделение было самым тяжелым в больнице. Позже я стал бояться цифр "5" и "9".

Через год я поехал в Москву и госпитализировался в психиатрическую больницу им. Ганнушкина, где пролежал 5 месяцев, и вышел с еще большим ухудшением: боялся креста, церкви, цифр после "10", цифры "3", буквы "С". Выписался домой в таком состоянии, что не мог ни до чего дотронуться, не мог сам есть, так как опасался заражения,- кормила мать с ложки.

Мое состояние все ухудшалось... Боялся тройку и намыливался 4 раза. Каждый вечер начинал умываться с 10 часов и заканчивал к часу ночи. Мне казалось, что брызги с заразными микробами попадают мне то в лицо, то на шею, то на грудь, и до того доходило, что один раз я очень сильно ударил кулаком в умывальник - так мне это бесконечной мытье надоело.

Писал я левой рукой, чтобы правую сохранить чистой. Боялся книг Джека Лондона: он описывал прокаженных, сам их видел и мог инфекцию перенести в свои рукописи, а с них она, через типографию, могла попасть на книги и заразить меня, если я буду их читать. Мать со мной намучилась.

В этом же году я был принят в клинику лечебного голодания.

В первый, второй и третий день голодания голодание мое было тяжелым: мучил острый голод, на 4-й день аппетит немного притупился, но голодал очень тяжело - все время хотелось есть, даже звон посуды вызывал у меня мысли о пище.

На 7-й день очень хотелось есть. Симптомы болезни все усиливались: без конца мыл руки, боялся брызг от раковины, каждый день мыл голову. Утром на 10-й день я почувствовал, что острое чувство голода прошло. До 20-го дня состояние моего здоровья все ухудшалось: если вижу, что где-то моют полы, убегаю, так как чувствую, что брызги, содержащие микробы рака, проказы, трахомы и всяких других страшных заболеваний, попадут на меня. Эти брызги я чувствовал как уколы. Когда лежал в постели, накрывался с головой одеялом, чтобы по попали капли инфекции от нянечек, сестер и всех больных. Врачей я не боялся. После 20 дней голодания начал пить соки. Это было очень приятно. Первое место заняло питание. В этот день я впервые лег спать, не умываясь. На 3-й день я уже сам брался за дверные ручки, и опять лег спать не умывшись. На 4-й день остановил профессора в коридоре, с восторгом начал говорить, что я совершенно здоров, и стал руками браться за пол и за свое лицо. Я понимал, что это негигиенично, но преодолел чувство брезгливости - хотел доказать, что избавился от своих страхов.

Выписался в хорошем состоянии. Меня демонстрировали на конференции психиатров. Уехал домой выздоровевшим, с полной критикой своего состояния. Хотя у меня и возникали некоторые опасения, но я относился к ним критически и мог их перебарывать.

Вернувшись домой, поступил на старую работу. Меня перевели на должность инженера-технолога. Всё было спокойно до рокового для меня дня. Я сидел дома. Вижу - ползет паук. Взял да и раздавил его ногой. Увидел у него белые внутренности. С этого времени постепенно во мне опять стало нарастать болезненное состояние. Я думал только об отвращении, которое вызвали во мне внутренности насекомого. Стал бояться наступить на жабу или лягушку.

Все началось снова...

Поехал в Москву, решил пройти повторный курс лечения".

И вот наш молодой "азиат", как мы шутя назвали больного Т., снова с нами. Он откровенно рассказал все вновь пережитое и ждет от нас помощи.

Начинаем повторный курс лечения дозированным голоданием. В первые дни болезнь обострилась, но постепенно навязчивые мысли начали уступать место раздумью о будущем, сознанию необоснованности преследующих его страхов. Настроение выровнялось.

Т. почувствовал себя снова здоровым, стал мечтать о трудовой деятельности. Он удивляется своим недавним страхам, спрашивает, отчего он снова заболел и так скоро?

