Книга о помощи СССР египту в военном противостоянии с Израилем Москва 2001 ббк 66. 4(0) В49 Тогда в Египте

ЭТО ЗАБЫТЬ НЕВОЗМОЖНО

В Египет я попал совершенно случайно. Вообще, вся моя жизнь, а я уже отметил 55, состоит из случайностей. По рассказу мамы, так на роду мне написано, от рождения и до сих пор. Я не буду вспоминать случайности, которые произошли со мною в дет­стве, но с 15 лет я их четко помню. По окончании 7-го класса я по­ступил в Гжельский силикатно-керамический техникум. В группе из 25 человек на отделении керамики было 24 девочки и один парень, это я. По окончании 1-го курса после того, как девчата стали меня принимать за своего, я сбежал в ремесленное училище, получать профессию слесаря-жестянщика по промышленной вентиляции. После 2-х лет учебы получил 5 разряд слесаря. Через год я сдал на 6 разряд, потому что хотел поехать в Индию строить Бхилай-ский металлургический комбинат. Но мне сказали, что молод еще, и нужно отслужить в армии. Зато я стал бригадиром, и бригада случайно, через полгода стала Бригадой коммунистического труда. Бригадиру вручили путевку в подмосковный дом отдыха, откуда через 5 дней он сбежал и больше ни разу ни санаториев, ни домов отдыха не посещал.

Закончив вечернюю школу, хотел поступать в Бауманское училище, но случайно попал в военное училище и прослужил в родимой Советской Армии аж 32 года. Почти три года я командо­вал стартовым взводом зенитных ракет, а затем меня избрали секретарем комитета ВЛКСМ полка. Планировался другой това­рищ, но его комсомольцы не избрали, а я был в резерве, хотя был аттестован на зампотеха зенитной батареи. К комитету комсомола мне еще добавили должность начальника клуба на 1 год, потому что она была вакантной, и начальника физподготовки полка, так как начфиза, так называлась сокращенно эта должность, уволили из армии за злоупотребление спиртным. Эти три должности я ис­полнял более 1 года из 3-х, что был секретарем комитета комсо­мола. Затем меня назначили сразу замполитом зенитно-ракетного дивизиона, а через год избрали секретарем парткома полка. И бы-

ло мне в ту пору еще 27 лет, и оказался я самым молодым секре­тарем парткома в Московском округе ПВО.

Отслужив в этой должности почти 2 года, приезжаю как-то я с окружных недельных сборов поздно вечером в субботу и узнаю от жены, что назавтра мне приказано прибыть к начальнику политот­дела корпуса к 9-00. «Завтра воскресенье», - говорю я, думая, что она решила зло пошутить с поздно прибывшим мужем. «Иди уточ­ни у Петра Афанасьевича», - рассеяла жена мои сомнения. Петр Афанасьевич, замполит полка, жил на одной лестничной площад­ке. Встретил меня участливо, как бы с виноватым видом. Присту­пив к 3-х литровой банке «Фраги» (молдавское вино), тогда поль­зовались при разливе вина и такой посудой - он мне поведал, что пока я был в командировке, он всех троих политработников полка рекомендовал для поездки в страну с жарким, сухим климатом для выполнения интернационального долга. Одного из рекомендован­ных не взяли, так как он был холост и поступал в академию, а двое прошли все инстанции и, в конце концов, оказались в Египте, а Петр Афанасьевич стал начальником отдела политических кадров армии ПВО.

В воскресенье состоялась беседа с начальником политотдела корпуса, после которой я прошел медкомиссию при корпусном гос­питале в этот же день. По состоянию здоровья у врачей возраже­ний не было. В понедельник мы прошли Военный Совет армии и Округа (Это был совместный Военный Совет), и во вторник само­лет Москва-Астрахань унес меня далеко от Москвы в казахские степи, на полигон, где уже в течение почти месяца находилась зе-нитно-ракетная бригада, сформированная на базе частей Москов­ского округа ПВО. Просто мы заменили некоторых товарищей, ко­торые по каким-либо параметрам были отсеяны. Отбор был очень строгий: здоровье, морально-боевые и политические качества, да и 5-ый пункт анкеты тоже играл свою роль, так как для войны с Из­раилем ясно какая национальность не подходила.

Как проходила подготовка к боям и сами бои, описано в бое­вых донесениях и в воспоминаниях наших товарищей, которые с 1987 г. стали появляться в печати. Мне бы хотелось вспомнить те моменты, свидетелем которых был именно я и которые мне четко запомнились.

Меня поразило то, что задача провожающих нас генералов сводилась, на мой взгляд, к тому, чтобы скорее доложить руково­дству, что все нормально, и можно бригаду уже посылать на войну. В этой спешке была заметна заинтересованность руководства и

армии, да и страны тоже. Об этом же вспоминает наш командир дивизии генерал-полковник в отставке Смирнов А.Г.

Офицеры же бригады хотели одного: прибыть на войну во всеоружии, иметь сколоченные боевые расчеты и стопроцент­ную материально-техническую обеспеченность. Люди готови­лись к войне с утра до ночи. Узнав у тех, кто уже был в Египте и у арабских воинов, которые тоже были на полигоне и осваивали нашу технику, что вражеская авиация летает на высотах до 25 метров, командиры дивизионов поставили условие перед наши­ми летчиками, чтобы они летали тоже на этой высоте. Но, увы, правила полетов это запрещали, в конце концов, наши асы сни­зились до высоты 50 метров. Это было очень важно, так как проверить зенитно-ракетные комплексы при действиях на малых высотах, а они являлись главными высотами при ведении бое­вых действий в условиях Египта, иначе было нельзя. Борьба между провожающими и докладывающими руководству о том, что подготовка к отъезду идет нормально, и самими отъезжаю­щими, выставляющими все новые и новые требования в обес­печении дивизионов, не прекращалась ни на один день в период подготовки. Я, конечно, был целиком и полностью на стороне отъезжающих, потому что шла борьба за сохранение жизни лю­дей, готовящихся вести реальные боевые действия с опытным (почти все израильские летчики имели опыт боевых действий во Вьетнаме), высоко подготовленным в профессиональном отно­шении и обладающим высококлассной техникой, противником.

В ходе этой повседневной борьбы все командиры дивизионов отстранялись от поездки и снимались с должностей от 3-х до 7 раз заместителем командующего первой армией ПВО генералом Де-ревягиным Н.Д. Потом они, конечно, восстанавливались в должно­сти - это просто говорит о накале борьбы. В итоге, уже в Египте, оказалось, что, в бригаде нет штатных оперативных дежурных, ко­торые начинают бой. Ими стали инженеры службы ракетного воо­ружения Латышев В.И., Вотяков Ю.И., Шумский Н.Д., начальник разведки Шевченко O.K., заместитель начальника политического отдела Логачев B.C. и другие товарищи.

