Глава 2
О природе языка.
§ 1. Внутренние механизмы языка.
-
Сущность языка определяется природой языкового знака.
Невозможно разграничить природу языкового знака и того, что мы
называем языком. Язык – это и есть модель знака с его четырьмя уровнями. Но сам термин «язык» был, есть и всегда будет нужен, и не только потому, что он имеет где-то начало своей истории, а главным образом потому, что в нём конвенционально, условно, но в то же время нерасторжимо спаяны два логических понятия: от природной материи знака, от звуков, букв, (в знаке уровень 1 ) живущие в мозгу в виде идеальных логических форм, фонем, графем (в знаке уровень 2 ), и в виде сообщаемого содержания, значения, идеального, т.е. понятия или суждения (в знаке уровень 3 ) от реальных материальных предметов ( 4 ), которые принажлежат внемозговой материи. Если бы эти два идеальные свойства знака, локализованные в мозгу (фонемы и понятия), т.е. ( 2 ) и ( 3 ) не были ассоциативно закодированы в сознании в виде идеальных образов от материи знака ( 1 ) и от материи реального предмета ( 4 ), то не существовало бы вообще понятия языка в виде языковых знаков, мы бы не смогли ни общаться, ни понимать то, что мы говорим, пишем, слышим, читаем. Кстати, мы и этого не смогли бы сделать. Ни один из черырёх уровней в структуре знака и, следовательно, в структуре языка не может быть изъят, без того, чтобы не исчез язык. Нет языка без материи языковых знаков ( 1 ). Но эта материя живёт в мозгу не в своём первозданном виде, а только в виде её абстрактного, логического образа, фонем ( 2 ). Так как знак создан для того, чтобы сообщать через него о внешних предметах, то они, эти последние, должны быть отражены в мозгу тоже в их идеальной, абстрактной форме в виде понятий ( 3 ), которые, в свою очередь, не могут появиться без реальных или мнимых предметов, о которых говорящий желает сообщить ( 4 ).
Язык – величайшая сила в человеческом обществе. Язык – это умерщвление чувственного мира в том виде, в каком он нам представлен в глазах, в ушах, в восприятиях, в ощущениях. Всё переходит в мозг, весь мир переходит в мозг, оседая в нём в виде его абстрактного, логического двойника. В этом и состоит «удвоение» мира для человека. В этом как раз и состоит сущноть языка – как инструмента сотворения этого «второго мира». Едва ли удастся кому-либо, не сделавшись философским фантастом, логически доказать реальность «двухсторонности» знака, т.е. то, что неживая материя может мыслить, как и живая – мозг. А ведь ещё Ленин писал, что мысль живёт и умирает только в мозгу. Вне мозга, т.е. в материальных звуках, буквах, предложениях мысль сама по себе существовать не может. Другое дело – надо ещё доказать, к а к материя знака, не похожая на тот предмет, который она манифестирует, и не похожая на те следы, которые от неё остаются в мозгу, переходит (но как переходит? ) в мозг, становится достоянием нервных клеток и живёт там не как материя знака и не как предмет, манифестируемый этим знаком, а как а б с т р а к ц и я, и д е а л ь н о е, как л о г и ч е с к а я ф о р м а мысли – в виде фонемы, графемы, морфонемы, понятия, суждения, умозаключения.
Как традиционно считается, язык – это материальная субстанция в виде системы знаков (устных или письменных) плюс то идеальное, значение, которое скрыто в этой материи. Действительно, как бы мы ни понимали язык, материю знака не обойти, без материального знака в любом виде его субстанции язык не существует: но он и существует постольку, поскольку кроме своего материального субстрата, материальной среды своего обитания – звуков и букв – он имеет ещё и вторую, главнейшую среду обитания – мозг, но уже не в виде живой материи самого мозга, не в виде мёртвой физической материи звуков и букв, и не в виде физической материи реальных предметов (коров, лошадей), а в виде идеального, абстрактного образа звуковой и буквенной материи знаков – фонем и графем и их структурных связей в виде понятий, суждений, умозаключений. На этом материальном уровне звуки и буквы так бы и остались как природная материя, если бы они не передавались по рецепторам в мозг. Но в мозг они не могут войти в своём первозданном виде, как звуки и буквы, так же как и выйти оттуда, там для них нет места. Они должны быть преобразованы в их идеальные двойники, логические формы в виде фонем и графем – как низшие логические формы. Только так осуществляется процесс отражения и познания в мышлении – через материальные знаки, но уже в виде их идеальных, логических двойников, в которых предстаёт перед нами весь материальный мир а также внутренний, духовный мир человека.
