Жеральд Мессадье Сен-Жермен: Человек, не желавший умирать (Том 1) Маска из ниоткуда

6. АЛЬКОВНЫЙ ПИРАТ

Саванна насчитывала по крайней мере две гостиницы, достойных этого названия, которые кучер и указал Винсенту Дрейку в ответ на его вопрос:

— Do you know of an inn?¹⁵

Почтовая станция, где кучер высадил юношу, находилась на площади, у берега реки, давшей название городу. Винсент выбрал ближайшую, чтобы не пришлось нести слишком далеко ларец и узел. Гостиница «Христианская река», опрятная белая постройка незамысловатой архитектуры, находилась неподалеку от набережной, на широкой эспланаде, обсаженной высокими деревьями, и рядом с церковью. Там Винсента Дрейка приняла любезная сорокалетняя женщина, спросившая его имя.

— Джон Таллис, — ответил он, приглядываясь к ней исподтишка и стараясь обнаружить признак какого-нибудь скрытого порока.

Названное им имя несколько раз упоминалось в разговоре попутчиков. «Дрейк», рассудил он, привлекло бы слишком большое внимание. Так что за один месяц он уже в третий раз представлялся другим человеком.

Он заплатил за комнату вперед и спросил, где мог бы заказать более приличную одежду; хозяйка дала адрес: Кинг-Джеймс-стрит, и он сразу же отправился туда, завернув по дороге в банк господ Уотерса и Майклса, чтобы обменять там два эскудо и один райе, остававшиеся в кошельке. Кассир взвесил каждую монету на весах, записал цифры, справился с какой-то ведомостью, покачал головой и самым сокрушенным тоном объявил своему клиенту, что за сто шестьдесят один гран золота он получит, после вычета комиссионных, сто одиннадцать фунтов серебром и пятнадцать пенсов его величества Георга I Английского — сумму, которая явно казалась ему значительной. После чего отсчитал ее мистеру Джону Таллису, звякая каждой монетой с таким прилежанием, что один из его коллег даже поднял голову.

Портного, казалось, удивил возраст заказчика. Хотя тот и отпустил пушок над верхней губой, но все равно выглядел слишком юным.

— Мне нужно одеться, — сказал заказчик.

Портной предоставил ему экземпляр «Пэлл-Мэлл газетт» и показал раскрашенные (очевидно, самим портным или его дочкой) гравюры, изображающие различные наряды для джентльменов, модные сейчас в королевстве. Джон Таллис их тщательно изучил и выбрал синие бархатные штаны до колен, более светлого оттенка шелковый жилет с белой отделкой и синий суконный кафтан в тон к штанам.

Портной весело закивал головой. Потом спросил:

— А чулки? Шелк или хлопок?

На Джоне Таллисе были его единственные хлопчатобумажные чулки, в которых он покинул Мехико. Однажды намокнув, теперь они выглядели серыми. Он не знал, как будет «шелк» по-английски.

— Silk? — повторил он, беспокоясь, что покажется странным.

Портной принял вопрос за утверждение.

— Сколько пар, мой господин?

Джон Таллис догадался, что уже дал ответ, хоть и не знал какой. Но при словах «How many?» понял, что надо уточнить количество пар.

— Five,¹⁶ — ответил он.

Портной устроился за своим прилавком, сделал подсчеты и объявил юному клиенту, что костюм обойдется ему в тринадцать фунтов и десять шиллингов. На сей раз Джон Таллис прекрасно все понял и кивнул.

— Мне нужен задаток, — сказал портной сурово.

Джон скорее догадался, чем уразумел вопрос, открыл кошелек и отсчитал пять фунтов. Портного, похоже, восхитило количество монет, оставшихся внутри.

— Неделя, — сказал Джон Таллис по-английски довольно твердо, сам не зная почему; быть может, потому, что спешил поскорее прилично одеться.

Портной опять удивился.

— Срок весьма короток, мой господин, — заметил он. — Придется добавить еще один фунт.

Джон Таллис снова открыл свой кошелек и добавил один фунт к лежавшим на прилавке.

Портной посмотрел на своего юного заказчика с уважением. Потом стал снимать с него мерку.

— Башмаки? Сапоги? Шляпа? — спросил Джон Таллис, когда с этим было покончено.