К тому же нас не снабдили преобразователями тока АЛА-7. Суть такова, что электропитание ракетной системы осуществля­лось от штатных дизелей, которые «молотили» круглосуточно, а питание СРЦ (станции разведки и целеуказания) П-15 осуществ­лялось от своих блоков питания АБ-8. Последний представляет собой агрегат бензиновый с преобразователем частоты. Работа в

условиях пустыни и «хамсина», когда песок проникал во все види­мые и невидимые щели, приводила к выходу из строя двигателей СРЦ. В результате на время ремонта зенитные дивизионы остава­лись без «глаз».

Кроме того, для усиления дивизионов и повышения эффек­тивности огня на малых высотах были приданы средства ПВО су­хопутных войск - зенитно-ракетные комплексы «Стрела» и «Шил-ка». «Стрела» - переносная ракета, использующая принцип тепло­вого излучения. Шесть расчетов из трех человек были приданы дивизиону. С рассветом их увозили на 3-7 км от стартовой позиции ЗРДН, а с наступлением темноты - привозили назад.

Расчеты «Шилки» - 4-х ствольный зенитно-ракетный ком­плекс, калибр 23 мм, скорострельность - 1000 выстрелов в минуту, также дежурили в светлое время суток и стояли по вершинам тре­угольника вокруг стартовой позиции дивизиона. Телефонная связь с ними осуществлялась с помощью полевого телефонного кабеля. Для каждого дивизиона требовалось около 50 км этого кабеля. Решение этой проблемы вышло на уровень министерства оборо­ны. В итоге она была решена. Но времени, нервов и крови она стоила много.

Далее, для маскировки техники требовались маскировочные сети. Наша бригада формировалась на базе Московского округа ПВО, где имелись сети только зеленого цвета, что в условиях Подмосковья и центрального района России приемлемо, но в ус­ловиях Египта нужны маскировочные сети песочного цвета. Это тоже оказалось проблемой, снятой уже в Египте.

И это только малая толика проблем, которые приходилось решать командирам отъезжающих подразделений и частей в период подготовки к отъезду для ведения боевых действий. От­сутствие опыта передислокации в стране с жарким климатом, попытка сохранить все это в тайне, порой порождала анекдоти­ческие случаи.

Например, нам присвоили почтовый адрес Москва-400, по­левая почта № 06552. И вот приходит в политотдел части письмо от матери военнослужащего срочной службы. Начиналось оно так: «Гражданин начальник, напишите мне, за что и на сколько посадили моего сына...» Оказывается, некоторые исправительно-трудовые учреждения носили подобный адрес, что вызывало улыбку у некоторых, уж очень сообразительных воинов. А вообще писем с просьбами о помощи семьям военнослужащих приходило много (ремонт домов, заготовка дров, и т.д.). И вот из далекой

Африки идут письма в райвоенкоматы, сельские советы, на заво­ды, фабрики и в колхозы с просьбой оказать помощь семье воен­нослужащего, но ни слова не говорится о том, что он воин - ин­тернационалист.

Как говорило нам руководство, так и мы считали, что оказыва­ем интернациональную помощь народу Египта в отражении агрес­сии со стороны израильских захватчиков.

Однако из заявлений прессы, радио и телевидения следова­ло, что нас там не было. Однажды, в самый разгар боев с изра­ильской авиацией приходит очередной номер газеты «Правда», и на первой странице подвальная редакционная статья называется «Фальсификаторы». Посвящена статья буржуазным фальсифика­торам, утверждающим, что в Египте находятся советские воины. Причем статья написана с таким напором, что камня на камне не оставляла от аргументов западной стороны, то есть была рассчи­тана на тех, кто не знал истины. Ну, а как объяснять воинам, что газета «Правда», центральный орган ЦК КПСС, мягко говоря, пи­шет неправду. На свой страх и риск, не мудрствуя лукаво, я эти 50 экземпляров газеты взял и сжег. Все обошлось тихо, к моему некоторому удивлению, но зато отпал сам по себе, вопрос о за­щите самой газеты «Правда» от вопросов въедливых читателей. Борьба за секретность и неразглашение тайны зашла так далеко, что порой у одних это вызывало улыбку, а некоторым было и не до улыбок. Например, перед погрузкой в порту Николаев из части были откомандированы некоторые воины за то, что в письмах домой они сообщили название страны, куда едут. Поэтому пере­писка была своеобразной: ничего, что раскрыло бы страну пре­бывания, но открытки с видами пирамид Гизы и Большого Сфин­кса были в каждом письме.

Русских не было в Египте. Но по дороге следования колонны с боевой техникой и в отстойниках (по нескольку дней отдельные дивизионы ждали, когда будет оборудована стартовая позиция) валялись пустые пачки из-под папирос «Беломор» и сигарет «Звезда» изготовления ленинградской фабрики им. Урицкого и Моршанской махорочной фабрики. Эти же пачки, но уже с сигаре­тами и папиросами наши воины дарили арабским ребятишкам, ко­торые окружали русских воинов на каждой остановке. Нас там не было. Именно поэтому в порту отправки из. Союза нас всех пере­одели в гражданскую одежду. Офицеры и сверхсрочнослужащие были в шляпах, воины срочной службы - в беретах. Остальное: ботинки, костюм, демисезонное пальто было без различий. По

прибытию в г. Александрию нас всех одели в арабскую форму без каких-либо знаков различия, и к тому же у нас не было никаких до­кументов. Отличало нас от арабов в тот момент только наличие у нас рязанских, тамбовских, и других физиономий, которые можно было объединить одним словом: братья-славяне. Арабы нас звали - руси или руси-квайс, то есть, русский хороший. Только после то­го, как ты дашь ему закурить или поесть.

Руководство дивизии для отличия офицеров и воинов срочной службы приняло решение - офицеры носят куртку поверх брюк, а воины срочной службы заправляли куртку в брюки. Конечно, своих непосредственных начальников знали в лицо, но порой сверхсроч­нослужащие, имеющие соответствующий возраст, живот и ком­плекцию, принимались за генералов или, в крайнем случае, за полковников. В конце концов, с этим разбирались в каждом кон­кретном случае. Правда, генералы были тоже с разным характе­ром. Когда рядовой Хитров В.Н. задержал генерала армии Щегло­ва А.Ф., бывшего заместителем главнокомандующего войск ПВО страны, то он среагировал нормально и поблагодарил часового за бдительность. Но была и другая, скажем капризная реакция, дока­зывающая, что генерал, он и в Африке генерал.

