Жеральд Мессадье Сен-Жермен: Человек, не желавший умирать (Том 1) Маска из ниоткуда

4. ДАНЬ АЛЛИГАТОРУ

Они пустились в путь утром. Сисматья посоветовал Висентино одеться по-индейски, чтобы не привлекать внимания, если их заметят испанцы. Висентино согласился. Впрочем, жара заставила его раздеться до пояса, и он шел так весь день, впервые не пряча кинжал, привязанный к поясу. Из поклажи он взял только свое мужское платье, завернутое в одеяло, большую флягу со свежей водой и дорожную сумку с ларцом. Кетмоо, его проводник, нес лук, колчан со стрелами, мешочек с трутом и кремнями на поясе, нож и еще какое-то метательное оружие. А на спине, в легкой сетке из широких лиан, — каноэ, самое маленькое и легкое суденышко, какое Висентино только мог себе представить: сшитое из кож, с каркасом из твердого дерева, длиной едва ли больше, чем рост самого Кетмоо. Можно было подумать, что это детская игрушка. Сбоку висело широкое весло.

Висентино недоумевал, как туда смогут поместиться два человека. Но в этом новом мире ему все было в диковинку, и он догадывался, что не стоит донимать вопросами людей, которые спасали ему жизнь. Ведь они и понятия не имели, что он бежит от застенков Его Наикатолического Величества и веревки с петлей. Так что лучше воздержаться от любых замечаний.

В полдень тем не менее Висентино начал испытывать жажду, а к середине дня опустошил уже половину фляги. Да и голод постоянно напоминал о себе. Неужели его проводник не нуждается в пище? Заметив большие темно-зеленые, похожие на груши плоды, Висентино узнал их — такие же росли во фруктовых садах дворца. Авокадо. Он сорвал столько, сколько могло поместиться в руках, — пять штук.

— Ты голоден? — спросил Кетмоо безразлично.

Висентино кивнул, набивая рот маслянистой мякотью. Незадолго до заката индеец замедлил ход и в конце концов остановился на поляне. Висентино, уставший до изнеможения, упал в траву и вытянулся под большим деревом. Отдых был недолог. Его тотчас же осадили тучи мошкары. Кетмоо снял каноэ с плеч, заботливо положил его на землю и принялся сооружать костер. Видимо, он знал, с какого дерева срывать еще зеленые ветки, поскольку от костра повалил густой и пахучий дым, отгонявший москитов и мошек. Потом индеец взял лук с колчаном и стал осматриваться. Висентино следил за каждым его движением. Вдруг Кетмоо натянул лук. Кого он приметил? Вместо ответа свистнула стрела и послышалось испуганное хлопанье крыльев. Текеста неспешно направился к своей добыче. Дикая индейка. Он вытащил стрелу, кинул тушку Висентино и сказал:

— Ощипываешь и потрошишь.

Озадаченный Висентино вопросительно посмотрел на индейца: ему никогда раньше не доводилось делать ни того, ни другого. Кетмоо сел и стал смотреть, как он старается, с трудом выдирая перо за пером. Наверняка действия белого не внушили особого доверия индейцу, поскольку через какое-то время он взял птицу из рук своего ученика, отрезал ей голову, энергичным жестом вспорол живот и в несколько мгновений избавил от внутренностей. Потом сжег остаток перьев на костре и, наломав других веток, сделал из них две вилки, воткнул в землю по обе стороны костра, насадил индейку на почти прямой сук и стал жарить.

— Ты никогда не готовил себе еду? — спросил он.

— Нет.

Висентино сдержал улыбку, выслушав этот урок примитивной философии. Потом Кетмоо опять взял свой лук, колчан и удалился. Отсутствовал он довольно долго и вернулся, неся другую индейку и какое-то похожее на большую черную крысу животное.

— Делаешь запасы? — спросил Висентино, кивнув на индейку и ондатру.

— Не для нас, — загадочно ответил Кетмоо.

Висентино не осмелился задавать другие вопросы. Индейка уже вовсю шипела на огне, когда Кетмоо снял ее вместе с вертелом, отрезал кусок и отведал, вопросительно подняв брови, точно шеф-повар, пробующий жаркое в кухнях какого-нибудь испанского гранда.

— Скоро будет готово, — сказал он, оглядывая окрестный пейзаж.

И вот этому человеку Висентино доверил свою жизнь. В волнениях, сопровождавших оба его бегства, спасение маленького индейца и его собственное возвращение к жизни, он просто впитывал в себя события, не раздумывая над ними. И только сейчас вдруг оценил, до какой степени был беззащитен — и перед доньей Консепсьон де Лос Артабасес, графиней Мирандой, и перед братом Игнасио, и перед трактирщицей доньей Аной. И даже перед теми, кто хотел ему добра, перед Сисматьей, а теперь вот перед Кетмоо. Как индейка перед стрелами.

Солнце село. Небесная синева неудержимо чернела. Ночь наполнилась криками птиц, шорохами, трепетом листвы.

