Иштван Рат-Вег Комедия книги

«ПОНОСНОЕ ПИСЬМО»

В историю «грубиянской литературы» вносит свой вклад и летопись вооруженных потасовок и настоящих баталий. В них речь идет о сознательном, так сказать — хладнокровном грубиянстве: одна из враждующих сторон прибегает к нему, чтобы вывести противника из себя, заставить его обнажить оружие. Когда Венгрия была под турецким игом и лишь Трансильванское княжество сохраняло права самоуправляющегося протектората, между турками и венграми не раз происходили вооруженные стычки, которым зачастую предшествовал вызов одной из сторон, случалось порою, что вызов по какой-то причине оставался без ответа; задирающаяся сторона посылала тогда молчащему противнику письмо, которое в те времена называли «поносным письмом».

В 1556 году турецкий паша Мустафа чем-то оскорбил трех венгерских витязей, на всю страну славившихся своей силой и отвагой, — Ласло Дюлафи, Ференца Энинги Терека и героя среди героев Дердя Тури. И они втроем сочинили паше поносное письмо. Ференц Терек начал так:
«Письмо твое, в котором вся твоя бесчеловечность видима, мы поняли; был бы ты и всамделе головой²⁶⁵ и кровей благородных, любящим честь и уважение, не допустил бы такого лживого, коварного негодяйства. Потому как ты и сам ведаешь, не хуже нашего, что вся твоя писанина самая доподлинная брехня, человеческое свое с помоями ты смешал и на честь нашу подло мортиры наставил. Знаешь, собака, что подлинный витязь мечом и копьем тешится в брани с врагом, но, что говорить, хил ты и немощен, потому-то и лжешь по-собачьи, предательски, подло. Мы свободный народ, сами себе господа и честь свою знаем, а ты, Мустафа, презренный холоп, и на шее твоей постромки». К намеку на постромки, т. е. на казнь через удушение шелковым шнуром, к которой по турецкому обычаю приговаривал султан своих вельмож, добавил несколько увесистых оскорблений Ласло Дюлафи, и в заключение Дердь Тури наказал Мустафе ответить не далее, как на третий день, а не то, пишет славный венгерский витязь, «всем вашим бекам, пашам и самому твоему султану разошлем мы такие письма, что от страха под матушкину юбку полезешь, да найдут и заткнут твою лживую пасть».
Поединок не состоялся. Мустафа не пошел на него. О всех трех венгерских витязях, особенно о непобедимом Дерде Тури, гремела такая слава, что паша рассудил, верно, так: если он выйдет на схватку, то для постромок не будет и места.

ГРУБОЕ ОБЪЯВЛЕНИЕ ВОЙНЫ

Объявление войны — самая веская форма вызова, по которому в смертельной схватке сшибаются целые народы. Обычно война объявляется на гладком языке дипломатии. Но бывали случаи, когда этот роковой документ расцвечивался грубыми оскорблениями.

Одним из грубейших за всю историю войн было объявление войны, посланное турецким султаном Махмудом (Мухамедом) IV австрийскому императору и польскому королю Собескому. Вот его текст:
«Против тебя, император, мы посылаем тринадцать царей и миллион триста тысяч витязей! Эта невиданная армия, не знающая пощады, сотрет с лица земли твою жалкую имперьишку. Повелеваем тебе ждать нас в твоем стольном граде Вене и приуготовить свою голову для отсечения. Пусть сделает то же самое и никчемный польский королишко. Будут истреблены и все твои приближенные и все неверные повсюду, где только ступит наша нога. А ваших детишек и старичков мы прежде помучаем всласть, а потом предадим без пощады позорной и жалкой смерти. Тебе же и польскому королю дадим мы пожить ровно столько, сколько нужно, чтобы вы убедились в правдивости наших посулов».
Из истории мы знаем, что император на всякий случай убрался из Вены в надежное место, а Собеский — наоборот: рвался к австрийской столице через все препоны, но не по приглашению султана, а чтобы отмести от Вены турецкую армию с ее тринадцатью царями и прочими страстями-мордастями. Это было очень грубо с его стороны, но, что поделаешь, начал не он.

И все же стиль султана Махмуда — голубиное воркованье по сравнению с тем лихим письмом, которое получил он сам от запорожских казаков в ответ на требование подчиниться его владычеству. Переписка, вошедшая во всемирную историю, протекала так:

«Я, султан, сын Магомета, брат солнца и луны, внук и наместник Божий, владетель всех царств: Македонского, Вавилонского и Иерусалимского, Великого и Малого Египта; царь над всеми царями; властитель над всеми существующими; необыкновенный рыцарь, никем не победимый; хранитель неотступный гроба Иисуса Христа; попечитель Бога самого; надежда и утешение мусульман, смущение и великий защитник христиан, повелеваю вам, запорожские казаки, сдаться мне добровольно и безо всякого сопротивления, и меня вашими нападениями не заставьте беспокоить!

«Ти, шайтан турецький, проклятого чорта брат и товариш и самого люципера секретар! Який ти в чорта лицар, коли головою ср…ю iжака не вбъсш? Чорт с…ас, а ти и твое вiйско пожирае. Не будеш ти годен синiв християньскiх пiд собою мати: твого вiйська мы не боiмось, землею и водою будем биться мы з тобою. Вавiлоньский ти кухарь, македоньский колесник, icpусалимьский броварник, александрийский козолуп, великого i малого Египту свинар, армяньска свиня, татарьский сагайдак, камъянецький кат, подолянський злодiюка, самого гаспида внук и всього свггу i пiдсвггу блазень, а нашего бога дурень, свиняча морда, кобиляча с…ака, рiзницька собака, нехрещений лоб, мать твою чорт парив! Оттак тобi козаки вiдказали, плюгавче, невгоден еси мати вiрних християн. Числа не знаем, бо календаря не маем, мiсяць у небi, а год у книжищ, а день такий и у нас, як у вас, поцiлуй за се в г…о нас! Та й убирайся вiд нас, бо будемо лупити вас.

А тому, что пользы от грубостей никакой нет. Тому, кто решил не принимать вызова на поединок, писать можно до скончания веков. Грубостями султана Махмуда не смогли янычары зарядить ни одной пушки и т. д., и т. д.

Веские аргументы всегда надежнее самых тяжелых грубостей.

Пример тому — богословская дискуссия между братьями Райнольдс. Иоханн был католиком, а Эдмунд протестантом. Чтобы убедить друг друга, они устроили публичную дискуссию — диспут, который показал, какой силой могут обладать спокойные, вежливые аргументы по существу: католик Иоханн перешел в протестантство, а протестант Эдмунд — в католичество.