Новости из России мы узнавали из газет и радио, но о нас не было ни слова. Зато в 20 часов ежедневно, большинство офице­ров настраивали свои приемники на волну Тель-Авива и слушали выпуск новостей на русском языке. Из этих сообщений мы узна­вали реальные факты нашей жизни: и о прибытии транспортов в порт Александрию, и о боях, и о вылетах самолетов, и о чрезвы­чайных происшествиях в наших войсках и многое другое. Надо сказать, что фактический материал почти всегда соответствовал действительности, ну а идеологическую подоплеку, интерпрета­цию фактов, мы оставляли на совести комментаторов, отсеивая в памяти ненужное.

Мне пришлось в порту погрузки, при отъезде из России при­нимать участие во встрече эшелонов с техникой, с личным соста­вом, в переодевании военнослужащих и погрузке морских транс­портов. А их, если мне не изменяет память, было 16. Первым ушел сухогруз «Роза Люксембург», а последним «Дмитрий Полуян». За эти две недели и всю командировку в Египте у меня, как и у боль­шинства, была одна мечта - поспать. Нашим отправлением зани­малась оперативная группа Главного штаба войск ПВО, где фор­мировались части и подразделения. Вопросов громадье, людей много, начальников тоже, тем более многие встречаются друг с

другом в первый раз. График отправки был составлен, но порой и он ломался. Вспоминаю этапы и моменты погрузки. Старпомы, за­нимающиеся этим вопросом, не хотели понять нас военных, но мы делали возможное и невозможное, и в конце концов все погрузили, нарушая требования морских законов. Мы везли несовместимые грузы: ракеты, бензин, спирт и другие легковоспламеняющиеся материалы, и порой, это все в одном трюме. На палубе были толь­ко автомобили. Официально везли сельскохозяйственную технику. Помимо этого, после первого рейса столкнулись еще с одной про­блемой. Потом все удивлялись, как же мы не додумались сами, ведь это физика для шестиклассников. Сказалась разница темпе­ратур и разница объемов жидкости. В порту отгрузки температура была до 10 градусов мороза, а в порту разгрузки до плюс 38 граду­сов. Результат: бензобаки, бочки и все другие емкости со спиртом, бензином, дизельным топливом активно потекли. При погрузке следующих транспортов отливали из всех емкостей 10-15% от объема жидкости. Самым сложным для меня в этой ситуации ока­залось то, что нужно было отлить 50 л спирта из 2-х бочек, за ко­торые я нес персональную ответственность. Трудность заключа­лась в том, что сделать нужно это незаметно для других, иначе и бочек потом не найдешь. Выливать жалко, а куда девать эти зло­счастные 50 литров спирта? Пить категорически запрещено, да и здравый смысл подсказывал, что такое количество спирта может вывести из строя более ста человек. Запасных канистр нет в нали­чии. Выход был найден в соседнем хозмаге, 16 канистр из пласти­ка емкостью по 3 л каждая и 5 чемоданов выручили меня. С помо­щью шланга от воздушного насоса излишки спирта перекачали в канистры, тридцать из которых я оставил местным товарищам на память, а три взял с собой на корабль. Очень хороший был спирт, лучшее лекарство и снотворное в период штормов и сильных вол­нений, как душевных, так и морских.

Наконец-то погрузились. Моряки, потеснившись, освободили несколько кают для части офицеров, остальные офицеры размес­тились в трюме. Первый же транспорт попал в 9-ти бальный шторм. Вскоре желудки были освобождены, но общее состояние не улучшалось еще долго. И не отвлекали от морской болезни ки­нофильмы, которые показывали тут же в трюме, и рассказы быва­лых моряков о том, как себя вести во время шторма. Особенно­стью рейса для капитанов сухогрузов было то, что они не знали всего маршрута. Пакет № 1 вскрывали, выйдя в Черное море, а па­кет № 2, пройдя Босфор и Дарданеллы, там говорилось, что порт

следования - город Александрия. При каждом капитане был капи­тан-наставник. В каюте нас было четверо - три представителя ди­визии: особого отдела, штаба, политического отдела и я. Капитан-наставник освободил для нас каюту, и мы расположились в ней все вчетвером. За разговорами и канистрой спирта время летело быстро. К вечеру проходим Босфор. Представитель особого отде­ла Кравцов Василий Александрович, с которым мы подружились больше, чем с остальными, пригласил меня на палубу. Он расска­зал при этом, что год назад был случай, когда один из матросов военного корабля, проходя через Босфор, прыгнул в воду и был таков, затем оказался в Турции и на Западе. Наша задача состоя­ла в том, чтобы этого не повторилось. В ином случае аргументом мог стать пистолет Макарова. Так мы и гуляли по палубе, а из трюмов в это время никого не выпускали. Прибыл катер с лоцма­ном. Его угостили прямо на палубе. Фужер коньяку и бутерброды с рыбой и икрой были на подносе. Поговорив с капитаном и удосто­верившись, что у него есть документ (кажется, это называли «Го­лубые права») разрешающий самостоятельно проходить проливы Босфор и Дарданеллы, лоцман удалился.

Прогулочные лодки, огни вечернего Стамбула, набережная, все это было очень красиво. Утром проходили Дарданеллы и во­шли в Эгейское море. Слева и справа видны греческие острова: Лесбос, Хиос, Тинос и другие, которые заставили нас вспомнить легенды и мифы Древней Греции, подвиги древнегреческих геро­ев. «Какой же подвиг мы совершим, - подумал каждый про себя, - и во имя чего?» Вошли в Средиземное море. Встречались не только гражданские корабли, но и военные. Становилось тревож­но. Обстановка напряженная. «Зачем допускать боевую технику на позиции, чтобы ракеты сбивали наши самолеты, - могли ду­мать командиры американских кораблей, - Лучше уж потопить их здесь». Мы их мысли как бы читали. Вот показался перископ под­водной лодки. Наши или нет, спорили мы? Как потом выяснилось в беседе с нашими подводниками, сопровождали нас и наши под­лодки, и их тоже. Вообще, Средиземное море было напичкано советскими и американскими боевыми кораблями и самолетами. Некоторые летчики американских ВВС и наши даже знали в лицо друг друга.