— Спи сначала ты, — сказал Кетмоо, — я посторожу. Потом твоя очередь.

Тысячи страхов зароились в душе Висентино. Спать? Он станет еще более уязвим, чем когда бы то ни было. А случись меж ними обоими поединок, он, даже оказавшись победителем, никогда не сможет выбраться из этих лесов. Возможно, заметив колебания своего спутника, индеец догадался о его мыслях.

— Я тебя охранять, Чантино, — сказал он с чуть грустной улыбкой.

Опасаясь показаться неблагодарным, Висентино развернул одеяло и закутался в него, потом вытянулся, положив голову на свою сумку. Им овладел фатализм. Через мгновение он уже спал.

Легшая на плечо рука разбудила его.

— Твоя очередь.

Висентино сел. Кетмоо оживил огонь.

— Звери не придут. Огонь не подпустит. Но другие люди могут пройти этой дорогой. Не испанцы. Наши. Лучше мне с ними говорить. Тогда разбуди меня.

Висентино стал караулить. Он вслушивался в странные ночные звуки. Потрескивание ветвей. Внезапный свист, писк, хлопанье крыльев и еще эти пронзительные, изредка раздававшиеся истерические вопли, будто разочарованные демоны кричали во тьме.

Висентино открыл сумку и удостоверился, что ларец по-прежнему там. Он заглядывал в него всего один раз. Быть может, он богаче всех в мире, но пока он всего лишь мальчишка, затерянный в бескрайних лесах и ничего не знающий о своем завтрашнем дне.

Юноша стал растирать себе ноги. Никогда он столько не ходил.

Вдруг ему пришла мысль: а когда же они воспользуются каноэ? Впрочем, воспользуются ли они им вообще? Он достал последний плод авокадо и доел его, отрезая кинжалом куски маслянистой мякоти.

На следующий день он самолично убедился в незаменимости каноэ, когда они достигли байу — прорезанных лесами болот, где в воду свешивались сотни воздушных корней, словно деревья, достигнув света и неба, снова ностальгически тянулись к земле, образуя настоящий занавес из лиан. Солнце стояло уже высоко, когда Кетмоо спустил каноэ на воду и уселся в нем, скрестив ноги, зажав лук пальцами ног, а колчан, мешок и вчерашнюю неощипанную индейку с ондатрой пристроив перед собой. Потом он сделал знак Висентино занять место сзади. Тот послушался, разувшись и полный дурных предчувствий, что вот-вот опрокинет своим весом утлую скорлупку. Но даже когда они поместились туда оба, между краем борта и поверхностью воды оставалась еще добрая ладонь. Индеец взмахнул веслом, и каноэ двинулось вперед, морща волнами зеленую воду, над которой висели, касаясь ее, прозрачные рои насекомых.

Так они плыли часами, то по рекам, то углубляясь в сине-зеленые водные пространства, окаймленные зарослями таинственных деревьев.

— Здесь никаких испанцев, — объявил Кетмоо. — Только звери.

Немного позже индеец перестал грести, уставившись на воду. Висентино проследил за его взглядом и решил было, что какой-то сломанный сук несет течением в их сторону. Но потом сердце бешено заколотилось: аллигатор! У него вырвался крик. Но Кетмоо оставался спокойным. Он взял тушку ондатры и широким жестом бросил в сторону водяного чудовища. Добыча упала позади рептилии. Аллигатор остановился, развернулся, разинул пасть, похожую на огромный клюв, и рванулся к подарку с удивительной быстротой. Схватив ондатру, чудовище погрузилось в воду и исчезло.

— Он нас больше не побеспокоит, — сказал Кетмоо, опять невозмутимо взявшийся за весло.

Висентино понял, кому предназначались вчерашние припасы.

На закате они пристали к речному берегу у какой-то поляны. Висентино вылез первым и вдруг, карабкаясь на берег, похолодел от ужаса. Какое-то животное перепрыгнуло с низкого сука на другой, подбираясь к ним поближе. Пума. Висентино придушенно вскрикнул. Но Кетмоо тоже заметил зверя. Не дрогнув, посмотрел ему в глаза, а когда тот уже выгнул спину, собираясь прыгнуть, бросил ему припасенную для этой надобности индейку. Фокус опять удался: пума метнула подозрительный взгляд в сторону Висентино, потом прыгнула к птице, схватила добычу и скрылась в зарослях.

Висентино еще дрожал от пережитого ужаса. Кетмоо вылез из каноэ и, смеясь, обнял его за плечи.

— Они тоже хотят есть, — сказал он. — Лучше откупиться, чем попусту их убивать. Надо будет пополнить запасы.

Через несколько дней блужданий по болотам и равнинам Висентино проникся духом этих неведомых пространств. Он научился у Кетмоо разводить огонь, ощипывать и готовить диких индеек и других птиц, распознавать ночные звуки. Он загорел на солнце, и теперь его, черноглазого, с повязкой на черных как смоль волосах, охотнее приняли бы за полукровку или за квартерона, чем за белого.