В своё время была опубликована статья Романа Якобсона «В поисках сущности языка» [Якобсон 1983 ]. Читатель, прочитав статью, с недоумением обнаружит, что её название не соответствует её содержанию. Даётся обзор от знаковых теорий Морриса и Пирса до Соссюра и его последователей, как будто нам уже априори известна сущность языка в этом историческом знаковом экскурсе раскрывается его сущность. Понятие о «сущности языка» в этой книге осталось в неприкосновенности, хотя существует великое множество нерешённых проблем самого языка и его связей с другими науками, мышлением, логикой, физическим миром. Сущность языка не раскрыта даже в приближённом варианте.
В журнале «Вопросы философии» опубликована статья Звегинцева «О природе языка» [Звегинцев, ВФ, 1979, № 11 ], в которой пишется обо всём, но не о природе языка. Язык берётся глобально, как нечто, чем владеет человек, роль языка в обществе, связь с мышлением, проблема «грамматики умолчания» и др. т.е. язык рассматривается как нечто, уже само собою разумеющееся, как нечто совершенно самостоятельное, не зависимое от мышления и от мира, язык как один из составляющих «психосферы».
Хотя мы уже очень многое знаем о языке, и тем не менее, что же всё-таки язык? Этот вопрос задавали себе сотни языковедов, психологов, философов, логиков и учёных других специальностей. Интуитивно мы понимаем, что такое язык или то, что мы обычно называем языком, но определить его истинную научную сущность очень трудно. Трудно, разумеется, если исходить лишь из понимания языка изнутри самого языка или того, что мы обычно называем языком, игнорируя всё то, что его окружает. Мы всё время пытаемся определить неизвестное через неизвестное. Но если в центр языка поставить человека, то нам сразу становится ясным направление, по которому надо двигаться. Некоторые подсказки в этом направлении языковеды уже получали неоднократно, например, такие: «Язык – это система знаков, в которой единственно существенным является соединение смысла и акустического образа, причём оба эти элемента знака в равной мере психичны» [Соссюр 1933 : 39 ]. « ... свойства данной вещи не возникают из её отношения к другим вещам, а лишь обнаруживаются в таком отношении» [Маркс, Энгельс, т. 23 : 67 ]. В упомянутых выше статьях Якобсона и Звегинцева немало прямых и косвенных указаний на реальную сущность языка, у первого – на истоки природы языка (его знаковость), у второго – на вершинную природу языка (его психичность).
Человек мыслит мозгом, использует для этого мёртвые материальные, природные знаки, звуковые и графические, живущие вне мозга человека. Для того, чтобы выразить задуманную мысль, говорящий находит и использует для неё соответствующие материальные знаки – устные или письменные. Слушающий и читающий слышит эти звуки и видит эти буквы (уровень ( 1 ), которые у него в мозгу оседают в сознании как их абстрактные, идеальные, логические образы, называемые мельчайшими логическими формами, фонемами ( 2 ). Эти же абстрактные, идеальные образы реальных звуков и букв в то же время ассоциируются с идеальными образами предметов, понятиями ( 3 ), абстрагированными от реальных предметов ( 4 ). Язык – это и есть четырёхуровневая модель знака, описанная выше (см. Гл. 1, §§ 1, 3), модель знака – это и есть, следовательно, модель языка. Всё, что сказано о знаке и о фонеме, относится и к понятию «язык».
