ИЛИ О МЕСТЕ РЕФОРМ И РЕВОЛЮЦИЙ

ИЛИ О МЕСТЕ РЕФОРМ И РЕВОЛЮЦИЙ

В ИСТОРИИ РОССИИ

Мутным мартовским утром 1812 г., за два месяца до начала первой Отечественной войны, Санкт-Петербурга покинула маленькая повозка, запряжённая парой гнедых лошадей. В общем, дело привычное. Повозка как повозка. Или, как их тогда называли, кибитка как кибитка. Именно в такой, трясущейся на российских ухабах («дураки и дороги» – Гоголь), объезжал заштатные помещичьи деревеньки Павел Иванович Чичиков. Известно, зачем и почему объезжал. Искал «мёртвые души», а через них – достаток и обеспеченную старость.

Но в тот мартовский день 1812 года пассажиру дорожной кибитки было не до мёртвых душ, да и вообще – не до жиру, а быть бы живу. Кибитка правила вглубь России по тому же пути, который уже совершил ещё один пассажир Российской империи А.Н. Радищев, описавший свою поездку в популярной книге «Путешествие из Петербурга в Москву». После известных слов Екатерины II («он бунтовщик, хуже Пугачева») книга была конфискована, Радищев арестован, заключен в Петропавловскую крепость и приговорен к смерти. Смертную казнь писателю Екатерина II заменила 10 годами ссылки в сибирский острог Илимск. Но и Сибирь не исправила психику Радищева, который в итоге наложил на себя руки.

Психическое заболевание – весьма распространённый по тем временам недуг. В той или иной форме им страдали многие. Чудак П.Я. Чаадаев, современник А.С. Пушкина, с которым он дискутировал о путях развития России, написал бредовый трактат «Письма о философии истории». Николай I прочитал этот трактат, но так и не оценил его достоинств. Сам же Чаадаев был в 1856 г. объявлен сумасшедшим (ему запретили не только писать, но даже «наносить визиты»). Его могила на кладбище Донского монастыря в Москве находится рядом со входом в Малый собор, возле которого монахи варят ладан, который потом развозят по всем храмам Русской Православной Церкви. Пушкин так и не смог убедить Чаадаева в том, что Россия – это не Запад, что ей противопоказаны образцы так называемой западной демократии, что у нашей страны свой особый путь развития, с чем следует считаться любому управителю страны – хоть императору, хоть рядовому чиновнику. Не смог.

А вот того самого пассажира, с поездки которого мы начали эту главу, убедить смогли. Или, по крайней мере, пассажир сделал вид, что понял свои заблуждения. Поэтому он не стал писать никаких философских трудов и тем более сходить с ума. А тихо, без лишних возражений уселся в свою путевую кибитку и отправился по тракту с едва начавшими подтаивать на обочине грязными сугробами в указанный ему высшей властью Империи пункт назначения – Нижний Новгород. Потому что в отличие от Радищева и Чаадаева у этого пассажира не было убеждений. Он просто делал то, что предписывало его руководство. Он был не идеологом, а исполнителем. Фамилия и имя пассажира – Сперанский Михаил Михайлович, только что получивший отставку у государя императора Александра I. Государственный секретарь – председатель канцелярии Государственного Совета при императоре. Спустя 200 лет (уже, конечно же, при совершенно других условиях и других «государях») было заимствовано название должности Сперанского. Государственным секретарём при Президенте РФ обозначил себя Э. Бурбулис, ближайший сподвижник ставшего в 1990 г. Президентом России Б.Н. Ельцина. Вот так. Проходят годы, уходят люди, а стремление к подражанию остаётся и даже укрепляется.

Ведь и сам Сперанский был подражателем. Кому и в чём он подражал, читатель, наверное, знает или догадывается. Чего точно мы уже никогда не узнаем, так это того, что творилось в душе сорокалетнего сановника Империи, разжалованного в пух и прах и отправленного в Нижний, а затем и ещё дальше – в Пермь под надзор полиции. Не узнаем и другого – как этот худородный с точки зрения придворного этикета выскочка оказался рядом с троном. И не просто рядом, а фактически одним из серых кардиналов Александра I. А очень бы хотелось узнать, как это удалось сыну сельского священника из Владимирской губернии вознестись на такую высоту.

