Железный класс (осенняя история)
жүктеу/скачать 259.5 Kb.
|
| Бокка. Инфаркт?
Амбра. Нет, автобус. Она попала под автобус спустя две минуты после того, как врач ее заверил в абсолютном здоровье. Бокка. Откуда ж ему было знать? Он врач, а не ясновидец. Амбра. Аеще одна моя знакомая после обследования схватила воспаление легких и в считаные дни отправилась на тот свет. Так что от всех этих медосмотров никакой пользы. Куда лучше спокойно жить в ожидании своего часа. И деньги целы. Бокка. А нам что? Поликлиника и так бесплатная. Амбра. От осмотров только хуже: можно сглазить. Я предпочитаю ходить не к врачу, а к парикмахеру. Бокка. Там тоже бесплатно? Амбра. О, если бы! Знаете, сколько денег я трачу на всякие институты красоты? Бокка. Вы? Никогда бы не подумал. Амбра. Что не подумали? Бокка. Что вы ходите по институтам красоты. Амбра. Я считаю, что просто обязана следить за собой ради тех, кто меня помнит и навещает. Бокка. Бывшие любовники, что ли? Амбра. Нет, бывшие воспитанники. Им теперь кому сорок, кому пятьдесят. Такие солидные люди: специалисты, служащие. Есть даже один врач: всё меня уговаривает у него обследоваться, но я не иду из принципа. Даже неловко. Бокка. Я сам такой. А сноха моя с сыном – дай им волю, не вылезали бы от врачей. Амбра. Странно: молодые ходят в больницу чаще нас, стариков. Бокка. Потому что мы, старики, уже состарились, а молодые еще нет, но им очень хочется, вот они по врачам и бегают, словно старость – бог знает какое счастье. Амбра. Счастья мало, но и несчастьем не назовешь. Бокка. Это от общества зависит, как оно с нами обращается. Амбра. Верно. Вот в некоторых странах стариков прямо-таки уничтожают. Бокка. Ну, у нас до этого не дошло. Стариков у нас просто отодвигают в сторону. Амбра. Все же это лучше, чем уводить их в лес и там бросать на съедение зверям. Бокка. Так могут поступать только дикари. Амбра. И не только дикари... Берут стариков, сажают их в мешок и закапывают. А то бросают в реку или в костер. Бокка. Не удивлюсь, если и у нас начнется то же самое. Амбра. Вот не помню где, кажется на Востоке, с наступлением зимы дети уводят своих престарелых родителей высоко в горы и там бросают на снегу умирать от холода и голода. Бокка. У нас так не делают. Пока что. Амбра. В Индонезии – или нет, на Аляске стариков отдают на забаву маленьким детям, как игрушки, чтобы те их били, калечили и делали с ними что захотят. Бокка. Ерунда! Амбра. Правда, правда, господин Бокка. Я сама читала. Поэтому возблагодарим небо за то, что живем в цивилизованной стране, где со стариками считаются, предоставляют им бесплатную поликлинику и пенсию. Бокка. Ну ладно, госпожа Амбра, оставьте, иначе много чего придется вспомнить... И про то, как мы всю жизнь горбатились на эту бесплатную поликлинику. Амбра. А почему вы не садитесь? Бокка. Потому что предпочитаю стоять. Амбра. Вам больно... Бокка. Что больно? Амбра. Сидеть. Бокка. А почему мне должно быть больно сидеть? Амбра. Потому что бывает больно сидеть при некоторых недугах. Бокка. Это не мой случай. (Садится) Амбра. Что у вас в пакете? Бокка. Ничего. Амбра. Я полагаю, вы не станете носить с собой ни для чего пустой пакет... Там пирожные? Бокка. Ну, пирожные. Амбра. Для внуков? Бокка. Нет. Амбра. А для кого? Бокка. Пардон, вам какое дело, мадам? Амбра. Ну, значит, для господина Пальи. (Пауза.) А меня не угостите? Бокка. Нет. Амбра. Вы очень любезны. Бокка. Палье нужно сладкое. Амбра. От сладкого развивается диабет и портятся зубы. Бокка. Как его... Палье все равно, потому что у него вставная челюсть. (Пауза.) Амбра. Скажите, вы собираетесь