Можно, конечно, языком называть лишь материальные знаки, не проводя далее связующую линию к «мышлению». Но тогда понятие язык теряет всякий смысл – в нём остаются лишь физические звуки и чернильные буквы, не оживлённые мыслью, следовательно, не соотнесённые ни с чем. Это всё равно, что знаком мы будем считать, например, кирпич, камень, окурок, потерянный кошелёк: они человеку ни о чём не говорят, кроме того, что все они – материальны. Значит материальные знаки, не связанные с мышлением, – не язык Ведь язык – не просто физические звуки, как лай собаки или гром молнии, а звуки, несущие какую-то информацию, общую для говорящего и слушающего. Следовательно, если к языку относить только его физическую субстанцию, мы теряем и язык, и мышление. Если же эти звуки и буквы признавать как некие материальные знаки, но несущие для человека какую-то информацию, то эти знаки становятся уже языковыми знаками и мы тут же включаемся в процесс мышления. Что же тогда язык – материальные знаки или мышление как идеальные образы материального мира, как идеальный процесс в нейронах мозга? Ни то, ни другое, или, напротив, и то, и другое? Прежде всего язык – это добровольная, совершенно произвольная связь материальных знаков и сознания. Эта связь работает так, как я её описал в Главе 1, §§ 1, 3, т.е. это продуцирование и восприятие мозгом материальных знаков в виде их идеальных образов. В этом лежит ключ к пониманию сущности языка.
Теория знака и фонемы должны представлять собой вершину теоретической работы языковедов, именно эти низшие языковые формы составляют фундамент понимания сущности языка. Для определения природы языка существуют только четыре пророка: нейрофизиология, психология, философия, логика. Но между этими науками нет непроницаемой границы, все они в значительной степени работают вместе. Это и отражено в структуре модели языкового знака: взаимодействие материи знака ( 1 ), идеального образа знака, фонемы, графемы ( 2 ), идеального образа внешнего предмета, понятия ( 3 ) и самого внешнего предмета ( 4 ).
При определении сущности языка надо исходить из понятия знака как четырёхфункциональной единицы: материя знака (звуковая и графическая), произвольная, природная, находящаяся вне человека. Через органы чувств (зрение, слух) она поступает в мозг в виде идеального образа этой материи – это фонема и графема как обобщённый образ звуковых волн и чернильных крючков, графического начертания. На этом движение языкового знака не заканчивается: пока мы имеем только звук и его абстрактный образ, которые ни к чему реальному, вещественному не привязаны, ограничены лишь природной, внешней от человека материей и её абстрактным образом, они нам ни о чём не говорят. Это ещё не знак, это лишь пустой звук, колебания воздуха, чернильные пятна, следовательно, это, как и любой другой материальный предмет, который в мозгу может возникнуть как представление о нём, – ещё не знак, следовательно, не язык.
Это и есть ответ тем лингвистам, которые выдвигают теорию однозначности знака, полагая, что язык – это система материальных знаков, и ничего более, и в силу этого, стало быть, знак имеет односторонний характер. Но ведь язык служит для выражения чего-то, какой-то мысли о чём-то ! Знак, если его называть знаком, есть знак для чего-то. Знак, если это языковой знак ( 1 ), всегда представлен в сознании как его идеальный, логический образ в виде ф о н е м ы ( 2 ). Идеальный образ материального звука, буквы, если он желает быть языковым знаком, должен быть связан с названием, именем предмета, т.е. с идеальным, абстрактным отпечатком, п о н я т и е м ( 3 ) отражаемого п р е д м е т а ( 4 ).
Абстрактный образ звукового или графического знака берёза, т.е. фонема ( 2 ) и абстрактный образ реальной берёзы, т.е. понятие ( 3 ) – один и тот же – берёза. Но между ними, между ( 2 ) и ( 3 ), – «дистанция огромного размера». Абстракция ( 2 ) – это абстракция от материального звукового или графического знака, т.е. это ф о н е м ы как наименьшие логические формы. А абстракция ( 3 ) – это абстракция от реального предмета, т.е. п о н я т и я ( 3 ) берёза. Условный, произвольный материальный языковой знак берёза, преобразованный в мозгу в его идеальный образ (фонемы) ( 2 ) и реальная, растущая во дворе берёза, преобразованная в мозгу в её идеальный образ (понятие) ( 3 ) – разные объекты, но они соединены друг с другом условной, произвольной, договорной, но неразрывной в данном языковом сообществе связью. Это, действительно, как бы неразрывная связь материального знака берёза ( 1 ) и материального предмета берёза ( 4 ). Но именно «как бы», и именно это «как бы» в «марксистском» языкознании выдаётся за неразрывную связь языка и действительности, как будто между языком и мышлением существует непосредственная, неразрывная, органическая связь, и будто сама материя слов отражают сущность предметов. Фактически такая прямая связь между знаком и предметом (т.е между уровнями в знаке ( 1 ) и ( 4 ) ) не существует, она опосредована д в у м я посредствующими идеальными, логическими образами: и от знака ( 2 ), т.е. ф о н е м о й , и от предмета ( 3 ), т.е. п о н я т и е м (отсылаю читателя к представленной здесь «модели знака», см. выше, Глава 1, §§ 1, 3).
