Книга вторая. Под общей редакцией генерал-лейтенанта Б. И. Грибанова воронеж 1999

Направляясь в первую командировку в Афганистан, ожидал увидеть что-то необычное. Как оказалось, ус­ловия местности ничем не отличались от тех, которые приходилось ранее видеть в Горном Бадахшане, а личный состав ДШМГ размещался в практически нормаль­ных (применительно к боевым) условиях. И все-таки необычное случилось сразу. С группой офицеров дол­жен был вылететь с Бандар-Поста в Гульхану, но в силу обстоятельств наши два вертолета, только взле­тев, упали. В момент касания с землей соседний верто­лет перевернулся, и с блоков сошли два НУРСа, кото­рые взорвались недалеко от Бандар-Поста. Наблюдате­лю с поста не была видна взлетная площадка, и по­этому, увидев взлет двух винтокрылых машин, их па­дение и услышав два взрыва, он доложил по команде: «Вертолеты на взлете взорвались». Потом, уже в управ­лении округа, друзья мне говорили, что уже нас «по­хоронили» (вместе со мной в вертолете находился под­полковник В. Горюнов), но раз живы - значит, так было на роду написано.

Десять суток Бандар-Пост не имел воздушного со­общения. За это время запасы продовольствия и топ­лива закончились. Электроустановка запускалась на 1,5 - 2 часа для подзарядки аккумуляторов к радиостанци­ям. В это время личный состав имел возможность по­смотреть телевизор. Демонстрировался фильм «Блока­да» о жизни блокадного Ленинграда. Скажу честно, в нашем положении фильм воспринимался совершенно по-иному.

Как в первой, так и в последующих командировках отмечал, что в боевых условиях между людьми склады­ваются особые отношения. Нужно сказать, что вопро­сы, которые в мирных условиях иногда откладываются на сутки, в СБО решались в кратчайшие сроки, без однозначного разделения - это твое, а это - мое. Все было наше. Каждый стремился с максимальной отда­чей выполнять любые задачи.

Характерным примером может служить строитель­ство постоянной воздушной линии связи между совет­ским и афганским одноименными населенными пунктами - Ишкашим. Предложение к нам поступило от афганских товарищей буквально накануне вывода войск, ведь наши отношения на этом не прерывались - нужно было работать и на перспективу. 11 февраля 1989 года мы доложили наш замысел заместителю началь­ника войск КВПО генерал-майору В. Рожкову и, с его согласия, - начальнику войск КВПО генерал-лейтенанту Е. Неверовскому. «Что для этого необходимо, - поинте­ресовался он, - и в какие сроки вы планируете закон­чить строительство?» Я доложил, что для проведения работ потребуются стандартные опоры, такелажное обо­рудование, имеющееся в группировке, а также окоп­ные заряды. Строительство закончим за 5 дней. Началь­ник войск санкционировал мероприятие и отдал пред­варительные распоряжения.

Специалисты-связисты согласятся, что в обычных условиях только на проектирование линейных соору­жений уходят недели и месяцы. У нас такой возможно­сти не было. Предварительное проектирование прове­ли накануне {то карте, а вечером 11 февраля я напра­вился на командно-диспетчерский пункт авиационной группы в надежде облететь предполагаемую трассу. Лет­чики всегда были нашими надежными друзьями. Ми­нут через 10 из-за горы, со стороны афганского Ишкашима появился вертолет, экипаж которого возглав­лял подполковник В. Пикин. Связались по радио. «Я подсяду, - отозвался Виктор, - подходи, сделаем все, что надо». Виртуозное владение техникой пилотирова­ния позволило буквально за 20 минут облететь трассу на разных высотах и осмотреть все ее труднодоступные места. После посадки Виктор Николаевич с улыбкой - он вообще неунывающий человек - сказал: «Будут про­блемы - подходи».

Личному составу, а коллектив подобрался у нас весьма своеобразный, - подполковники В. Мурзин, Р. Юпатов, майоры И. Гавриленко, А. Труфанов, капитан С. Тандура и прапорщик С. Круппа, после ужина я довел результаты воздушной разведки, и мы четко рас­пределили обязанности между собой. Судьба после Афганистана разбросала нас по разным местам.

Полковник Виктор Мурзин уже уволился в запас, проживает в г. Владивостоке.

Полковник Роман Юпатов служит в Группе рос­сийских войск в Белоруссии.

Полковник Игорь Гавриленко в последние годы был начальником разведки ЮВН ПВ Украины, недавно умер.