наконец лечь на операцию? Бокка. А знаете, вы уже надоели. Только и делаете, что задаете вопросы. Для вас разговор – это сплошные вопросы. Не пойму. Что вам проку в чужих делах? Я же вас никогда ни о чем не спрашиваю. Амбра. Разумеется. Потому что я сама обо всем рассказываю. Я общительна и по-другому жить не умею. (Пауза.) Вам не стоит бояться операции. Под общим наркозом никакая боль не страшна. Бокка. Это пока оперируют. А потом? Амбра. Потом можно привыкнуть. На крайний случай имеются обезболивающие средства. (Смеется.) Бокка. Не пойму, что смешного. Амбра. Я подумала: если все муки, на которые обречена женщина, отдать вам, мужчинам, рождаемость резко упадет. Бокка. А вам приходилось рожать? Амбра. Нет. Бокка. Тогда что вы знаете про муки? Амбра. Мне хотелось иметь своего ребенка. Но я всю жизнь воспитывала чужих. Они подрастали и уходили от меня. Бокка. Не жалуйтесь, это к лучшему. Амбра. Почему? Бокка. Потому что дети рано или поздно все равно уходят. Амбра. Ну и что? Бокка. Я говорю, не жалейте, что своих нет. Вот мужа не было – это жалко. Амбра. Ни разу, представьте себе, не пожалела. Бокка. Почему? Амбра. Потому что вы, мужчины, с возрастом делаетесь такие противные, с вами так тяжело. Бокка. А вы, женщины, нет, что ли? Амбра. Вот я, например, полная, не отрицаю. Но я вся полная. А у вас, мужчин, полнота какая-то особенная: отвисает живот, пузо, вы лысеете, но зато растут волосы в ушах, в носу, от вас пахнет чем-то кислым, и вы становитесь ни рыба ни мясо. Потому что теряете мужественность. Бокка. Ага. А вы, значит, женщины... Амбра. Да. Мы, женщины, сохраняем нашу женственность. Бокка. Хм! Не сказал бы. (Встает и вновь принимается расхаживать.) Амбра. А знаете, вы большой нахал. (Пауза.) Зачем вы опять встали? Бокка. Затем, что не хочу больше сидеть. Амбра. Из-за своего недуга? Бокка (вновь садится). Уж не одолел ли вас'этот недуг, коли вы так печетесь о нем? Амбра. А вот и господин Палья. Входит Палья, очень бледный. Шатаясь, с трудом добирается до скамьи и обессиленный падает на нее. Господин Палья, что с вами? Бокка (ничего не заметив из-за своей слепоты). Эй, друг мой хороший! Может, поздороваемся? Амбра. Вы не видите, ему плохо! Бокка. Плохо? Эй, отвечай, тебе плохо? Как тебя, Палья, отвечай! Амбра. Да тише вы, ему трудно говорить, оставьте его. Бокка. Нет, это вы его оставьте и не трогайте больше. Амбра. Давайте позвоним, вызовем "скорую помощь". Он бледный как смерть. Бокка (в испуге). Палья, Палья, скажи что-нибудь. Амбра. Что с ним? Бокка. Он весь в холодном поту. Амбра. Надо вызвать "скорую". Палья (слабым голосом). Нет, не надо. Прошло, уже прошло. Амбра. По-моему, это сердце. Бокка. При чем тут сердце? Это все от пищеварения. Надо, чтобы его стошнило. Амбра. Вот видите: только от врача. А еще хотят бороться с предрассудками. Бокка. Да замолчите вы! Слышишь, Палья, не бойся, все в порядке. Надо, чтобы тебя стошнило. Небось простудился, оттого и желудок шалит. Палья (мотает головой, потом слабым голосом). Не очень-то меня кормили. Бокка. Хорошо бы ему чего-нибудь крепкого... Амбра. У меня дома есть виски. Бокка. Так несите живо! Амбра. Виски – сосудорасширяющее. Его рекомендуют, даже при инфаркте. Бокка. Тише вы. Какой инфаркт! Ступайте, ступайте скорее! Амбра уходит. (С нежностью, глядя на друга, как на ребенка, говорит после паузы.) Ушла наконец, дура. Спровадил. Теперь можно и поговорить... по-мужски. Ну как, лучше стало? Палья. Лучше... немного. Бокка. Правда? Палья. Уже проходит. (Пауза.) Бокка. Маленько подбодрись. Палья. Я видел... все потемнело» Начал терять сознание. Если