Как бы случайно женщина елизавета

МАРТА. Все в порядке… наоборот, так даже лучше… Ну, давайте повернем его…

ЕЛИЗАВЕТА. Эй, послушайте… Полегче… Это между прочим мои ягодицы… О боже… Щекотно… Могли бы добавить иногда хоть какое-нибудь ласковое словечко. Мужланы!

МАРТА. Еще… Сильнее, чтобы соскользнул… Ну вот, все в порядке…

ЕЛИЗАВЕТА. Аааа! Боже мой! Я ранена! Сама в себя выстрелила! Кровь… я чувствую, как кровь течет по ногам… О, боже… я умираю… Мой Эссекс… Хочу видеть его… Немедленно… Роберт! Роби! Робин! Соловушка мой дорогой!

МАРТА (стражникам). Уходите… Прочь... Выйдите отсюда.

(стража покидает сцену)

ЕЛИЗАВЕТА. Выстрел в задницу… Какой бесславный конец для королевы! Заклинаю тебя, Марта, скажи, что это ты выстрелила. Возьми на себя вину. Знаю, что тебе отрубят голову, зато католики сделают меня святой! Святая Мария, стреляющая в задницу!

МАРТА. А ну, покажи!.. Подними юбку. Не вижу никакой крови.

ЕЛИЗАВЕТА. Ты уверена?

МАРТА. Да нет же никакой крови… Есть дыра, но в одежде.

ЕЛИЗАВЕТА. Ну тогда выходит… Если выстрел оказался напрасным, значит, я описалась. О, какое мучение… Стражники, ощупывающие меня… Пистолет, который стреляет… Описалась, и вся мокрая… И Эссекс, который больше не любит меня… Хочу видеть его… Марта… Иди отыщи его… Приведи сюда… этого негодяя.. Скажи, что верну ему подряд на красные вина…

МАРТА. Да, да… дорогая… я найду его… и приведу сюда… А пока иди сюда, вымою тебя… (королева по-прежнему стоит на скамеечке. Марта с полотенцем в руках подвозит тазик на треножной подставке на колесиках).

ЕЛИЗАВЕТА. Пусти, я сама справлюсь… А ты иди… Поищи его… Но не говори, что хочу видеть его.

МАРТА. А как же мне тогда зазвать его сюда?

ЕЛИЗАВЕТА. Скажи, что мне плохо… Что умираю… Вот, да… что я выстрелила из пистолета…. Но не рассказывай, что описалась… ради бога… (выходит и сразу же возвращается). Постой, Марта! Нельзя, чтобы он увидел меня в таком виде… Я взглянула на себя мельком в большое зеркало!.. Я ужасно выгляжу! Где мое маленькое зеркало?... Хочу понять, не лучше ли теперь… (смотрится в зеркало). Нет, не лучше! Марта, почему я так постарела за последние тридцать пять лет? Не могу допустить, чтобы он увидел меня в таком виде… Вся расхристанная… И если он еще раз назовет меня "старой рухлядью"… Нет, не могу… Я некрасива, ужасна… стара… (сует себе в рот небольшие листья)… я покончу с собой… О, что за жизнь!

МАРТА. Ну, начнем с того, что надо выплюнуть эту гадость, эти листья…

ЕЛИЗАВЕТА. Нет, они помогают мне… придают тонус…

МАРТА. Ну, разумеется, только дуреешь от них вдобавок… и портят тебе зубы, они кажутся гнилыми… Давай, выплевывай! (Подает ей тазик). И к тому же изо рта воняет, как у дракона!

ЕЛИЗАВЕТА. Ах, это верно… И кожа у меня теперь тоже, как у дракона… так что, если встречу святого Георгия, он выставит меня в два счета.

МАРТА. Конечно… если бы ты согласилась подтянуть немного кожу… сделать увлажнительную маску… массаж…

ЕЛИЗАВЕТА. Опять? Опять привела сюда эту мегеру… Как там её зовут?

МАРТА. Доннацца… да… Она, между прочим, единственный человек, который может тебя спасти.

ЕЛИЗАВЕТА. Ну да, окунув в дерьмо… Ведь именно из него эта мегера делает свои чудодейственные примочки и припарки. Гадкая дрянь!

МАРТА. Не говори глупостей… Это лечебная грязь, органического происхождения и продукты разложения помета.