Судя по разным внешним признакам, тут не обошлось без голубизны. Хотя, конечно, никто этого в точности сказать не сможет. Но разве в таких ситуациях есть место точности? О внешности Сперанского-юноши сказать ничего уже нельзя. На портрете кисти В. Тропинина он изображён уже в возрасте. На вас смотрит круглолицый с мелкими чертами лица лысоватый до почти лысины человек. Кисти рук, весь мягкий облик говорят об умственном направлении его деятельности. Но не более того. Именно эту особенность – ум и незаурядные способности Сперанского отмечают все, кто пытался охарактеризовать его человеческие качества и причины карьерного роста.

Прямым покровителем Сперанского оказался князь Куракин, владелец родного села Сперанского. Князь пристроил Мишу в семинарию при Александро-Невской лавре в Петербурге. По окончании учёбы взял молодого семинариста к себе в личные секретари и поселил в своём доме. Часто ли удостаиваются такой чести способные юноши? Став при Павле I генерал-прокурором, Куракин определил Сперанского на службу в свою канцелярию. Более того, после своей отставки при Александре I князь походатайствовал перед государем не просто об оставлении Сперанского на службе, но и назначении его статс-секретарём с последующим переходом в центральное по тем временам министерство внутренних дел.

Личное знакомство Александра I со Сперанским состоялось в 1806 г. Молодой чиновник уже имел вместо Куракина другого покровителя князя Кочубея, министра внутренних дел. Кочубей также оценил способности Сперанского и в случаях своей болезни посылал 30-летнего чиновника вместо себя на доклады Александру. Раз посылал, значит доверял? Раз доверял, значит за что-то? Умственные способности уважают, но за них не доверяют. Скорее, наоборот – начинают опасаться умника, как бы не подставил, а значит, и не обошёл. Император также оценил способности Сперанского и также оказал ему высшее доверие. Сперанский был в свите Александра во время его тайных переговоров с Наполеоном в Эрфурте (1808 г.). Там же Сперанский сближается с французскими политиками. Сближается настолько, что это не осталось незамеченным Александром. Он даже поинтересовался у Сперанского, чем его так привлекло общение с французами.

«– Законы у них лучше, государь, – ответил Сперанский. – Но у нас лучше люди.

– Вот о том и надлежит нам говорить, чтобы законы у нас стали тоже хороши, – ответил император» (В.Р. Мединский. «Мифы о России». – М., 2007. С. 492).

Конечно, дело не в приверженности Сперанского Кодексу Наполеона, кстати, образцовому гражданскому кодексу, опиравшемуся на римское право. Наполеон вошёл в историю в большей степени не как военный и государственный деятель. В тогдашней Европе таких деятелей было немало. Были и такие, которые превосходили Наполеона и в военных, и в государственных делах. Он велик именно созданием своего Кодекса. Поэтому подражания Сперанского таким юридическим образцам, думаем, шло только на пользу. И не за переписку с французскими юристами и государственниками, которой он не прекращал даже в период войны 1812-1813 гг., стоит пенять Сперанскому. Всё это естественное общение. Неестественно другое. Может быть, впервые в истории России в высшем бюрократическом аппарате страны появился по современной терминологии агент влияния Запада.

Такие агенты, естественно, не расписывались в ведомостях за получение гонораров в иностранных посольствах. И не высылали ежеквартальных отчётов о проделанной работе. Их зависимость и служба как агентов влияния выражалась и выражается по сей день в другом. Они (кто искренне, как Сперанский, кто корыстно, как Нессельроде) действовали вопреки интересам нашей страны (не случайно таких агентов влияния метко назвали «пятой колонной»), однако редко можно найти обнародованные факты их антигосударственной деятельности. Но, как бы ни скрывала свои делишки «пятая колонна», патриотическая общественность во всех странах быстро и точно распознаёт политическую подоплёку этой деятельности и решительно восстаёт против агентов влияния. Иногда безрезультатно восстаёт, как, например, в 1990-е годы при президентстве Ельцина. Но заказной и, главное, противоестественный характер поведения такого сорта «колонистов» любое общество в любой стране улавливает безошибочно. И Сперанский тут не исключение.

