Книга 3 часть третья а есть а

Когда не научившийся говорить дикарь объявляет, что существующее нужно доказать, он хочет, чтобы вы его доказали посредством несуществующего; когда он объявляет, что доказать нужно существование вашего сознания, он хочет, чтобы вы это доказали посредством бессознательного; он хочет, чтобы вы шагнули в пустоту вне существования и сознания ради того, чтобы доказать и то и другое, хочет, чтобы вы стали ничем и узнавали нечто ни о чем.

Когда он объявляет, что аксиома есть нечто зависящее от произвольного выбора и он не желает принять факт собственного существования за аксиому, он «не замечает», что тем самым уже признал аксиому собственного существования, что единственный способ ее не признать заключается в молчании, в отказе толковать какие бы то ни было теории, в смерти.

Аксиома есть утверждение, определяющее базу знания и любого последующего утверждения, имеющего отношение к этому знанию, утверждение, безоговорочно включенное во все последующие утверждения, независимо от того, признает это говорящий или нет. Аксиома есть положение, доказывающее неверность всех аргументов против него тем, что любая попытка опровергнуть эту аксиому предполагает ее признание и использование в контраргументах. Пусть пещерный человек, не желающий признать аксиому, что А есть А, попытается объяснить свою теорию, не пользуясь понятием тождества или любым другим представлением, извлеченным из этого понятия; пусть человекообразная обезьяна, не признающая существование существительных, попытается придумать язык без существительных, прилагательных или глаголов; пусть шарлатан, не желающий признавать ценность чувственного восприятия, попытается доказать это без сведений, полученных органами чувственного восприятия; пусть охотник за головами, не признающий ценность логики, попытается доказать это, не пользуясь логикой; пусть пигмей, который заявляет, что небоскребу не нужен фундамент, вышибает основание из-под собственного дома, а не из-под вашего; пусть людоеда, который с грозным рыком утверждает, что свобода человеческого духа была необходима, чтобы создать индустриальную цивилизацию, но теперь уже для ее поддержания свобода не нужна, – пусть его обрядят в медвежью шкуру и вооружат луком и стрелами, но лишат кафедры экономики в университете.

Вы полагаете, что они отбрасывают вас назад, в век духовных сумерек? Нет, они отбрасывают вас во времена такого мракобесия, какого не знала история. Их идеал даже не эпоха до науки, а эпоха до языка. Их цель – лишить вас того, на чем основана жизнь человеческого духа, вся культура человечества, – отнять у вас объективную реальность. Определите развитие человеческого сознания – и вам станет ясна задача их учения.

Дикарь – это существо, которое не усвоило, что А есть А и что реальность реально существует. Его разум застыл на уровне ребенка, в том состоянии, когда сознанию Доступно первичное чувственное восприятие, но оно ещ не научилось различать стабильные объекты. Ребенку мир является в размытых контурах, он видит события, но не видит фактов. Его разум пробуждается в тот день, когда он понимает, что то, что мелькает перед его глазами, – его мать, а то, что шевелиться за ней на свету, – занавеска на окне и что и то и другое – стабильные предметы, которые не переходят один в другой, что они такие, какие они есть, что они существуют. В тот день, когда он осознает, что вещи не обладают волей, а он ею обладает, он рождается как человек. В тот день, когда он понимает, что отражение, которое он видит в зеркале, не иллюзия, что оно реально, но не он сам, что мираж, который возникает перед ним в пустыне, – не иллюзия и что реальны воздух и лучи света, которые его вызывают, но это не город, а отражение города, – в тот день человек рождается как мыслитель и ученый.

Тогда он осознает, что он не орган пассивного восприятия сиюминутных ощущений, что органы чувств не обеспечивают его всякий раз автоматически подлинным знанием независимо от конкретных условий восприятия, а только поставляют ему материал для понимания и ему нужно еще научиться интегрировать. Тогда ему открывается, что органы чувств не могут уже обманывать его, что события в мире имеют свои причины и следствия, что его ощущения имеют физическую основу, но не имеют самостоятельной воли, ничего сами не изобретают и не искажают, что их показания абсолютны, но надо еще постигнуть разумом природу, причины и обстоятельства, в которых возникают чувственные ощущения, и разуму еще надо отождествить и различить то, что воспринимают органы чувств. Тогда человек – мыслитель и ученый – укрепится в своих правах.

