И. Р. Гальперин очерки по стилистике английского языка

В системе речевых стилей современного английского языка примерно с середины XVIII века начал обособляться особый стиль, который называют публицистическим. Как и другие речевые стили, он не однороден. Выделяются две его разновидности: письменная и устная. К письменной разновидности публицистического стиля относится язык эссе, газетных статей, журнальных статей литературно-критического и общественно-политического характера, памфлеты, очерки и пр. К устной разновидности публицистического стиля относится стиль ораторской речи, а в последнее время также обзоры радиокомментаторов.

Функция публицистического стиля, отличающая его от других речевых стилей может быть сформулирована следующим образом: воздействие на читателя или слушателя с целью убедить его в правильности выдвигаемых положений или вызвать в нем желаемую реакцию на сказанное

405

не столько логически обоснованной аргументацией, сколько силой, эмоциональной напряженностью высказывания, показом тех черт явления, которые наиболее эффективно могут быть использованы для достижения поставленной цели.

Публицистический стиль занимает промежуточное место между стилем научной прозы и стилем художественной речи. Со стилем научной прозы его сближает логическая последовательность в изложении фактов, развернутость высказывания, более или менее строгое деление на логические отрезки (абзацы). С другой стороны, публицистический стиль (в особенности эссе) имеет ряд общих черт со стилем художественной речи. Образность речи, и, в особенности, эмоциональные элементы языка, весьма характерны для публицистического стиля. Средства эмоционального воздействия, применяемые в публицистическом стиле, подчиняясь общим его закономерностям, не обладают той свежестью и субъективной окрашенностью, которые характерны для стиля художественной речи.

В публицистическом стиле образность речи носит устоявшийся характер. Метафоры, сравнения, перифразы и другие средства эмоционального воздействия берутся из общего языкового фонда выразительных средств.

Другая черта, сближающая этот стиль со стилем художественной речи, — это проявление индивидуального в изложении содержания. И здесь, конечно, степень проявления индивидуального ограничена особенностями самого стиля. В стиле газетных и журнальных статей индивидуальное меньше выступает, чем в эссе или в ораторской речи.

Третья черта публицистического стиля — краткость изложения. В некоторых его разновидностях эта черта приобретает характер особого приема. Так, в эссе краткость изложения принимает форму сентенции.

Рассмотрим отдельные разновидности этого стиля.

Язык журнальных статей

Каков бы ни был английский журнал: общественно-политический, литературно-критический, научно-популярный, сатирический — язык его статей имеет общие черты,

описанные нами выше, и определяющие в их взаимообусловленности принадлежность к публицистическому стилю. Конечно, профиль журнала накладывает свой отпечаток на использование этих средств. Так например, в статьях научно-популярного характера мало эмоциональной лексики, более строго выдерживается логическая последовательность в изложении, более развернута система союзной связи, чем в статье сатирического журнала.

В нижеследующем отрывке научно-популярной прозы эти черты особенно наглядно проступают:

What happened during all this time to the original Indo European language? Let us imagine the typical case of a single group. After years of wandering, these pioneers settled in Italy. They spoke "Indo-European," as they always had. But they were now well-nigh completely cut off from the parent group. They may have travelled on foot, in oxcarts, or on horseback. Most of their way lav through regions difficult, at times almost impossible, of passage. They had undergone numerous hardships. Many had died and a new generation was in control. Perhaps some of them had stopped en route where the landscape pleased them. Others had pushed on tirelessly, resolved to find a land more to their liking. Those who finally reached Italy could not have found the way back even if they had wanted to

What would happen to their language in the new environment? It would inevitably change. Words are produced by numerous and complex motions of the speech organs. Any slight slurring of the sound results in a difference of pronunciation. No two of us speak exactly alike. Some people, for example, cannot pronounce r. As a result, when the new Italian community was completely cut off from the parent stock, new speech habits set in. Similarly, every other community speaking "Indo-European" would develop a different set of individual speech habits when it broke away from the parent stock.

Furthermore, with the new surroundings and new experiences of each group, new ideas would demand expression and would bring forth new words. After the lapse of several hundred years, each group have a different language and would no longer be able to understand the others.

