Жизнь мага введение

Однажды у матери Кроули чуть не случился апоплекси­ческий удар от ярости, когда, зайдя с сыном к родствен­нице на чашечку чая, она увидела в её доме роман Эмиля Золя. Кроули истолковал этот эпизод как подтвержде­ние своей мысли — возможно, правильной — о том, что его мать находилась на грани безумия, являющегося ре­зультатом как подавления её сексуальности, так и её рьяной набожности.

Несмотря на все эти строгости, Кроули удавалось чи­тать нелегально. Неожиданно ему стали выдавать неболь­шое количество карманных денег, на которые он тайно покупал и контрабандой проносил домой книги, чтобы читать их в тишине туалета. Одной из таких книг, как он сообщает, была «Тайна кэба». Если бы его мать обнаружи­ла эту книгу, разразилась бы катастрофа: она считала кэбы орудием дьявола, поскольку в её представлении они глав­ным образом использовались мужчинами для связей с падшими женщинами.

Столь пристальный надзор и введенный в доме ко­мендантский час ограничивали возможности Кроули от­носительно совершения грехов против Святого Духа, не позволяя ему мастурбировать и вынуждая видеть в каж­дом, кто находился вокруг него, шпиона. Эта черта, род­ственная изредка проявлявшейся у него застенчивости, осталась в его характере на всю жизнь. Тем не менее, ко­гда бы ни возникали возможности согрешить, он старал­ся использовать их все. Одна из таких возможностей по­явилась в виде горничной. Кокетливая девушка и Кроули однажды днём, воспользовавшись дьявольским транс­портным средством, убежали из дома и провели несколь­ко часов резвясь в Херн-хилле. Воскресным утром, когда вся семья была на традиционном воскресном богослуже­нии, Кроули отлучился по какой-то причине и позднее утверждал, что занимался с горничной сексом на кровати своей матери. Их связь была обнаружена. Кроули всё отрицал, и девушку уволили. Он не испытывал раскаяния, поскольку считал, что всему виной пуританский настрой его семьи.

В жизни Кроули была одна отдушина, в которой он искал отдыха и расслабления и которой суждено было сопровождать его на протяжении всей жизни. Речь идёт о поэзии.

В школе Кроули познакомился с произведениями ве­ликих поэтов британской литературы, но вряд ли полю­бил их. Изучение этих произведений заключалось боль­шей частью в повторяющемся чтении отрывков из них и заучивании отдельных строк. В школе почти не учили вдумчивому чтению и интерпретации. Стиль «Потерянно­го рая» Мильтона был ему скучен, но его вдохновлял об­раз дьявола как всемогущего героя, нравственного из­гоя, восставшего против Бога. Он отождествлял себя с мильтоновским сатаной и видел в нём союзника в своей собственной борьбе. Дома он имел доступ к книгам Тен-нисона и Лонгфелло, но нашёл, что «их невозможно отне­сти к поэтам. То, какими слабыми были образы их персо­нажей, вызывало у меня безграничное омерзение. Самые тяжкие их грехи были обывательскими». По схожей при­чине, — именно потому, что его произведения не были запрещены, — он пренебрёг Шекспиром и оценил его, только оказавшись в Форсинарде вдвоём со злополуч­ным преподобным Фозергиллом, где трёхтомное собра­ние сочинений барда было единственной книгой в доме, которую, в сущности, можно было читать.

Подстёгиваемый чтением поэзии, Кроули сам на­чал больше сочинять. Его юношеские произведения, как он отмечал, распадались на три стилистических клас­са: пародии на песни того времени, лирические стихо­творения, основанные на духовных гимнах, и эпические повествования, основанные на рассказах сэра Вальте­ра Скотта.

В автобиографии Кроули цитирует несколько строк из стихотворения под названием «Взгляд за кулисы». В сти­хотворении описывается больница:

Нельзя не заметить здесь чёрного юмора. Кроме того, для отрывка, принадлежащего перу начинающего поэта, стихотворение выглядит слишком завершённым. С не­скрываемой иронией стихотворение пародирует одну известную книгу о жизни «бродячих актёров и о том, как единственной их надеждой было обращение» в христиан­ство. Поэзия стала ещё одним видом оружия в антихри­стианском арсенале Кроули.

По мере создания новых произведений поэтическое творчество Кроули сосредоточилось на любви и сатире. Однако любовь, о которой он писал, была не просто ро­мантическим чувством. Она была злом, которое неизбеж­но приводит к возмездию со стороны Бога. Создаваемые им образы часто были мрачными, склонными к мазохиз­му и необычайно сильными для поэта его возраста. Мало что сохранилось из этих произведений, в которых Кроули часто изображал триумф молодости и чувства над возра­стом и важностью стариков. Большинство их были им уничтожены или потерялись в течение жизни, критикуе­мые им как «топорные, подражательные и чувствитель­ные». Истинного же поэтического мастерства Кроули до­стиг лишь годам к двадцати.