Мы люди, дожившие до этого дня, вы люди, остановившиеся на полпути, а дикарям ничего этого не дано.

Для дикаря мир – вместилище непостижимых чудес, в нем все возможно для неодушевленной материи, а для него невозможно ничего. Он живет не в мире неизведанного, а в мире иррационального ужаса – в мире непостижимого. Он верит в то, что вещи наделены загадочной волей, что ими движут беспричинные, непредсказуемые капризы, в то время как сам он – беспомощная игрушка, отданная на милость сил, над которыми он не властен. Он верит в то, что миром правят всемогущие демоны, забавляющиеся им по своему усмотрению, что он мягкий воск в их руках и они лепят из него, что им угодно: они могут в любой момент обратить его миску с едой в змею, его жену в жужелицу; в их мире всякое А, которое они так и не открыли для себя, может стать любым не А по прихоти этих демонов. Единственное знание, которым он располагает, – это то, что он не должен пытаться что-либо узнать. Он не может ни на что рассчитывать, может только желать, и он растрачивает свои силы и жизнь на желания, моля своих демонов снизойти к его просьбам. Если его желания сбываются, он приписывает это милости демонов, а если нет, винит себя. Он приносит им жертвы в знак своей признательности и как свидетельство своей вины перед ними, он пресмыкается из страха перед ними, поклоняется солнцу, луне, ветру, дождю и любому самозванцу, который объявляет себя их глашатаем, благо его речи малопонятны, а маска устрашает.

Бедняга-дикарь мучается, желает, молит, унижается и умирает, оставляя после себя как вещественное доказательство своего мироощущения уродливых идолов – полулюдей, полузверей, подобие пауков, воплощающих образ мира не А.

По нему вы можете судить об интеллектуальном уровне нынешних учителей и о мире, который они уготовили для вас.

Если вы хотите узнать, каким образом они идут к своей Цели, зайдите в аудиторию любого колледжа и там вы услышите, как профессора учат ваших детей, внушая им, что ни в чем нельзя быть уверенным до конца, что сознание человека не заслуживает доверия, что человеку недоступны факты и законы бытия, что он не может постигнуть объективную реальность. Что же тогда служит мерилом знания и истины? Все, во что верят другие, – вот их ответ. Знания нет, учат они, есть только вера. Вы полагаете, что существуете, но это только акт веры, столь же обоснованный, не более и не менее, как чья-то вера в свое право убить вас. Постулаты науки – тоже акт веры, столь же достоверный, как вера в мистические прозрения; убеждение, что электростанция способна давать энергию и свет, – акт веры того же порядка, как вера в то, что свет появится, если в новолуние поцеловать под лестницей кроличью лапку. Истина такова, какой ее хотят видеть люди, а люди – это все, кроме вас; реальность – это все что угодно, нет объективных фактов, есть только произвольные желания. Человек, который ищет знания в лаборатории с помощью логики и приборов, – старомодный, суеверный глупец. Истинный ученый – тот, кто повсюду устраивает опросы с целью выявить общественное мнение, и если бы не эгоистические интересы производителей стального проката, которые по своей природе не могут не стоять на пути научного прогресса, вы бы узнали, что Нью-Йорка тоже нет, потому что опрос населения всего мира выявил бы подавляющее большинство тех, кто не отметил бы в своих представлениях наличие такого города.

Из века в век фанатики духа убеждали нас, что вера выше разума, но не осмеливались отрицать его существование. Их наследники и потомки, фанатики силы, завершили их дело, дошли до конца пути и осуществили свою мечту. Они заявили, что вера – это все, утверждая при этом, что выступают против религии. Выступая против недоказанных утверждений, они провозгласили, что ничего нельзя доказать. Выступая против сверхъестественного знания, они возвещают, что никакое знание невозможно. Выступая против врагов науки, они вместе с тем утверждают, что всякая наука – предрассудок. Выступая против духовного рабства, они заявляют, что нет ни духа, ни разума.

