Исторические предпосылки возникновения режиссуры

15 и 16 апреля 1965 г. [Б. Брехт. «Добрый человек из Сезуана». Перевод Ю. Юзовского и Е. Ионовой, стихи в переводе Б. А. Слуцкого. Московский театр драмы и комедии на Таганке. Постановщик Ю. П. Любимов. Художник Б. Л. Бланк. Музыка — Б. А. Хмельницкий, А. И. Васильев].

{280} Зажигается свет. На сцене актеры. Разные позы. Шен Те (З. А. Славина) сидит справа, на приступке (у своего дома). Поеживаясь, кутаясь во что-то, ей не по себе, смотрит с любопытством. Раздается общий крик, ликование. Слева выходит еще одна группа актеров, их как бы ждали, это начало представления. Все выходят на авансцену, располагаются. Жена (Т. С. Лукьянова) сидит с чемоданом, у мальчика (Л. Г. Комаровская) жестяные коробки из-под конфет, он ритмически ими потряхивает. И т. д. В середине водонос Ванг (А. С. Эйбоженко) с гитарой. Обращение к актерам, которые играют в шикарных театрах: не забывайте про театр улиц.

«Ваша соседка играет хозяйку» — И. И. Ульянова представляет домовладелицу Ми Тци (подчеркнуто, утрированно, нарочито «представляет» — как бы хозяйка в исполнении соседки). Это принцип игры: очень утрированно представляет и в то же время остается собой — добрые, хитроватые глаза, очень русское лицо, белесо-рыжеватое. Очень свободно, непринужденно, с чувством достоинства. Актеры поворачиваются к портрету Брехта и кланяются (наклоняют головы). Снова водонос — о том, что будем бороться за хороший конец. Хор подхватывает:

«Плохой конец заранее отброшен,

Расходятся, все актеры проходят по двум тротуарам сбоку (это как бы улица). Справа и сзади — госпожа Шин (И. С. Кузнецова), что-то нашла, какую-то малость (зернышко риса?), несет это… Водонос бежит последним слева, его останавливает рука из-за кулис, он дает напиться. У него большой металлический кувшин, на тесемке к нему привязана кружка. Его пластика — мелкие непрерывные движения, он согнут. И в то же время хитрые глаза, веселый, вовсе не заискивающий взгляд — он все-таки представляет. Это принцип. Он обращается к зрителям, в то же время занимается своим делом (продает воду), изображает водоноса, представляет его (три дела делает одновременно). Предлагает воду человеку с портфелем (это не бог, палец в чернилах). Два человека. Предлагает им воду. Один из них стряхивает пепел ему в кружку. Уходят.

{281} Боги выходят гуськом. Идут особым шагом (медленно, торжественно — но не всерьез, а пародийно, представляясь, ставят ноги), особая музыка. Сами себе командуют, как бы согласовывая: «Повернулись!», «Пошли!». Первый бог с толстой книгой и палкой, второй — с зонтиком, у третьего в руках цветочек и ящик вроде этюдника (на ремне через плечо). Идут по тротуару слева. Зажигается дорожный указатель — «стоять» — боги покорно останавливаются. В начале спектакля именно боги выносили надпись, второй бог раскрывал зонтик, и в финале тоже (зонтик — это такое прикрытие).

Первый бог (А. Н. Колокольников) — молодой, энергичный, деловой. Второй (В. М. Климентьев) — дремучий, есть в нем нечто руководящее и в то же время глупое, наивное, хамоватое, готов лезть со своими советами, хрущевское что-то в нем есть. Третий (В. Б. Смехов) — интеллигентно-сентиментальный. Это «надстройка». Нищета, нужда унижают, уничтожают человека, здесь это главное. Боги — вся моральная, политическая и прочая надстройка — ложь, фальшь, ханжество — существуют, пока люди голодны. Эта идея проявляется очень конкретно, активно, действенно. Тройственный характер богов: не начальство — но в том числе и оно… Бессилие. Второго бога люди раздражают своей ненужностью.

Ванг на коленях перед богами. Начинаются поиски ночлега для богов.

