Жанр: драма/романс Герои: сс/гп и многие другие. Категория: слэш/гет Рейтинг: nc-17 Дисклеймер

Дождь, как назло, зарядил. Злой и холодный – совсем, как тогда… И небо, кажется, тоже было странным: рубиновые вспышки, прорывавшиеся сквозь серую мглу туч, смотрелись феерично, как красные маки, расцветающие на покрытом прахом поле. И он тогда был немного пьян, совсем капельку…

***

Белла долго возилась с ключами и смеялась, роняя какие-то мелкие побрякушки, в избытке скопившиеся в ее ридикюле. А потом, когда, наконец, открыла дверь, облизнула языком свои яркие губы, быстро, как анаконда, готовая проглотить жертву. Он точно знал, что им она подавится, но на вопрос:

– Конечно, – с трудом опуская взгляд. Это небо пьянило его больше, чем эта женщина.

В холле было темно и пахло чем-то сырым. Не грядущей грозой, но какой-то унылой кислятиной. Теперь он определенно лучше понимал свою потенциальную любовницу, только в такой вот богатой сырости могла вырасти экзотическая плесень, щедрый налет которой он обнаружил на душе Беллы. Впрочем, эта плесень не слишком отличалась от той, что покрывала его собственную, а потому он резким движением впечатал Беллатрикс в стену, припадая губами к еще живой, еще яростной голубой жилке на шее.

Что-то упало.

– Прошу меня простить, – тихий голос. Музыкальный, как перезвон хрустальных бокалов. – Я уже ухожу.

Он легко оторвался от Беллы, обернулся и был… Проклят. Покорен. Околдован. Хрупкая нимфа, почти прозрачная, как китайский фарфор, от нежности красок, из которых был соткан ее образ, смотрела смущенно, но без робости. Немного нелепая с распущенными по плечам волосами, кутающаяся в пушистую белую шаль, такая снежная и чистая, такая понятная маленькая кошка… Его. Она принадлежала ему с первой секунды, с первого вздоха, с брошенного на него такого же потрясенного околдованного взгляда, который сейчас, наверное, украшал его собственное лицо… Почему в школе он ее совершенно не замечал? Сколько лет прошло с их последней встречи? За эти годы она изменилась. Гадкий утенок стал лебедем и расправил крылья.

– Цисси, какого черта… – прошипела Белла.

Он уже ничего и никого не слушал, делая шаг вперед.

– Здравствуй, Нарцисса, – она не отвела взгляда, не вспомнила о книге, упавшей на пол с подоконника, когда девушка пыталась тихонечко улизнуть. Как хорошо, что не убежала…

– Здравствуй, Люциус, – прохладная ладонь и такие же обманчиво неприветливые глаза-льдинки. Он был пресыщен, развращен, богат и красив. Он не верил в судьбу, в идеал женщины и, конечно, в любовь с первого взгляда, но она завоевала его сердце одним робким движением своих длинных, удивительно черных и пушистых ресниц. И он, не думая о том, что это значит, просто поклялся себе и ей:

– Ты всегда будешь так смотреть только на меня.

Она смутилась, а Беллатрикс фыркнула:

– Малфой, какого черта ты говоришь такое моей сестре? Она у нас скромница, – Белла отшвырнула сумочку, хотя не так гневно, как могла бы. Она никогда не была дурой и умела проигрывать с достоинством. – А впрочем, черт с тобой. Не очень-то и хотелось. Только учти, дурочка: он бабник.

Люциус улыбнулся, он все знал наперед. То, как горели в ее волосах маки заката, как грелась ее ладонь в его руке. Она не пожалеет – никогда, ни на секунду. Он не раскается в выборе даже через вечность.

– Ты будешь моей женой? – он смутился, наверное, впервые в жизни.

Она рассмеялась.

– Да, наверное, буду.

У него больше не было ничего важного в жизни, кроме ее улыбки. Работа, друзья, те тучи, что сгущались над головой каждого из них – все это было неважно и второстепенно, он жил Нарциссой, потому что она жила им.

– Лорд Волдеморт не любит тех, кто с ним не соглашается, – шипел на ухо Руквуд. – Знаешь, как он с ними поступает, Люциус? Отнимает самое дорогое.

Волосы на снегу, такие же белые, как и пушистые. Льдистые глаза, которые он уже никогда не заставит растаять яркими весенними лужами, и маки на белом платье – не бликами, но ранами. Нет, он не пережил бы… Картина такая четкая, что в горле уже звенят сосульки.