Our Italian group would split up still further. Some would remain in sight of the Alps to the north, others would go down the coast to the east or to the west of the Apennines, still others would make their way to the extreme south of the peninsula. What would be the result? In course of time, more different languages. These would be closer to one another than any one of them would be to the parent tongue, but they would still be different languages. In those days, when travel was slow and difficult, a few hundred miles would be sufficient to isolate one community from another, especially if a mountain range or some large rivers intervened (Wilton W. Blanche. General Principles of Language.)

407

Из эмоциональных средств языка здесь можно указать на вопросы в повествовательном тексте: What happened during all this time to the original Indo-European language?; на эмоциональную лексику: well-nigh, hardships, pushed on tirelessly, и пр. Черты научной прозы появляются здесь в четкой организации союзной связи: As a result, furthermore, и в соответствующей терминологии: Indo-European, parent tongue, speech organs и пр.

Язык журнальных статей общественно-политических журналов почти не отличается от газетных статей, описанных нами в разделе «Газетный стиль». В них еще в большей степени, чем в газетных статьях, появляются литературно-книжные раритеты, неологизмы (даже такие, которые требуют пояснения в тексте), вводные предложения, привычная образная фразеология и другие компоненты публицистического стиля.

В качестве иллюстрации покажем лишь отдельные отрывки одной журнальной статьи, так как размер почти всех журнальных статей таков, что не дает возможности привести их целиком на страницах этой книги. Приведем выдержки из статьи, помещенной в английском журнале "Spectator" по поводу предстоящих выборов президента в 1956 году. Название статьи содержит неологизм, который поясняется в тексте.

POWER TO THE EGGHEADS by Richard H. Rovere

In early September, before Mr. Eisenhower fell ill, the Democratic nomination for President was an honour which almost any prudent politician would have gone to some length to avoid. It then appeared quite certain that it would go by default to Adlai Stevenson. Stevenson was ready to accept it out of a sense of obligation to the party and out of his intellectual's conviction that it is a good thing to keep controversy alive. He knew very well how dim the outlook for victory was. This knowledge, it may reasonably be assumed, was not as dismaying to him as it was to others. Stevenson is anything but an irresponsible man, but his personal responses tend to be ambivalent; he is at once exhilarated and appalled by the thought of being President of the Units States, and it would no doubt be difficult for him to say which reaction is the more powerful. It could well have been, though, that the prospect of a lively autumn dialogue with the President, coming to a close with Stevenson graciously extending his best wishes to Mr. Eisenhower upon his re-election, was a more appealing one than campaigning for the

office and winning it. It is in any case a stock joke among Stevenson's friends that nothing could have brought more melancholy into his life than the improvement of his party's chances of winning the 1956 election. 'Now he's really frightened', they say.

To speak of 'Stevenson's following' is really to speak of a new American class, a kind of élite that has appointed Stevenson its spokesman and has increased its power through his leadership but that would exist and he heard from even if there were no Stevenson. The term 'egghead' has been coined as a designation for the type, and it is fitting at least in the emphasis it places on one part of the anatomy. As the word is used in the press, it is intended to stand for the intellectuals, and if a broad construction is put upon 'intellectuals', then one could define the Stevenson following in this way.

The eggheads may be found almost anywhere; they are housewives, doctors, dentists, clerks, schoolteachers, newspaper reporters, lawyers, clergymen, even now and then business people. They are men and women — but particularly women — who are in the mainstream of American life, or at any rate middle-class American life, but who have in common a certain degree of alienation and who, with their numbers constantly being swelled by the universities, are numerous enough and influential enough in their communities to demand a voice in public affairs. ("Spectator", 18.XI.1955)

В этой статье много таких высоко-литературных слов, как default, ambivalent, exhilarated, appalled, elite и многие другие. Из традиционной образной фразеологии в этой статье использованы также to keep (a weather) eye on ..., to be a goat, pearl of great price, redneck types, has these people in his pocket и другие.¹

Журнальные статьи литературно-критического характера чаще используют эмоционально-оценочные элементы языка; в них больше слов с абстрактными предметно-логическими значениями. В них реже встречается традиционная фразеология. Они ближе к эссе как по своему содержанию, так и по своим формально-языковым данным.

Эссе появилось в Англии в XVI веке как подражание особой форме литературного произведения, созданной французским писателем Монтенем. Как полагают, он возник из формы ораторской речи.