Ванг убегает и сейчас же возвращается, нет соответствующих пауз, чтобы спросить, — сразу же возвращается назад (так же полицейский — Б. В. Голдаев — «делает обыск»: подошел к двери, даже как следует не взглянул, и все закончено). Женский голос за сценой: «Аллилуйя». Мольба богов и водоноса. Пока Ванг бегает (очень энергично и суетливо), спускается с неба облако, закрывает богов и снова поднимается, у богов в руках бутылки с молоком, они пьют. Когда начинается драка, боги втроем под одним зонтиком. Прохожий, который дает деньги («умоляют» руки Ванга, сложенные вместе). Другой прохожий обзывает мошенниками. Драка. Пантомима Ванга у стены, он бегает, просит, молит — пантомима-танец.

Разговор с Шен Те. Она появляется сверху, у портрета Брехта. Разговор с водоносом о кружке. Боги уходят в дом Шен Те. Пантомима {282} водоноса у стены. Куплет песни о дожде, водонос ходит с криком: «Купите воду, собаки!». Ежится — не то от дождя, не то оттого, что ему стыдно, — боги заметили, что у его кружки двойное дно (Первый бог сделал какую-то запись в книге). Темнота.

Боги уходят из дома Шен Те, у них салфетки за воротниками, довольные физиономии. Шен Те сверху светит красным фонарем. Боги прощаются с Шен Те. Какую-то бумагу заготовляют, ставят печать. «Повернулись. Пошли». Шен Те их останавливает (кричит о своих занятиях). Боги остановились на полшаге, пригнулись. Повернулись — ничего! Снова крик отчаяния Шен Те. Дают ей мешочек денег. Уходят. Музыканты и с ними мальчик, протягивает богам свою тарелочку для денег. Боги проходят мимо. Когда мальчик задерживает третьего бога — тот говорит: «бог подаст». Музыканты на авансцене (свой ритм). Мальчик проходит по авансцене, протягивает тарелочку публике. Л. Г. Комаровская в этом же костюме и образе появляется во всех спектаклях: в «Антимирах» (тоже интермедии, перестановки, объявление новых номеров), в «Десять дней, которые потрясли мир». Это одна из связей с этим спектаклем — все вышло из «Доброго человека из Сезуана». Пока мальчик обходит публику с тарелочкой — в полутьме за спиной музыкантов идет перестановка. Музыканты: А. И. Васильев — с бородой, свистит. Б. А. Хмельницкий — с аккордеоном. Гитара — В. С. Золотухин. Современные люди, очень конкретные, суровые. Не вмешиваясь впрямую в события, они появляются, проходят. В сцене, когда водонос ищет ночлег для богов, — они идут у стены на заднем плане. Золотухин впереди, зажигает спичку о стену и закуривает, передает папиросу аккордеонисту. Очень хороший рисунок музыкантов!!!

В темноте высвечивается лицо Брехта, словно бы улыбающегося.

Когда перестановка закончена, кто-то свистит. Музыканты сразу же уходят. Зажигается свет.

«Табачная лавка». Счастливая Шен Те. Она уже начала делать добрые дела. Приходит Шин. Острое злое лицо, ненавидящие глаза, злые и презрительные. Она вся переполнена, перенасыщена ненавистью, злостью, завистью — активность внутренняя, крикливый голос, мелкие ритмические движения (где-то она живет в одном {283} ритме — по музыке тоже — с цирюльником). Рваная кофта. Старая юбка, туфли. Потом, когда она станет доверенным лицом Шуи Та, будет некоторое благополучие — у нее появятся ярко-красные перчатки, она ими будет любоваться, демонстрировать их, держа в руке. Все время злая реакция (вернее, озлобленность, а не злость), цепкость, завистливость и вместе с тем униженность. Бросает миску, требуя риса. Начинается борьба. Очень напряженные отношения, которые будут нарастать. Появляются трое: Муж (В. С. Высоцкий), Жена, Племянник (В. Н. Соболев). Все актеры без грима совершенно, одеты в какие-то свои, но старые платья. Скажем, у водоноса — шерстяная кофта, ворот неровно висит. У Шен Те — красные туфли, китаизированная прическа, подведенные раскосые глаза (но и это тоже не сугубо театральный грим, именно так сейчас подводят глаза). У Шен Те рваная черная кофта, на груди вырван огромный клок, видна рубашка.

Муж, Жена, Племянник усаживаются.