– Я не из тех, кто намерен в чем-то перечить Темному Лорду, – погибать – так с блеском. – Не слишком ли легко вы, Руквуд, произносите его имя? Ваша кровь настолько чиста?

Можно быть лучшим даже среди потенциальных покойников и убийц. Нужно, если иначе жить не можешь. Хотя нет, ты в состоянии, но понимание этого приходит потом.

– Умоляю. Милый мой, любимый… – она обнимает его колени. Нарцисса всегда прекрасна. Она была обворожительна гордой юной невестой, но сейчас маленькая несчастная женщина у его ног восхищает Люциуса ничуть не меньше. – Покайся, прошу тебя, скажи, что ты был под заклятьем Империо. Мы найдем доказательства, пожалуйста… Ты нужен сыну! Ты нужен мне! Плевать на честь, я без рук и губ твоих не выживу. Будь со мной.

– Нарцисса…

– Нет! – как будто он мог не согласиться. Как будто заслужил ее гнев. Эти пальцы, впивающиеся в бедра. – Не смей! Ты моя жизнь! Я солгу что-нибудь и пойду за тобой в Азкабан. Ты взял меня себе, ты сказал, что это навсегда…

Он опустился рядом и поцеловал ее в лоб.

– Любимая, я сделаю все, что смогу, но если у меня не выйдет… Ты должна остаться. У нас есть сын.

Она взвыла, как раненое животное.

– Я не смогу! Я лучше стану ехидной, чем буду ему матерью. Моей любви не хватит на двоих, она только твоя. Навсегда твоя… Я скорее убью себя, оставив сына сиротой, чем расстанусь с тобой и проживу жизнь одна.

Тогда он в первый и последний раз ее ударил. С размаху, по щеке, так, что Нарцисса упала на ковер в их спальне, глядя на него огромными, полными обиды глазами. Люциус бил не ее, а себя, за то, что не умел брать от жизни половину, за то, что, желая и добиваясь ее любви, он забрал себе все, что мог, никому ни капли не оставив. При этом свое сердце он разделил безоговорочно, в первую же секунду, как взял на руки своего наследника. Их дитя… Особенно любимое и желанное, оттого что его и Цисси.

– Не смей так говорить. Ради меня ты будешь любить его больше, будешь предана только ему, иначе…

Она опустила голову, кивая.

– Я все поняла. Не уходи. Прости… Мы примем любое твое решение. Мы будем ждать и дождемся. Просто скажи один раз, скажи, что меня ты любишь больше.

Утром, когда за ним пришли, она снова была гордой и безупречной королевой, крон-принц плакал в своей колыбели, а он сам, на секунду обернувшись в дверях, в первый и последний раз в жизни ей соврал.

– Тебя больше, Нарцисса. Много больше и навсегда.

Она улыбнулась и никогда не просила этих слов повторить. Ни разу за всю их долгую совместную жизнь. Она по-прежнему хранила его любовь, даже если с той ночи точно знала, что большая ее часть принадлежала Драко.

***

– Это частная вечеринка, – он нахмурился. С каких пор в «Дырявом котле» не наливали последний стакан виски потенциальным самоубийцам? – Простите…

– Сударь, – своим обращением он явно озадачил господина с квадратной челюстью. – Я мог бы пройти в бар, выпить стакан скотча и удалиться, не мешая гостям? Не думаю, что это доставит кому-то проблемы.

– Э…

М-да… Его жизнь была безнадежна, раз его английский перестали понимать. Впрочем, она не должна была продлиться достаточно долго. Были, конечно, прекрасные частные клубы в конце улицы. Когда-то были – во времена, когда «Дырявый котел» считался дешевой забегаловкой для неудачников и любителей магглов. Но с тех пор расценки в тех клубах могли измениться только в худшую сторону.

Когда Люциус почти свыкся с мыслью что придется умирать трезвым, за его спиной раздалось довольно насмешливое:

– Не парься, Тимми, он со мной.

Громила едва не взял под козырек несуществующей фуражки. Не все меняется. Черви остаются червями, и их всегда бьет похожая на оргазм дрожь при взгляде на большое яблоко. Люциус медленно обернулся и почти простил раболепие Тима. Греховный плод, который тот созерцал, был поистине огромен.