Эссе — это небольшое прозаическое сочинение на абстрактно-философскую, эстетическую, литературно-критическую или этическую тему. Вне зависимости от того, насколько глубоко данный конкретный вопрос разработан в литературе, философии, эстетике, эссеист лишь слегка, можно сказать, поверхностно касается самого содержания-понятия, стремясь главным образом, показать свое отношение к описываемому явлению в остроумной и неожиданной форме, осветить отдельные, наиболее существенные с его точки зрения признаки явлений. Этот жанр литературных произведений постепенно накладывал свой отпечаток и на язык.

Значительное развитие эссе получили в XVII — XVIII веках. Основной темой эссе в XVII веке были моральные и этические вопросы. В XVIII веке эссе начинают затрагивать более широкие вопросы общественного устройства: появляются политические эссе, эссе на морально-этические и философские темы.

В XVIII веке эссе служили своего рода формой критики существовавших политических и общественных порядков в стране. Они обычно появлялись на страницах журналов в виде отдельных статей. Об этом свидетельствует следующее замечание одного из эссеистов XVIII века: "We writers of essays, or (as they are termed) periodical papers..."

Как видно из этого высказывания, различия между эссе и периодическими изданиями вообще не делалось.

В XIX веке эта форма литературных произведений все больше приобретает типические черты журнальных статей, посвященных вопросам политики, философии и эстетики.

Язык эссе отличается от языка научных статей или докладов. Эссе обычно пишутся от первого лица, что дает возможность автору очень индивидуально и эмоционально оценивать излагаемые факты и окрашивать само изложение. Часто писатель использует прием беседы с читателем. Иногда эссе принимают форму письма. Таков, например, знаменитое эссе Джонатана Свифта "On Style", в котором Свифт излагает свое отношение к вопросу о нормах и путях развития литературного английского языка. Форма беседы с читателем или личного письма дает возможность

410

эссеисту оживлять язык элементами живой разговорной речи.

Выше указывалось, что краткость становится одной из характерных черт эссе. В зависимости от индивидуальной манеры автора эссе то приближается к стилю научной прозы, то к стилю художественной речи, не теряя, однако, своих типических черт. Отрывки из эссе, приводимых ниже, могут служить иллюстрацией двух резко отличных стилевых манер. В первом почти нет элементов эмоциональной речи:

Uncommon expressions, strong flashes of wit, pointed similes, and epigrammatic turns, especially when they recur too frequently, are a disfigurement rather than any embellishment of discourse. As the eye, in surveying a Gothic building, is distracted by the multiplicity of ornaments and loses the whole by its minute attention to the parts; so the mind, in perusing a work overstocked with wit, is fatigued and disgusted with the constant endeavour to shine and surprise. This is the case where a writer overabounds in wit, even though that wit, in itself, should be just and agreeable. But it commonly happens to such writers, that they seek for their favourite ornaments, even where the subject does not afford them; and by that means have twenty insipid conceits for one thought which is really beautiful.

There is no object in critical learning more copious, than this of the just mixture of simplicity and refinement in writing; and therefore, not to wander in too large a field, I shall confine myself to a few general observations on that head.

(David H u m e. Of Simplicity and Refinement in Writing.)

В отличие от этого эссе, для которого характерна сдержанность, скупость средств эмоционального воздействия, биографический эссе Томаса Карлейля о Джонсоне представляет собой образец сильно эмоционально-окрашенной прозы. Вот отрывок из этого эссе:

As for Johnson, I have always considered him to be, by nature, one of our great English souls. A strong and noble man; so much left undeveloped in him to the last: in a kindlier element what might he not have been — Poet, Priest, sovereign Ruler! On the whole, a man must not complain of his "element", of his "time", or the like; it is thriftless work doing so. His time is bad: well then, he is there to make it better! — Johnson's youth was poor, isolated, hopeless, very miserable. Indeed, it does not seem possible that, in any the favourablest outward circumstances, Johnson's life could have been other than a painful one. The world might have had more of profitable work out of him, or less; but his effort against the world's work could never have been a light one. Nature, in return for his nobleness, had said to him, Live in an element of diseased sorrow. Nay, perhaps the sorrow and the nobleness were in-

timately and even inseparably connected with each other. At all events poor Johnson had to go about girded with continual hypochondria, physical and spiritual pain. Like a Hercule with the burning Nessus' -shirt on him, which shoots in on him dull incurable misery: the Nessus'-shirt not to be stript-off, which is his own natural skin! In this manner he had to live. Figure him there, with his scrofulous diseases, with his great greedy heart, and unspeakable chaos of thoughts: stalking mournful as a stranger in this Earth; eagerly devouring what spiritual thing he could come at: school — languages and other merely grammatical stuff, if there were nothing better! The largest soul that was in all England; and provision made for it of "fourpence-halfpenny a day." Yet a giant invincible soul; a true man's. One remembers always that story of the shoes of Oxford; the rough, seamy-faced, raw-boned College Servitor stalking about, in winter-season, with his shoes worn-out; how the charitable Gentlemen Commoner secretly places a new pair at his door; and the rawboned Servitor, lifting them, looking at them near, with his dim eyes, with what thoughts — pitches them out of window! Wet feet, mud, frost, hunger or what you will; but not beggary: we cannot stand beggary! Rude stubborn self — help here: a whole world of squalor, rudeness, confused misery and want, yet of nobleness and manfulness withal. It is a type of the man's life, this pitching away of the shoes. An original man; — not a second hand, borrowing or begging man. Let us stand on our own basis, at any rate! On such shoes as we ourselves can get. On frost and mud, if you will, but honestly on that; on the reality and substance which Nature gives us, not on the semblance, on the thing she has given another than us!

В этом небольшом отрывке свыше 35 эпитетов. Образ Джонсона предстает перед читателем в том виде, в котором его хочет показать автор. Большинство эпитетов даны в синонимических вариантах: poor, isolated, hopeless, very miserable. Синонимические повторы, параллельные конструкции, эллиптические обороты, назывные предложения, обособленные обороты, восклицательные предложения, аллюзии и пр. встречаются почти в каждой строке. Несмотря на такое обилие средств эмоционального напряжения, в этом отрывке поддерживается логическая цельность высказывания. Переходы от одной мысли к другой осуществляются точным употреблением союзов и союзных речений: as, on the whole, well then, indeed, nay, at all events, like, yet и др.

Эссе, посвященные моральным, этическим и философским проблемам в конце XIX и в начале XX века начинают отмирать. Очевидно, это связано с растущими требованиями более глубокого подхода к явлениям, если они подвергаются научному толкованию, чем это разрешает форма эссе.

По сравнению с ораторской речью эссе, как письменная разновидность публицистического стиля, ставит своей задачей более длительный и, поэтому, более медленный эффект воздействия. В ораторской речи можно редко встретить сентенцию, парадокс, афоризм, так как самый процесс восприятия такой формы изложения мыслей требует соответствующего сосредоточения, внимания, что, в свою очередь, требует времени. В эссе, наоборот, письменная форма дает возможность более длительного и тщательного анализа высказывания и формы, в которую это высказывание облечено.

Как указывалось выше, сентенция является одним из ведущих стилистических приемов морально-философских эссе. Так же как и в других разновидностях публицистического стиля, язык эссе определяется общими закономерностями этого стиля, вытекающими из задач коммуникации. В эссе нет литературных образов. Лица, факты, события, описанные в эссе, являются достоверными. Поэтому в английской литературе и появились биографические эссе. Индивидуально-творческая интерпретация фактов действительности не может выходить за рамки оценочных элементов речи.

Стиль ораторской речи

Устной разновидностью публицистического стиля в английском литературном языке является ораторский 'стиль. Его цели те же, что и эссе, а именно, убедить в правильности выдвигаемых положений, вызвать соответствующее отношение к излагаемым фактам и иногда даже побудить к действию. Живое общение с аудиторией создает благоприятные условия для контаминации синтаксических, фонетических и лексических признаков письменной и устной речи. По всем своим ведущим признакам ораторский стиль относится к письменному типу речи.

Устная форма выступления оратора не снимает наиболее характерных особенностей письменного типа речи. Но, с другой стороны, эта устная форма слегка модифицирует некоторые особенности письменного типа речи. Так например, в ораторской речи можно встретить сокращения ти-

413

пичные для живой разговорной речи. I'll, won't и другие, и в отдельных случаях, элементы разговорной лексики.