Если говорить о книгах, не относящихся к художествен­ной литературе, то однажды в руки Кроули попал том под названием «Уроки по элементарной химии» сэра Генри Энфилда Роско, профессора химии из Оуэнского коллед­жа в Манчестере, прославившегося изобретением спо­соба очищать ванадий. Поскольку его мать очень хотела, чтобы сын стал врачом, — она колебалась относительно его карьеры, выстроив иерархию, где верхнюю ступень занимала медицина, затем шла юриспруденция и, как не­что немыслимое, рассматривалась проповедническая деятельность, - Кроули было позволено устроить дома маленькую лабораторию. Разумеется, его интерес к науке рассматривался всеми как знак того, что мальчик нако­нец всерьёз на чём-то остановился.

После нескольких неудачных экспериментов, среди которых были оптимистически наивный проект изготов­ления алмазов и взрыв, в 1890 году Кроули начал гото­вить фейерверк для Дня Гая Фокса. Все необходимые ингредиенты он спрятал в большой банке на игровой пло­щадке колледжа Стритхэм, но, когда он собрался запустить ракету, всё это хозяйство взорвалось, выбив окна сосед­них зданий и оставив его без сознания. Несколько дней пролежав в полубессознательном состоянии, он утвер­ждал впоследствии, что из его лица удалили более четы­рёх тысяч осколков гравия и запретили напрягать глаза вплоть до Рождества. Это был пример типичной для Кроу­ли чрезмерности, хотя этот случай и принёс некоторую пользу, поскольку на некоторое время Кроули стал цент­ром всеобщего внимания.

Нетерпимость Кроули к религии, его упрямое стрем­ление спорить, сомнительный уровень нравственности и неуправляемое поведение привели дядюшку Тома и дя­дюшку Джонатана к одному и тому же выводу. Настало вре­мя снова отправить племянника в школу-интернат, но, по общему согласию, его следовало послать в приемлемое учреждение, а не в пропитанное религиозным фанатизмом заведение типа Дотбойз-холла6. Джонатан Кроулихотел, чтобы мальчик поехал в Уинчестер, но это предложение было отвергнуто. После рассмотрения нескольких школ в поисках подходящей, Кроули наконец записали учени­ком в Малверн-колледж.

В начале летнего семестра в апреле 1891 года Кроули сел в поезд, идущий в Грейт-Малверн, что в Вустершире. Все надеялись, что с поступлением в эту школу для него начнётся новая жизнь. Но всё оказалось иначе. Малверн-колледж совершенно не подходил для такого мальчика, как Кроули.

И дело было не в том, что он отставал в учёбе: во мно­гих отношениях он был более образован, чем его сверст­ники. И не его религиозные (или антирелигиозные) взгля­ды стали помехой его учёбе в этой школе. Проблема за­ключалась в том, что он не обладал таким крепким здоровьем, как его ровесники, был застенчив и углублён в себя и не отличался успехами в спорте. Малверн-кол­ледж имел постоянно растущую репутацию по части спортивных занятий. Мало того что он вернулся в атмо­сферу школьной дисциплины после многих месяцев срав­нительной свободы, что само по себе должно было стать для него психологическим шоком, Кроули также предсто­яло приспосабливаться к новым требованиям. Он испы­тывал к этому месту даже большее отвращение, чем к школе Чемпни. Старшие ученики («невежи огромных размеров, равно увиливающие и от учёбы, и от игр и сосредоточив­шиеся на непристойной брани и мелкой тирании») зади­рали и обижали его за то, что он не участвовал в занятиях спортом, тогда как одноклассники травили его, потому что он был одиночкой. Он испытал на себе такую грубую традицию, как «pill-ragging», представлявшую собой раз­новидность борьбы, при которой противники старают­ся больно ухватить друг друга за яйца; и «смазка», при которой противники или плюют друг другу в лицо, или стараются плюнуть так, чтобы жертва не заметила, кто это сделал. Попав в дом № 4 — дома для воспитанников Малверн-колледжа не имели названий, они нумерова­лись — под руководство заведующего домом преподоб­ного Г. Э. Хантингдона, Кроули пришлось делить спаль­ню с мальчиком, который подговаривал других совер­шить над ним акт мужеложства, что в те времена не было редкостью в школах.

Несмотря на травлю, причиняющую ему страдания, и на презрение Кроули к учителям — «назойливым и по­тенциально опасным малым», — Кроули принялся за учё­бу. Подобно многим мальчикам, оказавшимся в такой си­туации, он посчитал самым мудрым опустить голову и ста­раться не привлекать внимания. Как бы то ни было, он принял сознательное решение не ухудшать своего поло­жения, и, хотя ему и не хватало рвения кучёбе, он решил, что должен сдать все экзамены, однако с минимальной затратой сил. У него была хорошая память, особенно на слова, и ему прочили будущее неплохого филолога-клас­сика, но ему было скучно запоминать учебный набор из греческих и латинских текстов. В самом деле, учёба мало была способна зажечь его воображение. Он проявлял способности к арифметике, но считал её наукой торговцев; подобным образом он пренебрегал и тригонометрией, поскольку она применяется в таком вульгарном деле, как архитектура, но алгебра завораживала его, потому что это была чистая математика, мало, как ему казалось, приме­нимая на практике. В третьем семестре у них началась химия. Её вёл престарелый преподаватель, очень мало сведущий в предмете. Кроули считал своим долгом ука­зывать учителю на ошибки.