***

Он наслаждался, нет, правда… Ему нравилось все. И нарочито вежливый тон, и готовность сдать свои позиции.

Выживать, но не жить. Неважно, что он научился. Это такая гребаная мелочь. Деньги, девки… Еще больше денег, два филиала магазина приколов, три, тридцать три, триста три по всему миру... Люди хотели смеяться, даже если он сам разучился. Газеты, радио, отели, сеть маггловских ресторанов и их же кинотеатров. Ему стало мало этого мира. Первый пакт о банковском партнерстве с гоблинами, которым после ограбления Гринготтса восстановленная репутация была важнее предрассудков. Он мог бы открыть свой банк, но так было проще. Время… Деньги… Уже до одури красивые девки, некоторых из них можно даже представить маме, но ему не хочется. Когда приедается длина ног и капризно надутые губки, ничего не мешает модно разнообразить быт смазливыми мальчиками. По сути – все то же самое, только обходится дешевле и их проще выкинуть из своей жизни.

– Не парься, Тимми, он со мной.

Вполне может быть, что так и есть. Тварь к твари. Ответом ему резкий поворот и взгляд… Черт, сколько этому мужику лет? Что с ним такое? Будто смотришь в собственные глаза… Серое в серое. Смерть в смерть, только ты идешь какой-то очень длинной дорогой, а вот он уже пришел, и ты больше не имеешь для него значения, сколько бы ни стоил. Никто не имеет власти над Люциусом Малфоем. И Тимми не имеет, и эта промозглая осенняя ночь… Он приплыл, а тебе отчего-то захотелось вдруг узнать, куда. Странное желание. Тебя сто лет не интересовало ничего, даже собственные дети, и вот на тебе.

– Джордж Уизли.

Фиглярский поклон. Некрасивость и отсутствие уха имеют свои позитивные стороны: длинноволосые рыжие паяцы менее забавны, чем стриженные, и куда более злы.

– Обойдемся без аплодисментов. Мне просто тоже нужен мой стакан виски.

Охранник краснеет, как переспелая вишня.

– Мистер Уизли, там отмечают свадьбу и…

Как мило. Все живут охренительно мило, вот только это умение прилагается к целому сердцу.

– Что "и"? Иди внутрь и скажи невесте, что я выпишу чек на пятьдесят тысяч и лично засуну за ее подвязку, если через пять минут… Нет, через три. Мы не будем тратить на ожидание больше времени. Так вот – если через три минуты в пабе не останется ни одного человека.

Охранник умчался, бросив свой пост. Все продается…

– Я не буду с вами пить.

Почти все.

– А какая вам, нафиг, разница, с кем? Вы же, кажется, решили умереть? Не отрицайте, у вас на лице все написано, – знакомое выражение. У тебя оно тоже бывает. – Ну и кто сдох, что вы за ним так торопитесь? Жена? Сын? Внук? Любовница? Так убиваются либо по тому, кого любят, либо по тому, кого хорошо трахают.

А это больно, но даже весело. Странное впечатление. Он, кажется, уже много лет был садистом, а отнюдь не наоборот. Ему нравилась чужая боль, тогда чего вдруг упиваться собственной? Малфой – сильный мужик, удар спиной о стену паба впечатляет… Пальцы, сжимающие горло так, что наверняка останутся синяки, даже пугают. Какого черта он бросил охрану?

– Великовозрастный щенок. Жалкий, ничтожный фигляр.

Как будто он сам этого не знает.

– И что? – рукой смахнуть волосы, обнажая шрам. – Дашь мне в ухо, Люциус? – Глаза в глаза. Тебе не привыкать и бежать уже некуда и не от кого. – От себя все равно не спастись, да, мистер «Я сделаю в тебе взглядом дырку» Малфой? Давай, я и так, как решето, что не меняет того факта, что дохлое – оно всегда только дохлое. Могло быть хорошим, плохим, неважным, а вот теперь этого нет. Хочешь сначала меня туда же? В компост? На корм червям? Не стесняйся…

Почему этот человек смотрит на него почти с сочувствием и медленно разжимает пальцы? Малфой улыбается, и эта его улыбка бьет больнее, чем могли бы руки.

– Ты ничего не знаешь о жизни. Ты ничего не знаешь о том, за что стоит платить, а за что нет, – он расправляет складки на длинном пальто. – Мистер Уизли, несмотря на все ваши шрамы и морщины, вы гребаный ребенок, если такая манера изъясняться вам понятнее. Но не мне вас вразумлять. Отсутствуют и желания, и намеренья.