Прибыли в город Александрию. В порту нас переодели. При­шли с шумом и гамом портовые рабочие (о темпераменте арабов многим известно), но это лучше один раз увидеть. Их набирали бригадиры за воротами порта из числа безработных. С тревогой я

наблюдал за разгрузкой в шуме и неразберихе. Но вот бригадир прикрикнул на одного, ударил другого и уже шума меньше, а по­рядка больше. Для меня это было непривычно, так как в нашем порту слаженность бригад докеров, понимавших друг друга по взмаху руки, жесту, одному произнесенному слову, никак не была похожа на этот бедлам. Но все же разгрузка закончилась, в основ­ном успешно. Здесь, наконец-то появились маскировочные сети песочного цвета. Мы двинулись колоннами в сторону Каира. В ка­ждой колонне шли готовые к бою «Шилки» (в голове колонны, в середине и замыкающая колонну зенитная установка). Мы были проинструктированы. «Если нас не потопили, то будут пытаться разбомбить на марше» - думали многие. Не случайно один из ко­мандиров колонны приказал расчету «Шилка» обстрелять низколе­тящую цель на маршруте Каир-Александрия. Радиолокатор пока­зывал высоту около 50-ти метров. Египетская ночь. Темнота кро­мешная. Слышен звук недалеко работающего двигателя. На экра­не РЛС отметка от двигающейся с малой скоростью цели. Мгно­венное колебание. Принятие решения - «Цель уничтожить». Одна из «Шилок» производит обстрел. Оказалось, по соседнему пригор­ку спокойно ехал КРАЗ. Хорошо, что не попали.

Стали занимать огневые позиции. Они строились для нас за­ранее, с участием наших представителей. Но к нашему приезду еще не все были готовы. Начинается боевое дежурство. Авиация противника производит разведывательные полеты, чтобы распо­знать систему ПВО Каира, мы молча наблюдаем. Вдруг на КП бри­гады доклад. Дальность..., скорость..., высота.... На запрос «я свой» не отвечает. За комбрига на КП находился подполковник Ржеусский Э.М. Он еще раз уточняет у дежурных на авиабазе «Кайро-Уэст» (КП совмещен), есть ли их самолеты в воздухе. Они отвечают, что их самолетов в воздухе нет. Тогда звучит приказ «Цель уничтожить». Проходят тревожные секунды в ожидании ре­зультата стрельбы. И вот, наконец, доклад командира дивизиона: «Цель уничтожена» - расход - две (то есть израсходованы две ракеты на обстрел цели). Сразу же после доклада подбегает опе­ративный дежурный авиабазы «Кайро-Уэст» и со слезами на гла­зах говорит, что это их самолет. Но уже было поздно. Несомненно, этот урок пошел впрок. До этого случая летчики египетских ВВС часто нарушали заявки о времени и маршруте полета. У нас же была принята четкая система заявок, и она передавалась накануне полетов на КП ракетчиков, летчиков и радиотехнических частей и строго выполнялась. Кроме того, на каждом самолете стоят прие-

мо-ответчики, а на станциях разведки и целеуказания - смонтиро­ваны запросчики. Эта система кодированных частот менялась два раза в сутки, через 12 часов. Однако на самолетах ВВС Египта стояли приемо-ответчики «Кремний-I», снятые у нас с вооружения, а у нас «Кремний-2», поэтому самолет ИЛ-28 с экипажем на борту, шедший на посадку на аэродром «Кайро-Уэст» и не ответил на за­прос наших радиолокаторов. Самолет был сбит, люди погибли. А дальше, как и всегда, идет поиск виновных и наказание невинов­ных. Все невиновные получили «по заслугам». Подполковник Рже-усский Э.М. получил от Министра обороны СССР предупреждение о неполном служебном соответствии. Потом он получил прави­тельственные награды, звание полковника, но уволился в запас, имея и это неснятое взыскание Министра. Были попытки сбить са­молеты и воинами, которые были вооружены ЗРК «Стрела-2». Не­далеко от порта Александрия был произведен запуск «Стрелы» по пассажирскому самолету. Турбина вышла из строя, но самолет приземлился удачно. Затем были обстреляны самолеты СУ-7Б, пилотируемые египетскими летчиками. Они сумели приземлиться, хотя и с повреждениями, после этого были изданы в типографии небольшие альбомы с ТТД и силуэтами своей авиации и противни­ка. Случаи обстрела своих самолетов прекратились.

Теперь боевое дежурство пошло более-менее нормально. В связи с тем, что штатных оперативных дежурных не было, я уже говорил об этом, мне, представителю политического отдела, при­шлось дежурить на КП, сначала офицером по безопасности поле­тов своей авиации, а затем, набравшись опыта, я стал уже выполнять функции оперативного дежурного. Командный пункт на авиабазе «Кайро-Уэст» представлял собой большое заглублен­ное бетонное сооружение. Кругом планшеты. За ними планшети-сты в наушниках и со стеклографами в руках. Они принимают информацию о воздушной обстановке от дежурных РЛС и СРЦ (радиолокационные станции и станции разведки и целеуказания) и наносят маршруты пролетающих самолетов на планшет. Это все происходит у меня на глазах, а я смотрю также на ВИКО (воздушный индикатор кругового обзора) и уточняю обстановку. Все отметки от самолетов я сверяю с заявками на полет самоле­тов, их маршрутом и временем пролета. Главная задача - отде­лить свой самолет от самолета противника, который является целью. В случае необходимости я отдаю зенитно-ракетным диви­зионам команду «Готовность-I», а команду на уничтожение отдаст командир бригады или его заместитель, которые круглосуточно

находились на КП, рядом со мной или в соседней комнате. С этой комнатой у меня прямой телефон.

Работа оперативного дежурного очень нервная, требует большой сосредоточенности, собранности, умения взять на себя ответственность. Поэтому после дежурства чувствовалась неимо­верная усталость, а нервы были на пределе. Израильские самоле­ты постоянно проводили тренировочные полеты вблизи Суэцкого канала над Синаем, а это всего-навсего 140 км. При скорости «Фантомов» 2400 км/час, а в минуту 40 км, получается, что под­летное время до Каира - 4 минуты. А из тех самолетов, что трени­ровались над Синаем, постоянно прорывались самолеты-разведчики. На высотах 20-25 метров от земли однажды прошли 2 «Фантома» над аэродромом «Кайро-Уэст». Подполковник Тарасов Л.Д. с офицерами своей службы ракетного вооружения закончил занятие «Об особенностях эксплуатации техники в условиях Егип­та». Я присутствовал на этом занятии. Мы уже собрались идти в столовую, как кто-то закричал: «Фантомы». Мы посмотрели наверх, а они летят прямо на нас. Некоторые так и остались стоять с от­крытым ртом, а некоторые ушли носом в песок. Раздались звуки выстрелов. Это расчет «Шилки», стоявшей рядом с КП, произвел 2 короткие очереди по самолетам с интервалом от 3 до 5 секунд. Все сделано по инструкции. Но первая очередь прошла перед но­сом у самолетов, а вторая уже за их хвостом. Командир установки, сержант, вылез на броню и от обиды заплакал. Потом я беседовал с ним уже в спокойной обстановке. Не орден, который он получил бы за сбитый самолет, и не 200 фунтов - полагалось денежное вознаграждение (это было и в Великую Отечественную войну, но почему-то об этом предпочитают не вспоминать ветераны), ему было просто обидно, что мог сбить и не сбил. Это был бы первый сбитый самолет в небе Египта. Самолеты дали газу, дым от их турбин покрыл небо, действительно, как будто они были заправле­ны сырой соломой. Потом, когда они уже скрылись, раздались вы­стрелы из зенитных пушек. Арабские зенитчики отстрелялись, что­бы их потом не ругали за бездействие.