«Моя жизнь в Малверне, — писал Кроули в автобио­графии, — мало повлияла на меня. Бульшую часть време­ни я был погружён в собственные мысли и старался как можно меньше соприкасаться со школьной жизнью. Я ни с кем там по-настоящему не подружился». Однако у Малверн-колледжа были некоторые преимущества: может быть, его там и дразнили, может быть, он и не завёл себе там новых друзей, но эта школа не была подчёркнуто хри­стианской, и там он смог отдохнуть от религиозного ли­цемерия. В свои шестнадцать лет Кроули был способным юношей со зрелым, сложившимся умом. Он продолжал писать стихи и читать так много и так разнообразно, как только мог, причём школа предоставляла ему для этого возможности, которых не было дома.

Во время летних каникул 1891 года Кроули и его мать отправились на остров Скай. Приехав в Кайл-оф-Лохалш, они переехали в Кайлакин, затем продолжили путь в эки­паже —• вероятно, это не был дьявольский кэб — и, про­ехав двадцать пять миль по пустынным, повергающим в трепет, прекрасным местам в окружении гор и озёр, до­брались до гостиницы «Слигахан-Инн», расположенной десятью милями южнее Портри. Гостиница была местом паломничества не только для тех, кто нуждался в оздоро­вительных свойствах чистого воздуха, но и для альпини­стов. Мощная горная цепь Куиллин начиналась менее чем в двух милях от гостиницы.

Куиллин-хиллз, считавшиеся в то время самым луч­шим местом для занятий альпинизмом в Британии и лишь немногим уступающие Альпам, приобрели свою популяр­ность лишь недавно, благодаря Джону Норману Колли, самозабвенному альпинисту, преподавателю химии из Лондонского университета и первому, кто применил на практике рентгеновское облучение. Он обнаружил эту цепь холмов, начертил планы восхождений и нанёс на карту гор­ные тропинки. Поскольку альпинизм был новым видом спорта, особенно популярным среди состоятельных лю­дей, такие места часто посещались знаменитостями и богачами. В тот момент, когда Кроули зарегистриро­вался в гостинице, она была заполнена альпинистами и горными туристами. Среди них находился сэр Джозеф Листер, изобретатель применения антисептических средств в хирургии.

Кроули, развитый не по годам и любознательный, всту­пил в разговор с Листером, и тот убедил нескольких аль­пинистов на следующий день взять мальчика с собой. Эмили Кроули, без сомнения, одобрила эту идею: ведь её сын находился здесь именно для того, чтобы дышать све­жим воздухом, кроме того, уйдя в горы, он лишится воз­можности соблазнить какую-нибудь служанку или дере­венскую девушку. На десять миль вокруг по всем направ­лениям едва ли можно было встретить человеческое поселение. Когда рано утром на следующий день они от­правились в путь, Кроули понятия не имел, зачем он туда идёт: скорее всего, он ожидал, что это будет нелёгкая про­гулка на довольно большую высоту и возвращение в гос­тиницу к полудню.

Команда вышла из гостиницы, чтобы взобраться на гору Сгарр-нан-Гиллеан, что находилась примерно в двух с половиной милях к югу от гостиницы, если мерить по прямой. Они пересекли реку Слигачан и пошли вдоль ру­чья под названием Альт-Деарг-Беаг, поднимаясь по довольно крутому наклону, пока не дошли до большого прута. Здесь начался уже серьёзный подъём: они взбирались э каменистому, открытому ветрам гребню, который на­зывался Вершинный кряж, был отвесным и имел около трёх четвертей мили в длину. Кроули было нелегко, но он не сдавался и добрался до вершины, находившейся на высоте 3100 футов над уровнем моря. Когда вечером он вернулся в гостиницу, он уже заразился лихорадкой аль­пинизма.

Во время каникул Кроули пожаловался как матери, так и обоим своим дядюшкам на жизнь в Малверн-колледже, сообщив им о травле, которой он там подверга­ется, и делая особый акцент на пристрастии учеников колледжа к содомии. Зная образ мыслей своих родствен­ников и будучи уверенным в своей способности влиять на их решения, он объявил им о своём желании вернуть­ся к домашнему обучению с частными учителями. Род­ственники же, помня об умении Кроули манипулировать этими несчастными людьми, не поддавались и катего­рически отвергли идею с приглашением учителей как неспособную стать решением проблемы на сколько-ни­будь длительный срок. Тем не менее Малверн-колледж был признан непригодным по причине процветания там сексуальных отклонений, и возник план как можно ско­рейшего перевода мальчика в школу, расположенную ближе к дому.

Какой бы несчастной ни была школьная жизнь Кроу­ли, она всё же смягчалась каникулами, во время которых он мог предаваться своей новой страсти, альпинизму. Семья приветствовала новое увлечение мальчика, счи­тая его полезным для здоровья во многих отношениях, а не только из-за укрепляющего действия свежего воз­духа, происходящего от длительного пребывания на при­роде. Эти требующие усилий занятия должны были укре­пить его мускулы, сделать его сильнее, задать направле­ние его действиям, придать ему уверенности в себе и, если повезёт, отвлечь его мысли от противоположно­го пола.

