Как Петрович из Одессы дворец Амина брал
жүктеу/скачать 1.13 Mb.
|
|
Увы, смешного здесь немного, Коль подходить излишне строго. Пусть не всегда уместен смех, Но и унынье – тяжкий грех. Поищем, братцы, середину, А впрочем, нет: порой она Своим спокойствием вредна, Ну а в поэзии вершину Без ярких красок не возьмёшь – Во! Так-то, блин, ядрёна вошь! VI Когда разжалась вся пружина, Когда утих «девятый вал», В Кабуле, во дворце Амина, Наш караул десантный встал Из той известной всем девятой Гвардейской роты полосатой. Её отважный замполит, Коль комендант, без волокит Здесь разместился в главном зале – Простой советский лейтенант. Освободитель, оккупант? Да, Павловым* его все звали. Припоминаю – Сталинград: Там тоже Павлов** был – солдат.
Ах, да! – ненужное сравненье, Ещё сомнительней вопрос. Неразрешимо у р а в н е н ь е? И с прочим явный перекос: «Дом Павлова» стоит на Волге, В краю родном. Но кривотолки Здесь тоже шли, гремел скандал, Что тот Герой монахом стал***. В стране марксизма-ленинизма Такое было не понять, Мол, многие, постигнув рать, Не отошли от атеизма. Хотя навряд ли это так: Без веры на войне – дурак.
Грех лейтенанта проще: ныне Он – комендант дворца Тадж-Бек. – Известно, это на чужбине, А он-то русский человек. «Вот если бы убили в Бресте, Под Ржевом… – так достоин чести, Но он в Кабуле и живой – Вот потому и не герой!» Такие часто пересуды Услышать можно до сих пор, Но это как бы и не спор, А откровения Иуды. Два Павлова, один – Герой, – Солдаты Родины одной.
Афганистан. Кабул-столица. Встречают нынче Новый год. Теперь-то можно чуть взбодриться – Истории повёрнут ход. Как будто в неком водевиле Сидят спецназовцы на вилле:
А вот открыта и бутыль. Тост произносят за погибших, Бойцы встают и молча пьют*, Чуть закусили и поют. Из тихих голосов осипших Слагается недружный хор – Слова я помню до сих пор… * Первоначально в ДРА в память о погибших провозглашался первый тост, потом – третий.
(Песня за бригаду так из Одессы)ХVI Собралась в Кабул дружина. Не грусти, не плачь, жена: Штурмовать дворец Амина Нас направила страна. Без тылов и без обозов Прилетели мы в Афган, Все одеты под сарбозов, Под типичных басурман. Припев: Ни к чему нам политесы: Мы – бригада из Одессы. Нам семь бед – один ответ, Трое сбоку – ваших нет.
Где заставы, где посты, Так вспахали эту местность, Что в мозолях животы. Новый год всё ближе, ближе – Не пора ли начинать? И дана команда свыше: «”Шторм!” Вперёд, <ядрёна…> мать!» Припев. Прорываемся к Тадж-Беку И в обход, и напрямик, И Амину-чебуреку Враз мы делаем кирдык. Вот и всё: «Ура спецназу!» – Точно выполнен приказ. Возвращаемся на базу, Где давно заждались нас. Припев. …Нам семь бед – один ответ, Трое сбоку – ваших нет.
Так песни старые тут снова Вставали в строй из прошлых лет: Их музыкальная основа Афганский обрела сюжет. Ведь не дождались от поэтов Мы ни поэм и ни куплетов, И композиторов сюда Не заносило никогда. Ах, да! – являлись журналисты: Не <обмарался…> кто – х е р о й, И каждый третий – нам судьёй. Они здесь были как туристы, Но груз войны лежал на нас, Да не о том сегодня сказ.