Интуитивно все мы знаем, что такое язык. Это средсво или инструмент общения между людьми, средство познания окружающего нас мира, средство выражения эмоциональных состояний человека и др. Теперь зададимся вопросом – что же такое язык на самом деле? Или так: какой уровень движения знака, из четырёх реально существующих ( 1 2 3 4 ), мы должны считать языком? Совершенно ясно, что по отдельности никакой уровень знаковой модели не может быть назван языком, т.е. средством познания и коммуникации. Уровень ( 1 ), т.е. физически воспринимаемый звук или буква не может быть языком. Это обычный, посторонний для абстрактного мышления звук, например, свист ветра или лай собаки, чернильные кляксы. Правда, это может быть также материальный звук со значением дом, но произнесённый или написанный на китайском языке, не известного русскому.
Абстрактный образ материи знака, например, русского слова дом ( 2 ), т.е. цепочки фонем, не может быть языком потому, что он лишён своей материальной основы ( 1 ), а также реального предмета дом ( 4 ), ведь беспредметная абстракция сама по себе, не имея в себе самой какого - нибудь материального, предметного основания, существовать не может. Абстрактный образ реального, материального предмета дом в виде понятия ( 3 ) тоже не может быть языком, потому что он, как и ( 2 ), есть чистая логическая абстракция, которая также, сама по себе, без материального, без предмета, вещи, признака, отношения не может быть экстраполирована из мозга, потому что его там нет, который мог бы быть представленным в мозгу в чувственной форме мысли.
Взаимодействие между двумя правыми фазами знака, т.е. между абстрактным образом ( 3 ) реального предмета и самим реальным предметом ( 4 ) само по себе, без взаимодействия с другими, двумя первыми фазами знака, не может быть названо языком, по той же причине, что и связь между ( 1 ) и ( 2 ), т.е. потому, что абстрактный образ предмета, как и материального знака, возникнуть не может из-за отсутствия самого материального основания, т.е. знака и предмета. Если допустить, что предмет мыслится нами идеально как ( 3 ), то мы должны допустить, что у нас в сознании уже есть идеальная система знаков, в которой уровень ( 2 ) должен ассоциироваться с уровнем ( 3 ), а этот последний неизбежно предполагает уровень ( 4 ). А так как мы говорим о соотношении лишь двух последних уровней ( 3 ) и ( 4 ), то эти два уровня вне всей знаковой системы невозможны. Потому что, если для данной вещи нет языкового знака, то эта вещь для нас непонятна, это обычная природная вещь, не знакомая нам и не входит в круг нашей знаковой системы.
Правда, такие уровни знаковой ситуации как абстрактные образы, фонемы ( 2 ) и понятия ( 3 ) могли бы быть признаны языком – это и есть настоящий язык, но только в сознании человека, как языковое сознание или я з ы к м о з г а ! – но только внутренним, нейронно – мозговым языком, только в том случае, если бы в сознании человека выше упомянутые абстрактные образы ( 2 и 3 ) реально были образами, т.е. реальными логическими формами от реальных материальных предметов – звуков и предметов ( 1 и 4 ). Но так как мы сейчас оцениваем только непосредственную связь уровней ( 2 ) и ( 3 ), то их связь невозможна, связь ничего с ничем, знака с предметом, которых нет, не может генерировать какую бы то ни было сущность. Уровень ( 2 ) есть всё сокровище я з ы к о в ы х з н а к о в в сознании человека, но только в их идеальных образах (фонемах). А уровень ( 3 ) есть всё сокровище известных человеку в е щ е й, весь известный ему материальный мир и его собственный внутренний мир, но только в их идеальных образах (понятиях) как его второй мир. Отсюда ясно, что не может быть никакой непосредственной связи между уровнями в знаке ( 1 ) и ( 4 ), т.е. между материей знака и реальным внешним объектом, так как между ними нет связующего звена в виде логических форм от материи знака и материи предмета ( 2 3 ).
Разумеется, у всех говорящих по-русски образ реального дома прочно живёт в мозгу. Но в то же время он мёртв, говорящий не может его передать слушающему непосредственно, из головы в голову, минуя физическую субстанцию знака, а слушатель не может воспринять идеальный образ реального предмета дом, лишённый материальной основы знака. Абстрактный образ всех реальных предметов, короче – всего материального и своего собственного внутреннего мира, закодирован в идеальных образах в сознании человека, весь мир дублирован в мышлении человека в виде его идеального двойника со всеми его связями и отношениями, познанными каждым данным человеком.
Итак, язык – то же, что и знак. Понятие знак равно понятию язык, т.е. все характеристики знака есть в то же время характеристики языка. Если мы не признаём эту истину, то мы не сможем выйти из порочного круга различных пустопорожних заклинаний и противоречий, которыми переполнено наше теоретическое языкознание. Материальный знак, если это языковой знак – это, во-первых, идеальное отражение материи этого же знака в сознании человека и, во-вторых, это идеальное отражение реального, внешнего предмета в сознании человека. Если бы язык не имел материальной основы, то это исключало бы возможность использования его в качестве средства познания и общения, ввода в мозг и вывода из мозга ассоциативного идеального образа (продукции работающего мозга) через материальное звучание или написание знака. Речь на незнакомом языке воспринимается нами как шум, как поток беспорядочных звуков, лишённых всякого смысла. Однако говорящий на этом языке мало обращает внимания на звуки, они плывут автоматически, бессознательно, его занимает смысл этих звуков. Однако он не понимает психофизиологической природы этого явления. Языковая или знаковая сущность, природа языка существует лишь в силу ассоциации между звуком и значением, между материальным и идеальным, между звуками знаков и фонемами и более высокими логическими единицами – между звуками и понятиями, суждениями, умозаключениями.
Если опустить из четырёх элементов в модели знака з в у к ( 1 ), то сам знак, язык исчезнет, ибо без материальных внемозговых знаков мышления и сознания нет, потому что нет материальной основы для производства абстрактных сущностей, следовательно, для экстраполяции абстрактных сообщений из мозга и передачи этих сообщений другим. Если из модели знака опустить и д е а л ь н ы й образ звуков, ф о н е м ы ( 2 ), то вся система языка предстанет перед нами в виде природного шума или другого языка, которого мы не понимаем, следовательно, это будет уже не язык, но будет лишь чисто чувственное мышление, не имеющее перехода на уровень абстрактного мышления. Если изъять из знака и д е а л ь н ы й образ внешнего предмета, п о н я т и е, уровень ( 3 ), то, во - первых, нам не с чем соотнести абстрактный образ знака, фонемы ( 2 ), а это – одна и та же сущность, но только по названию, и, во - вторых, перед нами или, точнее, у нас в чувственном мышлении нет никакого материального м и р а ( 4 ), нам не о чём разговаривать, мы стали живоными.
Звуковой ряд лишь в том случае является языковой величиной, если он является ассоциативным носителем какой - либо идеи. Взятый сам по себе, звук есть лишь материал для физического исследования. Знак – это своего рода химическое соединение типа вода, состоящего из кислорода и водорода, а каждый элемент в отдельности не имеет свойств воды. Так и язык – это своего рода материально - идеальный симбиоз, состоящий из материи звука ( 1 ), идеального образа этого звука (фонемы) ( 2 ), идеального образа реального предмета (понятия) ( 3 ) и реального предмета ( 4 ). Только взаимодействие четырёх уровней в уктуре языкового знака даёт право называть этот сплав языком.
Язык есть система, основанная на психическом противопоставлении акустических впечатлений, подобно тому, как художественная картина есть произведение искусства, рассматриваемое как противопоставление красок разных расцветок, т.е. игра этих цветов, а не способа использования кисти. Язык – не просто система, но система иерархическая, и в то же время система линейная. То, что мы именуем языком – сложное явление, сочетание более простых элементов. Уровневая иерархическаяя структура языка образована последовательной интеграцией единиц более низких уровней. Иерархическая и линейная структура языка – важнейшие черты языкового строительства. Именно это служит целям наследственности языка. Это единственная логическая возможность создать тот уникальный инструмент, который мы называем языком.
Для чего человеку нужны знаки? Для того, чтобы с их помощью мыслить и общаться. А это означает, во-первых, что мы вступаем в область мышления, которое не может быть категорией «экстралингвистической», как об этом иногда пишут некоторые марксистские лингвисчты. Конечно, о сущности языка судят в первую очередь через его звуки и буквы. Но достаточно ли их, чтобы язык был языком, т.е. тем, с помощью чего люди общаются и в знаках которого написаны горы книг? Это означало бы, что человек лишён абстрактного, логического мышления. Мы тем самым убили человека и оставили его жить на деревьях.
Что значит язык – односторонний объект, т.е. только материя знаков? В непосредственном восприятии знаки (звуки и буквы) представляются нам такими, какими мы их видим или слышим на уровне нашего чувственного мышления. Язык в этом случае предстаёт перед исследователем лишь своей внешней, звуковой и графической стороной. А язык в таком виде – уже не язык, а природная материя. Видимость, т.е. явление принимается за сущность. Именно так понимается язык в общественном сознании – лишь как материальное явление. Но истинное познание объекта «язык» может быть только диалектическим, т.е. через раскрытие его внутренней противоречивой природы как взаимоотношения материального и идеального. А это основной закон диалектического познания предмета, это основной закон, согласно которому весь окружающий человека мир отражён в его голове как его дубликат, копия, но в идеальной форме, в форме логических понятий. Этот закон интуитивно понимал ещё Ф. Соссюр: «Ведь ясно, что звук, элемент материальный, не может сам по себе принадлежать к языку» [Соссюр 1933 : 117 ].
Язык – это система материальных знаков, связанная с мышлением по принципу ассоциаций, а четырёхуровневые знаки – это материально - психические, ассоциативные единицы. Язык существует в форме ассоциативных, идеальных представлений или образов в нейронных клетках мозга в формах фонем, графем, морфонем, понятий. Если одно сознание навязывает другому сознанию свои идеи, и наоборот, второе – первому, то возникает общение. Для этих целей специально вырабатываются единицы сознания, т.е. специальные, знаковые, они же познавательные, они же коммуникативные психические единицы, то мы имеем право говорить о существовании языка, инструмента для познания и общения. Эти психические единицы, т.е. единицы собственно языковые, представляют собой идеальные образы знаков, обеспечивающие возможность ассоциации материи знака с абстрактным образом самого знака и одновременно с абстрактным образом внешнего предмета. Это приводит к установлению связи между двумя материальными объектами – знаком и внешним предметом, находящимися в чувственном сознании собеседников.
Итак, что такое язык? Если об этом спросить человека с улицы, то каждый найдёт свой ответ. В научной литературе разных отраслей и в художественной литературе мы найдём десятки определений этого явления. Среди лингвистов тоже нет единого мнения, хотя все исследуют один и тот же объект. Теперь мы можем сказать, что такое язык. Точнее – указать на границы от и до. Но мы не знаем, чем могут быть ограничены эти границы в исследованиях разных лингвистов.
Теоретическое языкознание в вопросе о «взаимоотношении языка и мышления» блуждает в потёмках. Ибо до сих пор непонятно – что такое язык? А его можно понимать по-разному: всё зависит от того, что понимается под языковым знаком. Выше я представил модель знака, как молекулу человеческого мышления. Она состоит из 4-х уровней: ( 1 ) материальный знак (звук, буква); ( 2 ) его идеальный, абстрактно-логический образ (фонема, графема), как психический ассоциативный отпечаток в сознании. Эти мельчайшие логические формы (фонемы, графемы), образуя структурные цепочки нескольких фонем (графем), становятся более высокой абстрактной, т.е. логической формой – понятиями ( 3 ), которые ассоциативно связаны с реальными предметами, свойствами, отношениями ( 4 ).
Так что же такое язык? Под языком можно понимать одну из четырёх фаз движения знака, например, только первую – звуки, буквы – как физическую субстанцию, но можно понимать и все четыре фазы вместе. Всё зависит от научных вкусов каждого исследователя, но не все эти вкусы отражают истину. Если считать, что язык – это только звуки и буквы, т.е. только их материя, тогда язык не имеет никакого отношения к мышлению – это внемозговой физический объект. Следовательно, звуки, буквы сами по себе не могут быть названы языком, т.е. средством познания и коммуникации, иначе для чего же тогда нужен такой язык, если он не ассоциируется в мозгу с логическими понятиями? Это тот же гром грозы, шум волн, скрип немазаных колёс. Но и без материи знаков нет языка, иначе как бы мы могли удержать, систематизировать, обобщить, отличить одну от другой наши и чужие мысли, передать их другим, оставить их для потомков?