ЕЛИЗАВЕТА. Молодец! Все назвала своими именами! Научное название дерьма! Да, мне рассказывали: является сюда, делает свои маски из органического помета — как ты это называешь — и они омолаживают тебя… на двадцать минут, не больше… А в итоге, не смеешь больше сунуть нос на улицу, потому что воняешь чудовищным дерьмом… Люди кричат: "Ах, как она помолодела!" и хлоп! – она тут же падает в обморок. Бога ради, не надо. Потом мне говорили, что подтягивая кожу на лице, она так сильно тянет тебе волосы, что лицо превращается в обтянутый кожей череп. Молодой череп, но череп! И потом эти массажи, этими её ручищами… Вдобавок хлещет тебя без конца по щекам… Нет, дорогая, нет…

МАРТА. Я поняла, не нравится… И ты права… Столько мучений… ради кого? Не будем ничего делать.

ЕЛИЗАВЕТА. Да, не будем ничего делать. Иди и зови сейчас же сюда эту Доннаццу.

МАРТА. Хорошо, но только…

ЕЛИЗАВЕТА. Шевелись, чего ждешь?

МАРТА. А потом не передумаешь, не прогонишь её, как уже сделала на той неделе?

ЕЛИЗАВЕТА. Нет, я сказала.

МАРТА (указывая на мокрый пол). Подожди минутку, надо вытереть.

ЕЛИЗАВЕТА. Ты с ума сошла? Это же святая моча, моя! Я же папесса! Иди, иди…

МАРТА. Хорошо, уберу потом… Ну, так я приведу?

ЕЛИЗАВЕТА. Кого приведешь?

МАРТА. Доннаццу… Она тут, за дверью.

ЕЛИЗАВЕТА. Уже? Каким образом?

МАРТА. Позаботилась заранее. Сама позвала её, не дожидаясь твоего разрешения.

ЕЛИЗАВЕТА. Стой! Минутку… подожди… Мне страшно… Очень больно будет…

МАРТА. Подумай о том, сколько мучений выносит курица, чтобы снести простое яйцо… После примочек Доннаццы ты станешь совершенно новой королевой! (идет к двери и зовет) Давайте… Пропустите Доннаццу!

Входит огромного роста и необъятных размеров женщина с белой маской на лице, похожей на венецианскую карнавальную маску – Доннацца.

ДОННАЦЦА. Прекрасная синьора, ты превосходишь всех нас.

ЕЛИЗАВЕТА. Стой там! Что это у тебя за маска на лице?

ДОННАЦЦА. Я ношу её только для того, чтобы скрывать свой ужасный облик.

ЕЛИЗАВЕТА. Ладно, ладно… Обойдемся без шуток… Хочу видеть каждого в лицо, я…

МАРТА. А не все ли равно? Она ведь делает это для того, чтобы не огорчить тебя. Доннацца не пользуется тут хорошей репутацией, ты же знаешь. Если люди проведают, что для реставрации своего лица пользуешься услугами… полуведьмы…

ЕЛИЗАВЕТА. Сними маску, я сказала!

ДОННАЦЦА. Надеюсь, госпожа, ты не испугалась. (снимает маску).

ДОННАЦЦА. Да не нужно говорить по-французски, я прекрасно понимаю его, прекрасная госпожа. Я похожа на чудовище, и отлично знаю это. Но я не переживаю, моя прекрасная королева, и не бойся меня, потому что я добрая и пришла сюда, чтобы предложить тебе помощь. (идет к двери и втаскивает в комнату какие-то странные деревянные устройства).

ЕЛИЗАВЕТА. Надеюсь… А эти штуки для чего?

ДОННАЦЦА. Это называется ходунок или манежик и служит для того, чтобы научиться ходить, не падая, в деревянных сабо, какие носят проститутки.

ЕЛИЗАВЕТА. Сабо, какие носят проститутки?

МАРТА. Да, вот такие, посмотри (показывает ей обувь из пробки и кожи). Это сабо. Подошва тут высотой (три фута, фут = 30 см) около метра.

ЕЛИЗАВЕТА. Проще сказать — ходули.

ДОННАЦЦА. Их носят венецианские куртизанки, чтобы быть выше.

ЕЛИЗАВЕТА. Ты поняла, Марта? Я сделала карьеру: от королевы до путаны!

ДОННАЦЦА. Госпожа, однако эти девушки хорошо зарабатывают!