А впрочем, нет – об этом тоже. Ведь не открою вам секрет, Что даже, <блин...>, для мест отхожих Иных не пользуют газет. В том полбеды, коль журналюги Про личные свои заслуги Всё пишут: надо знать стране, Кто засветился на войне! Пускай потешат самомненье, Мол, вроде сам «Химингивей»1 Не подавал так новостей. Но нам бы было утешенье, Чтоб хоть чуток они наш хлеб Вкусили – поумнели все б. ХII
Как вилла? – Да одно названье: Здесь вовсе не имперский стиль. Пригодное для боя зданье И – слава Богу! – не утиль. Всё без излишних притязаний: Есть что-то от кают-компаний, А что-то от казармы тут – Весьма бесхитростный уют. Буржуйка согревает как-то Всех в круг собравшихся бойцов. По повелению часов Назначена кому-то вахта, А кто-то может отдохнуть: «Когда домой в обратный путь?» ХIII Бойцы гуляли, веселились, Глушили капель враз по сто: Они живыми возвратились С другого света только что.
А пьянки эти – не запои – Обыкновенный отходняк, Чтоб не снесло зараз крышак От передряг переворота: Они постигли первый бой, Потом всё станет не впервой – Вполне обычная работа. Карпухин, в руки взявши шлем, Сказал негромко как бы всем: ХIV «В ЗШ попали пули прямо. Охранник засадил в упор. Сподобил Бог, увижу маму, Чуток бы ниже…» – Разговор Запнулся вдруг на ноте грустной, Потом Поддубный: «Будь мне пусто! Шёл в первой штурмовой волне, А ни царапины на мне. Поздней изрешетили брюки, Когда в дворец, кому не лень, Палили все – такая хрень». Ещё прибавил: «По науке, Так странно, что не вышли в ноль, Живыми выбрались оттоль».
– Бояринова жаль, ребята, – Промолвил кавторанг* Козлов, Потом добавил виновато: – И всех погибших пацанов. «Пускай земля им будет пухом! – Сказал Плюснин, собравшись духом. – Хоть приказала так страна, Но всё ж – огромная цена». – Всё верно, брат, – майор Семёнов Вступил неспешно в разговор, – Мы шли судьбе наперекор И не жалели тут патронов. Быть может, кончится вражда, А коль возникнет вновь нужда…
Романов, что начальник «Грома», Коллегу невзначай прервал: «У детворы в Союзе, дома, Шумит, наверно, карнавал. Там Новый год, веселье ныне, Им невдомёк, что на чужбине… Умолк Романов на чуток, И вновь знакомый тенорок: – Ещё помянем добрым словом Всех не вернувшихся с войны, За ними никакой вины. Но что мы скажем детям, вдовам Своих товарищей былых? Остаться не легко в живых».
– Да, это так, – продолжил кто-то, – Вся жизнь – случайностей чреда. Такая выпала работа, А то, что живы, – не беда! «Да ты у нас большой философ. В бою раз, два – и нет вопросов: Не соберёшь в момент костей. Всё в жизни проще, корифей! – В момент раздухарился Климов2, Прибавив так: – Гуляй, братва, Нам нынче всюду трын-трава, Из нас – один чёрт! – херувимов Не выйдет, видно, никогда, А песню сбацать есть нужда…»
(Песня-предупреждение)ХVII Не судите строго Пьяного Ивана, Я ведь очень добрый С пятого стакана. А с шестого сразу Становлюся буйным, Опосля седьмого – Шибко богохульным. А с восьмого кряду Запою я песни, Опосля какого?.. – В пляс пойду, хоть тресни. Но ещё, коль сдюжу, Всем напомню святцы, А раскрою душу – Разбегайтесь, братцы. Припев: Если поутру мне Плесканут рассола, Так не будет вовсе Драк и произвола, Ведь чего ругаться Нам на самом деле, Если стало легче На душе и в теле?
С радости да в стужу, И когда бываю Никому не нужен. Так чего браниться? В брани проку нету, Говорю вам это Чисто по секрету. Не пеняйте больно Поутру Ивану, Хоть накуролесил Я немало спьяну: Даже если ваша Покосилась хата, В этом только водка, Водка виновата. Припев. …Эх, гуляем, братцы, До конца недели! ХVIII Ещё налили, накатили Водяры, спирта, коньяка – Искали истину в этиле Бойцы спецназа ВЧК. Опять же грушникам – на жалость – Чего-то там, на дне, осталось: Что комитетчикам – всегда, Армейцам – только иногда. Гэ-Бэ всегда к начальству ближе, А с армией народ един, И нету с этого причин, Чтоб печься об её престиже. И всё же слава КГБ! – В любви признаюсь ФСБ.