Оставленный «наедине с Природой и вдалеке от своих тиранов», Кроули делал первые шаги в альпинизме, при­чём сейчас их скорее назвали бы скалолазанием. Альпи­низм с верёвкой и другим оборудованием тогда только зарождался, большинство скалолазов просто карабка­лись вверх по крутым склонам и подолгу шли по горам.

Это был опасный спорт, имевший в первые годы своего распространения высокий процент несчастных случаев, нередко заканчивавшихся гибелью альпиниста, однако для спортсменов времён королевы Виктории и короля Эдуарда это была редкостная возможность поставить перед собой по-настоящему сложную задачу.

В начале пасхальных каникул 1892 года, после того как Кроули окончательно покинул Малверн-колледж, его послали на ферму под Лангдейл-фелл, что находится в озёрной местности к западу от Грасмера. Живя здесь, он мог исследовать окрестные горы. С ним был учитель, чтобы опекать его и держать подальше от прелестей де­ревенских девушек. В деревушке Уэстдейл-Хед, распо­ложенной на берегу озера Уэст-Уотер, где собирались скалолазы со всей Великобритании, Кроули услышал о принятом здесь тесте на проверку альпинистских спо­собностей и выносливости. Тест заключался в том, чтобы покорить четыре самых высоких здешних горы Скофелл, Хелвеллин, Скиддо и Саддлбак в течение двадцати четы­рёх часов. Воспламенённый идеей этого испытания на вы­носливость, Кроули решил устроить себе тренировочное восхождение. Он покинул ферму на рассвете, достигнув первой цели своего похода, горы Лангдейл, он преодо­лел Россет и Боу-фелл, обогнул Хангин-нотс и Эск и на­правился в сторону плоскогорья, в конце концов покорив вершину Скофелл. Его восхождение продолжалось це­лый день под палящим солнцем, чей жар усиливался, от­ражаясь от скал и щебня, он почти не останавливался, разве что для того, чтобы отдышаться. Не взяв с собой воды, он был на грани истощения отжары и, направляясь на север вдоль ущелья, добрался до озера Стай-Хед. Напившись из озера, он поменял направление на юго-западное и, пройдя мимо озера Спринклинг, снова до­брался до Боу-фелл. Луна светила ярко, но Кроули был истощён и не мог найти обратный путь. В одиннадцать часов на подходе к Мидл-фелл, где в наши дни находится горноспасательная станция, он встретил группу спасате­лей, отправившуюся на его поиски.

Был и другой случай, когда Кроули взял сестру своего учителя, отправляясь взбираться на расположенную не­подалёку Лангдейл. Эта сестра — её возраст неизвестен, но, кажется, она была старше Кроули — в какой-то мо­мент похолодела от страха, разразившись эмоциональ­ным монологом, состоявшим из молитв, перемежавших­ся криками и требованиями к Кроули, который находился при восхождении ниже неё и мог страховать её только снизу, чтобы он перестал смотреть на её ноги. Она пред­ставляла собой, как позднее вспоминал Кроули, пример «малодушной трусости, сладострастия, смешанного со стыдливостью, и фанатической набожности: как будто она была одной из героинь Теннисона».

По мере того как уверенность Кроули в себе росла, он не только начал заниматься альпинизмом с более опыт­ными людьми, но и приобрёл некоторую степень юношес­кого честолюбия, побуждавшего его исследовать ещё не изведанные пути и маршруты восхождений. Одним из таких маршрутов был отвесный склон горы Миклдор, ря­дом с которым сейчас построена хижина спасателей. Во время одного из таких восхождений обрушилась гро­за, и Кроули утверждал, что в его стальной альпинист­ский топорик попала молния. Более вероятно, что на нём накопилось статическое электричество, и он начинал ис­крить от прикосновения. Восхищённый и напуганный гро­зой, Кроули начал быстрый спуск, цепляясь то за один выступ, то за другой. Это, как он утверждал, требовало большой концентрации, но втотмоментон был слишком увлечён тем, что происходило, и видом горы Ско-фелл, «которая стояла в сияющем лиловом обрамлении грозо­вых туч и буквально пылала от молний», чтобы заботиться о своей безопасности.

Во время одного из восхождений на Скофелл Кроули познакомился с местным фермером по имени Джон Уилсон Робинсон, который делал многое для распростране­ния альпинизма в своём родном Камберленде. Он про­никся симпатией к Кроули и показал ему несколько не­сложных маршрутов для восхождений в одиночку. Во время тех же каникул Кроули познакомился с Оуэном Глин­ном Джоунсом, которого ему представил Робинсон. Один из пионеров скалолазания, Джоунс занимался тем, что обучал других технике этого дела; он также изобрёл клас­сификацию горных склонов по степени сложности восхож­дения. Несколько молчаливый, он был сильным челове­ком, пользовавшимся уважением со стороны других ска­лолазов, но так и не был признан как альпинист. Тем не менее в Британии он зарегистрировал 23 маршрута вос­хождений, которые он совершил первым.