Кто он, черт возьми, такой, чтобы… Ты бросаешься вперед. Наверное, он не ждет атаки или ему тоже безразлична уже любая боль, потому что твой кулак беспрепятственно врезается в челюсть Малфоя. Он поскальзывается в луже, падая на спину, по инерции вцепившись в тебя, чтобы удержаться, и вот вы уже оба на мостовой. Только тебе легко и уютно на его теле, и ты не улыбаешься, когда его глаза медленно закатываются, а светлые полосы становятся бордовыми от крови…

– Твою мать!

Из бара вырывается толпа народу, многие из них ошалело замирают, глядя, как самый богатый человек в магической Британии лежит на том, что больше всего напоминает труп, и беспомощно плачет.

Господи, ну почему после стольких лет? Почему его прорвало именно сейчас, ведь он не проронил ни слезинки ни по Джинни, ни по Чарли. Ему казалось, что слезы кончились там… Когда он понял, что Фреда больше нет и не осталось ничего… Только пустота и боль, справиться с которой он не в состоянии. Половина сердца, того огромного слаженного механизма, которым они были. Половина дыхания… Он был брошен. Он не умел жить нецелым, он… Он так хотел умереть, что существовал назло своему желанию. Он так хотел…

Хлопки аппарации.

– Хозяин, ну сколько можно! – его служба безопасности. Тридцать три минуты на поиск. На две меньше, чем в прошлый раз.

Джордж вытер лицо. Влага от слез только размазалась по рукаву дорогой куртки из драконьей кожи. Хозяин судьбы, вот только чьей?

– Как всегда, долго, – он встал. – Уходим.

– Эй, как так! – девушка в вечернем платье возмущенно вышла вперед. – Где мои пятьдесят штук?

Он засмеялся. Господи, какое же люди редкостное мелочное дерьмо, неужели он был бы таким же? А что он, собственно, есть? Но будь он цел, он бы не был, они бы с Фредом не были.

– Знаешь… Ты ведь выходишь замуж за любимого человека, – он шагнул к девушке и взял ее за подбородок. – Так объясни мне, почему ты позволяешь такому человеку, как я, испортить тебе этот день? Ради пятидесяти тысяч? Что дальше? А давай я дам сто и отымею тебя прямо здесь? – Девушка отшатнулась, он сделал шаг вперед. – Мало? Тогда пятьсот, но за это я трахну еще и твоего мужа. Достаточно денег? Вы начнете совместную жизнь очень обеспеченными, но вот людьми ли? Как сможете после этого смотреть в глаза друг другу?

– Скотина! – звонкая пощечина, и рыдающая девчонка бросилась на грудь своему избраннику.

Он ухмыльнулся.

– Тогда в следующий раз подумай. Все, так или иначе, начинается с мелочей. Все обратно в паб, продолжайте веселье. Пусть Том завтра выставит мне за него счет.

– Идите к черту, – отрезал молодой супруг, уводя свою невесту. – Мы не нуждаемся…

Джордж уже не слушал его. Повернувшись к охране, он ухмыльнулся.

– А хороший парень…

– Что делать с этим? – спросил начальник его службы безопасности, прощупав пульс на шее Малфоя и констатировав: – Еще жив.

– Бросьте в Темзу, – заметив мгновенную готовность исполнить приказ, он нахмурился: – Вы что, охренели? Ко мне домой, и чтобы через пять минут у его постели был мой доктор, а на прикроватной тумбе – самая дорогая бутылка Огденского во всей Британии.

***

Люциус медленно приходил в себя. Может, ему приснился странный дурацкий сон? Про все… Про смерть Цисси, по ее же письмо, которое не оставило ему ни одной надежды на прощение, про эту дурацкую малодушную попытку напоследок выпить… Про чокнутого Джорджа Уизли, нелепого хозяина нелепого мира. Впрочем, к чему гадать?

– Пожалуйста, полежите еще немного. Не больше пяти минут, – над ним склонилась женщина просто невероятной красоты. – Я вылечила и рану на затылке, и сотрясение мозга, но пришлось дать вам обезболивающее зелье, а от него при резких движениях может возникнуть тошнота и головокружение. Действие скоро закончится, просто немного отдохните.

Люциус нахмурился. Где же он?