Да, занесло немного, братцы, Но автор сам – простой солдат, Могёт чуток перестараться, (И без намёка на учтивость) Одёрнуть малость за болтливость: Увы, позднее станут врать*, Что лишь они сумели взять Тот самый <долбаный…> Амина Дворец с названием Тадж-Бек, Хотя одним-то им вовек Не поддалась бы та махина. А впрочем, о войне без врак – Не повесть, натуральный брак.
Суворов тоже нолик лишний Дорисовать в рапрте мог – Навряд ли с этого Всевышний К нему был чрезвычайно строг. И матушка Екатерина Не гневалась с того почина, Он по душе был ей самой: «Пускай приврёт чуток герой – С фантазий не убудет славы». Ну а Мюнхгаузен барон? Как послужил в России он, Погарцевал драгуном бравым, Так в русском воинстве набрал Отменных баек арсенал.
Ну ладно, что ещё об этом, – Тут меру тоже надо знать, А то подумают, с приветом… Сказитель сам: коль много врать, Так это, <блин...>, себе дороже. Поэтому придержим вожжи, Чтоб кто-то в тех грехах и нас Не упрекнул за сей рассказ. История – не та работа, Чтоб в ней являть кому-то месть. Сие желательно учесть, Не то дождёшься эшафота: Схлопочешь в ухо гонорар, Чтоб лучше фильтровал базар.
А докопаешься до сути, Желая правде послужить, Так тоже недовольны люди, И это – к бабке не ходить: «Ату, ату его отсюда! Завёлся тут ещё зануда. Нам нужен классовый подход Иль что-нибудь наоборот, Да так, чтоб гладенько, без пыли. Комфортнее и веселей: Гламурных жаждем новостей, А истину... – мы не просили». Возможно, автор здесь не прав: У наших граждан лучше нрав.
На вилле Швец, у печки стоя, Печально думал о своём, Как, все пройдя горнила боя, Погибнуть мог уже потом. Тогда с Колесником, «Скворцовым», Они помчали в «мерсе» новом В посольство наше на доклад, Хотя могли заехать в ад: Лихой боец – десантщик хренов, Сказать коль прямо, – <конь…> в пальто! – Из пулемёта по авто Всандалил очередь с колена, Мол, не услышал ни отколь Секретный отзыв на пароль.
Зияли в двигателе дыры. Да, кучно положил – талант! – И без царапин командиры. Но тут вмешался лейтенант, Стал заступаться за солдата, О чём-то блея виновато. Не сдюжил Швец – влепил в пятак: «Поганец, мать твою растак!» «Скворцов» заметил, мол, спасибо, Что не попал в салон боец: Иначе б всем настал <трындец…>! Швец покривился с недосыпа, Потом зевнул, махнул рукой И лейтенанту: «<Хрен…> с тобой!»
Увы, случается порою: Пройдёшь военную страду И в ожидании покою Нежданно попадёшь в беду. «Всё это – совпаденья, что ли? Людской предначертанья доли?» – Так размышлял, должно быть, Швец. Потом решился наконец, Поддавшись общему почину, Сказал: «И я, друзья, спою Сейчас про Родину свою, Про „ридну нэньку” Украину». Он взял гитару и запел Проникновенно, как умел…
Жизнь разбойная милей, Поле Дикое – мне воля, Жизнь казацкая родней. Слободская Украина Беглым русичам – броня, Ты прими меня как сына, Дай мне шашку и коня. На крутом взошёл я тесте, Закалён в лихом бою, Отслужу тебе по чести И за веру постою. Лишь бы волюшки напиться, – Никаких не надо злат: Мне сестрицею волчица, Ворон чёрный мне не брат. Дело злое боевое – Не постылый барский гнёт, А житьё-быльё степное Слаще царских всех щедрот. Мне и сгинуть в жаркой сече Лучше вольным казаком, Чем склоняться недалече Под боярским батогом. Коль Отчизна – злая доля, Жизнь разбойная милей, Поле Дикое – мне воля, Жизнь казацкая родней. Там, где воля, – не чужбина И не мачеха, а мать. – Рідна ненька Україна! – Так тебя я стану звать. …Рідна ненька Україна! – Так тебя я стану звать. ХХVI Тут вспомнил вдруг о доме каждый От песни немудрёных слов. Сраженья гром утихнет страшный – И тянет вновь под отчий кров, Туда, где ждёт очаг семейный; Куда билет свой лотерейный Ты вытащил, постигнув бой: Подранен малость, но – живой. Глядишь, и орден засияет Звездою яркой на груди, Хотя постой-ка, погоди: Никто об этом не узнает – Приказ не помнить был о том, Что здесь случилось под огнём.
