Переговоры гуннов и румийцев на реке Минцио

48.Переговоры гуннов и румийцев на реке Минцио

Великий каган сидел раздетый до пояса в своей походной юрте, края которой были приподняты для прохождения свежего ветерка. Но ночной воздух был неподвижный и удушливый. Дубы с провисшими вниз ветками заходились цикадами, казалось, что стрекочет каждый его листик.

Элтуменбаши Орест сегодня сообщил верховному хану удивительную весть: к нему направляется дипломатическая делегация из исконного Рума, в которой в качестве члена миссии состоит сам главный пастырь-понтифик Западного Рума, папа Румийский Лев. Великий каган дал свое согласие завтра утром встретиться с румийскими послами. Властитель гуннов встречался с различными правителями: королями, коназами, конунгами, ханами, – встречался также с просящими о снисхождении к управляемым ими городам галльскими епископами, но до сих пор никогда судьба не сводила его с самым главным христианским священнослужителем – папой Румийским. Суть переговоров ясна как божий день, дипломаты будут простить о мире, предлагать самые выгодные условия, лишь бы он, великий сенгир-хан степного каганата, прекратил бы свой победоносный поход и повернул бы морды своих бьющих копытами коней в обратный путь.

После плохого ночного сна, прерываемого изнуряющей жарой и тревожными чувствами, верховный хан Аттила вышел рано утром во время зачинающейся зари на край дубового леска, находящегося на возвышенности. Понизу вокруг пологого холма с дубравой широким синьским веером по юго-восточной стороне раскинулись небольшие походные юрты, шатыры и алачуги хуннагурско-угорского охранного полутумена. Спят еще глубоким сном воины на попонах, кинутых прямо на траву вокруг погасших костров. Только бодрствуют выставленные часовые по краям лощины, да похрустывают бродящие там же стреноженные дежурные подседельные кони с навешанными на морды торбами с зерном.

После завтрака верховный каган распорядился постелить на поляне между двух гигантских дубов большую белую кошму, на которой он вознамерился устроить прием западнорумийской посольской миссии на степной манер, сидя, скрестив ноги под собой. Вскоре элтуменбаши румиец Орест привел из низины пешком запотевших и запыхавшихся троих исконнорумийских послов. Все они были уже немолодые люди и потому пеший подъем на нагорье представил для них большую физическую нагрузку. Двое из троих были в сенаторских белых тогах с широкой красной каймой по краям, в кожаных сандалиях на босу ногу, без головного убора по румийскому обычаю и с золотыми браслетами и перстнями на обеих руках. Один из сенаторов был блондином высокого роста и крупного телосложения, с пшеничными усами и со светло-голубыми глазами, что было, конечно, нетипично для обычно темноволосых и черноглазых латинян; он являлся по должности префектом Рума и его звали Тригетием. Другой же, обычный западный румиец среднего роста, немного полноватый, усатый и чернявый, с острым носом и смуглой загорелой кожей, по имени Геннадий, состоял в должности эдила Рума и близлежащих провинций метрополии и был ответственным за снабжение их водой. Третий же был папа Румийский Лев, упитанный мужчина, в широкой бело-желтой парчовой одежде священнослужителя высокого ранга, с седыми волосами, ниспадающими из-под его округлой бархатной, коричневой монашеской шапки на круглое бритое лицо без единой морщины. Все трое приветствовали гуннского правителя, склонив головы, ведь они всё же были просителями. Но великий каган проявил к ним уважение, он поднялся со своего места, рукопожатием приветствовал каждого посла и рассадил их напротив себя.

Со стороны гуннов в переговорах, кроме верховного хана, участвовали двое знатных людей: элтуменбаши Орест и главный шаман всех гуннских племен Айбарс. В качестве писаря был привлечен младший тайчи Денгизих, который пристроился побоку с вощеными дощечками и тростниковыми заостренными палочками.

Блондин Тригетий, видимо, был старшим в этой посольской делегации, так как именно он начал излагать по-латински румийскую точку зрения:

– Великий король Аттила, наш августейший император Валентиниан III шлет тебе самые наилучшие приветы и желает тебе долго здравствовать на благо своего народа!

– Я отвечаю ему теми же самыми словами, – кивнул головой гуннский каган, знаком показывая обслуживающим джигитам, чтобы подавали напитки.

– Наш величайший властитель Валентиниан III полагает, что мы, римляне, и вы, гунны, могли бы договориться и прекратить войну между нами. Мы хотели бы выслушать ваши требования и, если они не чрезмерные, то прямо здесь же решить вопрос миром. На это нам даны соответствующие полномочия от нашего богоизбранного императора и римского сената. Вот в этом пергаменте, подписанном самим императором Валентинианом, изложен и подтвержден объем наших полномочий.