На командном пункте одновременно размещались летчики авиабазы, мы - ракетчики, батальон связи арабской армии, полк ствольной артиллерии, радиолокационный полк. У одной стены столы и индикаторы оперативных дежурных этих частей, а у вто­рой - во всю стену, около 40 метров - планшеты общей воздушной обстановки и огневые планшеты большего масштаба. В менее на­пряженное время общаемся с арабскими офицерами, первое вре-

мя через переводчика, а затем и без его помощи. А планшетисты беседуют за планшетами со своими арабскими коллегами. О чем они говорят нам не слышно, прозрачный планшет из толстого орг­стекла дает возможность только видеть, но не слышать разговор. Разговоры за планшетом идут полным ходом, порой с улыбкой. Ну, думаем, пусть отрабатывают взаимодействие. Когда через не­сколько дней арабские планшетисты в своей речи стали применять отборные, только русскому языку присущие, матерные слова и це­лые выражения, мы поняли, что взаимодействие налаживается. Война это мужская работа, женщин среди нас не было, и эти вы­крутасы арабских солдат нас слегка забавляли и вносили разрядку в нервную и напряженную обстановку. К нам, офицерам КП они обращались «Мистер и далее по имени». Так вот иногда после мистера может следовать такое имя, что «уши вянут». Оказывает­ся, что его научил кто-то из твоих коллег по КП. Поэтому, когда ме­ня однажды встретил капитан-египтянин возгласом: «Здравствуй мистер долбс.б», я с ним поздоровался, понял, кто научил его и объяснил ему истинное значение слова на арабском языке, сказав, что оно равносильно их слову - касура (сломался, заболел и т.д.) и приложив руку ко лбу, повернул ладонь на 90 градусов. Он все прекрасно понял и рассмеялся. Так мы осваивали их язык, а они наш, это на КП, а в городе, в котором мы побывали только через 6 месяцев пребывания в Египте, после окончания боев, язык был уже другой. Об этом расскажу ниже.

Закончив дежурство, после бессонной ночи я шел отдыхать, с 9.00 до 13.30, то есть 4 с половиной часа. Бункер, где мы спали, был рядом с КП и еще ближе к взлетно-посадочной полосе аэро­дрома. Это бетонный полузаглубленный бункер, разделенный стенкой, с двумя входами. В одной половине жил командир и его заместители, кроме начальника тыла. С ними жил и начальник особого отдела бригады майор Юшутин Ф.К., старый чекист и умудренный опытом человек, участник Великой Отечественной Воины. За перегородкой жили замзамы - зам. начальника штаба, зам. начальника политотдела, инженер (кирка-мотыга, так мы его звали) и два инженера службы вооружения, а также зам. началь­ника особого отдела - старший лейтенант, не буду называть фа­милий. Все инженеры были уже в возрасте, им за сорок, мне ис­полнилось тогда 30.

Итак, я ложусь отдыхать. Но для этого сначала я обмакиваю обе простыни в воду, слегка отжимаю их, расстилаю на кровать. Затем побью мух, насколько можно и ложусь спать. На взлетной

полосе, которая в 20 м от окна, начинаются полеты, иногда само­леты взлетают парами, все вокруг гудит и ревет, но молодой ор­ганизм берет свое и просыпаюсь я от толчков кого-либо из обита­телей нашего жилища. Пора на обед. Обед готовили наши пова­ра. Первое, второе и десерт. На первое - суп с курицей, на вто­рое - кусок голландской курицы, пахнувший рыбой, на десерт -чай, кисель или фрукты, главным образом, апельсины. Воины срочной службы задают вопрос: «Скажите товарищ капитан, а что в Голландии куры имеют только крылья, а по земле они не хо­дят?» Дело в том, что повар, раздавая порции, ноги куриные вы­давал офицерам, а остальные части солдатам. Изменить эту «традицию» так и не удалось. В жару есть не хочется, но усилием воли заставляли себя это делать. Есть приходилось очень быст­ро. Если зазевался на 1-2 минуты, то суп покрывался мухами в несколько слоев. Их там несметное количество. Отличие араб­ской мухи от нашей в том, что она более нахальна, не реагирует на отпугивающие взмахи, то есть избавиться от нее можно только одним способом - прибить. Кусает человека она в любое время суток и года. Наша муха кусается только осенью, поэтому роди­лась в Египте прибаутка: «Когда приеду в Союз, поймаю муху и поцелую ее». Еженедельно боролись с клопами. Это уже с помо­щью паяльной лампы. Прожигали койки с особым энтузиазмом, иначе спать было бы невозможно. И те, и другие насекомые под­рывали нашу боеготовность. Покусанный и не выспавшийся воин, это плохой воин. Каждую неделю устраивали стирку. Воду грели с помощью кипятильника, собирали свою одежду, брали из угла «стоящие» в нем носки, или «висящие» под потолком в кладовке, и дружно стирали, чтобы выглядеть подобающим образом для воина-интернационалиста из Европы.

Быт и взаимоотношения офицеров и солдат египетской армии приходилось наблюдать не только на КП, но и в других местах. Их отличала кастовость. Каждый офицер имел денщика. Офицер идет в туалет, денщик за ним с мылом и полотенцем и ключом от туале­та. Ждет, затем подает мыло, а сам закрывает на висячий замок туалет, который предназначен только для офицеров. Солдаты хо­дили отправлять свои надобности в пустыню. Поэтому ходить око­ло мест дислокации войск было просто опасно. Более 70% насе­ления Египта в то время были хронически больны кишечными за­болеваниями. Нас спасла от этого хлорная известь, а у них и этого не было. Пищу арабам привозил самосвал, до этого перевозящий песок или мебель. Без всякой подстилки в кузове валялись лепеш-

ки. Один солдат из кузова руками, а порой и ногами, сбрасывал эти лепешки солдатам, которые успевали их ловить на лету, а второй наливал бобовую похлебку в котелки. Это повторялось в завтрак, в обед и в ужин. Если сержанта, наблюдавшего все это, что-либо не удовлетворяло, то он приказывал солдату одеть шинель, а иногда поверх шинели набрасывали одеяло, и гусиным шагом заставлял ходить провинившегося на солнцепеке, в жару более 50 градусов. И эта экзекуция порой продолжалась длительное время. При по­явлении русского офицера издевательства прекращались.