Ораторские речи произносятся на более или менее ограниченный круг тем. Это обычно волнующие вопросы общественно-политического характера, церковные проповеди и торжественные речи по поводу таких событий, как похороны, свадьба, юбилей и пр.

Речи на общественно-политические темы можно разделить на парламентские выступления, касающиеся вопросов внешней и внутренней политики, речи защиты и обвинения в суде и речи, произносимые на митингах, собраниях, конференциях, посвященных обсуждению острых, насущных вопросов жизни английского общества.

Речи, произносимые с амвона, чаще всего касаются морально-этических вопросов, хотя и общественно-политическая тематика иногда составляет их содержание.

Ораторские речи по поводу похорон, юбилея и других торжественных случаев обычно представляют собой наиболее типизированную форму ораторской речи. Многие слова и обороты из таких речей вошли в английский язык как инвентарь готовых штампов, годных для любого случая.

Как видно из перечня тем, которые могут быть изложены ораторским стилем, сфера его применения ограничена.

Ни вопросы науки, искусства, литературы, ни проблемы деловых отношений, ни темы, связанные с личными отношениями между членами общества, как правило, не являются содержанием ораторских речей. Изложение таких тем ораторским стилем обычно рассчитано на юмористический эффект. Так например, следующее место из «Записок Пиквикского клуба» Диккенса является пародией на ораторский стиль:

"But I trust, Sir," said Pott, "that I have never abused the enormous power I wield. I trust, Sir, that I have never pointed the noble instrument which is placed in my hands, against the sacred bosom of private life, of the tender breast of individual reputation; — I trust,

Sir, that I have devoted my energies to — to endeavours — humble

they may be, humble I know they are — to instil those principles of — which — — are — ."

Here the editor of Eatonswill Gazette, appearing to ramble, Mr. Pickwick came to his relief, and said —

"Certainly."

414

Этот отрывок косвенное доказательство принадлежности ораторской речи к письменному типу речи, ибо нарушение обязательного условия письменного типа речи — ее подготовленности приводит к запинанию, потере основной мысли высказывания, к непоследовательности, обрывистости и прекращению высказывания, как это иллюстрируется приведенным выше отрывком.

Условия, в которых протекает общение оратора с аудиторией, вызывают к жизни систему стилистических приемов, систему, типичную для ораторской речи. Прежде всего оратор вынужден прибегать к целому ряду приемов, рассчитанных на возбуждение внимания к содержанию своей речи. Поэтому, форма изложения приобретает особо важное значение в этой разновидности публицистического стиля. Следует отметить, что переоценка значения формы изложения, а также традиция привели стиль английской ораторской речи к чрезмерному пользованию стилистическими приёмами.

Основные принципы риторической системы XVI века в Англии и советы, данные еще в книге Уилсона¹, оказались очень стойкими и в процессе развития и становления особенностей ораторского стиля в современном литературном английском языке. Нет почти ни одного ораторского выступления, которое бы не изобиловало разнообразными стилистическими приемами.

Все эти стилистические приемы находятся в постоянном взаимодействии, дополняют друг друга и так тесно переплетаются, что образуют свою систему. Антитеза часто бывает оформлена параллельными конструкциями, которые в свою очередь могут сопровождаться повторами. Различные виды повторов могут оказаться элементами нарастания.

Учитывая, что аудитория полагается только на свою память, оратор вынужден повторять отдельные части высказывания.

Он делает это также и для того, чтобы лучше донести свою мысль до слушателей, убедить их, заставить их принять его точку зрения. Поэтому все виды повторов широко используются в этом стиле.

¹ См. стр. 322.