Если вы откажете себе в способности восприятия, согласитесь принять вместо критерия объективного критерий коллективный и будете ждать, когда человечество скажет вам, что вы должны думать, вы увидите, как на ваших глазах, которым вы отказали в доверии, произойдет другая подмена: вы обнаружите, что во главе коллектива оказались ваши учителя, и если теперь вы откажетесь подчиниться им на том основании, что они – это еще не все человечество, они вам ответят: «Откуда тебе это знать? Откуда тебе знать, что мы вообще существуем? Что за старомодные понятия!»

Если вы усомнитесь, такова ли действительно их цель, посмотрите, как рьяно фанатики силы стараются, чтобы вы навсегда забыли, что такое понятие, как «разум», вообще когда-то существовало. Обратите внимание на словесные выкрутасы, на расплывчатые, неопределенные термины, на зыбкую, как трясина, фразеологию, посредством которой они стараются обойти понятие «мышление». Они говорят, что ваше сознание образовано «рефлексами, реакциями, впечатлениями, побуждениями и стимулами», но отказываются указать, каким образом они получили знание об этом, назвать, какой мыслительный акт они совершают, когда сообщают вам об этом, или какие духовные процессы совершаются в вас, когда вы их слушаете. Слова имеют силу рассуждения, говорят они, и отказываются указать причину, по которой слова способны изменить ваше… как бы ничто. Учащийся, читающий книгу, понимает ее благодаря процессу… как бы никакому. Ученый, делающий открытие, занят… как бы ничем. Психолог, помогающий пациенту разрешить душевный конфликт, делает это посредством… как бы ничего. Промышленник… как бы никто… его не существует. Ведь его фабрика такой же «природный ресурс», как дерево, скала или грязная лужа.

Проблема производства, говорят они, уже решена и не заслуживает ни внимания, ни изучения. Единственная проблема, которую следует теперь решать посредством пресловутых рефлексов, – это проблема распределения. Кто же решил проблему производства? Человечество, отвечают они. И каково же решение? Вот товары. Как они оказались здесь? Да так, как-то. По какой причине? Причин не существует в принципе.

Они провозгласили, что каждый человек имеет право жить, не трудясь, несмотря на то что это противоречит опыту и реальности, что каждый человек имеет право на необходимый минимум средств к существованию – пищу, одежду, жилье, которые должны предоставляться ему без всяких усилий с его стороны, как его прирожденное право. Предоставляться – кем? Как бы никем. Каждый человек, заявляют они, владеет равной долей благ, созданных в мире. Кем созданных? Как бы никем. Пронырливые демагоги, которые маскируются под защитников производителей материальных благ, определяют ныне задачу экономики как «согласование бесконечно растущих потребностей людей с конечными объемами производимых благ». Производимых кем? Как бы никем. Интеллектуальные бандиты, выступающие под личиной профессоров, сбрасывают со счетов мыслителей прошлого, объявляя их теории общественного устройства несостоятельными, так как они исходили из представления о человеке как о разумном существе. Поскольку же человек иррационален, возвещают они, требуется установить такой общественный строй, который строился бы на иррациональности человека, иными словами, отрицал бы действительность. Кто осуществит эту идею? Как бы никто. Всякая досужая посредственность рвется в прессу с проектами контроля над производством в планетарном масштабе, а те, кто с ней соглашается или не соглашается, принимает или не принимает статистические выкладки и расчеты, отнюдь не ставят под сомнение ее право навязывать свое решение силой. Навязывать кому? Как бы никому.

Откуда появляются полные энтузиазма дамы, не ограниченные в средствах, которые совершают кругосветные путешествия и возвращаются с известием о том, что отсталые народы мира требуют повышения уровня жизни? Требуют от кого? Как бы ни от кого.