Майор Анатолий Труфанов уволился в запас.

Старший прапорщик Сергей Круппа проходит служ­бу в СЭРУ.

Сергей Тандура проживает на Украине, а Полков­ник Борис Кацин - в Казахстане.

Утром следующего дня машины с опорами и таке­лажем, под прикрытием БТРа и БМП, выдвинулись на афганскую территорию. Здесь в полной мере приго­дились знания топографии, так как направление трас­сы определялось по азимуту, а расстояние между опо­рами и всей трассы рассчитывалось по парам шагов. Самой сложной задачей оказалась установка опор. Было ясно, что сарбозы, приданные для проведения под­собных работ, судя по результатам их труда, не смогут своевременно отрыть необходимое количество ям. Грунт тяжелый и мерзлый, а шанцевого инструмента недо­статочно.

Накануне, предвидя такой поворот событий, решил посоветоваться с полковником Л. Комлевым, сапером от бога. Леонид Петрович предложил использовать для этих целей окопные заряды. И снова помогли летчики. Буквально через 3 часа после принятия решения окоп­ные заряды на МИ-24 были доставлены из Лянгара в Ишкашим. Практически все ямы были подготовлены с помощью этих зарядов полковником Комлевым и подполковником Кациным. В скальном грунте использо­вался аммонит. Я всегда уважал профессионалов, но не переставал удивляться Леониду Петровичу: как мож­но почти мгновенно рассчитать количество взрывчат­ки, необходимой для образования воронки конкрет­ных размеров?! У полковника Комлева это получалось, как у волшебника.

В тех местах, где рядом находились дома, ямы гото­вились вручную.

Интересный эпизод произошел возле одного жи­лища. В составе нашей группы находился переводчик. Обсуждая с Леонидом Петровичем возможность раз­рушения дома, рядом с которым должна быть постав­лена опора, дал команду переводчику дословно пере­водить наш разговор его жильцам. Диалог был пример­но такой: «Как думаешь, - подмигнул я Петровичу, - если взорвется заряд, с домом ничего не произойдет?» Леонид Петрович около пяти минут рассуждал вслух о том, какие несчастья могут произойти, если рядом произвести взрыв. По реакции жильцов было ясно -они поняли, о чем идет речь. Если раньше на вопрос о возможности подготовки ямы они ссылались на отсут­ствие шанцевого инструмента, то после пространных рассуждений офицера решили действовать без промед­ления. Как по-щучьему веленью появился инструмент, который по демаскирующим признакам (окраске, но­менклатуре) можно было однозначно отнести к по­жарному щиту: лом, багор, топор, лопата, два ведра. Мы продолжили обследование дальше, а когда через полтора часа вернулись для проверки работы возле дома, увидели яму, которая больше походила на шах­терский шурф. Ее наполовину пришлось засыпать.

Линия связи была построена, последнюю вязку на афганском берегу мы сделали в 16 часов 16 февраля. Правильность принятия решения на ее строительство подтвердили последующие события.

Вечером того же дня на афганской стороне послы­шалась канонада. Маневренные группы начали подго­товку для броска через речку. Здесь и пригодилась толь­ко что построенная линия связи. Позвонив афганцам, выяснили, что это не бой, это просто оружие пристре­ливается. И мангруппам был дан отбой.

За время строительства линии связи происходили и другие немаловажные события. Так, в один из дней в горах исчез вертолет с афганским генералом Джали­лем - национальным героем республики. С момента, когда вертолет видели последний раз, до расчетной посадки прошло много времени. Естественно, район поиска оказался значительным. Началась подготовка к операции. Поиск планировалось проводить нескольки­ми вертолетами под командованием подполковника Н. Сергеева (заместителя командира Бурундайского авиа­полка по летной подготовке. Ныне полковник запаса Н. Сергеев проживает в г. Екатеринбурге). Об этих событи­ях узнал от оперативного дежурного, который с не­скрываемым беспокойством сообщил: «Присутствовал на совещании летчиков, страшновато слышать о том, кто кого прикрывает в случае открытия противником огня, какие экипажи спасают товарищей из сбитых вертолетов и т.д.». Через пару часов мне доложил пра­порщик С. Круппа о получении данных, что у насе­ленного пункта Лавар разбился вертолет с Джалилем. Вместе с майором А. Труфановым - разведчиком, хо­рошо знающим местную обстановку, прибыли к лет­чикам. Анатолий Труфанов довел информацию о дис­локации огневых средств противника, и на основе этих данных план операции был скорректирован. Это про­исходило в советском Ишкашиме. Разработанный лет­чиками план требовалось утвердить у начальника войск, который вместе с начальником разведки и своим шта­бом находился в Гульхане. К тому времени уже не су­ществовало закрытой связи между Ишкашимом и Гульханой. Доложить по открытой связи о полученной ин­формации я не решился, так как в случае ее перехвата противником могли быть приняты соответствующие меры. Учитывая это обстоятельство, обеспокоенный грозящей моим товарищам опасностью, рекомендовал лично Николаю Сергееву доложить командованию о целесообразности осуществить начало поиска с окрес­тностей Лавара.