Безработный летчик (Н. Н. Губенко) — юноша с поднятым воротником. Слова: «Это очень важно — стать другим человеком» — Шен Те произносит, обращаясь к публике. Потом она так же произносит стихотворные сентенции — очень эмоционально, звонко, выразительно, наполнение. Голос, немного хриплый, надтреснутый, натянут струной, вот вот может лопнуть. Скрипучесть и эпическая, декламационная интонация (какие еще у нее формы существования?) До этого тоже говорила в публику (о богах — «и они без приюта»).

Отступление Шен Те от родственников — «Они плохие…» Она переходит на правую сторону сцены. Сюда же выходят музыканты. Шен Те говорит белые стихи в зал, звучит музыка. Когда закончила — подошла к гитаристу, положила руку ему на плечо, как бы ища у него участия, защиты, заслона; становится за его спиной.

Входит, озираясь, столяр (Р. Х. Джабраилов). Семья напряженно на него смотрит: покупатель? «Я столяр», — потеряли к нему интерес.

Шен Те — еще одно новое несчастье. Это идет, повышаясь, напряжение борьбы — нагнетание своих и чужих бед, жизнь не дает покоя, успокоения — все идет к тому последнему, отчаянному крику Шен Те, который будет звучать в финале, в полной темноте. Идет {284} разговор со столяром. Родственники бросают в Шен Те спичками — чтобы напомнить о себе.

Реплика «Не человек, а нож» повторяется несколько раз, со смаком; в этом повторении особый смысл, коллективность этого театра.

Хромой и его беременная жена. Образ готовности к драке, готовы с бою брать свой кусок. Ставят на стол чайник. Хромой замахивается на пищащую жену. Усаживаются.

Домовладелица Ми Тци. Ритмическая походка, разрез на юбке. В руках папироса на длинном красном мундштуке. Ульянова играет в другом стиле (сгущенная характерность, акимовская школа)⁵⁰. Как раз она-то и понравилась моей соседке в зрительном зале… Ми Тци уходит, передав тетрадку договора.

Дедушка (Золотухин), мальчик (Комаровская), племянница (Т. В. Додина). Дедушка слепой и пукает, идет по диагонали, натыкается на стол. Его поворачивают и направляют к тому месту, где разместилась семья. Идет по прямой, ноги путаются, усаживается. Лицо без грима, широко открытые, но невидящие глаза. Он ничего не видит, не слышит. И не пытается — нет этого театрального внимания слепого или глухого, изображаемого на сцене. Он погружен в себя. Отрешенность и относительный покой. Если у всех — напряжение, страх что-либо пропустить, то у него ничего этого нет. Потом Невестка (Е. К. Корнилова) будет брать у него из горсти рис, он ничего не заметит. Он как бы по инерции продолжает жить — покорно. Какая-то грусть на лице.

Жена (Т. С. Лукьянова), представляя Племянницу: «Молоденькая!» — хлопает ее по заду (товар!) Говорит о делах семьи, искренняя жалоба, ее слова вызывают сочувствие.

Веселье семьи. С подноса берут сигареты. Песня о дыме. Припев ритмичен, основной куплет — речитатив, почти без мелодии. Последний куплет — аплодисменты. Пока поют, Жена разливает из чайника вино. Весело говорится о том, что заложили весь табак. Драка, отчаянный крик. Гаснет свет.

С правой стороны сцены — боги на облаке, под ними Ванг. (У водоноса есть движение — молящие руки, которыми он трясет; это театральная мольба, представление, отчужденный от него самого {285} жест). Водонос под мостиком. Он укладывается спать, засыпает. Это действие под музыку расчленено на несколько движений, обобщенных действий.

Появляются боги. Когда Ванг говорит, что Шен Те проститутка, боги его прерывают. Первый объявляет: «Тринадцатый псалом». Достает книжку, боги поют на церковный лад. Когда первый и третий тянут коду, второй скороговоркой повторяет слова с вариациями, иногда одно слово произносит наоборот. «Скороспелые» — звучит как слово модное, имеющее конкретное звучание сегодня.

Зажигается свет. В лавке — на полках, столах — спят вповалку новые члены семьи. Коллективный храп-стон. Не то что бы каждый сам по себе и по-особому храпит — они вместе создают музыкальный и замысловатый коллективный хоровой храп.

На заднем плане сцены, обходя ее по прямым линиям и загибаясь на углах, движется Шуи Та. Шляпа, другие штаны, трость, черные очки. Другая, чем у Шен Те, пластика, резкость и уверенность движений, педантическая подтянутость.