так умирают, то это неплохо... Какой холод... Бокка снимает с себя пальто и накрывает им друга. Палья. Не надо, не надо. Бокка. Не упрямься. Тебе холодно, а мне нет. (Долгая пауза.) Палья. Ты испугался? Бокка. Еще как! На моем месте и ты бы испугался. Палья. Плохо мне пришлось. Бокка. Ну, теперь-то уж лучше. Вон и потеть перестал. Палья. Плохо. Плохо мне пришлось. Словно смерть за горло взяла... Бокка. Ерунду говоришь... Свело желудок, и все. Палья. Нет, это сердце прихватило. Бокка. Ну, хорошо-хорошо, только не стоит больше. Палья. Нет, напротив, об этом нужно говорить, потому что всему своя причина. Бокка. То есть врач тебе сказал такое... Палья. Врач ничего такого у меня не обнаружил. Но врач тут ни при чем. Бокка. А кто при чем? Палья. Моя дочь. Амбра (возвращается с бутылкой виски и стаканом). Вот и я. Быстро, правда? Бокка. Как на крыльях. Можно было и не спешить. Амбра. Я умею быстро, когда захочу. Ну, как он себя чувствует? Бокка (с заметным раздражением). Лучше, лучше. Амбра. Один глоток, и все пройдет. (Наливает и протягивает стакан Па-лье.) Палья. Нет, сначала Бокке. Амбра. Ему-то зачем? Палья. Ему сейчас нужнее, чем мне. (Отдает стакан Бокке, тот пьет.) Амбра. Как вам мое виски, господин Бокка? Бокка. По мне, лучше граппа. Ему тоже налейте. Палья (берету Амбры стакан и пьет). Ох, прогревает. Амбра. Это сосудорасширяющее. Я тоже порой глотаю, чтобы всякие страхи отогнать. Палья. Забери пальто, Бокка, уже все. Бокка. Да ладно, обойдусь... Палья. Забери, забери... Мало тебе одного хворого, еще и ты решил простудиться? Бокка (надевает пальто и с ненавистью глядит на Амбру, которая до сих пор не ушла). Если вам нужно идти, мы не обидимся. Амбра. Идти куда? Бокка. Домой. Амбра. Зачем? Бокка. Отнести бутылку. Амбра. Ничего. Здесь ее никто не украдет. Что это, господин Палья, вы плачете? Палья. Нет-нет. Не плачу. Амбра. А слезы? Бокка. Это от виски. Когда примешь крепкого, слеза прошибает.' (Подмигивает ему.) Отдыхай, Палья, отдыхай, как ты обычно отдыхаешь. Амбра. Что значит обычно? (Тихо, Бокке.) У него это уже бывало? Он поэтому ходил к врачу? Что-нибудь с Сердцем? Бокка (отведя ее подальше от скамьи, где Палья, кажется, задремал). Он ходил вовсе не к врачу. Амбра. Как не к врачу? Бокка. Но, умоляю, пусть это останется между нами. Он только что, как вам сказать... с любовного свидания, что ли. Амбра. Он? Вы серьезно? Бокка. У него, видите ли, есть подружка. Амбра. У него? У Пальи? Бокка. Да, девушка... лет двадцати. Амбра. Неслыханно. Вы меня разыгрываете… Бокка. И не думаю. Это чистая правда. Зачем мне врать. Прелестная девушка, вы бы видели. Влюблена в него по уши. Амбра. Нет, в самом деле? Бокка. Смотрите, какой он бледный. Круги под глазами. От слабости, вы ж понимаете. Амбра. Ну, знаете, вы не станете утверждать, что в его возрасте... Бокка. Я вас уверяю! Слава богу, не в первый раз! Сначала ему всегда плохо, потом 6н спит на скамейке, а когда проснется, кровообращение уже в порядке и самочувствие лучше прежнего. Видите, как спит? Амбра. А я-то волновалась... Бокка. Лучше отнесите обратно виски и дайте ему отдохнуть. Я тут посижу. Амбра. Ничего себе, я-то считала его серьезным мужчиной. Бокка. И у самых серьезных бывают свои слабости. Амбра. Но в таком возрасте что он может? Бокка. Да за ним молодому не угнаться. Крепкий как дуб. Амбра. Вы смеетесь... Он же на ногах не держится. Бокка. На ногах, может, и не держится, зато все остальное в полном порядке. И еще как! Видите, не выходит по-вашему, что, мужчины в возрасте – ни рыба ни мясо. Вот – яркий пример настоящего мужчины в