А чтобы предупредить возможные вопросы о причинах различий между деревней в джунглях и городом Нью-Йорком, они без зазрения совести объясняют промышленное развитие в мире, появление небоскребов, канатных дорог, новых двигателей и поездов следующим образом: человека объявляют животным, «обладающим инстинктом производить орудия труда».

Задумывались ли вы над тем, что случилось с миром? Мы живем во времена, когда уповают на беспричинное и незаработанное, и эти идеи достигли апогея. Группировки фанатиков разного толка, духа и силы, яростно борются за власть над вами под лозунгом, что все проблемы души решает любовь, а все проблемы плоти – кнут, а что до разума, так вы согласились, что разума нет. Считаясь с людьми меньше, чем со скотом, игнорируя то, что им мог бы подсказать любой дрессировщик: от животного ничего не добьешься страхом, слон, которого истязают, рано или поздно раздавит своего мучителя, но не станет работать и таскать тяжести, – они, тем не менее, рассчитывают, что люди будут делать и кинескопы, и сверхзвуковые самолеты, расщеплять атом, создавать радиотелескопы, – и все это за кусок мяса и удар кнутом в качестве стимула.

Не стоит заблуждаться насчет мотивов фанатиков. Они всегда, на протяжении веков стремились уничтожить ваше сознание и силой получить власть над вами. Со времен шаманов и колдунов с их абсурдными обрядами, которые искаженно отражали реальность, приводили в трепет соплеменников и внушали им ужас перед сверхъестественными силами природы, через средневековье с его мистическими учениями и страхом перед сверхъестественным, из-за которого люди жались друг к другу на глиняном полу своих хижин, опасаясь, что дьявол лишит их миски супа, ради которого они проливали пот восемнадцать часов в сутки, и вплоть до нынешнего маленького, улыбчивого, неряшливо одетого профессора, который уверяет вас, что ваш мозг не может мыслить, что вы не способны к восприятию мира и Должны слепо повиноваться тем же всемогущим сверхъестественным силам, – все это один и тот же спектакль с той же единственной целью: привести вас в состояние аморфной, тестообразной массы, отказавшей в доверии своему сознанию.

Но без вашего согласия добиться этого нельзя. И если вы позволяете делать это с собой, вы это заслужили.

Когда вы слушаете, как фанатик разглагольствует перед вами о бессилии человеческого разума и начинаете сомневаться в своем, а не в его разуме, когда вы позволяете, чтобы ваш и без того не столь уж могущественный разум был поколеблен утверждениями фанатика, и решаете, что лучше довериться его высшему знанию и его твердой убежденности, вы не замечаете нелепой иронии своего положения: ваше доверие – единственный источник его силы. Сверхъестественная сила, которой страшится фанатик, и непознаваемый дух, которому он поклоняется, и сознание, которое он считает всемогущим, – это ваша сила, ваш дух и ваше сознание.

Мистик, он же фанатик, – человек, который отказывается от своего разума при первом соприкосновении с разумом других. Где-то в первые годы детства, когда его понимание мира вошло в конфликт с утверждениями других, с их жестокими распоряжениями и противоречивыми требованиями, он сдался и в панике отступил перед ответственностью, которая сопряжена с независимостью. Страх заставил его пожертвовать разумом. Выбирая между «я знаю» и «говорят, что…», он предпочел чужое мнение, предпочел подчиняться, а не рассуждать, верить, а не думать. Вера в сверхъестественное начинается с веры в превосходство других. Сдача позиций вылилась в необходимость скрывать неспособность рассуждать самостоятельно и доходить до всего своим умом. У мистика появилось ощущение, что другие располагают загадочной способностью знать, которой сам он лишен, что реальность такова, какой они хотят ее видеть, благодаря таинственному дару, в котором ему отказано.