Следовательно, звук (буква) остаётся одним из главнейших ингредиентов того, что мы называем языком, если этим именем называть человеческое средство познания мира и общения в обществе. Следующие два уровня в модели языка – это область абстрактной, логической мысли (фонемы, графемы) ( 2 ) и уровень (понятия) ( 3 ) – это наше абстрактное, логическое мышление, а ( 4 ) уровень – реальные внешние объекты, которые воспринимаются нашим чувственным мышлением. Таким образом, говоря о языке, мы говорим одновременнно и о мышлении. А говоря о нашем мышлении, мы одновременно говорим и о языке. Наш язык, если это язык, включающий в себя все четыре знаковые уровни, то он включает в себя и наш процесс мышление, с о в е р ш а ю щ и й с я в м о з г у. Отсюда следует, что нельзя говорить ни о каком бы то ни было «взаимодействии языка и мышления», ибо это не две самостоятельные сущности, а одна материально-идеальная сфера работы мозга.
Так как теоретически языком можно считать любой из четырёх уровней, или любое их сочетание в модели знака, то можно в языкознании найти множество теорий языка, что мы и обнаруживаем фактически. Отсюда и рождаются самые удивительные, фантастические и уродливые теории языка и его взаимодействия с мышлением. Чтобы быть средством логического познания мира и общения между людьми, нужно иметь только такой инструмент, как материальный четырёхуровневый знак, который был создан человеком и который создал самого человека, и он назвал этот инструмент языком.
Итак, любой языковой знак (поэтому он и называется языковым) о б я з а н содержать в себе четыре уровня: два крайних материальных уровня ( 1 ), ( 4 ) и два средних, идеальных уровня ( 2 ), ( 3 ) связывающих эти две совершенно различные материи. Два средних абстрактных, идеальных уровня есть посредствующее или среднее звено между двумя материальными уровнями – материальным знаком и внешним объектом, которые связаны друг с другом условной, немотивированной связью через два средних идеальных уровня. Изъятие из знака любого из этих шагов или уровней разрушает понятие знака и, соответственно, языка. Следовательно, язык как объект науки языкознания, как орудие познания мира и коммуникации между людьми, есть не что иное, как четырёхуровневая модель знака, т.е. язык есть та же модель знака: в нём представлена вся та же материально-идеальная цепочка, от материального, устного или письменного знака (берёза, лошадь, стол) ( 1 ), через его идеальный образ в мозгу (фонема) ( 2 ) и идеальный образ внешнего объекта, тоже представленного в мозгу (понятие) ( 3 ) до внешнего объекта (берёза, лошадь, стол) ( 4 ).
Понятие сущности языка как четырёхуровневой материально-идеальной структуры ведёт ко многим выводам, хотя бы к вопросу о социальной сущности языка, что здесь и подтверждено теорией знака. Существование языка возможно только в обществе. «...Существуют не какие-то витающие в воздухе языки, а только люди, одарённые языковым мышлением. ... Язык – это оязыковлённая часть мозга. ... Язык, как в целом, так и в своих частях, имеет только тогда цену, когда служит целям взаимного общения между людьми». [Бодуэн т. 2 : 207, 164, 72, 280 ].
Рассуждения о сущности знака и, следовательно, о сущности языка, показали, что язык нельзя изучать в самом себе и для себя, иначе мы будем заниматься лишь материей знаков, но уже не языковых знаков, а всего навсего лишь природной материей, а также значениями слов и предложений, которые якобы присущи самому языку. Если, как требуют некоторые лингвисты, изучать язык в самом себе, отгородившись от всего того, с чем он связан, отгородиться от всех прочих смежных наук, то лингвист никогда не познает сущность языка. Ранее публиковалось немало материалов по теме «языкового знака» и было наговорено немало фантазий, но они имели право на жизнь, было такое научное время. Ведь считали же, что Солнце вертится вокруг Земли. Но наука показала, что всё как раз наоборот. Так и понятие знака и языка.
Достарыңызбен бөлісу: |