Суть его реформаторства общеизвестна. По поручению императора Сперанский подготовил план государственных преобразований, над которым он работал с 1802 г. В его основу легли идеи и намерения Александра I. Сперанский представил свой проект документа под названием «Введение к уложению государственных законов». Сперанский поставил задачу преодолеть противоречия между уровнем развития России и не соответствовавшей этому уровню самодержавной формой правления. Он считал, что существующее общественное устройство «несвойственно уже более состоянию общественного духа», поэтому страна оказалась на грани революционного взрыва. Чтобы этот взрыв не случился, надо было ограничить самодержавие конституцией, осуществить разделение властей на законодательную, исполнительную и судебную, приступить к поэтапной отмене крепостного права. Россия, полагал Сперанский, идёт по тому же пути, что и Западная Европа, значит, следовало реформировать российскую государственность на европейских принципах. В проекте Сперанского принцип разделения властей объявлялся основой государственности России. Предполагалось создать Государственную Думу, исполнительную власть воплотить в министерствах, а высшим органом судебной власти сделать Сенат.

Сперанский не ставил задачу отмены самодержавия. Но общественность не зря усмотрела в том, что он предложил, «измену». Фактически план Сперанского был реализован в России столетие спустя, начиная с 1906 г., после издания царского Манифеста об учреждении Государственной Думы, выборов и прочих западноевропейских демократических институтов. К чему это привело Россию, известно – к крушению монархии и затем всей Российской империи. К этому могло привести воплощение проекта Сперанского уже в начале XIX в. И тогда ни о какой победе в Отечественной войне 1812 г. не пришлось бы даже говорить. Может быть, и самой войны не понадобилось, ведь достигалась цель западноевропейской закулисы, как раз и состоявшая в ликвидации Российской империи на карте Европы.

В случае со Сперанским нас удивляет единодушное отвержение всей, подчёркиваем это, всей российской элитой его реформаторских предложений. Ладно, Государственный совет отказался поддержать реформы Сперанского. Можно сказать, что высшее чиновничество спасало свой, как говорится, зад. Но удивляет, что против реформ выступили и такие либералы, как Н.М. Карамзин и все другие мыслящие люди империи. Записка Карамзина, переданная императору, полное название которой весьма показательно – «Записка и древней и новой России в её политическом и гражданском отношениях», – стала не манифестом дворянского консерватизма, а платформой сплочения нации накануне наполеоновской угрозы. Не надо винить Карамзина в излишней запальчивости, когда он писал, что «всякая новость в государственном порядке есть зло». Важно обратить внимание на другое. Признавая необходимость перемен, Карамзин справедливо замечал, что стране нужна не конституция, а 50 «умных и добродетельных губернаторов».

Разве не то же самое сегодня нужно нашей стране – Российской Федерации, Конституция которой едва ли не в деталях восприняла проекты Сперанского? Не важно, что вместо института самодержца государя-императора введён институт президентства. Вертикаль власти от этого мало изменилась. Как не важно и то, что институт президента – не наследуемый родственниками главы государства, а избираемый на всенародных выборах. Это формальные подробности, которые поправлены в связи с современными общепринятыми нормами. России в начале XXI в., как и в начале XIX-го, явно не хватает региональных исполнителей распоряжений верховной власти.

Кто-то может сказать, что Сперанский опередил своё время. Мол, если бы к нему прислушались и попытались воплотить на практике его реформаторство, то Россия не испытала бы тех неприятностей, которые затем пережила в ХХ в. Смеем уверить сомневающихся – ничего подобного! Такого рода рассуждения в оправдание «гения» Сперанского относятся к числу тех, про которые говорят: «Задним умом крепок». В истории, как, впрочем, и в жизни конкретного человека, заднеумочное мышление не принимается в расчёт. Прошлое тем и отличается от настоящего и будущего, что оно не имеет альтернативы. История – однопорядковое явление. Это, во-первых.

А во-вторых, не только Россия в начале XIX века оказалась неготовой к западноевропейскому формату демократического устройства. Но и сама родоначальница этого устройства Франция также угодила в глубокую яму конфликтов и потрясений, которые сотрясали страну весь XIX век. Революция следовала во Франции за революцией буквально с четвертьвековыми промежутками: 1830-1848-1871. Даже в ХХ в. не произошло успокоения. Первая мировая война, Вторая, волнения в 40-50-е годы, май-июнь 1968 г. Пять республик сменилось после Второй мировой войны.

О чём это говорит? О том, что формальная демократия западного образца штука весьма и весьма острая. Она требует очень многого от страны, внедряющей у себя такие образцы (например, нужны высокий уровень развития экономики и наличие развитого гражданского общества). Особенно необходимо наличие патриотически настроенной элиты.