ЕЛИЗАВЕТА. Но мне вовсе не нужно казаться более высокой ростом.

ДОННАЦЦА. Может, предпочитаешь, королева, чтобы платье сделало тебя настолько ниже ростом, чтобы и задница не видна была.

ЕЛИЗАВЕТА. Что за выражения? Вышвырну тебя сейчас отсюда пинком под зад, знаешь?

ДОННАЦЦА. Успокойся, сиятельство! Ой! Чуть не поскользнулась… Что это здесь так мокро? Если не ошибаюсь, похоже…

ЕЛИЗАВЕТА. Да… случилось… Конь…

ДОННАЦЦА. Он? Деревянный конь писает? Неплохо!

ЕЛИЗАВЕТА. Это королевский конь.

ДОННАЦЦА. Ах да, конечно!

МАРТА. Смелей, Елизавета, послушай ее… встань.

ДОННАЦЦА. Давай, поднимись, великолепная! Войди в манежик. Спокойно, вот так, теперь я устрою тебя тут внутри. Помогите-ка мне и вы, госпожа Марта.

МАРТА. Охотно.

ЕЛИЗАВЕТА (забираясь на ходули). Мамочки, какое ощущение!

ДОННАЦЦА. Ну вот теперь видно, что королева возвышается над всеми. Чудо как хорош такой рост!

МАРТА. Конечно, это совсем другое дело.

ЕЛИЗАВЕТА. В мои-то годы ходить в манежике!..

ДОННАЦЦА. Хочешь соску, королева?

ЕЛИЗАВЕТА. Не будут ли смеяться надо мной, такой верстой? Я выше моего коня…

ДОННАЦЦА. А ну, встань рядом с этим зассанцем?

ЕЛИЗАВЕТА. И потом с этой клеткой…

ДОННАЦЦА. Научишься ходить и без нее…

ЕЛИЗАВЕТА. Можешь не сомневаться, и как только встречу португальского посла, того самого, который писал про бирокка энкалорада, упаду на него… и сделаю его дамским угодником!

ДОННАЦЦА. Двигайся, двигайся, ходи, моя милая верста лондонская, двигайся, а я тем временем приготовлю тебе маску для лица.

ЕЛИЗАВЕТА. Меня тошнит.

ДОННАЦЦА. Где скамеечка для ног? (уходит и сразу же возвращается со скамеечкой для ног).

МАРТА. Вот так… Ну, ну… Голову выше… не горбись…

ЕЛИЗАВЕТА. Эх, легко сказать… Конечно, когда окажусь в объятиях Эссекса… и попрошу поцеловать… он поцелует меня в пупок. Послушай, дай передохнуть. Могу я выйти из этой клетки?

ДОННАЦЦА. Иди, иди, милая королева, садись сюда.

МАРТА. Иди, ляг вот здесь…. Ну… Сейчас я принесу тебе лютню, и немного поиграешь на ней.

ЕЛИЗАВЕТА. Нет, не хочу. Лучше почитаю… дай вон те бумаги.

МАРТА. Опять письма посланников? Тебе нравиться портить себе настроение?

ЕЛИЗАВЕТА. Нет, подай "Гамлета", рукопись.

МАРТА. Еще и это?

ДОННАЦЦА. А! "Гамлет", знаю… видела спектакль: "Уйди в монастырь, Офелия… потому что, если выйдешь замуж, твой муж окажется рогатым! Уйди в монастырь!" Ха-ха-ха! (смеется так оглушительно, что Марта и Елизавета пугаются).

ЕЛИЗАВЕТА. Эй, полегче с этими квасцами… Уж очень сильно стягивают кожу!

МАРТА. Но что ты хочешь найти в этой пьесе?

ЕЛИЗАВЕТА. Доказательство, что этот новодеятель сцены пишет не только для того, чтобы высмеять меня, что тут скрывается заговор Эссекса.

МАРТА. Да будет тебе. Что же, по-твоему, Гамлет — клеветнический пасквиль?

ЕЛИЗАВЕТА. Марта, хватит обращаться со мной как с идиоткой. (к Доннацце) А ты кончай сдирать с меня кожу, словно шкуру с кролика. И заруби себе на носу раз и навсегда — я никогда ничего не говорю попусту. Во всей этой пьесе полно нападок на меня лично и на мою политику. Этот театрал высмеивает меня. Каждый вечер в его театре публику настраивают против меня.