Кроули критически относился к людям, которых счи­тал мошенниками или теми, которые пользовались не­заслуженной славой. Он полагал, что Джоунс был имен­но таким, и обвинял его в самовозвеличивании и, что ещё хуже, распространении опасных приёмов восхож­дения. Для Кроули не стала неожиданностью гибель Джоунса в 1899 году, когда тот в сопровождении двух про­водников совершал трудное восхождение на гребень Ферпекль на горе Дент-Бланш, неподалёку от Церматта в Альпах. По поводу этой трагедии Кроули уверенно за­метил, что «опасности альпинизма до смешного преуве­личены. Я не слышал ни об одном несчастном случае, который не был бы следствием невежества или неосмо-мтельности».

Каникулы закончились, и Кроули из Стритхэма отпра-ился в Тонбридж в Кенте, где ему предстояло 12 мая 1892 года поступить в Тонбриджскую школу-интернат в пятый класс и начать жить в пансионате под названием Ферокс-холл Хаус. Скалолазание по-настоящему укрепило его. Он поступил в школу с готовностью принять вызов мира и за короткое время утвердился в новой обстанов­ке, отчасти благодаря тому, что мог теперь противосто­ять тиранам. Будучи более зрелым, чем большинство его ровесников, он, по своему собственному выражению, «развил у себя нечто вроде естественного аристократиз­ма. Люди уже начинали бояться меня, а что касается трав­ли, то об этом больше не было и речи».

В целом Тонбриджская школа была организована луч­ше, чем Малверн-колледж. Работа учителей контролиро­валась, и, хотя сохранялся общий дух школы с превосход­ством сильнейшего, старшими учениками, которые де­монстрировали свою силу на младших, и ритуалами посвящения, через которые проходил каждый новичок, всё же порядки здесь были менее варварскими. Превос­ходство в спорте не выставлялось на первый план, а со­домия была не так распространена. Кроули не просто при­способился к этой обстановке, но и завёл здесь друзей, среди которых был мальчик по имени Адаме, тоже жив­ший в Ферокс-холле и являвшийся племянником Джона Кауча Адамса, известного математика и астронома, пер­вооткрывателя планеты Нептун. Согласно словам Кроули, Адаме был своеобразным малым, который однажды, по­лучив два фунта на карманные расходы, купил восемь­десят пачек мороженого в школьной кондитерской лавке и съел их все сам за один присест.

Несмотря на то что Кроули освоился в Тонбридже, его здоровье опять ухудшилось. Он признавал, что отча­сти был виноват в этом сам. Во-первых, он был подвер­жен приступам депрессии и часто чувствовал себя несча­стным, что ослабляло его. Во-вторых, он негодовал, что ему не дали правильного образования, подразумевая под этим недостаток собственных знаний в области сексуаль­ной гигиены. Он писал в «Мировой трагедии», что ослаб­ление его здоровья было «прямым следствием порочной системы воспитания, которая, не удовлетворившись сво­ими собственными пытками, применяемыми ко мне, передала меня её грубому величеству Природе». На по­лях своего собственного экземпляра книги он написал: «Я подхватил триппер у проститутки в Глазго» — и уже в зрелом возрасте признавался, что в 1893 году болел гонореей. Разумеется, учителя и наставники врядли пре­дупреждали его об опасности венерических заболеваний, а также о том, как её избежать, и едва ли мать или дядя когда-либо обсуждали с ним эту тему.

Время, проведённое Кроули в Тонбридже, не ознаме­новалось никакими происшествиями. Видимо, проблем он не создавал, из чего следует, что он чувствовал себя там более счастливым, чем прежде. Он делал успехи в учё­бе, и его бунтарские проявления несколько утихли. Мень­шее количество религиозных мероприятий в школе и его постоянная поглощённость альпинизмом как-то отодви­нули его тоску и ярость на второй план. Тем не менее он по-прежнему был убеждённым антихристианином и напа­дал на религию, кактолько появлялась возможность.

Год проучившись в Тонбридже, Кроули покинул эту школу, и летом 1893 года его послали жить в Истборн, город, расположенный на морском побережье в Восточ­ном Суссексе, где он жил по адресу Суссекс Гарденс, 4, с наставником, которого звали мсьеЖ.-А. Ламбер, фран­цузом и членом Плимутского братства. Он объявлял о себе как о профессоре языкознания, набирающем учеников для обучения французскому и английскому. Помимо за­нятий с Ламбером, Кроули посещал уроки химии профес­сора Р.-Э. Хьюза, которому, как он утверждает, ассисти­ровал во время проведения нескольких экспериментов в Истборнском колледже. Не существует никаких свиде­тельств того, что Кроули учился в этом колледже или что Хьюз когда-либо там работал: скорее всего, Кроули про­сто посещал вечерние занятия в городе.

Когда появлялась возможность, Кроули бежал из-под бдительного ока мсье Ламбера и, по его собственному утверждению, прочёсывал Истборн в поисках сексуаль­ных приключений или возможности сыграть партию в шахматы. С характерной для него самонадеянностью он утверждал, что оказался лучшим шахматистом в городе, и вёл шахматную колонку в Eastbourne Gazette, отчаянно критикуя в ней своих партнёров по шахматам. Это, конеч­но, не вызывало к нему симпатии с их стороны.

Однако существовала другая местная достопримеча­тельность, которая привлекала его внимание гораздо боль­ше, чем женщины и шахматы. Это была скала Бичи-Хед.