возрасте. Амбра. Фу, какая гадость! Бокка. Мужская природа, знаете ли... Амбра. Но, продолжая в таком духе, он себя погубит. Бокка. Я ему то же самое твержу. А он отвечает – его вполне устроила бы такая смерть. Вы, кажется, чем-то расстроены, госпожа Амбра? Амбра забирает свои вещи и удаляется. Всего наилучшего, синьорина! (Торопится к Палье.) Эй, открывай глаза, я ее прогнал отсюда. Палья. Чего ты ей наговорил? Бокка. Потом, потом... давай, рассказывай все по-порядку. Палья. Дочь возила меня к монашкам. А точнее, к их врачу на осмотр. Бокка. К каким монашкам? Палья. Обыкновенным. В черных рясах. Уже все документы готовы, медосмотр – последняя формальность. Первого числа меня переселяют... Понимаешь? Через две недели... Бокка. Как же так? Родная дочь тебя даже не спросила? Палья. Нет. Бокка. Мерзавка! Последняя шлюха так не поступит со своим отцом. Палья. У нее свои доводы: говорит, мы не можем жить вместе; там, где я сплю, говорит, в маленькой комнате, должен спать Марчёлло – ему уже семнадцать; говорит, мужу ее надоело меня содержать; мол, они поэтому без конца ссорятся; говорит, монашки с медсестрами обеспечат мне настоящий уход; она, мол, смертельно устает на работе, оттого злится и нервничает; говорит, Артур с Америго тоже согласны; они, мол, все вместе решились на это ради моего же блага; говорит, будут по очереди ездить ко мне каждое воскресенье. Бокка. Ах, вот как! Стало быть, твои дети успели забыть про все, что ты для них сделал! Палья. А то твои помнят. Бокка. Но мои не гонят меня в приют для престарелых. Палья. Дома ты им дешевле обходишься. Бокка. Ладно, ты моих детей не суди. Суди своих. Палья. Я сужу, сужу. Впору биться головой об стену. Первого числа, понимаешь? Бокка. Есть еще две недели. Еще все может случиться. Палья. Что случится? Что я помру, вот и все. Бокка. В какой-то стране, на Востоке, что ли, с наступлением зимы стариков уводят в горы и там бросают на снегу. Палья. Болтаешь, право... Бокка. Если бы этот обычай существовал у нас, мы бы хоть померли вместе; взялись бы за руки да и померли. Палья. Не будь я стариком, клянусь, бежал бы. Бокка. Так беги! Палья. Куда мне в мои-то годы? Я стар, одинок. Бокка. Я пойду с тобой! Палья. Ты? Бокка. Я. Палья. А тебе что бежать? Бокка. Чтобы вместе. Палья. Чтобы... я не один?.. Бокка. Да, и чтобы не видеть больше снохи, сына и всех остальных; чтобы не слышать их голосов, их ругани; чтобы спать спокойно, забыв обо всем и обо всех. Палья. Но ты же сколько раз говорил: твои дети добрые. Любят тебя. Бокка. Мне было стыдно говорить плохое о собственных детях. Для них я всего лишь обуза. Обуза. Сын со мной не разговаривает. Ни единым словом не обмолвится. Остальных я вовсе не вижу; младший, Марио, уж два года не навещает. Дают понять, что зажился на этом свете, пора, мол, и честь знать. Сноха из экономии кормит меня одним супом, а вино разбавляет. Другое вино в кладовой, в холодильнике у нее все на счету. И если я что-нибудь возьму, она при внуках обзывает меня вором. Постель мою стелить отказывается и говорит такое... не приведи Господь. Мой сын все слышит, но молчит. Он меня не выносит и ждет не дождется, когда помру. Палья. Я давно понял, что жизнь твоя не сахар. Неужели нельзя ничего придумать? Бокка. Слушай, как тебя, давай убежим, а? Уедем отсюда. У меня сберкнижка есть. Им ничего о ней не известно. Мне удалось кое-что скопить. Там немного, но нам с тобой на несколько месяцев хватит. Палья. И ты всерьез думаешь бежать? Бокка. Слава богу, не в первый раз. Палья. Быть не может! Бокка. Я убежал из дому, когда мне было девять лет. Если бы