После завершения поиска подполковник Н. Серге­ев мне рассказывал, что по прилету в Гульхану он до­ложил полученные данные, план поиска был утверж­ден. Вертолеты вылетели и пошли в сторону Лавара. «Через несколько минут, - говорил Николай, - увидел черную полосу оползня на белом склоне горы недале­ко от Лавара и как бы прилипший вертолет от которо­го уходили в разные стороны следы. Мелькнула мысль - значит не все погибли. На вершине Торы увидели трех человек, один из которых оказался Джалилем. Верто­лет на пик не посадишь, а людей снимать надо. Держу машину, чуть не касаясь лопастями скалы, а экипаж с помощью лебедки забирает людей. Остальные вертоле­ты осуществляют прикрытие». Состояние здоровья спа­сенных было критическим, и вертолет повернул на Хорог, где в нормальных условиях всем троим была оказана необходимая помощь. За эту операцию Н. Сер­геев награжден орденом Ленина и ему досрочно, на ступень выше занимаемой должности, присвоено во­инское звание полковник. Многие летчики получили правительственные награды.

Не зря говорят: «Разведка - глаза и уши команди­ра», а это накладывает большую ответственность.

Конечно, в нашей работе были и другие интерес­ные моменты. Но о них, может быть, в следующий раз. Еще не пришло время.
«В своем коллективе мы были счастливы»

Полковник Ямчук Николай Иванович

БИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА

Полковник Ямчук Николай Иванович. Родился 22 мая 1958 года в г. Шепетовка Украинской ССР. В 1979 году окончил Львовское высшее военно-политическое учили­ще. Проходил службу в Закавказье.

С 1987 по 1989 гг. участвовал в боевых действиях в Республике Афганистан, затем - в Республике Таджи­кистан. Командовал бронегруппами, различными сила­ми и средствами пограничных войск. Участвовал в де­сятках боевых операций.

Награжден орденом Красной Звезды, медалями «За отвагу», «За отличие в охране Государственной грани­цы», рядом афганских наград.

В 1994 году окончил Гуманитарную академию Воо­руженных Сил.

До 1997 года - вновь служба в Закавказье. Участво­вал в боях, происходивших во время межнациональных конфликтов. В ЗРУ - с сентября 1997 года. Начальник отдела воспитательной работы.

- Проходят годы... И то, что хотелось когда-то на­прочь забыть, из памяти все же не уходит.

Бои, операции, колонны, особенно те, в которых командовал разнородными силами и средствами, по-прежнему хочется «утопить» в глубинах памяти под толщей временных наслоений. Но почему-то это не уда­ется.

С другой стороны, все чаще и чаще вспоминаются друзья, товарищи, сослуживцы, с которыми на той «странной» войне было пройдено и прожито немало. Их нельзя систематизировать ни по каким общеприня­тым порядкам (по воинским званиям или специально­стям, по времени знакомства...). Каждый из них по-особому проявился на своей должности и в свое время. Но судьба каждому отмерила время по-разному: кому месяцы, кому недели и дни, а кому и мгновения, для того, чтобы проявить свою человеческую сущность.

Майор Плешков Сергей Борисович во время моего прибытия в ММГ возглавлял 1-ю полевую оператив­ную группу Пянджского пограничного отряда. Один из старших начальников, который у всего личного соста­ва ММГ пользовался безоговорочным не только долж­ностным, но и личным авторитетом. Тогда, да и сей­час, я уверен в том, что для этого офицера не было неординарных ситуаций, способных вызвать замеша­тельство или стадию глубокого размышления. Казалось, что он все знает наперед, все предвидел и продумал. Для офицеров ММГ, и меня в том числе, он был об­разцом офицера в условиях афганской войны.

Никогда не забуду, как спокойно и выдержанно, со сдержанным юмором и скептицизмом учил меня Сергей Борисович линии поведения в Афганистане, особенно после первого моего боевого крещения, ко­торое произошло в несколько необычных обстоятель­ствах.