Взят у каждого подписка, Мол, позабыл всё навсегда: Не подходил к Тадж-Беку близко, Да и в Кабуле никогда Не доводилось находиться, А штурм дворца – то небылица, Полнейший и зловредный бред, На нашу партию навет. Она подобными делами Не занимается совсем – Других достаточно проблем. И ниже росчерк под словами: «Залогом – жизнь за сей секрет, Даю молчания обет!»
Ту клятву соблюдали долго (Здесь забегаю наперёд): Вполне хватало чувства долга, Пока не прбил подлый год, Союз в котором развалили. Тут о подписке позабыли, И началась такая хрень – Мозги свихнутся набекрень. Насочиняли тут чекисты, Явивши неразумный пыл (О чём я прежде говорил), Затем писаки-борзописцы* В огонь подлили масла тож, И без пол-литра – <хрен…> поймёшь.
Быть может, резок автор слишком: Ну наломали малость дров, Ну кто-то, оскудев умишком, Сболтнул в горячке лишних слов, И всё… А дальше больше лада, Чтоб не подпортила досада Баллады этой мерный ход. Согласен! – Оплатите счёт, И продолжаем вместе тему: Расставив точки все над «i», Из этой выйдем западни. Ну вот… – решили ту проблему: Спокойней стало на душе На новом сказа рубеже.
Петрович тоже был на вилле, Немного выпавши в астрал, Поздней друзья уговорили, Чтоб стих экспромтом накропал. Сказал герой наш: «Без вопросов. У нас когда-то пел Утёсов Про то, как Дудка-атаман Концы отдал от жутких ран, Сбежав с одесского кичмана3. Размер подправлю я чуть-чуть, Сюжет (понятно дело) – муть: На тему напишу Афгана». И через пять иль семь минут Он выдал обществу сей труд… Сослали до Афгана (Песня спецназовская почти правдивая)ХIX Нас прямо из кичмана Сослали до Афгана, Сказали, шо тут год зачтут за шесть*. Прощай, Одесса-мама, Меняется программа: На <тухес…> приключений много здесь. Товарищ мой, товарищ, Бабла тут не наваришь: Здесь будут нас немножко пострелять. А коли аманины, Набей в наган маслины И финку обойми за рукоять. * В годы Великой Отечественной войны месяц службы в штрафном батальоне засчитывался за шесть, а в других частях – за три. В похмельном злом угаре Мы дрались в Кандагаре – Душманов на портянки рвали враз. Сражалися в Герате, В Кабуле тоже, кстати, За шо зовут нас запросто – «спецназ». Товарищ мой, товарищ, Иди в огонь пожарищ, А я, как решето, прострелен весь. Случится быть в Одессе, Зайди там на Пересыпь И передай мамане злую весть. В Чабановской малине Скажи моёй Ирине, Шо друга верного пущай не ждёт: Погиб, мол, на чужбине В штрафбатовской дружине, Когда шёл в полный рост на пулемёт. Товарищ малахольный, Страждать мин так больно. За шо ж мы проливаем нашу кровь? Они же там пирують, Они же там жирують И шлют на смерть не рдных сыновьёв. …Они же там пирують, Они же там жирують И шлют на смерть не рдных сыновьёв.
Народ взбодрился от музона. Да что уж там, коль Сталин сам (Знаток тюремного жаргона И каталажных мелодрам) Любил потешить слух куплетом: Он слыл большим авторитетом Не только как сиделец зон, Но как пиит… Ценил шансон. Входили в главы хрестоматий Его лиричные стихи, Ну а бандитские грехи – В анналы дерзких предприятий. Пропал великий в нём поэт, Как Ёся в руки взял кастет.