С собой мы привезли несколько кинофильмов и крутили их, сколько можно. «Белое солнце пустыни» - крутили более десяти раз, и солдаты просили еще и еще раз. Видимо, каждый из нас чувствовал себя красноармейцем Суховым, боровшимся за спра­ведливость в этом несправедливом мире. Фразы из фильма вы­учивались наизусть, и в разговоре их можно было всегда услы­шать, да и письма многие начинали фразами из писем Сухова. Тосковали по дому, русской природе, тосковали по русской пище, черному хлебу, селедке и русской водке в конце концов. Этих про­дуктов там не было. Поэтому и ходила шутка перед отъездом из Египта: «Как должна встретить жена русского офицера?» В одной руке рюмка водки, в другой - кусок черного хлеба и хвост селедки, а подол в зубах».

Да, женщин тоже не хватало для молодежи. Но естество тре­бует своего. Например, едет через город в штаб дивизии подпол­ковник Ржеусский Э.М., везет документы фотоконтроля о резуль­татах воздушного боя. Вдруг на всей скорости командует водите­лю: «Стой». Тот резко тормозит, думая что-то случилось. Эдуард Михайлович проводит взглядом симпатичную египтянку, шедшую по тротуару, потрет ладони и разрешает опешившему водителю ехать дальше. Вот так мы общались с женщинами. Кто пытался зайти дальше описанного созерцания, платил за это дорого. Воен­ный трибунал, партийные комиссии были на страже нравственно­сти советского воина, а особый отдел больше волновало, а не разболтал ли лишнего во время общения. И это в тот момент было оправданно. За попытку вырваться в город, за посещение ночных клубов четверо офицеров имели партийные и служебные взыска­ния. И все-таки любопытство порой брало вверх даже над строги­ми запретами. По окончании боев мы втроем решили посетить ночной клуб, посмотреть, что это такое и увидеть «танец живота».

Ночной клуб рядом с пирамидами в Гизе. Полумрак. Садимся за столик. Перед нами площадка, возвышающаяся на 1 метр. На

ней танцуют девушки. В моде тогда были мини-юбки. Мы сидим, пьем арабский коньяк «Опера» и чем-то закусываем. Взоры уст­ремлены на танцующих. Вдруг одна из них спрыгивает с площадки и садится ко мне на колени, я оторопел. Во-первых, не ожидал это­го. Во-вторых, все мое естество воспрянуло, и я сижу ни жив, ни мертв. А она в это время заказывает подбежавшему официанту французское шампанское, икру и еще какие-то дорогостоящие де­ликатесы. Что-то говоря мне, она елозит у меня на коленях, пока не выдавила из меня то, чего, наверное, и добивалась. Ощутив, видимо, содрогание моего мужского достоинства, она пересела на свободный стул. Официант принес уже все ею заказанное. Три­дцать египетских фунтов, одна треть моего месячного заработка вылетели в трубу. Материальные расходы, да еще внеплановая стирка белья отучили меня от дальнейшего посещения этих мест. Но любопытство было удовлетворено.

Вообще, как оказалось, состоятельные люди, особенно во время большого поста в месяц Рамазан, когда запрещено прини­мать пищу от восхода до захода солнца, пользуются ночными клубами в свое удовольствие. Ночью пьют и едят, а днем отды­хают. И Аллах доволен, и им хорошо. Простым людям, солдатам очень сложно выдержать этот пост. Поэтому духовные власти разрешили военнослужащим, находящимся в первых линиях войск, не соблюдать эти условия во время поста. Это разрешили и летчикам, так как были случаи аварий, потери сознания у пило­тов во время полетов.

Воинов ПВО, имеющих в своих частях на вооружении СКС (са­мозарядный карабин Симонова) и достающих их из ружейных пира­мид только при заступлении в караул, вооружили многими видами стрелкового вооружения. Каждому вручили АК - автомат Калашни­кова, у многих были ручные пулеметы, гранатометы типа РГ-7 и да­же типа ЗПУ-2 (зенитно-пулеметная установка, имеющая 2 ствола и калибр снаряда 20 мм). У каждого офицера был пистолет Макарова. У меня в ГАЗике было 2 автомата, ящик с гранатами под сиденьем (20 штук) и пистолет.

Навыков обращения с оружием у солдат не было. Поэтому оно иногда стреляло произвольно, по небрежности, по разгильдяйству владеющего этим оружием. Эти случаи происходили в каждом подразделении, а в первом, четвертом и седьмом дивизионах не­брежность при обращении с оружием привела к смерти молодых ребят. В четвертом дивизионе рядовой Литвин П.П. получил сквоз­ное ранение в левое предплечье. Мне пришлось вести его, вместе

с нашим бригадным врачом майором Серегиным И.В. в госпиталь. Раненый не терял сознания, рыдал, просил, чтобы мы попросили прощения у его матери за то, что не уберегся от пули, плакал, при­читал, что он молодой и очень хочет жить. Передать все это на бумаге сложно. Но меня эта поездка потрясла. То ли его обраще­ние к богу и матери, то ли еще по какой причине, но произошло чудо, и он остался жив. Пуля прошла на 1 см выше сердца.

Теряли мы и водителей. Дороги полны неожиданностей. За время пребывания в Египте в нашей бригаде произошло три слу­чая столкновения автомобилей. Один из них закончился трагиче­ски. Водитель получил серьезную травму ноги, был госпитализи­рован, а затем отправлен в Союз с ампутированной левой ногой.

Бой для воина ПВО это всего-навсего несколько минут, но го­товиться к ним приходится годами. Бой - это сконцентрированное выражение боевого мастерства и воли. Бой не для слабонервных, и постоянное ожидание его выматывает человека гораздо больше, чем тяжелый физический труд. Напряжение боя и его ожидание настолько велико, что порой люди не могут перенести запредель­ные перегрузки. Были случаи, когда из-за сильного нервного шока расшатывалась нервная система, кишечно-желудочный тракт, от­казывало зрение, скакала температура, шелушилась, отваливаясь клочьями, кожа или человека с инфарктом отвозили в госпиталь. Случалось это с людьми самого разного возраста, и с теми, кому в то время было 20 лет, и с теми, кому было за сорок, имеющими за плечами Великую Отечественную войну.

Но вот закончились бои. Последним в нашей зенитно-ракетной бригаде из приканальной группировки вышел дивизион подполковника Попова К.И. За сбитые «Фантомы» командир диви­зиона был удостоен звания Героя Советского Союза, воины награ­ждены орденами и медалями СССР и АРЕ.

Израиль попросил временно прекратить огонь. На дорогах были выставлены посты ООН. Но нас-то в Египте официально не было, поэтому дивизион со своей позиции возвращался не по шос­се Исмаилия-Каир, а караванными тропами. Сначала встали в ли­монную рощу, а затем уже возвратились на свою позицию у озера Карун.

Началась как бы мирная жизнь после пяти месяцев изнури­тельной борьбы с вражеской авиацией. Боевое дежурство не пре­кращалось ни на минуту. Но разрешили воинам, малыми группами, не снижая боевую готовность, посещать исторические места горо­да Каира, небо над которым мы защищали, но видели пирамиды

Гизы только через увеличительные линзы ТЗК (труба зенитного командира) или бинокля. Перед нами открылись ворота музея древней истории Египта, музеи-дворцы последних правителей -Мухамеда Али и короля Фарука, мы посетили мечеть, в которой был погребен Гамаль Абдель Насер, ну и, конечно, мы посетили пирамиды Гизы и Сфинкса.

Страна духа Птаха, именно здесь были заложены начала ма­териальной культуры человечества - строительства, архитекту­ры, искусства, физики, астрономии, медицины и других. Страна -пионер почти в каждой области человеческой деятельности, по­знакомившая мир с именами 12 богов, которые позднее переняли греки и римляне. Тутанхамон и Рамзес, прекраснейшая Неферти­ти и несравненная Клеопатра - эти имена мы знали по школьным учебникам.

Египетские мумии теперь мы могли видеть в музее истории Египта. Подробно остановиться на впечатлениях от увиденного не позволяют отведенные страницы, они незабываемы. Теперь мы воочию видели, что за это стоило бороться. Мы получили возмож­ность снять накопившуюся психологическую усталость. Стали ор­ганизовывать спортивные соревнования, смотры-конкурсы худо­жественной самодеятельности. Организовали несколько футболь­ных матчей команды нашей бригады и авиабазы Кайро-Уэст. Пер­вый матч мы выиграли, а на второй матч они пригласили вратаря из сборной Египта. В результате - боевая ничья. Все остались до­вольны таким исходом. Дружба заставляла нас и проигрывать, и отдавать сбитые нами самолеты на их счет (поэтому у многих раз­ница в количестве сбитых самолетов), чтобы доказать боеспособ­ность нашей техники, и что они не зря за нее платят деньги, хотя известно давно, что сбивает самолет не ракета сама по себе, а человек, с земли управляющий ею. Побеждает не танк, а человек в танке, в совершенстве овладевший им, слившийся с броней, чело­век, обладающий высочайшими волевыми и морально-боевыми качествами, чем в полной мере, к сожалению, не владели наши союзники.

Запомнился смотр художественной самодеятельности диви­зии. Выступает наша бригада. В репертуаре модный тогда шлягер «Как хорошо быть генералом». А генерал-то в дивизии был один, все мы знаем, как тяжела шапка Мономаха, то есть генеральские лампасы в тех условиях. Нашего генерала Алексея Григорьевича Смирнова я тогда близко не знал. Советуюсь с ребятами, стоит ли исполнять эту песню. Какова будет реакция единственного героя

песни, уже занявшего место в президиуме, где сидело жюри кон­курса. Решили исполнить. Какова же была моя неподдельная ра­дость, когда генерал сначала заулыбался, а по окончании испол­нения песни заразительно рассмеялся и, хлопнув по плечу на­чальника политотдела дивизии Михайлова Вячеслава Григорьеви­ча, сказал ему: «Скорее получай генерала, видишь, как им хорошо быть», - намекая на слова песни. В итоге мы заняли первое место в смотре, но, конечно же, не только из-за этой песни. Были испол­нены и песни А. Кучеревского, которые мы поем до сих пор, соби­раясь на ежегодные встречи ветеранов.

Стали прибывать гости из Союза: Тяжельников Е.П. - первый секретарь ЦК ВЛКСМ с чемоданом комсомольских наград, Тереш­кова В.Н., тогда еще с мужем Николаевым А.Н. И вот приезжает Н.В.Подгорный - председатель Президиума Верховного Совета СССР. Этот наград не привез почему-то.

Выступая, Николай Викторович сказал о том, какую важную победу мы одержали, как это важно для страны. Подбрюшье юж­ных границ Союза и т.д. «Вы знаете, что в Средиземном море пла­вают эти... как их...». Помощник подсказывает: «Авианосцы». «Да, да авианосцы НАТО»,- повторяет Подгорный. Там, где выступаю­щий отрывался от текста, выручал помощник. Дошла очередь до вручения подарков. От нашего имени Подгорному Н.В. вручают сделанный умельцами из крыла сбитого «Фантома» подарок - на фоне пирамид Гизы ракетный комплекс и сбитый «Фантом». Высо­кий гость тоже достает что-то и говорит: «А вот вам...», - и опять заикается. Мы уже видим, что это уменьшенная копия скульптуры воина-освободителя, установленная в Трептов-парке, скульптора Вучетича. Помощник уже громко кричит: «Воин-освободитель!». «Да, да. Вот вам воин-освободитель». Слышу голоса в разных уголках зала: «Твою мать! Кто же нами руководит!» Посадили де­рево дружбы, и на этом встреча закончилась.

Для половины состава бригады вскоре командировка закон­чилась. Они пробыли ровно год. А когда меня спрашивают, сколько я был в этой командировке, я четко отвечаю: «Год, три месяца и один день». Да, именно «И один день». Почему? Попы­таюсь объяснить.

Когда в марте 1971 г. половина бригады уехала в Союз, на их место прибыли новички. Новыми были командиры и их замы, т.е. руководство дивизии, бригад и дивизионов. А замзамы, часть ин­женеров и техников остались еще на 100 дней. Как у Ю. Полякова «Сто дней до приказа». Хорошие взаимоотношения сложились не

у всех. Мы еще жили воспоминаниями о боях, о потерянных то­варищах. У них этого груза за спиной не было. Они в первую оче­редь интересовались, что, где и как можно купить, можно ли за­работать на машину, какие льготы ждут в Союзе, кто на какую должность назначен из первой партии, отправленной на Родину и т.д. Это все настолько вылезало наружу, что вызывало негатив­ную реакцию у оставшихся, которые прибыли сюда воевать за идею, и только потом узнали о льготах, которые во многом не реализуются и поныне.

На двери нашего бункера появился лист ватмана, разделен­ный на клетки, с обозначением чисел и дней недели - 100 клеток. Каждый вечер, наливая фронтовые 50 г спирта, из Деда Мороза (трехлитровая бутыль) или Снегурочки (литровая бутыль), мы в торжественной обстановке, стоя провожали еще один день, вычер­кивая его в календаре. Через месяц, собираясь в бункере перед обедом, кто-то уже вычеркивал этот день. А последние из 30 дней вычеркивались первым проснувшимся товарищем рано утром. И, наконец, сборы домой. Какое это счастье. Сердце замирает до сих пор при одном воспоминании.

Поездом едем до Александрии. Далее борт теплохода «Рос­сия». Стюардессы, бары и т.д. Правда, только пятая часть стюар­десс от штата, они выполняли роль официанток во время обеда. Бары не функционировали, парикмахерские тоже.

Мне вручили билет в каюту №17-люкс. Старшая стюардесса Мария Николаевна Вечная рассказала, сколько знаменитых людей было в этой каюте, включая уважаемого мною Алексея Николаеви­ча Косыгина. А старшая стюардесса - Мария Николаевна, которая вместе с мужем, к тому времени уже покойным, ходила на этом, немецкой постройки, теплоходе более 30 лет и историй знала премножество. В этой каюте нас поселили втроем, но постоянно находилось 5-6 человек: весь наш бункер с авиабазы Кайро-Уэст переселился сюда вместе с запасом спирта и закусок, потому что у нас в каюте был холодильник и стол для разделки продуктов. Ду­лись в преферанс и ждали скорейшего возвращения в порт, откуда более года назад нас увезли в Египет. Босфор проходили днем. Прогулочные катера, музыка, веселье. Обе части Стамбула уже связывает красавец вантовый мост, которого не было чуть более года назад.

К родному берегу подходим глубокой ночью. На освещенном берегу видим группы военных, среди них и генералы, и погранич­ники. Все ринулись на один борт. Шум, гам, неразбериха. Потом

уже дружное «Здравствуй, Родина», и многоголосое «Ура», кото­рое было слышно за много километров. С причала в мегафон раз­дается: «Прекратить шум». А как его прекратить? Да и никогда не понять этому человеку, который кричал в мегафон, что это такое -вернуться на Родину с войны живым, после такой долгой разлуки с ней. Здоровье проверяли сразу при выходе с корабля, заставив всех приспустить брюки. Некоторых с дизентерией отправили про­ходить карантин в соседний палаточный городок. Бочки с селед­кой, черный хлеб в избытке. Какая радость. Теперь осталось доб­раться до жен и семей. Через два дня все бациллоносители были отсеяны, и поезд Николаев - Москва понес нас еще ближе к дому. Телеграммы успели отослать. В поезде отказались выпить хотя бы каплю спиртного. В Москве встречают семьи. Меня встречает моя жена, самая терпеливая, самая красивая, самая желанная, и сын пяти лет, зажавший в руке подарок папе, орденскую колодку, сня­тую с моего кителя. Слезы радости и счастья. Мы дома. Что нам Родина приказала, мы все выполнили.

12 июня 1971 года. На следующий день Выборы в Верховный Совет. На радостях опять проголосовал за Подгорного Н.В. Три дня нас с женой никто не тревожил. Сын был у соседей. Мы упива­лись любовью. А через две недели я уже сдавал экзамены в ака­демию. Но льготы при поступлении имели только награжденные орденами. А мое представление к ордену Красной Звезды с 12 февраля 1971 г. где-то блуждает до сих пор, да и не у меня одного. Да бог с ней со звездой.

Так закончились наши египетские ночи. Но в памяти все собы­тия свежи, как будто это происходило только вчера, хотя уже ряды ветеранов войны в Египте редеют. И нервные перегрузки, и стрес­совые ситуации и повышенная солнечная радиация, дают о себе знать до сих пор. И все равно жизнь наша разделена на две части. До Египта и после Египта. Вспоминая при встречах какие-либо случаи из жизни, мы так и говорим, это было еще до Египта, не называя календарные годы. Поскольку для каждого из нас это ру­бежный период, оставивший зарубку в памяти, а у некоторых и ру­бец на сердце.

А что же в Египте? Смерть Насера потрясла всех в Египте, как жителей, так и нас, прибывших защищать дело июльской ре­волюции 1952 года. Сила Насера заключалась в том, что его ав­торитет в народе и армии был непоколебим. Но созданный им режим оказался режимом личной власти. После его смерти в стране не оказалось таких институтов, которые продолжали бы

его курс. Сторонники Насера не успели организоваться после его смерти. К власти пришел Мухаммед Анвар Садат, показавший себя очень ловким, опытным, авантюрным политическим игроком. Участник революции 1952 г., вскоре после ее победы он был ото­двинут Насером на вторые роли из-за своих правых убеждений, но затем он стал вице-президентом, который, правда, осуществ­лял только протокольные функции. Сразу же после смерти Насе­ра Садат активно включился в борьбу за власть. Результат ока­зался для него удачный. После ареста 9 министров кабинета и других крупных фигур просоветской ориентации в стране был ус­тановлен режим военно-полицейской диктатуры. Была осуществ­лена бескровная контрреволюция.

В Египте начала 70-х годов был модным следующий анекдот. Вскоре после захвата власти Садат решил проехать по столице на президентском автомобиле. Машина, управляемая водителем, служившим еще у Насера, достигла перекрестка дороги. Води­тель уточняет у президента, куда поворачивать, налево или на­право? «А какую дорогу выбирал Насер?» - спрашивает Садат водителя. «Насер всегда ездил налево»,- ответил водитель. Об­думав ответ водителя, Садат приказал: «Включай левый поворот, но поезжай направо». И этот включенный, мигающий левый по­ворот долго еще вводил в заблуждение многих, включая и руко­водителей нашей страны. Но я отвлекся. Высокие материи - дело политиков.

Приход Садата к власти я встречал в бункере, будучи опе­ративным дежурным зенитно-ракетной бригады. Сигнал по те­лефону с КП дивизии о том, что в стране неспокойно, усилить бдительность, удвоить посты, могут быть провокации в отноше­нии русских. Я все это выполняю, довожу обстановку до диви­зионов, что 9 министров арестовано и т.д., а мы пофамильно уже знали, кто за дружбу с СССР, а кто за дружбу с Западом. Пистолет из сейфа перекочевал за пояс. На КП были вызваны 2 расчета «Шилок» и протянута прямая проводная связь с ними. Ночь никто не спал, но все внешне прошло спокойно. А потом нас все-таки попросили из Египта. Пожалуй, наиболее характер­ной чертой садатовского правления является то, что политиче­ские и социальные ориентиры июльской революции 1952 г. за­тянуло пеленой песчаной бури. Хамсин дул над Египтом уже не 50 дней, а десять лет правления А.Садата. Каковы последствия этого правления? Вот как описывал С.Я.Елпатьевский в своей книге «Египет», изданной в 1891 г. в Санкт-Петербурге, послед-

ствия хамсина: «Последствия хамсина очень печальные: все задыхаются, страдают головной болью и ожидают, когда прой­дет ветер...»

Постоянные обещания благоденствия, заигрывание с Запа­дом и внутренней оппозицией, переход к репрессиям инакомыс­лящих, закономерно привел к краху режима Садата. Шестого октября 1981 г. он был убит лейтенантом, членом мусульман­ской секты. За гробом шло около 600 человек. Народ безмолв­ствовал. Скорби не было. Взаимоотношения России с Египтом начали налаживаться.