Впрочем, так и случилось, когда они встретили первых аи. После обмена длинными речами, в которых Висентино, разумеется, не понял ни слова, к нему подошел человек неопределенного возраста и стал рассматривать. Потом что-то сказал ему на своем языке, а когда Висентино удивленно поднял брови, покачал головой.

— Он говорит, что ты текеста, хотя сам об этом не знаешь, — объяснил Кетмоо со смехом.

Не будучи знаком с землями, через которые им предстояло пройти, Кетмоо попросил аи указать ему самый надежный маршрут, то есть наиболее удаленный от поселений белых. Поскольку на берегах Киссимее и Вевахотее имелись испанские поселки, они двигались мимо них по ночам. Испанцы почти не попадались, лишь изредка вздымали пыль на дорогах военные отряды или тряская почтовая карета. Чаще можно было увидеть черных рабов, почти голышом работавших на плантациях сахарного тростника и хлопка.

Проведя столько дней и ночей наедине друг с другом, путники сблизились.

— Ты был как они? — спросил Кетмоо однажды днем, когда они плыли по извилистой реке под низкими сводами ветвей.

— По-другому, — ответил Висентино из-за его спины.

— Я так и думал.

— Почему?

— Твои руки и ноги слишком нежные. И ты убил ради свободы?

Пораженный Висентино не ответил.

— У нас бесчестьем было бы не убить, — продолжил Кетмоо.

Это заставило Висентино задуматься. Выходит, индеец уверен, что он совершил убийство. По крайней мере одно.

— В сумке у тебя деньги?

— Да.

Даже когда они устроились на ночь, у Висентино не шли из головы эти рассуждения. Как же давно догадался Кетмоо об истинных причинах его бегства? А его сородичи, они тоже догадались?

Путники в очередной раз сменили территорию, теперь это была земля племени тимукуа. И повторилась та же сцена, что и с аи. Висентино был бы не прочь посмотреться в зеркало, чтобы самому судить о произошедшей с ним метаморфозе. Наконец они достигли земель хитчитов. Опять леса. Висентино и представить себе не мог, что их может быть столько, и таких дремучих.

— Скоро конец твоего путешествия, — сказал как-то Кетмоо. — Мы уже у чероки.

Их пригласили на трапезу — этим они были обязаны в равной степени любопытству, которое вызывал у всех лжеиндеец Чантино, и известному гостеприимству племени чероки.

Во время ужина — неужели не существовало в этом мире другой пищи, кроме диких индеек и ондатр? — один из чероки, сидевший рядом с Висентино, внезапно застыл и уставился на его бедро. Индейцы быстро перебросились несколькими непонятными словами. Вождь отдал какой-то короткий приказ. Висентино почувствовал чье-то прикосновение к своему бедру, опустил глаза и обмер от ужаса: большущая змея пристроилась у него под боком и, пригревшись, едва шевелилась.

— Не двигайся, — приказал Кетмоо многозначительно.

Висентино наклонился к рептилии, и та подняла голову. Потом скользнула вдоль его бедра и спокойно уползла в траву. Сердце Висентино колотилось так, будто собиралось выскочить из груди.

— Чантино, — сказал вождь на ломаном испанском, — у нас это знак. Тебя защищают духи.

Он долго и пристально смотрел на Висентино, потом добавил:

— Ты будешь жить долго. Так долго, что люди скажут: смерть тебя боится.

Потом индеец протянул гостю чашку с какой-то терпкой жидкостью.

— Выпей, чтобы это осуществилось.

Висентино подчинился.

Четыре дня спустя они пересекли землю ючи. Два проводника из этого племени довели их до границы Флориды с Джорджией.

— Иди на восток, ты быстро найдешь английскую деревню.

Они с Кетмоо обнялись. У юноши увлажнились глаза. Этот текеста смыл все ужасы и гнусности, налипшие к нему за долгие месяцы, даже за всю жизнь, как ему казалось. Висентино вдруг заметил, что запахи примятой травы, воды и пыли, ароматы мускусных деревьев и диких цветов подействовали на его незримые раны как бальзам.

— Поблагодари от меня вождя, — попросил Висентино. — Ты и он останетесь в моем сердце навсегда.

Кетмоо кивнул.

— Иди, — сказал он.

Висентино вздохнул, повернулся и пошел с узелком на плече, с сумкой под мышкой. Он шел довольно долго, шагая через луга и думая, что скоро достигнет самой южной из колоний британской короны, если уже не достиг.

В самом деле, через час показались колокольня и шиферные крыши. Он остановился и опять сменил облик, надев одежду белого человека. Платье слегка потеряло свежесть, а башмаки ссохлись.

Но Висентино теперь был вне досягаемости инквизиции, полиции Новой Испании и ищеек губернатора Лимы.

И своего прошлого.