В самом деле, что было причиной такого быстрого рецидива? Т. первый раз пришел к нам после 10 лет болезни; до нас он неоднократно лежал в психиатрических стационарах, подвергался лечению, после которого не наступало облегчения. Голодание помогло ему. Обновленный и обрадованный, что наступило полное выздоровление, Т. уехал домой. А там семья, друзья, традиционные встречи, восточное гостеприимство, вкусная национальная кухня, вино. С жадностью набросился наш бывший пациент на все "радости жизни" и... сорвался.

Второй курс дозированного голодания вновь помог Т. А дальше? Не вернется ли заболевание опять? Может быть. Но теперь Т. знает, как бороться с болезнью, знает, что может справиться с ней, в чем была его ошибка в первый раз.

И он справится. С помощью жесткого режима жизни, периодического воздержания от пищи, полного отказа от курения и алкоголя, строгой растительно-молочной диеты. Правда, на все это нужна выдержка, нужен характер. Но теперь у Т. есть главное - критическое отношение к своему заболеванию и желание непременно преодолевать болезнь. Это - залог успеха.
"Жгучая тайна"
Мне вспоминается Цвейг, его тонкое проникновение в психологию мальчика-юноши в момент, когда перед ним впервые встает "жгучая тайна" - вопрос отношения полов. Мы, врачи-психиатры, нередко сталкиваемся с болезненной реакцией на эту "жгучую тайну", тщательно анализируем её и предупреждаем родителей о важности наблюдения за сыновьями в критическом возрасте - в период начала полового созревания.

...Все началось с 13 лет. Половое развитие наступило рано. Мальчик не понял, что с ним случилось. Он испугался, а родители ничего не заметили. Сережа стеснялся спросить старших, хотел до всего дойти сам. Все думал и думал. Перестал готовить уроки, пропускал занятия. Сделался груб, раздражителен, скрытен, ничего не рассказывал о себе.

А рассказать было что. Школьнику стало не до уроков. Он открыл, что мир разделен на мужчин и женщин. Женщины волновали его, представление о них мучили. Апатия овладела юношей. Ему стало все безразлично. Все, кроме видений о том запретном, что вошло в его жизнь.

Старшие товарищи толкнули его на связь с женщиной. Это случилось в 17 лет. Связь была без любви. Осталось чувство неловкости, стыда и страха. Появился "комплекс неполноценности".

Ему было 19, когда он впервые поступил на лечение в психиатрическую больницу. Перед врачом сидел высокий красивый юноша, на вид здоровый.

Наследственность - не отягченная: семья благополучная. Отец - сдержанный, спокойный, по специальности инженер-строитель, мать - общительная, занимается детьми и домашним хозяйством; брат и сестра здоровы. И вдруг такое несчастье: сын заболел. Впервые прозвучало слово "шизофрения". Родители в тоске спрашивают, что это за болезнь, можно ли надеяться на излечение, сможет ли Сережа дальше учиться?

Мать вспоминает: "В младших классах Сережа хорошо учился, был таким веселым, жизнерадостным мальчиком". Она улыбается своим воспоминаниям. Потом на лицо набегает тень. Мать рассказывает: "Шести лет Сережа упал, расшиб голову, потерял сознание. Может, это послужило причиной?" И дальше неуверенно: "Болел дизентерией... ну и другими детскими болезнями. С чего бы, кажется?"

Мать недоумевает, она так и не поняла, что было упущено ею и ее мужем в жизни сына, что стало первопричиной их беды.

У Сергея толчком к заболеванию явилось его раннее половое созревание, затем последующая травма на сексуальной почве. Постепенно развивались апатия, равнодушие, вялость - состояние, характерное для шизофрении простой формы.

Итак, диагноз поставлен: шизофрения простая, вялотекущая, медленно прогрессирующая форма.