– Я Люциус Малфой, а вы…

Она улыбнулась. Все же смуглая кожа, серые с лиловым отливом глаза и каштановые волосы были чарующим сочетанием. Не в его вкусе, ему нравился не тип, а только одна женщина, но он не мог отрицать, что эта особа хороша собой.

– Я Яна, Яна Уизли, бывшая жена придурка и шизофреника что чуть вас не прикончил. Какая по счету, дайте-ка вспомнить… По-моему, третья.

Значит, не сон. Какая жалось, что Уизли его не убил. Это многое бы упростило.

– Простите, но что вы в таком случае делаете…

Она продолжила за него.

– В этой квартире? Лечу. Это моя работа, я колдомедик.

Надо было отдать должное ее бесполезным усилиям.

– Судя по тому, что у меня ничего не болит, вы хорошо знаете свое дело.

Она улыбнулась.

– Достаточно хорошо. Я самый молодой профессор колдомедицины за последние сто лет. Джордж покупает только все самое лучшее. Вы ведь тоже особенный человек?

Он кивнул без лишней скромности.

– Был, но я больше не продаюсь. В этом мире уже не осталось той цены, за которую меня можно приобрести.

Женщина кивнула.

– Я тоже была очень гордой. Гордость – это то, что Джорджа особенно забавляет. Он ухаживал за мной год, даже женился, и знаете, сколько мы вместе прожили? Семь недель. У меня осталась куча денег, свидетельство о разводе, сын и понимание того, как быстро от меня можно устать. Впрочем… Есть чем гордиться: подобный рекорд пребывания в его жизни еще никто не побил. Единственный вопрос, который я задаю себе, – почему он ушел именно тогда, когда я позволила себе в него влюбиться.

Его это не интересовало, ни в коей мере. Ничто уже не интересовало.

– Простите, я не заинтересованный в Джордже Уизли собеседник.

Она посмотрела на него с уважением.

– Извините, пожалуйста, я наговорила столько глупостей…

– Ничего.

Женщина смутилась еще больше.

– Нет, правда, простите. Просто эта квартира… Обычно он водит сюда только тех, кого трахает.

Он бы посмеялся, но ситуация не стоила ровным счетом ничего, даже улыбки. Он – пассия Джорджа Уизли? Было бы унизительно, но в свете принятых решений его уже ничего не трогало.

– Яна, может, ты заткнешься и свалишь, наконец, если закончила свою работу?

Он немного приподнялся на локтях. Джордж Уизли стоял в дверях комнаты, которая по своим размерам напоминала большую гостиную в его собственном доме. Только обставлена она была с тем минимализмом, который так любят магглы, хотя понятно, что подобная свобода и простор стоили огромных денег. Его заворожила отнюдь не худая фигура хозяина жилища, а приоткрытая дверь на балкон, который словно парил среди звезд. Как здесь, должно быть, высоко… Как красиво. Эти звезды – словно миллиарды глаз его Цисси.

Женщина гордо вздернула подбородок, а потом посмотрела на него и, видимо, на что-то решилась.

– Вместе с мистером Малфоем. Вели принести его одежду, похоже, у него нет никакого желания оставаться в твоем обществе.

Джордж Уизли хмыкнул, показывая зажатую в руке бутылку виски.

– Он хотел выпить. А у меня есть отличный скотч.

Почему он сразу не отравился? Может, стоило занять у Драко денег на яд? Впрочем, он не мог позволить себе так поступить со своим сыном. Это Нарцисса могла так с ним. Он это заслужил, но не Драко. Драко не должен был чувствовать и толики собственной вины.
Глава 7

Сказать, что он был зол, – значило ничего не сказать. Рон пребывал в бешенстве. Нет, он, конечно, любил Джорджа, но даже самые теплые братские чувства когда-то могут исчезнуть. Когда бледная Яна открыла ему дверь, он коротко поцеловал ее в щеку. Она обняла его в ответ, и Рон даже обрадовался, не уверенный точно, кому из них больше нужна поддержка.

– Прости, что я вызвала тебя в такой час…

– Ничего. Я уже привык к его выходкам. Что на этот раз?

– Меня вызвал Смит три часа назад, сказал, что надо вылечить человека которому Джордж разбил голову.

Рон нахмурился.

– Раньше он не увлекался членовредительством.