Сцена с семейством, которое Шуи Та выгоняет. Задерживает мальчишку, тот его кусает. Сцена со столяром. Сцена с полицейским. У полицейского белая рубашка, черные штаны, актер похож на Маяковского. Прибегает мальчик, роняет пирожки. Его ведут в полицию. По второму плану с чемоданами проходит все семейство. Полицейский несет в вытянутой руке пирожок — вещественное доказательство. Домовладелица по поводу арендной платы.

Согнутая старуха (Л. Н. Возиян). Без грима, измененный голос. Вдруг как пластинка начинает повторять одну и ту же фразу, ее хлопают, она перестает.

Брачное объявление Шен Те. Смущение, когда в объявлении говорится о привлекательной внешности (взглядывает на себя, искренне смущается). Здесь она не Шуи Та, а Шен Те.

Музыкант на авансцене, пока идет перестановка.

У стены — четыре проститутки стоят, вертят задами (старая — И. И. Ульянова, молодые — Т. В. Додина и Н. С. Шацкая, четвертая — Племянница). Проходят действующие лица: музыкант, семейство с узлами, пробегает цирюльник (И. А. Петров) и т. д. {286} На переднем плане у дерева присаживается летчик Янг, к нему подходит старая проститутка в меховой накидке. Появляется Шен Те. Ее разговор с летчиком. Сцена, когда он прикасается к ее лицу.

Пантомима водоноса с рукой у глаз, видит Шен Те. Водонос проходит по авансцене с песенкой, уходит за занавеску справа, отсюда высовывается его голова. Он говорит, обращаясь к публике: «Купите воды, собаки» (слово «собаки» — очень ласково, вкрадчиво). Потом меняется выражение лица, объявляет: «Антракт».

У летчика вязаная кофта, тоже черная, только более фасонистая, на шее — то ли медальончик, то ли крестик на цепочке. Узкие брюки и ботинки. Самолет — как пантомима, вернее, танец (музыка не звукоподражательная). Янг и Шен Те вместе следят, поворачиваясь; при слове «летчик» Янг делает вращательное движение головой, сложно повторяя мертвую петлю.

В конце антракта через зал идут музыканты, тихо напевая основной мотив. Поднимаются на сцену. Смотрят, как усаживается публика. Один: «Пожалуйста, садитесь скорее, пора начинать» (это было на обоих спектаклях, и пятнадцатого, и шестнадцатого — момент общения, разрушения иллюзии, определенного воспитания публики).

Второе действие. Ванг в трубе. Боги играют в домино и будят его стуком. Они увлечены игрой, с Вангом разговаривают между прочим. («Сначала форма, а содержание подтянется»). Реплика «веселым надо быть» — здесь текст измененный, с прямыми намеками.

Вывески: «Табак», «Цирюльня», «Ковры». Снаружи у табачной лавки все семейство, ждут Шен Те, которая не ночевала дома. В цирюльне и магазине ковров спиной к нам спокойно сидят действующие лица, когда придет время, они будут действовать.

Сцена в цирюльне — цирюльник выгоняет водоноса, пристававшего к посетителям со своей водой, бьет его щипцами.

Водонос у табачной лавки. Идет Шен, она говорит о радости. Ритмическое движение. Цирюльник следит за ней, головой повторяя ее движения, ее ритм.

Сцена у лавки с коврами. Выбор шали. У торговца коврами (Б. А. Хмельницкий), «старика», молодое лицо, но не гнутся суставы. {287} Ходит, не сгибая ног. У него и его жены (Л. Н. Возиян) — смешная, утрированная внешняя манера (действительно наивная самодеятельность, уличный театр), — но лица хорошие, выразительные. Когда старушка заходится заезженной пластинкой, глаза у него округляются, затем хлопает ее.

Сцена у табачной лавки. Шен Те всех кормит, раздает рис. Едят. Невестка крадет рис у дедушки.

Эпизод с водоносом — никто не хочет быть свидетелем. Шен Те берется. Ванг держит побитую руку, как плеть, так будет все время. «Табачная фабрика», песни о слонах. Ванг работает одной рукой. Ванг убегает, неся на весу свою руку. Шин бежит к цирюльнику, усаживается у него. Когда Шен Те прогоняют — все уходят покорно, гуськом, один за другим.

По сцене бежит мать летчика (А. С. Демидова). Спешит, движения, словно ее толкают. Разговор с Шен Те. Эгоизм и снобизм матери. Они машут самолету. Шен Те — от души, мать Янга — формально.