Его товарищ по неволе – Известный анархист Махно – Пел о людской тяжёлой доле. Сам сочинял, хотя в кино Он был представлен как придурок И атаман отпетых урок. На деле – многое не так: Немало нынешних писак Мог Нестор запихнуть за пояс. А вывод с этого простой, Коль не хотите геморрой, О тихой жизни беспокоясь, Так обеспечьте, чтоб поэт Имел достойный соцпакет.
Примером кто? – Ю. В. Андропов: Мог сам сварганить мадригал. Глава лубянских филантропов Имел большой материал На диссидентов-стихотворцев, Литературных ратоборцев На «чисту воду» выводил, Чтоб зря не тратили чернил. И, проводя сии зачистки, Сплавлял отдельных за кордон, Но из любви к искусству он Оставил «право переписки». А раньше было проще: «Стройсь! И со святыми упокойсь…»
А впрочем, что я про поэтов Завёл никчемный разговор, Когда с кабульских минаретов Уже кричат наперебор Свои молитвы муэдзины, Бодря уснувшие долины? «Аллах акбар! – речёт Восток. – А Магомет – его пророк…» Так правоверные в Афгане Встречали русский Новый год – У них другой счисленья ход. Чем отвечали им славяне? Молитвою – запрещено! И песня выплыла в окно…
(Песня спецназовская зело лирическая)
Прибыли повесы Натянуть врагов на барабан. Храбрые, как бесы, <По фигу…> им стрессы – И усех заслали их в Афган. Был средь них и Мишка, Правильный парнишка, Завсегда в бою шагал вперёд: Пёрла парню фишка, Значит, духам – крышка, Но попал Мишаня в переплёт. Припев: Лера, моя ты Лерочка, Лера, моя пантерочка. Лера – мамзель типажная, Весьма продажная.
Мишка – в медсанбате, Там его лечила медсестра. Завсегда в палате В беленьком халате, А любовь для ей была игра. Охмурила Лера Зраз хфицера И свела парнишку под венец. После гренадера… Спецлегионера Вновь в Афган заслали под свинец. Припев. Шмотки с интендантов, Чеки* с адъютантов * Имеются в виду чеки Внешпосылторга СССР. Лера принимала за любовь. Не щадя талантов, С вражьих диверсантов Мишка выпускал дурную кровь. Отпуск – офицеру, Прибыл на фатеру, А в его постели генерал. Пуля – кавалеру, А другая – в Леру, Загремел Мишаня в трибунал.
Прокурор вёл склоки, Но и адвокат права качал. Смолкли диалоги, Подвели итоги: Оправдал героя трибунал. Как писала пресса Опосля процесса: «Был у Мишки правильный мотив». Где теперь повеса? – Там, иде Одесса: Прожигает свой аккредитив. Припев: Лера, моя ты Лерочка, Лера, моя пантерочка. Лера – мамзель типажная, <Бэ…> эпатажная, Весьма продажная… ХХХV Вы поняли, конечно, братцы, Петрович выдал в этот раз Про Мурку новенькие манцы, Хотя про Леру вёл рассказ. Пускай на вилле у печурки Собрались вкруг отнюдь не урки, Тем более, не фраера, А бравые офицер, Но у любви одни сюжеты: Измена – вечный талисман, Без коего любой роман, Любая драма – пустоцветы. А коли это трафарет, Мы не нарушим этикет.
Обычай давний на Руси – Грустить высокою печалью, Хоть будь ты по уши в грязи. Случится, кровь окрасит руки, Тогда ещё сильнее муки, Мечты о будущей любви; О прошлой? – тоже мысль лови, Что промелькнула в подсознанье: «Неужто было всё со мной? Когда же к ней вернусь домой?» И, проявляя пониманье, Хоть ухо отдавил медведь, Петрович стал об э т о м петь… О, если бы...XXI
Я ею был заворожён, Как на гитаре семиструнной Играл и пел «Вечерний звон». жүктеу/скачать 1.13 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|