Искусство и миф. Сборник

то, что без [посредства] понятия признается предметом необходи
мого благорасположения»
82
. Необходимость эстетического суж
дения есть необходимость образца: все должны присоединиться
к суждению, предстающему примером правила, которое не может
быть изложено. Этот четвертый момент аналитики суждения вку
са позволяет окончательно определить вкус как «способность вы
носить суждения о предмете по отношению к свободной законо#
мерности способности воображения» (1790, p. 80)
83
. В самом деле,
когда способность воображения связана со способностью сужде
ния в объективной действительности, например при построении
геометрических фигур, она связана с определенным понятием,
а значит, подчиняется определенному правилу. В эстетическом же
суждении, возникающем от созерцания английских садов или ме
бели в стиле барокко (1790, p. 82), способность суждения служит
способности воображения. Прекрасная вещь, следовательно,
являет собой порядок, который ничего не значит, организацию,
которая не сообразна ни с каким понятием, бесполезность, кото
рая составляет противоположность опыту возвышенного.
Хотя понятие возвышенного было известно классической эстетике
(Буало перевел трактат Лонгина в 1674 г.
84
), только эссе Бёрка (1756)
положило опыт возвышенного в основание новой эстетики, преодолева
ющей классическое определение прекрасного (через порядок, гармонию,
совершенство). Отделив обычное pleasure
85
от delight
86
— восторга, сме
шанного с некоторым ужасом перед величием и могуществом природы,
Бёрк выявил границы эвдемонизма и открыл беспримесное (чистое),
«романтическое» эстетическое наслаждение, отличное от стремления
к счастью и утехам. Кант подхватил это описание, но заменил антропо
логическое («физиологическое») объяснение Бёрка трансценденталь
ным анализом, который учитывает количественный момент эстетическо
го суждения, иначе говоря, его притязание на всеобщность. Действитель
но, возвышенное вызывает в нас «отрицательное удовольствие». В то
время как прекрасное рождает в нас ощущение прилива жизни, чувство
возвышенного вызвано «замиранием наших жизненных сил» и сопро
вождается расслаблением. Если свободная красота природы благодаря
своей формальной целесообразности как бы наперед податлива нашему
воображению, то при созерцании возвышенного (бушующий океан)
кажется, будто над нашим воображением совершается насилие. На деле
Жан Лакост. Философия искусства
232

возвышенное не является качеством естественных организмов, посколь
ку оно превосходит любую чувственную форму и по существу имеет сво
им источником сверхчувственное в нас самих. Возвышенное «касается
лишь идей разума, которые, при всей невозможности какоголибо точно
соответствующего им представления, вызываются, однако, в душе
и оживляются самим этим несоответствием, о котором мы можем полу
чить чувственное представление»
87
. Таким образом, чувство возвышен
ного говорит вовсе не о нашей иррациональной связи с природой, по
скольку, наоборот, вырывает наш дух из мира физического и помогает
ему открыть свою независимость. Вот почему нравственный закон долга
возвышен, как возвышенно и то место в Ветхом Завете (Исход 20:4), где
содержится заповедь не создавать изображения Бога (в «Символиче
ском искусстве» Гегель тоже связывает возвышенное с религией евреев).
Красота природы заставляла нас видеть в ней некое «искусство», техни
ку (формальную целесообразность), позволяющие проводить аналогию
с действиями человека. Чувство возвышенного, порождаемое величием
(математическое возвышенное) и силой (динамическое возвышенное)
природы, напротив, ничего не говорят нам о самой природе. Зато оно
обнаруживает в нас разумную целесообразность, независимое от приро
ды нравственное предназначение которой на мгновение отрывает нас,
как скажет Шопенгауэр, от иллюзорного эгоизма индивидуальной воли
к жизни («Мир как воля и представление», [далее — «Le Monde...»],
p. 258 sq.)
88
.

жүктеу/скачать 1.41 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: