Год 453 50.Гунны встречают своих послов в византийском городе Найсе

Год 453

50.Гунны встречают своих послов в византийском городе Найсе

Хуннагурский тридцатидевятилетний этельбер Стака и славянский коназ двадцатиоднолетний Поскребыш идут верхом ускоренной рысью, вокруг подхлестывают своих лошадей нукеры: хорваты и хуннагуры. Вся эта верхоконная процессия должна прибыть сегодня к ночи в Найс, чтобы встречать там возвращающуюся с юга из Константинополя гуннскую посольскую миссию.

Хуннагурский тархан Стака отпустил свободно поводья своего буланого и тот медленно, но верно набирает ход, переходя из быстрой рыси в галоп. Время от времени приходится сдерживать резвого коня. Накидка-борука из шкуры красного волка и теплый малахай хорошо согревают туменбаши и располагают к приятным думам.

Прошлый год для командующего левым восточным крылом гуннов Стаки прошел почти весь в италийском походе, была захвачена хорошая добыча. Лично хуннагурскому этельберу досталось несколько красивых, белотелых и широкозадых рабынь, одна из них сильно приглянулась знатному тархану и он подумывает о том, не сделать ее своей младшей женой-токалкой.

Но к великому сожалению и досаде, гунны не пошли в прошлом году на Апеннинское нагорье и далее на исконный Рум. Оказывается, там свирепствовала черная болезнь. А это такая страшная вещь, что если заболевает хоть один воин из сотни, то считай, что большая часть воинов уже умерла от этой скоротечной болезни. Толковые шаманы говорят, что такая ужасная напасть насылается на людей злыми духами-албысами, чтобы умерить их чрезмерную гордыню. Великий каган Аттила распорядился тогда там, в Северной Италии, выставить южнее реки По дозорные заслоны на всех дорогах, ведущих из среднеиталийских провинций в североиталийские земли. Воинам из этого заслона был отдан строгий буюрук не вступать ни с кем из путников в контакт, на подпускать их близко к себе и поворачивать их издали назад, а если они не подчинятся, то поражать их на дальнем расстоянии стрелами. Хвала высоким небесам, гуннам и их союзникам удалось избежать этой ужасающей беды и вернуться в свои владения без серьезных потерь.

Но как вспомнит командующий восточным гуннским крылом тархан Стака об Аквилее, которую пришлось осаждать свыше трех новых лун, так чувство досады пробирает его – едва смогли его воины взять приступом этот город и чуть было не потеряли лицо в глазах великого кагана. С каким немилосердным ликованием врывались тогда в город гуннские и союзные им тумены. Но когда этельбер Стака осмотрел крепостные укрепления, то все же гордостью наполнилось его сердце – взять такую неприступную твердыню!

Рядом с хуннагурским темником скачет молодой вождь западных славян, туменбаши Поскребыш. Несмотря на свой столь юный возраст, отлично проявил себя во многочисленных боевых сапари этот смелый воин. Строгий взгляд его голубых глаз обращен вперед на дорогу, которая поворачивает влево вместе с рекой. Короткие темные его усы покрыты синеватым окрасом утреннего инея, а широкая грудь распирает распахнутый теплый короткий парчовый кафтан. Округлая славянская зимняя бархатная шапка, опушенная мехом горностая и украшенная белоснежными перьями цапли, лихо сдвинута на левую сторону, что считается особым шиком у степных воинов.

Гуннская колонна приближается к какой-то небольшой деревеньке. То, что она небольшая, можно установить по стаду коров малой численности, выгоняемых деревенским пастухом от околицы на белоснежные поляны в прибрежных рощицах. Справа, где-то из прибрежных камышей, раздается приглушенное тявканье и повизгивание диких собак. Вскоре на дороге появляется заяц-беляк, во всю прыть убегающий от пяти одичавших псов. Они промчались на бешеной скорости на юг по дороге, заяц улепетывает во все свои лопатки. Погоня уже близка и беляк забегает в коровье стадо. Передние коровы громко и трубно мычат и выставляют вперед острые рога. Они останавливают диких псов, те поскуливают, но боятся нападать на отважных домашних животных; приближение с севера верхоконной процессии вынуждает собак убираться прочь. А спасенного зайца уже и след простыл!