Самая высокая точка южного берега Англии, Бичи-Хед на пятьсот футов возвышается над каменистым морским берегом и располагается в двух милях к западу от горо­да. У этой скалы меловые склоны, и потому она скользкая во влажную погоду и осыпается в сухую. Хотя скалола­зание к тому времени уже утвердилось как вид спорта и многие альпинисты уже покоряли прибрежные склоны южной Англии, чтобы потренироваться перед альпийски­ми восхождениями в Европе, Бичи-Хед обходили сторо­ной, потому что эта скала считалась слишком опасной. Нечего и говорить, что Кроули не обратил на это внима­ния и решил покорить скалу.

Замысел восхождения был экстремальным до безрас­судства. Трудности подъёма по меловому склону обще­известны. На нём невозможно укрепить опоры для ног, потому что он слишком хрупкий; зачастую меловая по­верхность оказывается недостаточно прочной, чтобы вбить крюк, а опоры для рук делаются путём высечения в скале углублений или при помощи очищения уже суще­ствующих отверстий от осколков породы и мусора. Если выдолбить слишком глубокое отверстие, то и сама опо­ра, и участок скалы, расположенный над ней, легко отла­мывается и падает, увлекая за собой скалолаза.

Кроули никто не удерживал, и он направился к Бичи-Хед и «решил начать восхождение в девяти с половиной минутах ходьбы от берега в сторону станции береговой охраны, идя с трубкой в зубах и в сопровождении собаки (за отсутствием подходящей женщины)». Впоследствии он сообщил, что Бичи-Хед представлял собой крутой ме­ловой склон, сильно подпорченный водой и покрытый сгнившей травой. Конечно, сомнительно, что он покорил самую крутую часть склона в стиле лёгкой деревенской прогулки; более вероятно, что первое своё восхождение он совершил не на саму скалу в той её части, что располо­жена ближе к маяку, а на менее крутой склон к востоку от маяка, возвышавшийся над каменистой полосой берега, где приливы сменялись отливами.

Однако настоящее восхождение вскоре воспоследо­вало. Грегор Грант, кузен Кроули, сопровождал его во вре­мя некоторых восхождений на Бичи-Хед. В скалолазании Кроули был методичным, он внимательно относился к каж­дому своему движению и каждой особенности релье­фа, которая встречалась на его пути. И в самом деле, он утверждал, что давал имена некоторым местам: пик Этель-дреды (названный или в честь его собаки, или в честь зна­комой девочки: Кроули не мог вспомнить, в чью именно честь, но, скорее всего, название в любом случае несло в себе иронию, поскольку Кроули всегда сравнивал не­красивых девушек с собаками), Дьявольская расщелина и Трещина Квиллина. С последней был связан случай, чуть было не закончившийся для него гибелью. Во время одно­го из восхождений, совершаемого в компании с другими альпинистами, Кроули застрял, и для его освобождения понадобилась помощь береговой охраны. Неудивитель­но, что он не рассказывает об этом в своих воспомина­ниях. Тем не менее Кроули завоевал восхищение других скалолазов, и один из пройденных им маршрутов вос­хождения на Бичи-Хед вызвал следующий комментарий в периодическом издании «Приморское скалолазание в Британии»: «Можно только удивляться Кроули и его дру­зьям, которым удалось совершить траверс на этом скло­не, вверх и вниз до выступов утеса с целью их обследова­ния». К сожалению, многие из тех вершин, которые поко­рил Кроули, с тех пор разрушились и упали в море.

Не все верили в его восхождения на Бичи-Хед. Вели­чайший из первых альпинистов, Альберт Фредерик Мам-мери, основатель альпийского скалолазания и леген­да своего времени, умерший в сорокалетнем возрасте в 1895 году, сомневался в достижениях Кроули. Кроули написал ему письмо и в качестве доказательства послал фотографии, чем вызвал восхищение великого человека. Зато Eastbourne Gazette не спешила расточать похвалы: статья о достижениях Кроули была озаглавлена «Разные обличья глупого безрассудства».

Примерно в это время Грегор Грант обручился со сво­ей будущей женой и объявил, что больше не может риско­вать своей жизнью. В душе Кроули наступило опустоше­ние. Грант был его героем, одним из немногих людей, ко­торые делали его раннее детство терпимым, и одним из самых первых его товарищей по несчастью, страдавших от окружавшей религиозности. Свой ответ на это изве­стие Кроули сформулировал довольно кратко: «...я полу­чил первый урок в том, что давно уже открыто религиями мира: ни один мужчина, позволивший женщине занять хоть какое-нибудь место в своей жизни, не способен хо­рошо делать своё дело».

Именно в тот период произошёл случай, касающийся матери Кроули и скалы Бичи-Хед, о котором Кроули рас­сказал сорок лет спустя. Кроули взял мать с собой на Бичи-Хед и, оставив её на склоне заниматься живописью, приступил к восхождению. Он был уже довольно высоко, когда услышал её крик о помощи, хотя был уверен, что на самом деле ничего не мог услышать, что воспринял какой-то психический импульс. Он вернулся, обнаружил, что она соскальзывает вниз по обрыву, и спас ей жизнь. Этот поступок он оценивал позднее как «достойный сожа­ления порыв гуманизма».