В мотомангруппу я прибыл в то время, когда про­водилась акция возмездия за обстрел города Пяндж душманами. Основная часть личного состава находи­лась в рейде. Стремясь быть со своим личным составом в наиболее ответственных обстоятельствах и получив разрешение, как потом оказалось, некомпетентных лиц, я с ротой афганского царандоя и двумя советни­ками МВД выдвинулся к нашей бронегруппе, которой командовали майор С. Плешков и непосредственный начальник ММГ майор В. Петров. Нельзя сказать, что этот рейд был простым... Мы точно не знали, где нахо­дится бронегруппа, а подойдя к западной окраине киш­лака Алиберды услышали, что на его восточной окра­ине завязался бой. Предполагали, что это наша бро­негруппа пыталась войти в кишлак и вступила в бой с немалыми силами душманов. Установить связь с нашими не удалось, и советники приняли опрометчивое решение атаковать кишлак с запада и пробиваться на соединение с бронегруппой. То, что решение было оп­рометчивым, мы поняли лишь после того, как в возду­хе появились 4 наших вертолета и открыли огонь по банде в кишлаке, а заодно и по роте афганского ца­рандоя, солдаты которого мало чем отличались по одеж­де от душманов. Царандои под командованием советников успешно провели жестокий бой с душманами в киш­лаке, имея огневую поддержку нашей бронегруппы, которая не понимала, что за бой идет в кишлаке.

После уничтожения банды мы с советниками, по­гоняя впереди себя трех ишаков, груженных солдат­скими посылками, и подавая всевозможные, с нашей точки зрения, «мирные» сигналы, вышли на восточ­ную окраину и пошли к нашей бронегруппе. К счас­тью, наш маленький караван бронегруппа встретила мирно. По мнению Сергея Борисовича, советники и я отличались от трех остальных членов каравана только тем, что шли на двух ногах и были обвешаны оружи­ем, а не посылками.

После этого за время нашей, увы, непродолжитель­ной совместной службы все разговоры с майором Плешковым у меня начинались или заканчивались раз­бором моего участия в этом необычном рейде. Из них я узнал много полезного для дальнейшей-службы в Аф­ганистане и других последовавших затем экстремаль­ных ситуациях. В последующем Сергей Борисович «бла­гословил» меня на самостоятельное командование бро-негруппами в рейдах. И тот факт, что в этих броне-группах не было ни одной безвозвратной потери на­ших офицеров, прапорщиков и солдат - его немалая заслуга.

Образцом в вопросах изучения и знания обстанов­ки в зоне ответственности ММГ для меня был замес­титель начальника полевой оперативной группы по разведке подполковник М. Мустафин. В беседах с ним, некотором участии в его работе я начал понимать, что такое геополитика трех миров, разных государств на небольшом клочке земли, именуемом «зеленкой» или Имам-Сахибским улусвольством Кундузской провин­ции. И эти знания не могут быть исчерпывающими, в чем я убедился, когда, оставшись за начальника ММГ, докладывал генерал-полковнику И. Вертелко и гене­рал-лейтенанту И. Коробейникову в присутствии на­чальника Пянджского погранотряда подполковника И. Харковчука об обстановке в зоне ответственности. Своими короткими и емкими замечаниями и дополне­ниями Игорь Афанасьевич позволил мне по-другому увидеть место ММГ в системе охраны и обороны гра­ницы погранотрядом. Надо сказать, что для нас, офи­церов мотомангруппы, подполковник И. Харковчук по всем вопросам жизни и службы был истиной в конеч­ной инстанции не только в силу своего служебного по­ложения, а прежде всего по личным качествам. Мы все­гда знали, что, не найдя поддержки или понимания в решении вопросов в отделах и службах отряда, доста­точно задать вопрос командиру, и он тут же будет ре­шен в интересах и с пользой для всей ММГ или конк­ретного человека. И не важно, в чьем ведении находи­лось решение этого вопроса: то ли тыла, то ли поли­тотдела. Тогда это мне казалось естественным. Лишь через годы, сам пройдя различные должности, я начал по­нимать, что такое умение не всем дано, и такой авто­ритет к должности командира не прилагается...

У начальника отряда были и хорошие помощники. Много добрых слов можно сказать о заместителе на­чальника оперативной группы отряда, а затем ее на­чальнике и заместителе начальника отряда подполков­нике П. Перепаде, заместителе начальника тыла майо­ре В. Аверине, заместителе начальника политотдела майоре В. Абрамове, заместителях начальника ММГ А. Кулике, С. Гугленко.