Возникает она обычно у молодых людей в период полового созревания. Далеко не последнюю роль здесь играет перекармливание, злоупотребление мясом, гиподинамия. Дети, потребляющие много сладкого, животных белков, жиров, ведущие сидячий образ жизни (школа, чтение книг, сидение у телевизора), больше подвержены опасности. Родители, которые и сами много едят, и детей стараются накормить досыта, до отвала, оказывают им плохую услугу. Такая жизнь нередко способствует более раннему половому созреванию, развитию таких пороков, как онанизм, мастурбация, усугубляющих положение.

Поначалу дети выглядят как разленившиеся, не поддающиеся воспитанию. Когда же прогрессирование и стойкость болезненного состояния обращают на себя внимание семьи и школы, родители ведут больного к терапевту, который, ничего не найдя, направляет его к невропатологу, а тот, заподозрив психическое заболевание, отсылает к психиатру. Данную форму заболевания часто долго не могут распознать, и больные поступают на лечение иногда через несколько лет после начала шизофрении. Так было и с Сережей.

Два месяца специального медикаментозного лечения в психиатрической больнице принесли некоторое облегчение. После выписки юноша поступил учиться в один из московских институтов. Учился без увлечения, формально, чтобы только не исключили. Друзей у него не было. Его одолевало мрачное настроение, думал о бессмысленности жизни. Размышлял - не покончить ли жизнь самоубийством, но мысли эти реализовать не пытался.

Сергей сам искал пути к излечению. Повторно лег в больницу. Терапия - трифтазином, инсулином... Выписался, собираясь продолжать занятия в институте. Но, оказавшись дома, почувствовал, что нет ни сил, ни желания готовиться к сессии, и взял академический отпуск.

Снова стационар. На этот раз клиника лечебного голодания. Сергеи стал нашим пациентом. Ему 24 года. За плечами пять лет периодического пребывания в психиатрической больнице, лечения медикаментозными средствами.

На явления снижения своего интеллекта больные реагируют по-разному: одни с безразличием и отсутствием критики, едва ли сознавая, что в них изменилось; другие - наиболее сохраненные - активно стремятся к избавлению от болезненных признаков, просят вернуть им прежнее настроение, остроту утраченных восприятий, работоспособность. Эти больные охотно идут на РДТ, точно выполняют все врачебные требования как во время голодания, так и восстановительного питания.

Сергей принадлежал к последним. Он верил в целительность голода и хотел поправиться. У него были мечты, правда, нестойкие, переменчивые: то он думал о работе геолога, то собирался стать энергетиком. Все же это выводило из апатии. Но подобное состояние таит в себе и опасность: терапевтическая неудача может вызвать тяжелую депрессию. Именно такие случаи приводят к попыткам самоубийства.

Опыт показал, что эффективность лечения голоданием простой вялотекущей формы шизофрении при давности заболевания до двух лет дает практическое выздоровление в большинстве случаев; при давности, свыше пяти лет, результаты, естественно, хуже.

Продолжительность заболевания у Сергея была большая. Но у каждого человека могут быть и скрытые возможности, обусловливающие удачу. Оказались они и у нашего пациента - первое голодание дало положительный эффект. Но Сергей не умел еще критически подойти к своему заболеванию, несерьезно отнесся к режиму. Через короткий срок симптомы болезни вновь обнаружились. Одним из них было крайне обостренное восприятие диагноза "шизофрения", о котором больной узнал случайно.

Может быть, Сергей имел некоторые основания считать, что этот диагноз закрывает ему путь к "большой" карьере. Постоянные же мысли об этом вызвали у него настолько сильное возбуждение, что болезнь была на грани рецидива.

Однако опыт первого голодания подсказал юноше путь к выздоровлению: он пришел в нашу клинику для повторного прохождения курса. "Я хочу быть полноценным человеком, я должен поправиться",- говорил он.

Уже на 3-й день голодания больной сделался немного спокойнее. Он перестал, как в первые два дня, метаться по коридору. Говорил, что каждый день голодания вносит в мысли порядок. Много читал, играл в шахматы, решал кроссворды. На восстановлении отмечал, что чувствует себя хорошо. Собирался готовиться к сессии в институте.