МАРТА. Послушай, Елизавета, я случайно присутствовала на одном представлении "Гамлета" несколько дней назад… в театре "Глобус" и уверяю тебя, не обнаружила там совершенно никаких нападок.

ЕЛИЗАВЕТА. Видела и нисколько не усомнилась? "Лягушка на дне колодца думала, что ведро, висящее в круге света, — это солнце."

МАРТА. О чем это ты?

ЕЛИЗАВЕТА. Это слова Шекспира.

ДОННАЦЦА. Красиво! Как это? Лягушка на дне колодца думала, что задница ведра — это солнце. Великолепно!

МАРТА. Помолчи! Единственное, что мне ясно — меня сравнивают с лягушкой, но остальное?

ЕЛИЗАВЕТА. Но ведь именно Гамлет говорит это…

ДОННАЦЦА. Это понятно! Как бы зеркальное отражение!

МАРТА. Помолчи!

ЕЛИЗАВЕТА. Нет, нет… Она правильно сказала… Это именно зеркальное отражение. Отлично!

ДОННАЦЦА. Видела? Глупая голова, а еще велишь молчать!

МАРТА. Но как ты себе позволяешь такое?

ДОННАЦЦА. Иди, поставь на место сабо. И что у тебя за слуги такие, королева?

ЕЛИЗАВЕТА. Короче, этот хитрец Вильям Шекспир, чтобы замаскировать…

ДОННАЦЦА. Сними рубашку…. Разденься.

ЕЛИЗАВЕТА. И не подумаю!

ДОННАЦЦА. Чего стесняешься? Мужчин тут нет, разве что деревянный конь, который писает… Тут все женщины!

ЕЛИЗАВЕТА. Я в этом не уверена… В одной из нас троих я сомневаюсь, дорогая Доннацца.

ДОННАЦЦА. В себе самой? Но отчего же ты все время вредишь себе? Ты все еще красивая женщина!

ЕЛИЗАВЕТА. Короче, не хочу раздеваться.

МАРТА. Я позабочусь об этом. (Марта уходит и тотчас возвращается, неся нечто вроде ширмы, которую ставит перед Елизаветой, прикрывая ее, при этом видна только голова королевы)

ЕЛИЗАВЕТА (поскуливая от массажа). Ох, прекрасно… Еще, еще… я говорила, что Шекспир, чтобы замаскировать (стонет от удовольствия), ой, ай… подчеркивает политические аллюзии... Он всего лишь поменял персонажам пол.

МАРТА. То есть?

ЕЛИЗАВЕТА. Превратил мужские персонажи в женские и наоборот.

ДОННАЦЦА. Устроил игру в переодевания, в зеркальное отражение.

ЕЛИЗАВЕТА. Ну да.

МАРТА. Ну, приведи хоть один пример.

ЕЛИЗАВЕТА. Да проще простого: я женщина… Гамлет – мужчина…

МАРТА. Ну да, потому что ведь Гамлет — пародия на тебя… я забыла.

ДОННАЦЦА. Смотри, королева, мне кажется, она хватает тебя за задницу.

ЕЛИЗАВЕТА. Оставь… Так ты слушаешь меня? Я — Гамлет! Нежная Офелия – женщина… а мой обожаемый Роберт — мужчина. Отец Гамлета был убит… моя мать была убита. Призрак отца Гамлета преследует его и днем и ночью. Моя мать, которая каждую ночь видится мне во сне, взывает о мести.

ДОННАЦЦА. Надо же, как все хорошо раскладывается. Один — сюда, другой — туда..

ЕЛИЗАВЕТА. Мать Гамлета выходит замуж за деверя… Но и мой отец Генрих VIII женился на вдове своего брата. То есть на своей золовке.

ДОННАЦЦА. Ох, и эта еще тут! Ну и путаница!

МАРТА. Успокося, и не передергивай. Твой отец сам осудил Анну Болейн… А мать Гамлета ни в чем не виновата…

ЕЛИЗАВЕТА. Кто тебе это сказал? Прочти как следует пьесу… Королева изображает невинность, но Гамлет ее проклинает. И мой отец Генрих… притворялся, будто не согласен с лордами, осудившими Анну Болейн. Ох, ты бы видела, как он отчаивался и какие проливал слезы возле тела моей матери… совсем как мать Гамлета!

ДОННАЦЦА. Зеркальное отражение! Совершенно точно.