С этого момента, страшась думать сам, он попадает во власть невнятных эмоций. Чувства становятся единственным его поводырем, это все, что ему остается от личности, и он цепляется за них с отчаянной жадностью, а все его мысли – или то, что от них осталось, – заняты тем, чтобы скрыть от себя тот факт, что в основе всех его эмоций лежит ужас.

Когда мистик заявляет, что ощущает существование силы более высокой, чем разум, он действительно ощущает ее, но эта сила вовсе не всеведущий верховный дух вселенной, а сознание первого встречного, воле которого он подчиняет себя. Им руководит стремление произвести впечатление, обмануть, польстить, перехитрить и вынудить всемогущее сознание других. «Они» – вот его единственный ключ к реальному миру; он чувствует, что не сможет существовать, не обуздав их загадочную силу, не получив от них обязательного согласия. «Они» – единственный для него способ восприятия, и подобно тому, как слепой зависит от своей собаки, он чувствует, что для того, чтобы жить, должен держать их на поводке. Контроль над сознанием других становится единственной его страстью. Жажда власти – сорняк, который растет только на пустыре заброшенного разума.

Каждый диктатор – мистик, и каждый мистик – потенциальный диктатор. Мистик жаждет подчинения, а не согласия. Он хочет, чтобы люди набили сознание его утверждениями, указами и рекомендациями, капризами и прихотями, – точно так же, как его сознание отдано им. Он строит отношения с людьми на вере и силе, ему не доставляет удовлетворения согласие, достигнутое посредством фактов и рассуждений. Разум для него враг, которого он страшится и который одновременно считает зыбкой опорой. Разум для него – инструмент обмана; он чувствует, что люди обладают некой силой, большей, чем разум. Только их безотчетная вера и подчинение силе дают ему чувство уверенности; в них он видит доказательство того, что овладел тем мистическим даром, которого добивался.

Он страстно желает приказывать, а не убеждать; убеждение предполагает независимость и подчеркивает абсолютный характер объективной реальности. Он ищет власти над реальностью и над восприятием ее людьми, над их разумом; он ищет такой власти, которая поместила бы его волю между бытием и сознанием, как будто люди, признав созданный по его приказу мнимый мир реальностью, смогут фактически сотворить такой мир.

Мистик паразитирует на вещественном богатстве, созданном другими. Мистик паразитирует на духовном богатстве, созданном другими. Он эксплуатирует вещи и ворует идеи. Поэтому он опускается ниже уровня безумца, который сам творит искаженный образ мира. Мистик пал до уровня безумца-паразита, который стремится к искаженной реальности, созданной другими.

Есть только одно состояние, которое удовлетворяет стремлению мистика к бесконечному, беспричинному, безличностному, – смерть. Неважно, какими фантастическими причинами он объясняет свои невыразимые чувства; всякий, кто отрицает реальность, отрицает бытие, и с этого момента им руководит ненависть ко всем ценностям человеческой жизни и стремление к злу, губящему жизнь. Мистик наслаждается зрелищем страданий, нищеты, рабства и страха; они дают ему ощущение успеха, в них он находит доказательство поражения объективной реальности. Но иной реальности не существует.

Неважно, чье благо он отстаивает, кому служит на словах – Богу или той безликой толпе, которую он именует народом. Неважно, какую из высоких абстракций провозглашает он своим идеалом; по существу, фактически, реально здесь, на земле, его идеал – смерть, его страсть – убийство, наслаждение – мука.

Все, чего достиг своим учением мистик, – разложение и гибель; именно это наглядно проявилось сейчас. Если все вызванные действиями мистиков беды не заставили их усомниться в своей доктрине, если они продолжают заявлять, что ими движет любовь, если их ничуть не смущают горы трупов, то это потому, что их души намного хуже, чем вы наивно полагали, когда искали для них оправдания в той расхожей отвратительной формуле, что цель якобы оправдывает средства и что причиненные ими страдания неизбежны на пути к всеобщему благу. Истина в том, что беды и страдания и есть их цель.