– Хорошо, я, великий каган Аттила, выскажу без обиняков требования нашей стороны. Нас бы устроили десять тысяч фунтов золота, сорок тысяч фунтов серебра, тысяча фунтов красного и тысяча фунтов черного перца, десять тысяч кусков красных кож (чтобы из каждого куска можно было бы пошить пару сапог), а также драгоценное оружие, железные доспехи и шлемы, конские кожаные седла, продовольствие (зерно, масло, вино) и десять тысяч юных нерожавших рабынь в качестве жен для наших молодых и неженатых воинов. Если же вы откажетесь предоставить нам все это по доброй воле, то мы возьмем силой и причем в двойном-тройном размере, и к тому же я завтра поверну морды коней на Рим и возьму его приступом. А все, что я требую, там имеется в достаточном количестве. И тогда пусть попробует хотя бы один римлянин сказать моему гунну свое чванливое: Noli me tangere, civis romanus sum²¹¹.

– Я вижу, достойный король Аттила, ты в совершенстве владеешь латинским языком и даже великолепно знаешь наши поговорки.

– Посол Тригетий, я некогда учился в римском педагогикуме науке географии, а также изучал немного историю. Кроме того, да будет тебе известно, что я, великий каган гуннов Аттила, служил в свое время в римском войске, моя последняя воинская должность – командир 136-го конно-штурмового галльского легиона, а мое воинское звание – легат. И, следовательно, я имею такие заслуги перед Римом, что мог бы являться его гражданином. Не буду говорить о том, что сенатом мне присвоено почетное звание магистра римской милиции и я состою на государственном римском денежном и вещевом довольствии.

Тут в разговор вмешался брюнет Геннадий, который, переборов свой страх, в порыве минутной смелости строго высказался:

– Коли ты, почтенный король Аттила, являешься римским воином и магистром, то должен повиноваться распоряжениям римского сената, который требует от тебя увести свои войска назад в свою степь.

– Хм, – усмехнулся такому неожиданному и дерзкому заявлению великий каган, – хорошо, я уведу свою армию назад, но только после того, как вы, римляне, удовлетворите мои требования... А вообще-то я хочу быть третьим королем варварского мира, которому бы покорился Вечный город.

– Как это третьим? – недоуменно спросил папа Румийский Лев. – Насколько мне известно, лишь одному вестготскому королю Алариху в 410 году от рождества Христова удалось войти в Рим, а более никто из иноземных королей и полководцев не мог покорить столицу могучей империи.

– Достопочтенный папа Римский Лев, – обратился к нему верховный хан гуннов, – ты, наверное, забыл про короля галлов Бренна, который, согласно римской истории, восемь веков назад взял штурмом Вечный город. Он ведь был первым из иноземных королей, которому вы покорились. А почему этот храбрый Бренн мне запомнился, так это своими двумя меткими фразами. Когда побежденные римляне стали возмущаться, на основании какого права галлы считают возможным отнимать добро у их владельцев, то остроумный и храбрый галльский король отвечал: «Наше право мы носим на конце мечей, сильным принадлежит мир». Тогда галлы ворвались в город и римляне решили вступить с ними в переговоры, галлы соглашались очистить город и римские владения за выкуп в тысячу фунтов желтого презренного металла. Римляне, как мне рассказывали мои мудрые учителя-риторы – большие знатоки древней римской истории, приняли условия галлов. Принесли золото и начали взвешивать. Нахальные галлы пытались обмануть римлян, ждущих своего освобождения от иноземных захватчиков. Возмущенные жители Вечного города стали протестовать. Тогда смелый король галлов Бренн вырвал из ножен тяжелый меч и бросил его на чашу весов, где лежали гири. «Что это значит?» – воскликнули недоуменно римляне. «Это значит – горе побежденным!» – отвечал король Бренн.

– Да, такое событие имело место в нашей истории, – согласился блондин Тригетий, – но ведь есть и ее продолжение. Тогда галлам не удалось унести с собой римское золото. Пока галлы и римляне спорили, в воротах появилось вызванное из провинции многочисленное войско под командованием претора Камилла. Узнав о том, что происходит, он поспешил с отборной центурией к месту, где взвешивали золото. Претор Камилл приказал снять золото с весов и заявил Бренну: «Римляне привыкли спасать свое отечество не золотом, а железом». На улицах Рима разгорелось кровопролитное сражение, галлы были разбиты и покинули Рим.