МАРТА. Елизавета, извини, но ты похожа, по-моему, на одного из тех зазывал, которые продают клей для всяких черепков. Еще раз прости… Но ответь: что именно, что конкретно заставляет тебя думать, будто в этой пьесе Гамлет — это ты?

ДОННАЦЦА. Хочешь, я отвечу?

ЕЛИЗАВЕТА. Попробуй. Послушаем.

ДОННАЦЦА. Королева Англии Елизавета, это всем известно, имеет ужасный порок: когда видит, что колышется штора или гобелен, у нее всегда наготове кинжал и… "Призрак!" — кричит она. Хлоп! И кто бы ни оказался за этой шторой… неважно!

МАРТА. О, да! Она и меня таким образом едва не отправила на тот свет!

ДОННАЦЦА. Черт побери, не вышло? Надо бы тебе потренироваться еще, недопустимы такие промахи. Во всяком случае у Гамлета тоже такой же порок … Там есть сцена с занавесом, который колышется, а за ним стоит Полоний…

ЕЛИЗАВЕТА. Полоний? Стой! Он ведь изображает моего премьер-министра Сесиля.

ДОННАЦЦА. А, аллегория! Поняла?! Итак, Полоний — аллегория Сесиля, стоящего за шторой, и Гамлет тоже там, разговаривает со своей матерью и говорит ей ужасные вещи… Он говорит: "Но как могла ты выйти замуж за этого ужасного человека? Шлюха!" Так и говорит. В какой-то момент занавес колышется… Хлоп! Огромная мышь! Хлоп! Потому что там, в Дании, мыши ростом метр-тридцать, метр-сорок, как минимум. Хлоп! Удар кинжалом! Шлеп! Полоний на земле. А следующий Полоний – ты.

МАРТА. Теперь понимаешь, какой это веский аргумент! Неопровержимый!

ДОННАЦЦА. Не согласна? Ладно, приведу второй. В финале Гамлета кто появляется, чтобы навести порядок наконец во всей этой истории? Фортинбрас из Норвегии, не так ли? Так во всей этой английской заварушке, по мнению пуритан, кто этот самый Фортинбрас, который должен явиться с севера и навести порядок? Яков, король Шотландии, что все время сидит там на границе и готов свалиться на твою голову, королева!

ЕЛИЗАВЕТА. Знаешь, Доннацца, это ведь ты свалилась на мою голову. Хватит тянуть что есть мочи! (и действительно, Доннацца заплетает множество косичек в одну косу на затылке) Не говоря уже о том, что так тянешь вверх уши и глаза, что я уже похожа на монголку!

ДОННАЦЦА. Ну, какая там монголка, ты великолепна! У тебя даже нет двойного подбородка!

ЕЛИЗАВЕТА. Как ты позволяешь себе такое! У меня никогда не было… двойного подбородка.¹

ДОННАЦЦА. Ты права. У тебя был двойной затылок!

МАРТА. Ах, извини… Она перепутала с Гамлетом, это у него двойной подбородок, а также небольшой животик и плоская ступня²

ЕЛИЗАВЕТА. Не понимаю тонкую иронию.

ДОННАЦЦА. Я поняла. Объяснить?

МАРТА. Нет, помолчи!

ДОННАЦЦА. А я все равно скажу. Дело в том, что актера, который играет роль Гамлета — его зовут Ричард Барбейдж — я хорошо знаю. Ему сорок два года, не такой уж молодой… Сорок два года, хотя в яркий день ему можно дать и все шестьдесят два… шестьдесят четыре… Довольно круглый живот… И вонь изо рта неописуемая… На сцене у него всякий раз появляется астматическая одышка. А во время дуэли, с Лаэртом… Лаэрт молод, прыгает, носится по сцене… И посмотрите, что делает Гамлет — Ричард Барбейдж. Вяжет на спицах, бездельничает. В какой-то момент, даже не двигаясь, кричит "Аааааа…" И королева говорит ему: "Гамлет, ты ведь уже не мальчик… так портишь воздух!" Шекспир! Потом это выбросили, но это так. Ладно, к тому же весь усыпан…

МАРТА. Усыпан веснушками… и у него не один, а два двойных подбородка… И ходит он не то, как курица, не то, как настоящая гусыня…

ДОННАЦЦА. Да, это верно. У него странная такая походка, кривые ноги словно заплетаются. Но на сцене, он так могуч, что завораживает всех зрителей… И понятно все, что говорит… Это какая-то сила натуры, хотя и немного гомосексуальная.