К вечеру небольшая конная колонна подошла к западным воротам Найса. Гуннов узнали и сразу же беспрепятственно пропустили через подъемный мост в широко открытые ворота вовнутрь города. Уже свыше трех поколений византийцы боятся и уважают неулыбчивых степных воинов. Прибывшие с севера двое знатных тарханов: этельбер Стака и коназ Поскребыш – разместились в двух лучших комнатах гостиницы на втором этаже со всеми возможными удобствами: горячими настенными керамическими трубами, поддерживающими тепло в помещении; специальными широкими металлическими трубами с крышками на концах, расположенными в углу за ширмой, в которую можно отправлять свои малые, да и большие, естественные нужды, только следует убрать в сторону деревянную крышку и водрузить удобное ореховое сидение. Новоприбывшие рядовые воины сразу же были размещены в нижних общих, больших помещениях постоялого двора вповалку на полу, десяток человек в комнате.

Три дня ожидали тарханы Стака и Поскребыш гуннских послов, возвращающихся из Константинополя назад в орду. Эти дни были одними из лучших в жизни хуннагурского этельбера и антско-хорватского коназа. Распорядок дня уже был ими упорядочен: рано утром спускались к завтраку в трапезную залу, потом проверяли наличие своих нукеров, затем пили сладкое вино и шли спать. В обед опять спускались в обеденную залу для сытной еды, запивали ее добрыми бокалами игристого хмельного виноградного напитка и снова поднимались почивать. Просыпались с первыми звездами и шли в городские термы, благо они находились через три улицы от гостиницы, там к их услугам было отдельное помещение с лакомым ужином, пьянящим вином и полуголыми банщицами, которые, однако, не ограничивались только исполнением своих непосредственных функций массажисток, а были всегда готовы и ко всякой другой, приятной для посетителей и прибыльной для них самих, работе.

Уже после полуночи, расслабленные горячей баней и утомленные чистой помывкой (а также измотанные страстными массажистками), двое сотоварищей: старший гунн-хуннагур и младший славянин-ант – возвращались в свои комнаты, чтобы забыться в кратком сне до завтрака.

– Почему у тебя в Сингидуне в термах нет женщин-банщиц? – спросил на третье утро за трапезным столом этельбер Стака у своего молодого приятеля коназа Поскребыша.

– У нас другие законы и порядки, наши старейшины запрещают девицам работать в банях, говорят, что это несмываемый грех, большой блуд, – отвечал юный славянский предводитель.

– Интересные у вас обычаи, вы запрещаете женщинам работать банщицами, но в то же время у вас в банях моются женщины и мужчины вместе, и это никак не возбраняется, – усмехнулся хуннагурский темник.

– Но ведь при этом не происходит никакой продажи тела, ведь весь грех состоит в том, что эти массажистки здесь отдаются нам не от чистого сердца, а за серебряные денарии, которыми мы оплачиваем плотские наслаждения, – возражал антский туменбаши.

Тамгастанабаши Эскам и минбаши Коркут во главе своих полутора сотен сабирских воинов почетной охраны появились в Найсе только к вечеру третьего дня их ожидания. Туменбаши Стака и темник Поскребыш несказанно обрадовались, завидев обоих гуннских послов, выглядевших как откормленные бычки: полные, краснолицые и удовлетворенные. Весь вечер они вчетвером просидели за большим столом в углу трапезной залы, рассказывая друг другу всякие новости последнего года. Хуннагурский этельбер Стака поведал встреченным степным посланникам обо всех событиях, имевших место быть как в пуште, так в западнорумийских северных италийских провинциях, куда гуннские войска в прошлом году ходили походом. Начальник общегуннского таможенно-дипломатического ведомства полугалл по отцу и полугунн по матери, сорокалетний Эскам, в свою очередь, рассказывал обо всем том, что он видел собственными глазами и слышал собственными ушами в Константинополе-Византе. И при этом нотки какой-то неуловимой и скрытой тревоги чувствовались в его голосе.