Выписали мы Сергея в состоянии практического выздоровления. Он может учиться, может работать.
"Нереальность"
Больной К. был одним из тех, кто попал на лечение в нашу клинику, не побывав до этого, как многие другие пациенты, в ряде психиатрических лечебниц. Не подвергался он и специальной медикаментозной терапии.

Сам К. считал, что болен пять лет. И все эти годы он боролся со своим недугом, который называл "нереальностью".

Впервые это произошло на стадионе, на волейбольной площадке. Однажды вечером играли три часа без перерыва. Все было привычно - партнеры, площадка, вечер, пыль, одни те же приемы игры. И вдруг наступило какое-то страшное оцепенение, полусон - мозг устал от напряжения, а тело продолжало механически выполнять надоевшие движения. Это состояние длилось 5 -10 минут. После игры оно мгновенно исчезло.

Потом произошло событие, потрясшее К. Школьник старшего класса Петя выехал па велосипеде на дорогу и, не заметив грузовика, попал под колеса. Это событие К. описывает в своем дневнике так: "Потрясла меня прежде всего обжигающая мысль, что и я, я мог бы оказаться на его месте. Никогда раньше я не задумывался о жизни и смерти, такой важный вопрос меня раньше не занимал. Не занимал потому, что не приходилось вплотную сталкиваться со смертью. Я никак не мог представить себе, что и сам смертен.

Потрясла меня и возмутила жестокость жизни - почему погиб так страшно и так глупо 15-летний парень, единственный сын у родителей, которому только жить и жить? Почему так холодны люди, так мало плачут, спокойно разговаривают?

На вес эти мучительные вопросы я искал и не мог найти ответа. Мой житейский опыт не мог его дать. Похороны возмутили меня спокойствием присутствовавших учащихся, пошлыми толпами зевак и точащих лясы старушек. Последним "перышком, ломающим спину верблюда", "последней каплей, переполнившей чашу", оказалась для меня такая сцена: похоронная процессия свернула на главную улицу, передо мной прошла машина с надгробием, рядом со стальной пирамидкой сидел дед Пети. Вид этого согбенного старика у портрета молодого, цветущего внука потряс меня. Я побежал домой, упал молча на диван и лежал так с полчаса. Единственная мысль, которая была тогда в голове, и слова, которые я глухо повторял, были: "Не понимаю, не понимаю".

Через полчаса меня окликнули. Я медленно вышел из полутемной комнаты. Солнечный свет ослепил меня какой-то странной, неуютной яркостью. И тут я понял, что со мной что-то случилось: болезненное возбуждение, житейская неопытность и душевная слабость привели меня к неприятному психическому расстройству. Постараюсь описать это состояние.

Более точного слова, чем "нереальность", я не могу придумать. Это не ощущение, а почти полное отсутствие всяких ощущений. Это состояние, очень похожее на алкогольное опьянение. Все мне стало абсолютно безразлично, ничто не волновало. В таком состоянии живешь по пословице: "Нас толкнули - мы упали, нас подняли - мы пошли", делаешь движения, которые требуются, совершенно механически, не вдумываясь.

Я лишен самых больших человеческих богатств - чувств, ощущений. Образно говоря, от 100% полнокровных, живых ощущений нормального здорового человека остались жалкие остатки, крохи - 5 - 10%. Ничего лишнего не мерещится, все окружающее выглядит вполне нормально, как и раньше. Какое-то смутное чувство апатии, опустошенность, внутреннее безразличие. Многое можно еще сказать, но я описал характерные черты такого состояния. Все это случилось со мной в этот недоброй памяти день.

Первый год после "чока" (как я называю этот случай) приходили в голову мысли о невозвратности времени. Никогда раньше об этом не думал, а теперь вот стал подолгу размышлять. Понял, что прошло - то уже не вернешь. Стал грустить о своих прожитых годах, невозвратном времени (это в 17-то лет!). Вообще состояние грусти, задумчивости очень характерно было для того времени. Но боролся. Эта борьба и привела меня в Московскую клинику лечебного голодания. Меня приняли".