не та старуха в поезде, которой я все рассказал и которая меня выдала, то добрался бы до деревни. Помнишь, мы говорили?.. Там круглый год тепло, и живут добрые люди. Палья. И ты хочешь наконец добраться до той деревни? Бокка. Да. Мы заживем другой, новой жизнью. Там море: будем каждый день кататься на лодке. Ты грести умеешь? Палья. Нет, не умею. Бокка. Научишься... Мы научимся. Мы хоть старые, да сильные. Видал, какие мускулы? Нас рыбаки научат, мои друзья. Помню, один был совсем старый, с белой бородой; сажал меня на колени и рассказывал про сирен, про дельфинов и чаек... То-то удивится старик, когда я появлюсь такой же старый, как и он сам. Люди все будут рады нам помочь. Отыщут комнату, дадут прислугу, чтобы готовила. Сноха-то и близко не желает подходить к моему белью. Даже тарелки с ложками и стакан моет отдельно. Ей противно все, к чему я прикасаюсь, словно прокаженный какой. Говорит: ты старик и молчи. Вот она увидит, на что способны два отвратительных старика. И поплатится. Собственные дети заставят ее поплатиться. Вчера старший назвал отца, то есть моего сына, рогатым. Понял? И мне стало так приятно, что я чуть было его не расцеловал... Палья. У моей дочери дети тоже с родителями разговаривают, не дай бог... Бокка. Хотел бы я знать, во что превратится весь мир, когда эти детишки вырастут. Бывает, смотрю на них, и горько становится: одежда ужасная, клянчат деньги и в голове одни мотоциклы, диски да еще политика. Никого не любят. А родители им ни слова поперек, словно уже сейчас их боятся. Палья. Когда вырастут, они от своих детей получат еще меньше, чем мы. Бокка. И им, подонкам, не хватит смелости бежать. Палья. Бокка... Бокка. Да? Палья. Ты думаешь, мы сумеем? Бокка. Ну а как же! Соберем вещи и в путь. Если, конечно, ты согласен расстаться с этой... Амброй, которая в тебя втюрилась по уши. Палья. Что мне за дело до этой Амбры? Бокка. Значит, готов рискнуть? Тогда бежим. Увидишь: нет худа без добра. Палья. Ты славный парень, Бокка. С тобой мне по-настоящему хорошо. С тобой – хоть на край света. Бокка. А еще там есть... Как тебя?.. Палья. Ты когда-нибудь запомнишь, как меня зовут? Бокка. Я говорю, там, недалеко от пляжа, растет инжир. В сентябре он созревает, и тогда пчелы, осы, шмели, воробьи носятся вокруг тучами... Жужжат, чирикают... Потому что инжир-то, он мягкий да сладкий. В детстве я за ним лазил на дерево. А теперь руку протяни – и готово! Палья. Я как увидел, что повернули в ту сторону, веришь ли, сердце прихватило... А когда машина остановилась у дверей... приюта... Бокка. Пожалуйста, забудь об этом. Палья. Какое счастье, что я встретил тебя. Бокка (вспомнив о пирожных). Вот, бери, угощайся. Они, правда, помялись. Палья. Что это? Бокка. Пирожных тебе купил. Палья. Мне? Значит, ты, Бокка, в самом деле меня... любишь? Бокка. Нам иначе нельзя. Если мы с тобой не будем относиться друг к другу по-человечески, то от кого еще ждать хорошего отношения? Осторожно, не испачкайся кремом... Вкусно? Амбра (входит с суровым видом). По всей видимости, господину Палье стало гораздо лучше. Бокка. Разумеется. Он поспал и чувствует себя превосходно. Амбра. Какая прыть, однако! Признаться, я от вас подобного не ожидала! Палья. Чего не ожидали? Что мне станет плохо? Амбра. Что в вашем возрасте вы станете по-прежнему изображать из себя сатира, вот чего. Палья. Я? Амбра. Причем с какой-то девчонкой! Палья. Что она говорит? Бокка. Не понял? Ревнует! Амбра. Как только не стыдно! Палья. Извините. Госпожа Амбра, я вас не понимаю. жүктеу/скачать 259.5 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|