– Визант уже не тот, каким мы его привыкли видеть и представлять, – считал баши всех гуннских тамгастанов, отхлебывая звонко большой глоток белого легкого вина. По его мнению, выходило, что с избранием нового императора Маркиана византийцы приободрились. Все в Константинополе вначале полагали, что имеют дело не с полновластным правителем Восточного Рума, а всего лишь с подкаблучником немолодой августейшей императрицы Пульхерии. Даже поговаривали, что эта августа намерено избрала мужа старше себя на десять лет, чтобы он не требовал от нее исполнения супружеских обязанностей, так как она до сего возраста (а ей уже за пятьдесят) еще не знала мужчин и оставалась девственницей. И на первых порах этот новоизбранный император Византии (однако без титула августа, так как не происходит от одного из царственных родителей-императоров) вполне оправдывал эти распространяющиеся слухи. Но в последний год он стал проявлять твердость в деле управления огромной державой: казнил нескольких высокородных расхитителей государственной казны, улучшил продовольственное содержание и денежное обеспечение легионов и отклонил унизительные требования сассанидского Ирана по вопросу переноса границ с реки Евфрат на пятьдесят румийских миль западнее, в Сирию. А когда иранцы начали грозить войной, он дал их послам достойный ответ в присутствии всех чужеземных посланников и дипломатов, представленных в Константинополе: «Ну что же, если Иран хочет войны, то Византия будет вынуждена воевать». Но самое главное состоит в том, что тамгастанабаши Эскам везет с собой пергамент от этого нетрусливого правителя Константинополя, в котором начертаны такие предложения: «Милостивый король Аттила! Мы, византийцы, хотим жить с вами, гуннами, в мире. Но мы не в состоянии производить вам, гуннам, ежегодные выплаты золотом и деньгами и потому уведомляем вас о прекращении таких срочных оплат. Но мы не отказываемся поддерживать вас материально и будем оказывать время от времени всяческую помощь финансами и съестными припасами. Император Маркиан, январь 453 г. от рождества Христова».

Также минбаши Коркут по поручению тамгастанабаши Эскама проехался прошлой осенью как негласный соглядатай по северным дунайским провинциям Восточного Рума, он побывал с немногочисленными своими охранными воинами в Первой Мезии, Дакии, во Второй Мезии и в Скифии. Туда беспрестанно подходят византийские легионы из глубины страны и размещаются там основательно, заново возрождая некогда брошенные воинские лагеря. Так что сейчас на границах с гуннским каганатом собраны значительные силы, до двадцати пяти пехотных и конных легионов. А это уже не шутка!

Но начальник общегуннского дипломатическо-таможенного ведомства Эскам считал, что пока в этом году император Маркиан не решится переправляться через Дунай на север и нападать на гуннские кочевья; много его войск концентрируется в африканской провинции Египет, в городе Александрия, где со дня на день ожидается нападение с суши и с моря вандальского воинства под началом их боевого, смелого и удачливого конунга Гейзериха.

Еще одну неприятность приготовил для гуннов это новый безбоязненный правитель Восточного Рума: распорядился на всех своих государственных и провинциальных дорогах-стратах выставить караульные легионы, чтобы они оберегали проходящие торговые караваны от разбойных нападений; и сейчас большая часть купцов стала предпочитать балканские и малоазийские дороги, которые стали совершено безопасными, особенно после публичных казней на городских форумах захваченных правительственными легионами членов грабительских шаек и банд. Да и к тому же немаловажным фактором ухода основного караванного движения в византийские владения послужило и значительное снижение тарифов и пошлин на каждое вьючное животное и на каждую повозку. Восточнорумийская таможня снизила такие сборы почти вдвое против гуннской. И в этом году, если не принять необходимых мер (улучшить и усилить охрану на степных караванных трассах, существенно уменьшить таможенные пошлины, а также открыть новые каравансараи), то казна гуннского каганата потерпит колоссальные убытки.

Закончив этот очень серьезный разговор, четверо знатных степных аристократов: командующий левым восточным крылом этельбер Стака, правящий коназ западных славян вой Поскребыш, баши общегуннской таможенно-дипломатической службы этельбер Эскам и посланник гуннского каганата в Византе этельбер Коркут – решили этим вечером немного отдохнуть в городских термах в обществе крупнотелых и крепкозадых банщиц-массажисток, с тем чтобы завтра рано поутру двинуться в обратный путь в свою родную сторону в город Сингидун на Дунае.