Вам мало Франции, так возьмите Германию. Почему провалилась Веймарская республика в 20-30-е годы ХХ в., самая демократическая из всех демократических европейских демократий того времени? Собственно, она и сегодня представляет собой едва ли не идеальный образец демократии парламентского типа. Провалилась. С Германией случилось то же, что и с Россией после событий 1917 г. Не было гражданской войны. Но зато был фашизм. И все-таки, почему провал демократии? При Гогенцоллернах за 25 лет после объединения во второй половине XIX в. Германия становится в ряд с самыми развитыми державами мира. А при Веймарской демократии скатывается в кювет фашизма, превращается в мирового агрессора, угрожавшего благополучию всей Европы.

Причина неудач демократического этапа развития Германии та же, что и во Франции. Отсутствие развитого гражданского общества. Оно формируется десятилетиями, а не с момента принятия конституции страны. Это не значит, что ни в Германии, ни во Франции не было гражданского общества в формальном варианте. Всё было. И выборы, и партии, и свободы. Но в целом и общем всё это не срабатывало на всё население, на всю страну.

Гражданское общество было и в России при Александре I. Хотя формально в стране не было самого института гражданства. Было подданство, подданные Российской империи. У дворянской и купеческой частей этих подданных были паспорта. По крайней мере, они выдавались при выезде за границу. Был в России и институт выборов. Избирались дворянские собрания, купеческие союзы и т.д. Крестьянство было еще крепостным, но далеко не всё, а всего лишь 1/3 его состава. В Финляндии и Польше как провинциях Российской империи действовали конституции или что-то вроде них. Короче, жизнь в российском гражданском обществе была не более обременительной и не менее свободной, чем в гражданском обществе Франции, Германии, Англии и прочих «маяках» западной демократии. Но государственное устройство у нас было самодержавным, и никто не собирался отменять его самодержавные основы ради попугайничания перед Европой.

Вот это обстоятельство очень хорошо, гораздо лучше слабоумного Александра I, понимали идеологи русского дворянства в лице Карамзина, а потом и Пушкина с Гоголем, Толстым, Достоевским и прочими, действительно знавшими Россию и желавшими ей благополучия, а не зла и разрухи…

Мы назвали Сперанского первым агентом влияния Запада в высшей бюрократии России. Но нам могут возразить, а разве до него не было таких? Были и повыше него рангом. Скажем, император Пётр III. Он вообще настолько был предан Фридриху Прусскому, что ликвидировал результаты Семилетней войны России с Пруссией и заключил с ней в 1762 г. ущербный для России союз (он, слава Богу, был расторгнут Екатериной II). Тут ни о каком его величии и речи быть не может. Заштатный немецкий князёк, фанфарончик. Вот его место в истории. А до Петра III имело место «немецкое правление» герцогини Курляндской, племянницы Петра I Анны Иоанновны в лице партии Бирона-Миниха-Остермана. Да и сам Пётр I мобилизовал всю сволочь, бежавшую к нам из Европы перед страхом уголовного преследования в своих странах, на борьбу с Московской Русью.

Кстати, начиная с Петра I, династия Романовых стала крайне неразборчивой к европейским проходимцам. Мать Петра III, дочь Петра I Анна Петровна, выданная отцом замуж за герцога Гольштейн-Готторпского, стала фактической основательницей Гольштейн-Готторпской линии династии Романовых (1761-1917)! Вообще XVIII век стал веком подлинного кровосмесительства. Петр III, внук Петра I, прежде чем стать императором, был никем иным как немецким принцем Карлом Петром Ульрихом, сыном герцога гольштейн-готторпского Карла Фридриха. На русский престол его возвела дочь Петра I беззаботная Елизавета Петровна. Сама она стала императрицей в результате дворцового переворота. Законных детей не имела, хотя состояла в гражданском браке с украинским вельможей Разумовским. Говорят, прижила от него двух дочерей, но на трон непригодных. Змеиный клубок, а не династия!

Прусскому влиянию был подвержен и отец Александра I император Павел I. Более того, Павел стал членом масонской ложи высшего посвящения, возглавил Мальтийский орден. Последним высшим представителем этого ордена в России стал Президент страны Б.Н. Ельцин, посвященный в мальтийские рыцари в 1992 году. Из более мелких можно назвать здравствующего и поныне депутата Государственной Думы, знаменитого исполнителя песен И.Д. Кобзона.