ЕЛИЗАВЕТА. А, так он тоже пидер!

МАРТА. Эта деталь не отмечается.

ДОННАЦЦА. Отмечается, отмечается… не хватает только, чтобы перья торчали из задницы. Но почему дали эту роль такому распутнику? В труппе есть еще пять актеров, которые могли бы лучше сыграть эту роль… Моложе, способнее, изящнее… Почему выбрали этого большого педераста?

ЕЛИЗАВЕТА. Так специально выбрали немолодого актера, потрепанного увальня, чтобы он уж во всем был моим двойником. "Королева ослепительной красоты" — злословят обо мне при дворе, а у меня лицо стареет… "Богиня юношеской свежести!" — а я разваливаюсь на куски.

ДОННАЦЦА. Ну нет, теперь уже больше не можешь так говорить… Посмотри, как ты крепка телом!

ЕЛИЗАВЕТА. Что еще собираешься делать со мной?

ДОННАЦЦА. Нужно немного поубавить живот, не так ли?

ЕЛИЗАВЕТА. Живот? И какая гадость нужна на этот раз?

ДОННАЦЦА. Дождевые черви. Что-то вроде пиявок.

ЕЛИЗАВЕТА. Пиявок!?

ДОННАЦЦА. Да нет! Те пьют кровь, а эти только жир съедают. Съедают, моя дорогая!

ЕЛИЗАВЕТА. Покажи! Какая гадость! Нет, нет, ради бога, не надо! Чтобы такие мерзкие черви ползали по моему животу?

ДОННАЦЦА. Ну да, а также по бедрам и бокам.

ЕЛИЗАВЕТА. Бога ради!

ДОННАЦЦА. По плечам, по руках и по затылку!

ЕЛИЗАВЕТА. О боже, меня сейчас вырвет.

ДОННАЦЦА. И по почкам, по заднице — похудеют так, что умереть можно. Смотри, какое животное! Смотри, какой голодный!

ЕЛИЗАВЕТА. Ладно. Только побыстрее, и главное — не показывай их мне. На чем мы остановились?

МАРТА. На Гамлете, довольно потрепанный, с животом.

ЕЛИЗАВЕТА. Верно, и еще наверное импотент. Похож на мужика, который все время на взводе, но никогда не спит с женщиной.

ДОННАЦЦА. Ох, как же крепко выражается эта королева! Перед этими червями, такими робкими! Смотри как побледнели.

ЕЛИЗАВЕТА. Но вот что меня заботит больше всего — этот ублюдок обвиняет меня в том, что я погублю страну. У него это гниение Дании, у меня — трущобы в Англии. Понимаешь? Дания? Что он думает, что пропадет?

ДОННАЦЦА. А, хорошо! Теперь я поняла, что значит зеркальное отражение… Когда он говорит, например "Дания — это одна большая тюрьма, то это не значит, что речь идет именно о Дании. То же самое он хочет сказать и об Италии и гм… об Англии — одна большая тюрьма…

МАРТА. Но у тебя слишком богатое воображение.

ЕЛИЗАВЕТА. Это верно, теперь я еще и фантазерка. Так вот послушай, помнишь, как кончается эта трагедия о Гамлете?

МАРТА. Ну, бойней.

ДОННАЦЦА. Да, к сожалению, в конце кругом одни покойники. Там Лаэрт, заколотый шпагой, тут хрипит отравленная королева, там король, которого рвет, тут Гамлет, испускающий последний вздох …

ЕЛИЗАВЕТА. И кто виноват?

ДОННАЦЦА. Гамлет, известное дело, именно он виноват в том, потому что все время идет на какие-то уловки, выкручивается, пытается выжить. Он ведь сразу мог убить короля, своего дядю, предателя, когда был там и молился. Он подходит к нему: "Сейчас заколю его кинжалом… " И тут же: "Стой! – велит самому себе. — Ты лишь доставишь ему радость, потому что, если убью его, то он, освободившись от своих прегрешений, отправиться прямо в рай. А мой отец мертв, и грехов у него было немало, но отправился он в ад. Лучше подожду, пока войдет в комнату к моей матери и они вместе займутся непотребством, согрешат… Выйдет и получит удар кинжалом! Нет, не сейчас… завтра… посмотрим… послезавтра… не знаю… может быть, на следующей неделе…" Черт побери, он все проблемы мог разрешить в первой же сцене, когда появился призрак его отца, заявивший: "Гаааамлет — слова его словно повторяло эхо, как это всегда бывает с призраками — Гаааамлет, это он убииииийца, всади в него кинжааааал, пусть умрееееет!"