415

Примером анафорического повтора может служить нижеследующий отрывок из речи Хилла по окончании гражданской войны в США:

It is high time this people had recovered from the passions of war. It is high time that counsel were taken from statesmen, not demagogues It is high time the people of the North and the South

understood each other and adopted means to inspire confidence in each other.¹

В другом отрывке из той же речи оратор использует повтор-подхват внутри предложения:

The South will not secede again. That was her great folly — folly against her own interest, not wrong against you.²

Простое повторение мысли, да еще в той же форме, в которой она была изложена раньше, не всегда может способствовать поддержанию интереса слушателей к предмету высказывания, утомляет аудиторию и ведет к потере контакта между оратором и слушателями. Поэтому, как правило, оратор прибегает к синонимическому повтору, посредством которого та же мысль передается другими словами, расцвечивается, дополняется, детализируется. Например:

For Burns exalted our race, he hallowed Scotland and the Scottish tongue. Before his time we had for a long period been scarcely recognised; we had been falling out of the recollection of the world. From the time of the union of the crowns, and still more from the time of the legislative union, Scotland had lapsed into obscurity. Except for an occasional riot or a Jacobite rising, her existence was almost forgotten.³

В этой речи лорда Розбери о Роберте Бернсе синонимический повтор сочетается с нарастанием.

Не будет преувеличением сказать, что повтор в самых разнообразных композиционных формах является наиболее характерным стилистическим приемом, свойственным стилю ораторской речи в Англии.

С точки зрения синтаксических построений для ораторской речи характерно использование параллельных кон-

¹ Famous American Statesmen & Orators, N Y. F. F. Lovell Publishing Company, vol. VI, p. 188 — 189.

² T а м ж e, p. 186.

³ Orations of British Orators N. Y., P. F. Collier & Son, p. 420.

416

струкций. Содержание, выраженное в параллельных конструкциях, особенно легко воспринимается на слух. Однотипность формы способствует более быстрому охвату содержания высказывания в целом. Следующий отрывок из речи Гарри Поллита может служить примером использования параллельных конструкций:

We have no fear of the Tory Party. It is not we who want to ban the Tories — it is they who want to limit the power of the trade unions, who want the purge and the bans on democratic expression, who control the state machine and the press, whatever party is in power, and who hate and fear democracy.¹

Иллюстрацией антитезы может служить следующий отрывок из речи Лорда Чатама о войне Англии с Америкой (1777 г.):

"In just and necessary war to maintain the rights or honour of my country, I would strip the shirt from my back to support it. But in such a war as this, unjust in its principle, impracticable in its means, and ruinous in its consequences, I would not contribute a single effort nor a single shilling."²

Одним из средств осуществления эмоционального воздействия на аудиторию является нарастание, которое во многих случаях создается при помощи синонимического повтора, причем синонимы расположены в порядке нарастания интенсивности.

The South-exhausted by a long war and unusual losses — needs peace; desires peace; begs for peace.³

Как и нарастание, вопросительная форма предложения и в особенности риторические вопросы, весьма характерны для ораторского стиля. Всякий вопрос повышает эмоциональный тонус всей речи, способствует усилению внимания аудитории к излагаемому. Вопрос является непосредственным обращением к аудитории и, тем самым, способствует установлению более тесного контакта между ора-

1

27 — 323 417

Иллюстрацией использования риторического вопроса может служить приводимый ниже отрывок из речи Эверетта о патриотизме:

. . . the will of the nation is unquestioned; who are you, who am I, that we should dispute it and think ourselves wiser and better thai all our countrymen? Is not the whole nation the mother, whom to disobey is the highest sin?¹

В использовании вопросительных предложений в ораторском стиле наблюдается стремление подвести аудиторию к одному возможному решению, к одному ответу. Поэтому вопросы нередко следуют один за другим, образуя некое единство, поддержанное одним ответом на все вопросы. Например:

But where does chaos come from? What is the source of slump? What is the driving force of war and aggression? What is the source of poverty and misery?

It is not Communism, but capitalism.²

или:

What was Sparta? What was Venice? What was Bern? What was Poland? Merely the fields where the most exclusive aristocracies won name and fame and wealth and territory only to sink their unrecognised subject citizens lower every year in the scale of true nationality.³

жения содержания. Поэтому обычно образные выражения в ораторской речи являются трафаретными, легко воспринимаемыми; если же в ораторской речи применяются свежие сравнения или метафоры, неожиданные по сопоставляемым признакам, то такие метафоры или сравнения являются развернутыми. Развернутость образа значительно облегчает процесс постепенного осознания связей сопоставляемых фактов.

В английской ораторской речи часто используются всякого рода аллюзии, причем, характер этих аллюзий связан как с содержанием ораторской речи, так и с уровнем аудитории, на которую данная речь рассчитана.