Сведений о том, был ли Сперанский членом масонской ложи, не имеется. Хотя какие тут могут быть сведения? Известна чрезвычайная законспирированность масонов в России, особенно после разгона Екатериной II кружка т.н. просветителя Новикова. Возглавив Мальтийский орден, Павел I, люто ненавидевший мать (его неприязнь достигла таких пределов, что он после ее смерти приказал эксгумировать останки своего отца Петра III на кладбище Александро-Невской лавры, и на похоронах Екатерины её тело везли в Петропавловский собор вместе с гробом того, благодаря кому она стала императрицей), вдохнул жизнь в масонское движение России. Многие из высшей знати вступали в эти ложи. Пушкин стал одним из их членов, правда, крайне стеснялся этого членства (как-никак ученик Г.Р. Державина, ярого преследователя российского масонства). Сам Александр I одно время, когда сблизился с Наполеоном, крутился вокруг да около. Но вступать раздумал. Даже запретил (по настоянию Аракчеева) эти ложи как вредные, несущие антирусские идеи в головы молодёжи.

Но не очень-то эти запреты предохранили её от тлетворного влияния Запада. Многие будущие декабристы якшались с масонами. Стоит ли удивляться, что с тех пор масонская принадлежность в России, как правило, отождествляется с врагами страны, с теми, кто действует вопреки национальным интересам. Уже тогда вырабатывался стойкий иммунитет к масонству. Это подтвердил и полный провал на президентских выборах в 2007 году масонского кандидата Богданова. Он публично демонстрировал свою приверженность масонским идеям, тем самым как бы проверяя реакцию населения. Неблагоприятная реакция. Населению России масонство чуждо. И Запад вынужден учитывать это неприятие в своей антироссийской пропаганде.

Показательно, что уже по тем временам укоренилось важнейшее в поведении Запада правило – своих в России не сдавать. Это правило в полном объеме было задействовано и в отношении Сперанского. Как только поутихли антинаполеоновские страсти, а тысячи оставшихся от разгромленной армии французов стали использоваться практичными русскими помещиками для обучения иностранному языку своих детей (смотри повесть Пушкина «Дубровский»), выплыл из небытия и Сперанский. Император Александр I в 1819 г. назначает его генерал-губернатором Сибири. Более того, по случаю этого назначения государь пишет едва ли не покаянное письмо, в котором отмечает допущенную несправедливость в отношении ссылки Сперанского. Дальше – больше. В 1821 г. император делает Сперанского членом Государственного Совета. Получается, возится с ним так, как нынешние власти возятся с современными последователями Сперанского, назначают их губернаторами, членами правительств, главами госбанков и проч. и проч. Что ж тут добавить, разве что одно. Переиначивая известное по советским временам выражение на современный лад – крепка масонская власть!..

Сперанского не оставили без внимания и в администрации Николая I. Его сделали ответственным за составление Полного Свода законов Российской империи. За это ему спасибо. Что называется, с паршивой овцы хоть шерсти клок. Николай I даже допустил его до консультаций цесаревича Александра, будущего Александра II, по вопросам права и законодательства. Не от этих ли бесед берёт своё начало безграничный либерализм будущего императора, стоивший ему в конце концов собственной жизни? Может быть. Во всяком случае, агент влияния Сперанский завершил свою карьеру блестяще. 1 января 1839 г. его возвели в графское достоинство. Как и его будущего прямого наследника по влиянию на государя С.Ю. Витте.

Нынешний депутат Государственной Думы от фракции «Единая Россия» В.Р. Мединский усматривает в удачной судьбе Сперанского силу династии Романовых. Мол, смотрите, вот как вели себя тогдашние руководители, не гнушались выдвигать на первые роли в государственной бюрократии людей из низов, к каковым, конечно же, принадлежал сын сельского священника. (В. Мединский. «Мифы о России». – С. 495). Может быть, это и так. Кто их, этих Романовых, разберёт сегодня?

Всё это многообразие эпитетов в определении социализма свидетельствует не о бессилии исторической и политической науки, а о невозможности уложить конкретный опыт общественного развития в прокрустово ложе идеологических схем. Потому что любой «изм», не только социализм, всегда будет ýже живой жизни, всегда будет отставать от потребностей истории, реже – опережать её.