После того как Грант навсегда забросил свои альпи­нистские ботинки, Кроули объединился с другим скало­лазом по имени Дж.-С. Нью. Вместе они нарисовали карту Бичи-Хед, а Кроули описал их совместные восхождения в статье для шотландского альпинистского журнала. По мере того как имя Кроули становилось известным в аль­пинистских кругах, он познакомился с рядом других ве­дущих представителей этого вида спорта, и 7 декабря 1894 года он получил звание члена Шотландского клуба альпинистов. Его кандидатура была предложена А.-Э. Мей-лардом и поддержана Джоном Норманом Колли. Полу­чить поддержку Колли было довольно большой честью, поскольку этот преподаватель химии был к тому време­ни уже очень знаменит не только благодаря своим вос­хождениям в Великобритании, но и потому, что первым без сопровождения гида покорил Монблан по маршруту Бренва.

К этому времени Кроули был по-настоящему опьянён и захвачен скалолазанием. Оно дало ему многое из того, чего прежде не хватало в его жизни. Горные восхождения дали ему свободу, возможность проверить себя, сред­ство добиться того, чтобы другие мужчины признали его равным, ощущение собственной силы. «Красота формы и цвета, радость физической активности, а также бод­рость сознания, ищущего свой путь в какой-то сложной области, — вотто, что подготовило мой прорыв», — пи­сал он. Он пребывал в возвышенном настроении. Подоб­но альпинистам всех времён, он открыл для себя особый тип внутренней гармонии, мистического умиротворения в одиночестве и величии гор: «Очертания гор на фоне неба почти всегда благородны и прекрасны, поскольку являются результатом влияния естественных сил, которые действуют постоянно, в соответствии с законами приро­ды. И вот, хотя эти очертания не есть воплощение чьего-либо замысла, они представляют собой олицетворение самой сути законов красоты». Впоследствии он любил со­вершать восхождения в компании с крепкими, выносли­выми людьми и наслаждался жизнью на лоне дикой при­роды. Первая же ночёвка в альпинистской палатке убеди­ла его в том, что жить в палаточном лагере — потрясающе и увлекательно. Он заявлял: «Простые ощущения пребы­вания на свежем воздухе, под звёздным небом во время отхода ко сну и пробуждения на заре, потому что это заря, самим своим фактом поднимают животную жизнь чело­века до уровня поэзии».

Совершая восхождения, Кроули не ограничивался Озёрным краем и скалой Бичи-Хед: он также занимался альпинизмом в Шотландии и Сноудонии (Уэльс). Куда бы он ни приезжал, он прокладывал свои собственные пути и маршруты восхождений, иногда вызывая раздражение своих товарищей-скалолазов самоуверенностью и реши­тельным настроем стать первым, кто проложил тот или иной маршрут восхождения, иногда же уличая их в трусо­сти и неспособности повторить проложенный им марш­рут. Тем не менее, товарищи, хотя и невольно, восхищались им.

Эмили Кроули и её брат Том, веря, что занятия альпи­низмом меняют Кроули к лучшему, поощряли их. Летом 1894 года это поощрение проявилось в том, что мать и дядя профинансировали первое серьёзное восхожде­ние Кроули. Целью его путешествия были Альпы.

Отправившись в путь вместе с очередным наставни­ком, Кроули приехал в Балле ди Сольда, что в австрий­ском Тироле, вооружённый «Альпинизмом» Клинтона Томаса Дента, одним из первых признанных пособий, по­священных этому предмету. Оказавшись на месте, он нанял Йозефа Пингерру, лучшего из местных горных про­водников. Несмотря на самодовольную убеждённость Кроули в том, что он является лучшим скалолазом, чем Пингерра, он хотел, чтобы его научили приёмам лазания по льду и снегу. Когда же проводник поскользнулся на за­снеженном склоне и спасся только благодаря Кроули, который держал другой конец верёвки, тот решил отка­заться от инструктажа и занялся самообучением. Опыты восхождений на Бичи-Хед ему помогли. Он научился определять предел прочности льда так же, как проде­лывал это с мелом, а его осторожность и чувство равно­весия уже были отточены благодаря восхождениям на Бичи-Хед. После нескольких дней тренировок Кроули в одиночку совершил восхождение на Ортлер по маршру­ту Хинтере-Грат. На вершине он встретил некоего амери­канца и его проводника, которые добрались туда по бо­лее простому маршруту: проводник был изумлён успеха­ми Кроули. К концу лета он уже мог профессионально заниматься скалолазанием в условиях снега и льда.

Однажды во второй половине 1894 года Кроули по­ссорился с мсье Л амбером, одна из дочерей которого по имени Изабель обручилась с молодым человеком, отка­завшимся сменить веру и вступить в Плимутское братство. Ламбер разорвал обручение, запер свою дочь в доме и на глазах Кроули жестоко побил её. Кроули высказал своё мнение, и, думается, у них с Ламбером дошло до драки. Том Бишоп, вызванный телеграммой, сел в первый же по­езд, идущий в Истборн, и забрал Кроули из Суссекс-Гар-денс. Затем был созван семейный совет. Теперь стало ясно, что Кроули, уже почти превратившийся в мужчину, так же неуправляем и своеволен, как и прежде. Его дух так и не был сломлен. Теперь не оставалось другого выбора, как просто выпустить его в мир. Он был потерян для Братства, для благоразумия, для христианства. Его родственники сделали всё, что смогли, и потерпели поражение.