Примеры использования ссылки на историческое событие, а также традиционной метафоры (to turn loose-hounds) можно найти в отрывке из уже цитированной речи Лорда Чатама против войны с Американскими колониями:

Spain armed herself with blood-hounds to extirpate the wretched natives of America, and we improve on the inhuman example even of Spanish cruelty; we turn loose these savage hell-hounds against our brethren, and countrymen in America, of the same language, laws, liberties and religion, endeared to us by every tie that should sanctify humanity.¹

Эвфоническая отделка ораторской речи тоже относится к стилистическим средствам, типичным для этого стиля. В особых случаях, когда содержание требует соответствующей патетики, ораторы используют аллитерацию, хотя аллитерация, равно как и рифма, не принадлежат к системе средств, составляющих стиль ораторской речи. Например:

You have in this town the house in which he died, the "Globe" where we could have wished that some phonograph had then existed which could have communicated to us some of his wise and witty and wayward Talk²

Ораторская речь имеет свои условные формулы обращения и концовок. Формулы обращения варьируются в зависимости от характера собрания. Например: My Lords, Mr. President; Mr. Chairman, Ladies and Gentlemen; Honourable Members of the House; и др.

1

27* 419

Часто ораторская речь оканчивается выражением благодарности оратора за внимание.

Обращение к аудитории появляется не только в начале речи, но может повторяться и в течение самой речи. В таких случаях часто обращение меняет свою форму, например, Dear friends, my friends и более эмфатическое Mark you! Mind! и др. Приведем некоторые образцы ораторской речи, в которых характерные черты этого стиля выступают во взаимообусловленности.

NOT GUILTY

by Robert Blakhford.

In defending the Bottom Dog I do not deal with hard science only; but with the dearest faiths, the oldest wrongs and the most awful relationships of the great human family, for whose good I strive and to whose judgment I appeal. Knowing, as I do, how the hardworking and hard-playing public shun laborious thinking and serious writing, and how they hate to have their ease disturbed or their prejudices handled rudely, I still make bold to undertake this task, because of the vital nature of the problems I shall probe.

The case for the Bottom Dog should touch the public heart to the quick, for it affects the truth of our religions, the justice of our laws and the destinies of our children and our children's children. Much golden eloquence has been squandered in praise of the successful and the good; much stern condemnation has been vented upon the wicked. I venture now to plead for those of our poor brothers and sisters who are accursed of Christ and rejected of men.

Hitherto all the love, all the honors, all the applause of this world, and all the rewards of heaven, have been lavished on the fortunate and the strong; and the portion of the unfriended Bottom Dog, in his adversity and weakness, has been curses, blows, chains, the gallows and everlasting damnation. I shall plead, then, for those who are loathed and tortured and branded as the sinful and unclean; for those who have hated us and wronged us, and have been wronged and hated by us. I shall defend them for right's sake, for pity's sake and for the benefit of society and the race. For these also are of our flesh, these also have erred and gone astray, these also are victims of an inscrutable and relentless Fate.

If it concerns us that the religions of the world are childish dreams of nightmares; if it concerns us that our penal laws and moral codes are survivals of barbarism and fear; if it concerns us that our most cherished and venerable ideas of our relations to God and to each other are illogical and savage, then the case for the Bottom Dog concerns us nearly.

If it moves us to learn that disease may be prevented, that ruin may be averted, that broken hearts and broken lives may be made whole; if it inspires us to hear how beauty may be conjured out of loathsomeness and glory out of shame; how waste may be turned to wealth

and death to life, and despair to happiness, then the case for the Bottom Dog is a case to be well and truly tried.

В этой речи проявляются наиболее крайние тенденции орнаментировки ораторской речи. Обилие параллельных конструкций, разнообразные формы повторов (среди которых особое предпочтение отдаётся анафоре), нарастание (почти в каждом абзаце), особая книжно-литературная лексика (отобранная для этой речи с целью придать ей торжественность и приподнятость), развернутые метафоры и другие стилистические приемы, — всё это использовано для того, чтобы прикрыть отсутствие мысли. Ведь по существу в этой речи ничего не сказано. Если, так сказать, «перевести» эту речь на язык «логический», то почти ничего не останется. Снятие всех стилистических приемов фактически снимает и само содержание высказывания.