Поэтому репрессивный социализм, как и все другие названия социализма, как и следующий за социализмом в марксистской версии исторического развития человечества коммунизм, названия условные (впрочем, не более условные, чем остальные названия, придуманные европейскими историками, потому что историю народов других континентов трудно подогнать под такие определения, как феодализм, капитализм, империализм и пр.). Например, та же Россия в строгом значении этих понятий не переживала ни феодализма, ни капитализма, ни тем более империализма. Критерии, которыми пользовались для выделения этих этапов в истории западноевропейских стран, для России носили весьма и весьма приблизительный характер. Не говоря уже, скажем, о Китае или Индии, арабских или латиноамериканских государствах. Собственно, Маркс прямо заявлял, что в своём «Капитале» описывал опыт развития Англии, самой экономически продвинутой в XIX в., а не мирового капитализма, которого тогда как системы ещё не было.

Так же условны и определения современных периодов развития общества в зоне проживания «золотого миллиарда» – стран Западной Европы, Северной Америки и Японии – индустриальное, постиндустриальное, информационное общества и в целом технотронная эра. Что все они обозначают? Какое общественное содержание отражают? Сплошь условность, потому что всё приблизительно. Различаются термины даже в странах ЕС, известных тем, что в них педантично согласовывается названия, дабы они имела однозначное толкование на большинстве европейских языков.

И, тем не менее, все эти названия имеют определённое значение, потому что в них отражается главное, основное для развития конкретных стран на конкретном этапе их существования. Безусловно, эти названия определяют частично общие параметры общественного развития, которые позволяют группировать разные страны, хотя, конечно, и в весьма приблизительных рамках. К числу этих общепринятых критериев развития относятся две сугубо технократические категории. Это – уровень развития производительных сил и формирующихся на их основе производственных отношений. Вместе они составляют способ производства. Причём в рамках господствующего способа производства могут существовать и существуют способы производства более низкого уровня развития производительных сил. Отсюда и разные уклады хозяйственной жизни: крупное производство, мелкое, среднее, государственное, частное и т.д.

До недавнего времени доминировало убеждение, что уровень развития производительных сил определялся степенью обобществления этих сил. Чем выше эта степень, тем выше считалось развитие экономики. Сегодня эта точка зрения уже не выдерживает критики. Опыт реального социализма показал, что дело не в степени обобществления производства и не в форме собственности. В России в период «военного коммунизма», а в Китае в годы культурной революции было практически стопроцентное обобществление народного хозяйства, частная собственность ликвидирована. Это неумолимо заканчивалось коллапсом самого производственного процесса. Требовались немедленные рыночные инъекции в виде нэпа как в России, так и в Китае. Это особенно очевидно для крупных стран. Куба или Северная Корея, которые не оказывают серьёзного этногеополитического воздействия на мировую этногеосистему, могут сравнительно долго вариться в собственном соку. Но и там вынуждены будут отказаться от тотальной госсобственности на всё и вся. Что и показывает Куба при правлении брата Фиделя Кастро Рауля.

Материальный уровень жизни, количество благ на душу населения может служить критерием эффективности господствующего способа производства. Но не больше. За материальным благополучием следует депрессия. И здесь уже примером негатива служит опыт стран «золотого миллиарда». Связь между количеством евродолларов на единицу населения и жизненным удовлетворением человека далеко и далеко не прямо пропорциональная. Не годится в качестве общественного идеала и главный лозунг Программы построения коммунизма, принятой КПСС в 1961 году: «От каждого по способностям, каждому по потребностям». Потребности у всех, как и способности, разные. Привести их к общему знаменателю не получается даже теоретически.

Что же в осадке, крушение кумиров (Ф. Ницше)? Не случайно сегодня в такой чести псевдорелигиозный, этнический и проч. и проч. обскурантизм. Доверие к общественным или, как их ещё называют, гуманитарным наукам за последние 2-3 десятилетия значительно подорвалось. Да если разобраться, то нет и крупных фигур ни в философии, ни в политэкономии, ни в других «думающих», живущих абстракциями мышления науках. Нечего осмыслять? Или некому? Вот, скажем, мировой финансовый кризис. Никто толком не может выяснить и определить ни его причины, ни возможные последствия. Яркое свидетельство того, что поистёрлась прежняя методология анализа кризисных ситуаций. А новой пока предложить не могут. И так во всём остальном. На крупные обобщения выйти пока не удаётся. Всё дискретно, т.е. прерывисто. По мелочам. Тут урвали, там потеряли. Здесь нашли, но оказывается не всегда то, что искали. А желание понять происходящее только усиливается. История конкретных фактов всем надоела. Подавай цельную картину.