– Да, он ограничивался ущербом собственной персоне. И, тем не менее, когда я явилась, тут действительно оказался пострадавший. Немолодой, но очень красивый мужчина. Обычно Джордж таскает кого-то попроще. Я думала, что это его очередная пассия, но все еще хуже. Это Люциус Малфой.

В это было трудно поверить.

– Кто?

Он кивнул. Имя слишком редкое, чтобы можно было надеяться на ошибку.

– Не знал, что они достаточно знакомы, чтобы ходить друг к другу в гости.

– С разбитой головой? Я его вылечила, и, судя по всему, у этого господина с Джорджем нет ничего общего, он не желал задерживаться в этом доме. Я хотела увести его от греха подальше, когда заявился твой брат с бутылкой виски, сказал, что они собирались выпить, и попытался меня выставить.

– Но ты не ушла.

Яна покачала головой.

– Конечно, нет. Я еще помню, как он ведет себя, когда пьян.

– И что случилось?

– Они выпили, вернее, Малфой взял у него бутылку и осушил из горлышка почти треть. Потом он встал, сказал «благодарю» и пошел к балкону. Вышел туда, минуту постоял, глядя на звезды, а потом бросился через перила вниз. Знаешь, что сделал твой брат? – только сейчас он заметил, как у Яны дрожат руки. – Он побежал следом и прыгнул за ним. – Хорошо, что в этом доме шестьдесят этажей, и я успела вовремя применить чары левитации. Они оба живы. Господи … – она без сил опустилась на пол и заплакала. – Это уже переходит все границы.

Рон был готов признать, что из всех жен Джорджу повезло только с Яной. Она все еще любила его, правда, в последние годы скорее как собственного ребенка.

– Может, снова попробуем положить его в больницу? – Яна все еще верила в чудеса.

– И что? С его деньгами он выпишется через неделю. Лучше уж в Азкабан.

– А что…

– Да ничего, я пробовал. Ему все время назначают штрафы за нарушение общественного порядка – и все.

Но Яна уже прониклась идеей.

– А если этот Малфой напишет заявление, что Джордж его едва не убил? Я дам показания, и мы хотя бы год будем спокойны, что он ничего с собой не сделает.

– Это если Малфой его напишет, а я что-то сомневаюсь. Ладно, где они?

– В кабинете. Признаться, я их намеренно заперла в помещении без окон, – Яна протянула ему две волшебные палочки. – Надеюсь, они еще живы. Хорошо хоть время позднее, надеюсь, соседи ничего не заметили.

– Ладно, разберемся, – в своих словах Рон был совершенно не уверен.

***

– Я уже опаздываю на занятия, – Невилл на ходу застегивал мантию. – Северус еще в душе, завтрак я ему заказал, так что…

– Ты зовешь его по имени?

Невилл беззаботно кивнул.

– Мы коллеги, я теперь всего на год моложе, так что не вижу в этом никакой проблемы. Он – видит и по-прежнему зовет меня по фамилии, но так даже привычнее. Хотя, надеюсь, что это временно и однажды мы с ним подружимся.

Он невольно улыбнулся. Невилл всегда был хорошим парнем, иногда даже слишком. Чему Гарри завидовал – так это его умению быстро адаптироваться в любой ситуации.

– Ну ладно, а что мне делать?

– Да что хочешь. Читай, поговори с ним. Если Северус не будет приносить в жертву девственниц и устраивать темные мессы, то все в порядке. Обычно он такой экзотикой не увлекается, но кто знает, как скажется на нем твое присутствие.

Гарри невольно улыбнулся, но потом помрачнел.

– А он…

– Живой, здоровый. Сам увидишь. Извини, я опаздываю.

Невилл выскочил в коридор и закрыл за собой дверь. Гарри осмотрелся. Он никогда до этого не был в комнатах друга. Чище, чем могло бы. Много книг, куча всевозможных растений, горящий камин, на полке многочисленные фотографии с выпусков, но никаких личных. У Невилла было уютно, но этот уют казался бессодержательным.

Прекратившийся шум воды в ванной заставил Гарри сесть в кресло и схватиться за газету. Он отчего-то снова почувствовал себя мальчишкой. А ведь Невилл прав: на самом деле их со Снейпом разделял всего лишь один прожитый год. Совсем немного, если подумать. Ему тоже называть этого человека Северусом? Боже, какими глупыми бывают мысли тех, кто смущен.