– Об этом мне тоже ведомо, – покачал головой верховный хан и на его губах мелькнула усмешка, – вашим Камиллом мог бы сегодня стать претор Флавий Аэций, но, к сожалению, ему этого не дано. В него, как в опытного волка битв и сражений, вцепились бесстрашные собаки-волкодавы с мощными челюстями. Из срединной Галлии его атакует сарматский король Сангибан, из западной Галлии на него набросился вестготский король Торисмунд, а со стороны юга, из Испании, готовится напасть вандальский король Гейзерих. Так что о спасителе Камилле-Аэции можно в этом году забыть и не вспоминать, – великий каган продолжил, выпив добрый глоток вина: – Кстати, я еще не требую пока своей невесты, которая любит меня и хочет стать моей женой. Мой помощник Орест может показать вам собственноручное письмо от нее с признанием в любви ко мне и страстным желанием выйти за меня замуж, а также подаренное ею мне обручальное колечко. Ведь я еще могу потребовать и приданого за своей будущей супругой... к примеру, северную часть италийских земель.

– Достойный король Аттила, – снова вступил в разговор папа Румийский Лев, запахивая полы своей широкой одежды, отделанной по краям самым прочным тонким темным мехом речной выдры, – я бы как служитель истинного бога Христа не советовал бы тебе поворачивать колонны своих неудержимых войск на Рим. У нас там немного южнее Вечного города в Самнии разразилась ужасная эпидемия страшной черной болезни, от которой заразившийся человек умирает на третий день, весь покрывшись кровоточащими язвами. Сенат предпринимает сейчас все усилия, чтобы эта болезнь не распространилась бы на Рим, на всех дорогах из Самнии выставлены караулы, которые препятствуют свободному продвижению оттуда граждан. А если ваша армия двинется на юг, то там начнется паника, заслонные караулы разбегутся и болезнь разойдется в мгновение ока по всем италийским провинциям и достигнет вас

Долго шли переговоры между румийцами и гуннами, целых два дня. В конце концов, переговаривающиеся стороны пришли к такому соглашению: румийский сенат выплачивает требуемый выкуп гуннскому кагану, который, в свою очередь, обязуется не уводить жителей в рабство и сохраняет им жизни. Вопрос о том, пойдет ли гуннское войско на Рим или не пойдет, остался открытым. Но взбодрившийся черноволосый посол Геннадий заявил с отчаянностью обреченного, что если достойный король Аттила поведет свое воинство на Рим, то храбрые горожане, число которых огромно и не поддается счету, оставляют за собой право защищать свой родной город с оружием в руках.

На второй день после вечернего званого ужина, данного в честь западнорумийской дипломатической делегации, великий каган остался наедине с главным шаманом Айбарсом и последний молвил задумчиво:

– Мой каган, мне было немного зим и я был совсем молодым человеком, когда вестготы и гунны взяли штурмом Рум. У вестготов главным военачальником был конунг Аларих, а у гуннов – славный туменбаши Агап, дед отважного темника Таймаса. Их обоих впоследствии поджидали несчастья: на обратном пути в родные кочевья от вероломного нападения бургундов погиб этельбер Агап, a вскоре скончался от ран и вестготский конунг Аларих.

А в это же самое время элтуменбаши Орест провожал с холма в долину к своим шатрам румийских послов. Крупнотелый блондин Тригетий и среднерослый брюнет Геннадий ушли немного вперед в ночи и невдалеке маячили их белые тоги. Сзади шли папа Румийский Лев и гуннский начальник военного штаба румиец Орест. Вдруг толстый священнослужитель нечаянно оступился и схватился за руку своего молодого спутника. Последний нащупал в своей ладони маленький стеклянный пузырек, закупоренный наглухо деревянной пробкой.

– Только у нас в Риме высушенным жестким длинным половым отростком осла с крупной черной головкой, который называется стимулом, хозяева побуждают-стимулируют своих слуг и рабов трудиться. Но некий головастый свободный римлянин не нуждается в таком стимулировании, так как он хорошо знает, что его, после совершения полезных для государства деяний, ожидают несметные богатства и наивысший почет. Мозговитый гражданин Рима употребит содержание некоей стеклянный амфорки для необходимых целей. Но при этом он сам не будет совершать никаких богопротивных и преступных действий, а ненароком поручит их ничего не подозревающей женщине – жене или же наложнице. Время его не торопит. Главное, чтобы объект воздействия не пережил бы свое пятидесятое лето. А содержимое амфорки ужасно – одна его капля в бокале вина вызывает немедленный переход в состояние небытия, – слышал элтуменбаши Орест тихий шепот споткнувшегося собеседника.

И уже прощаясь с гуннским провожатым около своей кожаной палатки, главный понтифик Западного Рума крепко обнял его и очень тихо и страстно прошептал ему в ухо:

– Истинный бог Иисус Христос поможет тебе, сын мой Корнелий Непот!