К. голодал 23 дня. Оставил в клинике запись о тех днях.
"На голод пошел бодро и с уверенностью в полном излечении. Оптимизм и ожидание полного излечения не покидали меня ни на голоде, ни на восстановлении.

Первые 4 дня - без изменений (уровень "нереальности" прежний). На 5-6-день - ухудшение, голова "суетная", апатия, подавленность; 9-10-й день - снова ухудшение (как и на 5-6-й день), но гораздо более тяжелое. Это было как бы "искусственное ухудшение". Я сам старался расслабиться, забыться, потому что появилось такое чувство, будто стоит мне только заснуть, глубоко забыться, и я вдруг очнусь, "проснусь" абсолютно здоровым, "нереальность" кончится.

С 11-го дня установилось чувство бодрости, несколько уменьшилась "нереальность". Состояние это не изменялось до восстановления, а примерно с его 8-го дня стало неуклонно улучшаться. Этому помогала и отличная солнечная погода. Вершиной улучшения стал "проблеск реальности" (14-й день восстановления): в течение 15 минут я был почти абсолютно здоровым, "реальным" человеком. "Почти" только потому, что мне это (естественное по сути) состояние было как-то непривычно, чуждо. Этот проблеск доставил столько радости, так подхлестнул уверенность в ближайшем полном выздоровлении, что ради таких минут стоило два года ждать и почти месяц голодать.

Подытоживая результаты всего курса лечения, я могу сказать, что он мне многое дал. Состояние "нереальности" уменьшилось, мои ощущения гораздо ближе к норме. Я полон уверенности и надежды, что при следующем курсе голодания окончательно выздоровлю".

...Параноидная форма шизофрении характеризуется другими симптомами: больные сравнительно доступны, у них нет вначале заметного снижения воли, эмоций. Для них характерен бред преследования, воздействия; кто-то что-то хочет сделать вредное, плохое, в чем-то подозревает их. В процессе заболевания нарастает замкнутость, отчужденность, недоверчивость, иногда переходящие в агрессивность.

Результаты лечения этой формы шизофрении дозированным голоданием менее эффективны по сравнению с ипохондрической и простой формами, но все же практическое выздоровление или значительное улучшение наблюдались нами во многих случаях даже при большой давности заболевания. Вот пример.

Больная К., 41 год. Диагноз: шизофрения, параноидная форма. Лечилась ранее без успеха в психиатрической больнице им. Соловьева.

Маленькая, худенькая, тревожно-пугливая, она была какой-то удивительно незащищенной, слабой. Говорила отрывисто, а иногда вдруг часто-часто, взволнованно.

Анамнез: мать страдала психическим заболеванием, брат - замкнутый, вялый. В раннем детстве потеряла родителей, воспитывалась в детском доме, развивалась нормально. Учиться было трудно. Окончила 7 классов, медицинский техникум, курсы счетоводов. 22 лет вышла замуж, двое детей. Заболела психически в 37 лет.

Началось это буднично просто: стояла в очереди в магазине, задела случайно сумку соседки, и вдруг показалось, что та подумала: "Это она нарочно, хотела украсть у меня сумку". Долго мучилась, а потом объяснилась с женщиной. Та посмеялась и успокоила. Прошло несколько дней, но нелепая мысль, что ее могли принять за воровку, все возвращалась и возвращалась. Зашла к соседке, а та в это время убирала со стола деньги и пошутила: "Надо убрать, а то К. украдет". "Это шутка, ну, может быть, глупая шутка, но ведь шутка же",- уговаривала себя сначала К. Но вес больше и больше думалось, что это не шутка, что ее подозревают всерьез. Всю ночь К. металась в страшной тоске, а утром... утром пыталась повеситься на трубе. Веревка оборвалась, женщина упала, несколько минут была без сознания, потом кое-как встала, спрятала веревку, чтобы дети не видели, и даже как будто успокоилась.