Снейп вошел в гостиную в длинном домашнем халате, на ходу вытирая волосы, и в первую секунду даже не заметил его присутствия. Потом, когда полотенце было убрано, удивился:

– Поттер? Мне казалось, сегодня дежурство мистера Малфоя.

Он кивнул.

– Да, но Драко не смог прийти. У него семейные проблемы, и он просил меня его заменить.

Профессор только кивнул.

– Да, конечно. Прошу меня простить.

Снейп поспешно ретировался обратно в спальню и вернулся через пятнадцать минут, одетый как положено и застегнутый на все пуговицы. Неужели портной, шивший для него это бесконечное черное безобразие, еще жив, или Невиллу пришлось делать специальный заказ? Значит, для Малфоя годился и халат, а его встречают при полном параде. Что он там думал о смущении и глупых мыслях? Профессор занял кресло у окна и взял с подоконника книгу. Судя по всему, вести беседу он был не расположен. Гарри решил заговорить первым.

– Как вы себя чувствуете?

Снейп пожал плечами, даже не глядя в его сторону.

– Живым.

– Я рад, – никакой реакции. – Я действительно рад и надеюсь, что с вами все будет в порядке.

– Спасибо.

Со Снейпом всегда было трудно говорить и похоже, что этот факт ничего не меняло.

– Ваши воспоминания… Я хотел поблагодарить вас за все, что вы сделали для Ордена и для меня лично.

Боже, какие сухие и бестолковые слова. Казалось, на секунду спина профессора напряглась.

– Не нужно, Поттер. Вам не нужно быть вежливым со мной. Я этого не требую. Все мои действия были лишь последствиями совершенной ошибки, которая привела к тому, что вы остались сиротой. Не лгите ни себе, ни мне. Такое невозможно и не нужно прощать.

– Вы не простили? Вы ведь так себя и не простили, да? – ну кто, спрашивается, тянул его за язык? Снейп промолчал, давая понять, что разговор окончен. Почему, спрашивается, Гарри это не устроило? Он встал, обошел Снейпа и оперся на подоконник, разглядывая его лицо. Никаких изменений, все та же бледность, свидетельствующая о нехватке солнечного света, волосы, выглядевшие так, что если бы он не видел несколько минут назад, что профессор их все же моет, то, наверное, не удивлялся бы их жирному блеску. Никаких мимических морщин, только резкая горестная складка между бровями. Странно, в детстве ему казалось, что этот человек выглядит как старик, но сейчас он понимал, что это не так. Нет, красавцем Снейп, конечно, не был, но выглядел намного моложе своих тридцати восьми лет. Как странно отличается восприятие взрослого и ребенка.

– Поттер, прекратите так пристально на меня смотреть, – Снейп поднял глаза. В их вечной тьме было мало гнева, только раздражение.

– У меня жена умерла, – зачем-то сказал он.

– Я знаю. Примите мои соболезнования.

– Спасибо. Я думал о вас, думал, что вы чувствовали, когда погибла мама. Это невыносимая боль, но меня держат на этом свете мои дети и надежда, что если с вами все будет в порядке, то, возможно… Есть крохотная вероятность, что я смогу вернуть им мать, а себе – женщину, которую люблю, – он говорил спокойно, голос ни на секунду не дрогнул.

Снейп отстраненно взглянул в окно.

– Поттер, вы лучше меня знаете, что эта надежда иллюзорна. Никто не возвращается прежним.

– Тогда скажите мне, что с вами не так, Снейп? В чем брак? Покажите его мне, и тогда я смогу отчаяться, перестану мечтать и, возможно… Возможно, смогу принять свое горе, – вот теперь он кричал. Орал так громко, что оставалось надеяться, что комнаты Невилла надежно защищены заклинанием.

– Я не знаю, – профессор сказал это очень тихо. – То, что я совершенно не хочу жить, не покажется вам достойным основанием?

– Из-за воскрешения? Или вы всегда не хотели? С той минуты, как потеряли ее? Что же тогда вас держало?

Снейп взглянул на него.

– Вы сами видели – месть.

Гарри кивнул.

– И все же я хочу понять, что с вами произошло. Почему вы такой живой? Помогите мне разобраться, и я…

– Что "вы", Поттер? Успокоитесь? Вам будет менее больно?

Он почувствовал себя неожиданно очень слабым. Смерть Джинни навалилась на него всей тяжестью огромного горя.

– Это пройдет? Это когда-нибудь, отпустит?

Снейп выглядел задумчивым.