ЕЛИЗАВЕТА. Но если бы он убил своего дядю в первой же сцене, то Шекспир не написал бы трагедию в пяти актах!

ДОННАЦЦА. Причем тут пять актов… Тут один умирает — Офелия, другой сходит с ума, отправляется в Англию, возвращается… Дуэль… Я люблю ясные и понятные вещи. Достаточно было написать только один акт, один единственный: "Гамлет, это он убийца". "Вот как?" Удар кинжалом. Занавес. А он растянул: "Подумаю, посмотрю, пущусь на уловки, отложу…"

ЕЛИЗАВЕТА. А разве не в этом же обвиняют и меня? (оборачиваясь Елизавета давит червей) Ах!

ДОННАЦЦА. Смотри, какая мясорубка. Побоище. Совсем как финал Гамлета. Ты раздавила даже королеву…

ЕЛИЗАВЕТА. А разве не в этом же обвиняют и меня…

ДОННАЦЦА. Что не раздавила королеву?

ЕЛИЗАВЕТА. Нет, что не убрала своих врагов… что не вмешалась…. Ты знаешь, в чем меня обвиняют пуритане: "Испанцы убивают фламандцев там, у порога нашего дома… а я, королева-трусиха, позволяю им это делать это. Ирландцы восстают … а я вместо того, чтобы подавить восстание, начать репрессии да такие, чтобы земля горела под ногами, тяну, веду переговоры, выкручиваюсь, откладываю. Веду разговоры с папой римским, отлучившим меня от церкви, и не общаюсь с протестантами, избравшими меня своей папессой.

ДОННАЦЦА. Потому что ты слишком добра и позволяешь им много разговаривать. Будь я на твоем месте — хлоп! И все было бы в порядке. (к Доннацце) Эй, что ты там делаешь своим пальцем в моем ухе?

ДОННАЦЦА. Нет, это не мой палец, это червь забрался туда.

ЕЛИЗАВЕТА. Червь в ухе. Ааа!

МАРТА. О святое небо, достань его!

ДОННАЦЦА. Но я же не виновата, что черви любят жирные уши.

ЕЛИЗАВЕТА. О боже, мне плохо!

ДОННАЦЦА. Он вылез… вот он! Я поймала его. Смотри, какой толстый, какие у него красивые и живые глаза!

ЕЛИЗАВЕТА. Ради бога…. Какие впечатления… Я в ужасе… Прочь, прочь! Сейчас же сними всех! С меня хватит. (встает, чтобы уйти, и давит остальных червей)

ДОННАЦЦА. Нет, бога ради, не дави их! Смотри, они все попадали на пол, эти новые черви. Нет, я просто не могу! Эти королевы не питают никакого уважения к червям… Посмотри, сколько жира съел вот этот, толстый! Ого, как они все потолстели! Наполнились жиром и стали противными. А теперь поспешу домой, к мужу, он у меня рыбак. Покажу ему этих разжиревших червей, так он с ума сойдет от радости… Сразу отправиться на рыбалку…. Возьмет крючки, забросит на самое дно реки, этих червей… А там к ним сразу же подплывут рыбы: "Черви!" И этим вечером будет у нас на ужин рыба, потому что эти черви съели королеву, рыба съела червей… и мы в конце концов съедим королеву! Видишь, какая тонкая подоплека имеется за всем этим, а? Это аллегория… Должна сказать тебе правду: не моя это выдумка. Это Шекспир, это он придумал такую историю. Он заставляет Гамлета сказать такие слова: "Будет король, который отправиться на банкет не для того, чтобы есть, а для того, чтобы быть съеденным… потому что он мертв, и черви съедят его труп. Придет рыбак… возьмет пригоршню червей от короля и отправиться ловить рыбу. Поймает большую рыбину. Этот бедняга — последний на земле, поймает эту рыбу и съест под конец своего короля!" Мурашки по коже пробегают! Ну и голова у этого Шекспира! Не успеешь придумать что-нибудь, а он уже повторяет твою мысль.