Когда альпинистский сезон в Альпах закончился и впереди замаячил новый учебный год, Кроули ока­зался перед необходимостью принимать решение от­носительно своего будущего. Первое принятое им ре­шение было в пользу карьеры, как её представляла себе его мать. В конце сентября 1894 года он записался в качестве вольнослушателя в Королевский колледж Лондонского университета на курсы медицины и есте­ствознания.

Почему он выбрал именно Королевский колледж, не­известно, но, возможно, этот вариант был предложен ему Джоном Норманом Колли, ассистентом сэра Уильяма Рамзая, профессора общей химии, работавшего в Лон­донском университете, а позднее лауреата Нобелевской премии за свою работу, касающуюся инертных газов. Разумеется, Кроули посещал лекции обоих учёных.

Весной 1895 года, как только стала устанавливаться хорошая погода, Кроули начал готовиться к новому аль­пинистскому сезону и уехал в туже минуту, как только за­кончился учебный год. Он отправился на Бернское на­горье и первым делом пустился в одиночку покорять ска­лу Айгер. Во время этого восхождения он встретил группу английских альпинистов с проводниками. Вместе они до­брались до вершины и спустились. Впоследствии этим же летом он совершал восхождения на Айгерйох, Юнг-фрауйох, Мюнх, Юнгфрау, Веттерлюкке, Мюнхйох, Байх-грат, Петерсграт и Чингельхорн. Его занятия альпиниз­мом, по мнению Т.-С. Блэкни, автора статьи в майском номере Alpine Journal за 1952 год, были «если и не выдаю­щимися, то, во всяком случае, многообещающими, хотя и несколько эксцентричными, и есть достаточно много свидетельств со стороны таких компетентных людей, как Джон Норман Колли, Мейлард, Солли, Х.-В. Рид, Экен-штайн и Ларден... тому, что он был очень способным аль­пинистом, особенно на скалах (хотя Мейлард считал его также лучшим скалолазом-любителем из всех, кого он когда-либо видел); и только Ларден был склонен считать его безрассудным». Многие из своих восхождений Кроу­ли совершал в одиночку, поскольку предпочитал незави­симость. Отчасти это объяснялось его желанием побыть наедине с природой, но отчасти — и его убеждением в том, что одинокие восхождения более безопасны. Он скептически относился к услугам местных проводников и умению большинства других альпинистов, исключая Маммери, Колли и Хастингса (который был с Маммери и Колли в Гималаях, когда Маммери погиб), которые за­дали новые стандарты в альпинизме.

Альпийское путешествие Кроули было прервано теле­граммой из Лондона. Дело было в том, что когда-то он выражал желание подать заявление в Кембриджский уни­верситет, теперь его семья решила одобрить и поддер­жать это желание. Вступительные экзамены в Тринити-кол-ледж и собеседование должны были состояться через не­делю, поэтому Кроули немедленно вернулся на поезде в Великобританию, приехал в Кембридж и подал докумен­ты на сдачу экзаменов. Он успешно сдал все экзамены, показав, как он утверждал, при переводе греческих и ла­тинских текстов знания, превышающие средний уровень, несмотря на то, что у него не было возможности подго­товиться.

Во многих отношениях Кроули был готов к новому эта­пу своей жизни. Он был достаточно взрослым и мог на равных общаться со старшими. Он был физически силь­ным и привык мыслить независимо и разумно. И всё же в некоторых аспектах он был невероятно незрелым. Он ис­пытывал трудности во взаимоотношениях со сверстника­ми и был предельно высокомерен. В одном отношении его незрелость достигала поразительных масштабов: он неумел обращаться с деньгами. Как он утверждал в авто­биографии: меня приучили, что я могу рассчитывать на любую рос­кошь. Не существовало ничего, что было бы слишком хорошо для меня; и я не имел ни малейшего пред­ставления о том, что сколько стоит. Всё оплачивалось за моей спиной. Меня никогда не учили, что для полу­чения желаемого от меня могут потребоваться какие-либо усилия. С другой стороны, количество моих кар­манных денег безжалостно ограничивалось, с тем что­бы я не мог использовать их каким-нибудь постыдным образом, например на покупку книг или табака, а то и на что-нибудь ещё более омерзительное, например на театр или женщин. (Меня побуждали завести соба­ку!) В результате у меня полностью отсутствовало от­ветственное отношение к деньгам. Мне никогда не приходило в голову, что их можно зарабатывать, и я привык быть зависимым до степени попрошайниче­ства. Это, конечно, возымело гибельные последствия. Я сомневаюсь, что когда-либо существовал кто-нибудь столь же слабо подготовленный к практической жизни.

Как бы то ни было, он испытывал благодарность к род­ственникам за то, что был богат, и ещё за одно обстоя­тельство. Полученное воспитание «научило меня бороть­ся, любить правду, ненавидеть притеснения, и — ей-богу! — меня хорошо этому учили. В глубине души мне следует благодарить их».

Могут существовать различные взгляды на то, хоро­шо или плохо был подготовлен Кроули, но так он начал удивительное путешествие своей взрослой жизни.