– Я надеюсь, что вас – да.

***

У него не получилось сразу взять себя в руки. Люциус кивнул. Может, он и хотел улыбнуться, но вышла какая-то болезненная гримаса.

– Прости, я вел себя недостойно. Наверняка расстроил мальчика.

Драко вздохнул, глядя, как отец подходит к дивану в его кабинете и опускается на него, устало вытянув ноги.

– Расстроил, но я уговорил его вернуться в школу. Я могу написать ему, что все в порядке, или нас еще ждут неприятные сюрпризы?

Люциус кивнул.

– Напиши, хотя я думаю, что, как ты выразился, «неприятные сюрпризы» теперь неизбежны вдвойне.

– Что-то произошло?

Люциус достал из кармана какую-то бумагу.

– Возьми.

Драко не сдвинулся с места.

– Что это?

– Разрешение для тебя пользоваться моим хранилищем в Гринготтсе и располагать хранящимися в нем средствами. Это два с половиной миллиона галлеонов, сын. Я думаю, тебе стоит заняться восстановлением родового гнезда. Я вел списки тех, кому что-то продавал, многие вещи переданы с правом выкупа в течение десяти лет. Надеюсь, это тебе поможет.

Да, его отец умел удивлять.

– Но как? Откуда эти деньги?

Люциус задумчиво смотрел в потолок.

– Я продал себя. Учитывая степень изношенности твоего отца, пять миллионов – неплохая цена. Мне предложили сделку, и я подумал, что не могу позволить себе эгоистично от нее отказаться. Мне нужно что-то сделать для внука, я хочу, чтобы Скорпиус, когда вырастет, жил в доме своих предков. Задаток я, как видишь, уже получил, так что все серьезно.

Драко нахмурился.

– И на что ты пошел ради этого?

Люциус пожал плечами.

– Некоторое время побуду игрушкой Джорджа Уизли.

– При чем тут Джордж Уизли?

– Мы встретились вчера вечером, вместе выпили, вместе… Впрочем, это не важно. По каким-то своим причинам он решил, что я его забавляю, и предложил сделку. Три года я буду жить на правах его домашнего любимца. Не уверен, что он сам до конца знает, что именно намерен со мной делать, но контракт предоставляет ему очень широкий перечень возможностей меня использовать. Через три года я получу оставшиеся деньги. Это может произойти и раньше, если я надоем мистеру Уизли достаточно быстро и он попросту разорвет соглашение. Все законно.

– Понятно.

Драко сел за стол. Люциус посмотрел на него.

– Ты не будешь на меня кричать?

– Я когда-то это делал? – он закусил губу, волнение последних дней давало о себе знать. Когда он взял перо, руки предательски дрожали. Драко несколько раз глубоко вздохнул, но желанное спокойствие все не наступало. – А каких слов ты от меня ждешь? Что именно я должен сделать? Хочешь знать правду? Я рад, потому что понимаю: если бы не эти странные обстоятельства, мы больше не увидели бы тебя живым. О чем ты думал? Что можешь все вынести в течение трех лет? Что тебе плевать на собственное унижение, если потом ты все равно сможешь умереть? Надеюсь, это время позволит тебе передумать. Хотя бы не ради себя, а ради Скорпиуса, если он еще хоть что-то для тебя значит.

– Драко…

Он не хотел драм. Их в его жизни было предостаточно.

– Помолчи, отец. Будь так добр, выслушай, раз уж сам спросил, что я думаю. Я никогда тебя до конца не понимал. С мамой было проще. Она любила тебя больше всех на свете, и любила меня, потому что я был твоим сыном и был тебе дорог. Но это не так, она заблуждалась, и ты доказал это. Ты, папа, живешь по странным законам. Дороже всего на свете тебе твои чувства и принципы. Ты считал, что должен матери, и готов был умереть ради этого долга. Теперь ты считаешь, что можешь отложить свои обязательства ради Скорпиуса? Отлично. Терпи, жертвуй, делай, если это то, что способно тебя удержать. Я приму это, потому что люблю тебя, отец. Я очень сильно тебя люблю, но сегодня на кладбище, когда ты заставил моего ребенка плакать не по умершей бабушке, а в страхе за твою судьбу, я впервые не смог тобой гордиться.

Люциус закрыл глаза.

– Драко, я заслужил твои слова. Я понимаю.

– Нет, отец. Мне почему-то кажется, что нет.