И ещё соображение. Не совсем понятно, почему в учебниках по истории политических учений, когда речь заходит о социализме, отсутствует материал, связанный с политической идеологией КПСС и её вождей, первых лиц в партии и государстве. Говорят, что нечего рассматривать, т.к. у руководства КПСС не было никаких политических идей, мол, все их идеи умещались в трафаретный лозунг партийной пропаганды о вечно живом учении марксизме-ленинизме: «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить!»

Да, марксизм-ленинизм очень и очень помешал развитию партийной политической мысли. Приходилось считаться с его классическими догмами и очень аккуратно обращаться с ними. Но тем-то и богата человеческая природа, тем-то и ценна русская находчивость, что развитие новых идей она умело камуфлировала в марксистско-ленинские одежды. Благо, что у Маркса, Энгельса, Ленина и их последнего ученика и верного последователя Сталина можно найти цитаты на любой вкус, вплоть до оправдания многожёнства. Не говоря уже о политической реальности или точнее виртуальности. Да, да, именно виртуальности. Потому что любая идеология (политическая, философская и т.п.) виртуальна по определению, ирреальна по своей природе. Если бы было иначе, то в мире со дня появления Homo sapiens была бы одна, ну максимум две идеологии – одна для мужчин, другая – для женщин. По половому признаку.

Поэтому мы совершенно не согласны с авторами учебников, для которых взгляды пусть и неглупого юриста Кельзена, одного из основных теоретиков правового позитивизма, важнее взглядов вождей КПСС. Такое небрежение к своим идеям просто недопустимо. Оно говорит о том, что у нас в стране 75 лет после Октябрьской революции люди не думали, а выполняли указания. Это не так. Думали не только те, кто выполнял указания, но и те, кто эти указания отдавал. Иначе были бы мы с вами не среди наиболее мощных государств мира, а на политической помойке. Кстати, именно туда нас и хотят запихнуть еще со времен Киевской Руси.

А насчёт «вечно живого» марксизма-ленинизма следует сказать, что первым начал его хоронить сам товарищ Ленин. Дата начала похорон – март 1921 года, место – Москва, Дом Советов, мероприятие – Х съезд РКП(б). Принятие резолюции о переходе от политики «военного коммунизма» к новой экономической политике. Эта политика не имела ничего общего с марксизмом.

И даже когда в 1929 г. формально отказались от нэпа, никто к марксизму так больше и не вернулся. Сталинская индустриализация и коллективизация не имели ничего общего ни с марксизмом, ни даже с ленинизмом. Они осуществлялись в русле общемировых стандартов и механизмов модернизации советской экономики, начатой Витте при императоре России Александре III в 90-е годы XIX века.

И последнее соображение. Для чего нам в XXI веке нужно знать взгляды англичан Гоббса или Локка, вся политическая мысль которых умещалась в тезис: «Человек человеку волк»? Зачем нам изучать бред немца Гегеля, который считал, что славянство не созрело для самостоятельной мировой этногеополитики и скоро исчезнет с геополитической карты Европы, ибо будет проглочено германской акулой так, как в средние века Пруссия проглотила северные племена славян. Кстати, в этом с Гегелем был согласен и Энгельс. Но система образования построена в России так, что взгляды иностранцев изучают, а на взгляды русских политиков и политологов плюют. А надо делать наоборот!

Здесь, как и в материальном базисе, живущим в России людям следует использовать принцип японцев: технология – передовая (в том числе западная), идеология – традиционная. Это не махровый национализм, а здоровый патриотизм.

Возвратимся к социализму. Его основателем был товарищ Сталин. Это он поправил марксизм-ленинизм, вставив в него тезис о возможности победы социализма (коммунизма) в одной отдельно взятой стране (XIV съезд РКП(б), 1925 г.). Это он развил идеи о мировой системе социализма как противоположном полюсе мировой этногеополитики. Это он выдвинул идею железного занавеса, без которого СССР не смог бы за 5 лет восстановить страну после Великой Отечественной войны. Наши ресурсы попросту украли бы, как сегодня Украина ворует газ. Наконец, Сталин выдвинул идею замены правящей партии госструктурами, т.е. перехода к нормальному административному без партийного кнута управлению страной (XIX съезд КПСС, 1952 г.).

Были в реформаторстве Сталина и конъюнктурные загогулины.