Пока идет перестановка, на авансцене музыканты и мальчик с черной доской. Он пишет на ней мелом: «ПЕРЕ», потом останавливается. Присаживается на корточки, милое кокетство с залом. Дописывает слово «ПЕРЕСТАНОВКА» и сбоку ставит большой вопросительный знак. Свист, уходят.

Табачная лавочка. Шуи Та и Шин (она делает уборку). Приход Янга. Его пластика современного парня.

Шин бежит за цирюльником. Ритмически-танцевальная пластика цирюльника (китайский богдыхан с качающейся головой, мелкий рисунок кокетливо-забавных движений).

Вывеска: «Дешевый ресторан». Сидят гости, пьют вино из пиал. Мальчик обходит всех со своим кувшином, представление: немного балуясь, «наливает» всем, проводя нагнутым кувшином вдоль ряда чашек. У Шен Те на голове фата. Сцена ожидания. Смотрят на часы. Мальчик опрокидывает кувшин: закончилось вино. Гости стучат ногами. Поют (ритмически) о белых туфельках. Шен Те как-то неуклюже извивается (не то танец, не то судороги). Падает. Свидетели уходят, уходят гости. Шен Те осталась, музыкант тоже. Янг Сун поет песню о Дне святого Никогда. Он бросает на пол Шен {288} Те, в другую сторону — мать. Музыканты подхватывают куплет. Быстрый, неистовый темп. В конце Янг Сун бьется руками о пол. Темнота. Мальчик выносит доску с надписью «Антракт», держит ее перед собой, кокетливо выглядывая поверх доски.

Третье действие. Снова музыканты идут через зал. Играют. Когда публика затихла — «Начинаем третье действие».

Ванг в трубе. Появляются боги, в жалком виде. Галстуки обвисли, боги все в сене. У третьего бога подбит глаз. Когда уходят, второй бог возвращается, бьет кулаком по трубе: «Что делается!». Остальные его уводят. Они говорят вроде бы искренне — но звучит это ханжески, комически.

Веревка с бельем. Танец цирюльника. Ошибся — падает к ножкам Шин, затем исправляется — к Шен Те. Шин с распашонкой в руках.

Пантомима Шен Те с будущим сынком.

Шин ворчит (уже совсем от себя, ругает интеллигентов).

Шен Те говорит с музыкантами о сыне. Превращается в Шуи Та.

Снова интермедия с доской. Комаровская пишет только первые четыре буквы: «ПЕРЕ», а дальше — точки.

Работает «фабрика» (ритмически бьют себя по коленям).

Табачная лавка. Шин в красных перчатках.

Появляется Ванг, ищет Шен Те, говорит о ребенке. Бунт Ванга. Ванг идет в полицию, возвращается: в дверях — полицейский, за ним толпа, полицейский ее сдерживает. Арест Шуи Та, его ведут, толпа рвется в нему с криком «Убийца!».

Суд. Справа толпа, ругается, но беспомощно, ничего не может сказать, только старуха-ковровщица кричит: «Хулиган»! Появляются судьи — боги. Допросы свидетелей. Стучат молотками. Третий бог увлекается, его останавливают. Восторг третьего бога при виде Ми Тци (она демонстрирует свои колени). Крик толпы.

Шен Те на коленях. Судьи удаляются. Крик Шен Те в темноте (одиночество, ужас, трудно быть добрым).

Все актеры на авансцене. Ванг говорит заключительные стихи. При словах «Не ищем выгод» все качают головой. Потом удаляются, застывают с воздетым рот-фронтовским кулаком. Гаснет свет. {289} Снова зажигается. Все участники сбегаются в кучу, под зонты, как бы о чем-то совещаются. Снова на авансцене, повторяют строки о «хорошем конце».

Конкретность главной мысли. Трудность жизни. Трудно нести свои и чужие заботы. Сильг, которые разделяют людей. Боги — и как бы определенный адрес (М. А. Суслов, бюрократ), и обобщение — вообще власть, политика, мораль и т. д. Слова «вообще без богов» звучат очень многозначительно, как призыв к действию.

О природе музыки. Ключ дает общий фон (современные стиляги). Ритмические темы действующих лиц — каждый в этом ритме живет, ритм определяет пластику. Это театральное бытие, а не жизненное.