Портной указал ему лавку на углу улицы. Там Джон Таллис заплатил три фунта пять шиллингов за пару черных сапог из хорошей кожи и за две пары туфель с пряжками, чтобы носить в городе. Потом купил треуголку из черного фетра, обшитую красным галуном, и ленту, чтобы завязать волосы сзади. Затем прогулялся, по-прежнему держа сумку под мышкой; теперь он имел вид молодого джентльмена, который из-за жары оставил свой кафтан дома. Город был новый, нисколько не похожий ни на Ла-Пас, ни на Мехико, — с улицами, пересекавшимися под прямым углом, и с просторными скверами, где росли какие-то экзотические деревья. Незаметно наступил полдень. Джон Таллис проголодался. Неподалеку оказалась харчевня; он заказал там пиво, кусок говядины и с хорошим аппетитом пообедал.

У него не было ни малейшего представления о том, чем заняться дальше. Шкатулка оттягивала ему руку. Не мог же он бесконечно таскать ее с собой.

И что ему делать со своей жизнью?

Это ему подсказала местная газета «Трейд энд порт меркьюри». Найдя экземпляр на террасе гостиницы, Джон перелистал ее, чтобы освоиться с написанием английских слов и попытаться воспроизвести выговор, произнося их про себя. На первой же странице этого листка ему попались даты прибытия и отправления морских и речных судов, а также цены на товары, торгуя которыми с другими английскими колониями Нового Света и со старым континентом Джорджия сколотила свое богатство: дерево, рис, индиго, скипидар, говядина, кожи…

На последней странице была колонка новостей из остального света и городских слухов. Внимание Джона Таллиса привлекло одно название: Ла-Пас. Потом имя, от которого его сердце подскочило: Миранда. Он отчаянно попытался расшифровать статейку, совсем коротенькую:

Некий голландский купец, побывавший в Новой Испании, передает один слух, изрядно развеселивший подданных Его Католического Величества и удручивший испанские колониальные власти: любовник супруги губернатора Ла-Паса, графа Миранды, украл у нее значительное сокровище и бежал. От горя граф скончался».

Но ни «tradesman», ни «Dutch», ни «sorrow»¹⁸ он не знал. Конечно, настоящее имя Джона Таллиса не указывалось, очевидно, не был упомянут ни его возраст, ни нынешнее его присутствие в Джорджии. И ни слова о брате Игнасио; так что не было никаких причин слишком уж тревожиться. Но если газета попадет в руки людей из Стейтенвилла, видевших прибытие молодого человека испанского происхождения, заметка может привести их к досадным умозаключениям. Но не мог же Джон Таллис попросить кого бы то ни было растолковать ему эту статью, не вызвав подозрений. Он читал и перечитывал ее до тех пор, пока чуть не выучил наизусть, и догадался, что выражение «альковный пират» было ироничным. Поднявшись в свою комнату, он в конце концов успокоился. Но ему настоятельно требовалось покинуть Новый Свет. Предвосхитив событие, он объявил в Стейтенвилле, что направляется в Лондон; там-то беглец окончательно и заметет свои следы. Тем не менее сначала требовалось переодеться. Он правильно сделал, предупредив, что торопится.

На следующий день Джон сходил в порт и справился о кораблях, отплывающих в Англию; на него посмотрели с удивлением: ни один рейс не связывал Саванну непосредственно с королевством. Следовало сперва доплыть до Норфолка, что можно было сделать на одном из тех судов, которые более или менее регулярно плавали вдоль побережья.

Так что он стал дожидаться своей новой одежды. А примерив ее, уже не захотел снимать. Портной очень нахваливал его представительность, хозяйка гостиницы еще больше. Юноша купил два растяжных кожаных мешка, в один из которых положил ларец, в другой сапоги и свой узел, и через два дня сел на четырехмачтовик «Дева Чарлстона». После четырех дней каботажного плавания, во время которого команда и пассажиры питались почти одной только фасолью и копченым мясом, Джон высадился в Норфолке и отправился на поиски корабля, отплывающего в королевство. Таковых нашлось целых два, и он заплатил за каюту на «Принцессе Виргинии».

Он едва успел купить съестные припасы в дорогу по совету одного лейтенанта: копченый окорок, лимоны и две фляги рома — для того, чтобы делать воду пригодной для питья. В два часа ночи капитан приказал поднять якорь. Корабль распустил паруса и взял курс на Саутгемптон. Джон Таллис стал удаляться от континента, который вырвал его душу и чуть не лишил жизни.

Его каюта была тесной каморкой с натянутым гамаком. Человек среднего роста не мог там выпрямиться во весь рост, но Джону она показалась прелестной.