Пусть знают те, кто в своем безумии полагает, что сможет приспособиться к диктатуре мистиков и сумеет ублажить их, выполняя их приказы, – ублажить их невозможно. Стоит подчиниться, как мистик меняет свой приказ на противоположный; ему нужно подчинение ради подчинения, разрушение ради разрушения. Если вы настолько наивны, что надеетесь поладить с мистиком, подчинившись его воле и домогательствам, знайте, откупиться от него невозможно, его не устроит меньшее, чем ваша жизнь, тотчас и целиком или постепенно и по частям – в меру вашей уступчивости. Он и сам должен откупиться от того чудовища, которое поселилось в его душе, которое побуждает его убивать, только чтобы не признаться перед самим собой, что больше всего он жаждет собственной смерти.

Вы можете наивно верить, что силами зла, витающими в современном мире, движет корыстолюбие, тяга к грабежу материальных ценностей, но на деле битва, которую мистики ведут ради добычи, лишь ширма, скрывающая от них самих истинные мотивы, которые ими руководят. Ценности – средство, служащее человеческой жизни, и мистики хватаются за них, имитируя нормальных людей, притворяясь перед собой, что жаждут жизни, но звериная тяга к награбленному добру не доставляет им радости, это способ забыться. Не хотят они владеть вашим добром – хотят лишить вас его, не хотят победы – хотят вашего поражения; не хотят жить – хотят вашей смерти; они ничего не желают, они ненавидят бытие; они не знают покоя, и каждый из них страшится признать, что ненавидит он самого себя.

Те, кто не распознал природу зла, кто считает их заблудшими идеалистами – да простит им их наивность Бог, которого они изобрели! – должны знать, что они – вместилище зла, все эти губители жизни, которые стремятся пожрать весь мир, чтобы набить безликую пустоту своей души. Не за вашим добром гонятся они. Они составили заговор против разума, а значит – против жизни и человека.

Это заговор без вождя и провозглашенной цели. Есть ничтожные громилы, калифы на час, которые паразитируют на страданиях тех или иных стран и народов; как пена, несутся они на гребне потока из прорванной плотины, где отстоялись нечистоты многих столетий, где веками копилась ненависть к разуму, логике, таланту, к свершениям и радости, – ненависть, которую питает к полнокровной жизни всякий жалкий хлюпик, ноющий о превосходстве сердца над разумом.

Это заговор тех, кто стремится не жить, а чуть-чуть обмануть реальность и по родству душ тянется к подобным себе. Это заговор тех, кто связан общностью уловок, кто видит ценность в нуле; профессоров, не способных мыслить, но находящих радость в том, чтобы калечить умы и души своих студентов; коммерсантов, которые, чтобы оградить свой покой, находят радость в том, чтобы не давать ходу инициативе конкурентов; невротиков, любовно смакующих отвращение к самим себе и находящих радость в том, чтобы портить жизнь достойным людям; бездарей и посредственностей, находящих радость в том, чтобы мешать прогрессу и не давать дороги таланту; евнухов, находящих счастье в том, чтобы кастрировать радости жизни. В этом заговоре участвуют те, кто интеллектуально его обеспечивает, все те, кто проповедует, что если принести добродетель в жертву, то это превратит порок в добродетель. Смерть лежит в основе всех их теорий, смерть является целью их практических действий, и вы – последняя из их жертв.

Мы служили живым буфером между вами и вашей доктриной и оберегали вас от роковых опасностей избранного вами пути. Но этому пришел конец. Мы больше не хотим оплачивать своими жизнями те долги, которые вы навлекли на себя своей жизнью, как и долги, накопленные многими поколениями людей до вас. Вы жили, взяв взаймы время, и я – тот, кто пришел взыскать долг.

Я – тот, чье существование вы стыдливо замалчивали, стараясь не замечать. Я – тот, чьей жизни и смерти вы в равной мере не желали. Вы не хотели, чтобы я жил, потому что вам страшно было от сознания, что я принимаю ту ответственность, от которой вы отказались, и от сознания, что ваша жизнь зависит от меня. Вы не хотели, чтобы я умер, потому что знали об этой зависимости.