Интересно с этой речью сравнить речь Байрона, произнесённую им в палате лордов в начале прошлого столетия.¹ Эта речь является образцом английского ораторского стиля. Как известно, речь Байрона была направлена против билля, предусматривающего смертную казнь для разрушителей станков — луддитов. Байрон обрушивает всю силу своего разящего красноречия на жестокость и бессмысленность предлагаемых мер борьбы с луддитами. Цель его речи — добиться отсрочки обсуждения проекта, потребовать более тщательного расследования фактов, найти более гуманные способы умиротворения бунтующих.

В речи Байрона много типичных приёмов ораторской речи: аллюзий, риторических вопросов, параллелизмов, нарастания, повторов и пр. Однако, все эти приемы художественно мотивированы. Они органически связаны с высказыванием, непосредственно вытекают из него. Здесь уже нельзя говорить о преобладании формы над содержанием, как это имеет место в приведенной речи Роберта Блэтчфорда.

В приводимом нами ниже образце ораторской речи все наиболее типичные приёмы этого стиля даны как бы в снятом виде. Содержания высказывания здесь нет, остались

лишь одни средства эмоционального воздействия. Если в приведённой выше речи Блэтчфорда можно ещё через чащу стилистических средств все же увидеть основную мысль — помощь тем, кто находится на самой низшей ступени социальной лестницы — то в этой речи даже невозможно понять, о чем говорится:

Mr. Chairman, Ladies and Gentlemen:

It is indeed a great and undeserved privilege to address such an audience as I see before me. At no previous time in the history of human civilisation have greater problems confronted and challenged the ingenuity of man's intellect than now Let us look around us. What do we see on the horizon? What forces are at work? Whither are we drifting? Under what mist of clouds does the future stand obscured?

My friends, casting aside the raiment of all human speech, the crucial test for the solution of all these intricate problems to which I have just alluded is the sheer and forceful application of those immutable laws which down the corridor of Time have always guided the hand of man, groping, as it were, for some faint beacon light for his hopes and aspirations. Without these great vital principles we are but puppets responding to whim and fancy, failing entirely to grasp the hidden meaning of it all. We must re-address ourselves to these questions which press for answer and solution. The issues cannot be avoided. There they stand. It is upon you, and you, and yet even upon me, that the yoke of responsibility falls.

What, then, is our duty? Shall we continue to drift? No! With all the emphasis of my being I hurl back the message No! Drifting must stop. We must press onward and upward toward the ultimate goal to which all must aspire.

But I cannot conclude my remarks, dear friends, without touching briefly upon a subject which I know is steeped in your very consciousness. I refer to that spirit which gleams from the eyes of a new-born babe, that animates⁴ the toiling masses, that sways all the hosts of humanity past and present. Without this energizing principle all commerce, trade and industry are hushed and will perish from this earth as surely as the crimson sunset follows the golden sunshine.

Mark you, I do not seek to unduly alarm or distress the mothers, fathers, sons and daughters gathered before me in this vast assemblage, but I would indeed be recreant to a high resolve which I made as a youth if I did not at this time and in this place, and with the full realizing sense of responsibility which I assume, publicly declare and affirm my dedication and my consecration to the eternal principles and receipts of simple, ordinary, commonplace justice.¹

Чем конкретнее содержание высказывания, чем определеннее мысль, тем менее заметны стилистические сред-

¹ Пример заимствован из книги R. D. Аltiсk. Preface to critical Reading. Henry Holt and Company, N. Y., 1956, p. VII — VIII.

422

ства, как дополнительные приёмы усиления мысли, как это видно из сказанного выше о речи Байрона в защиту луддитов.

Близость ораторской речи к эссе неоднократно отмечалась исследователями. Действительно, в структурно-стилистическом плане они очень похожи друг на друга. Пожалуй, наиболее существенным различием является то, которое лежит в основе различия письменной и устной речи, а именно, длительность воздействия. По этому поводу правильная мысль высказана Робинсом и Оливером:

... an essay is distinguished from a speech primarily by the fact that the essay seeks a lasting, the speech an immediate effect. The essay must have a depth of meaning which will repay the closest analysis and frequent rereading. . . . the basic requirement of a good speech; that it carry immediately into the mind of its hearer precisely the point which the speaker wishes to make.¹