С полковником Перепадой судьба меня свела и в период обострения обстановки в Азербайджане (нача­ло 90-х годов), где он был начальником ОБО «Баку». Он быстро заработал высокий авторитет у подчинен­ных и сделал многое для сохранения их жизней.

От «афганцев» часто приходится слышать о том, что на той войне они были счастливы. Для людей несведу­щих эти слова звучат просто дико и рождают массу кривотолков о том, что у нас проявился звериный ин­стинкт и стремление убивать. Несмотря на это далеко не редко высказываемое мнение, вспоминая афганский период своей жизни и службы, я тоже с уверенностью могу сказать, что среди своих товарищей, в каких бы ситуациях мы не оказывались, я был счастлив. Даже более чем через 10 лет по-другому нельзя назвать про­явленные моими товарищами, от солдата до команди­ра, в самом высоком смысле дружбу, взаимопонима­ние, взаимоподдержку, готовность рисковать, порою безумно, своей жизнью ради товарищей. Проявление этих качеств было присуще всему без исключения лич­ному составу ММГ.

За многие месяцы службы в Афганистане я не по­мню ни одного случая неправомерного отказа своих подчиненных от выполнения самых сложных и опас­ных задач. А проявленная при этом инициатива во имя спасения жизней своих товарищей, или хотя бы умень­шения угрозы им, сделала героизм обычным явлени­ем, за который мы даже не утруждали себя благодар­ностью.

Не забываются ситуации боев, когда экипажи БТР и БМП под командованием офицеров М. Милицы, В. Гайвоненко, И. Зеленского, М. Каменского, С. Доро­шенко, В. Тарасова, В. Калетина, прапорщиков В. Хлуд, М. Горнушенко, сержантов А. Косоговского, А. Чухунова, П. Корчагина, С. Бузак, С. Севастьянова, А. Дюндикова совершали просто невозможное, переламывая ход боя в нашу пользу. Выжимали из техники больше, чем предусмотрено конструкторами, механики-води­тели О. Павлов, М. Васильев, В. Выборных, В. Светлич­ный, О. Бондарев, И. Асанов. Именно благодаря им и многим другим сослуживцам немалый период жизни можно назвать счастливым. О каждом из них можно написать если не роман, то повесть со словами благо­дарности за то, что выжил сам и смог сохранить жиз­ни других.

У каждого из них был свой заслуженный авторитет в ММГ. Никто из нас не удивился, когда заместителем партгруппорга заставы партгруппа избрала сержанта срочной службы Александра Косоговского. И настой­чивые возражения политотдела отряда с «вескими» аргументами («не положено избирать на такую долж­ность сержанта срочной службы...», «не принято...», «так не бывает...») были спокойно проигнорированы в мотомангруппе. И на этой должности он оказался един­ственным в округе. У нас личные качества Александ­ра, его авторитет не вызывали сомнений. В последую­щем благодаря ему у нас появилось много дополни­тельных поводов гордиться своей ММ Г. Во время рей­дов я всегда был уверен в том, что экипаж и десант, которыми командовал Александр, - одни из самых крепких в бронегруппе.

Старший лейтенант М. Милица, командовавший го­ловной походной заставой во время рейда по практи­чески непроходимой для бронетехники местности, в боях в течение нескольких дней своими действиями и решениями не только обеспечил выполнение постав­ленной задачи, но и фактически спас бронегруппу от разгрома. Зная, что представление на звание Героя Со­ветского Союза по ряду причин не «пройдет», мы пред­ставили его к ордену Красного Знамени.

Во время боев за город Кундуз район обороны ММГ душманы хорошо пристреляли тяжелым оружием. За день в опорном пункте и вблизи от него разорвалось более 80 мин и снарядов, в том числе реактивных. Воз­никла большая угроза жизням личного состава. Для ус­тановления огневых точек противника и корректиров­ки нашего огня пришлось выслать артиллерийскую раз­ведку под командованием старшего лейтенанта Викто­ра Гайвоненко. Им нужно было выйти практически на открытую местность и войти в прямое соприкоснове­ние с противником. После отдачи приказа я не то при­казал, не то попросил: «Вернись живым и людей со­храни!». И в ответ услышал: «По-другому не умеем...». И задачу свою они выполнили блестяще, благодаря чему мы получили длительную передышку.

Особым уважением у нас и афганцев пользовался врач ММГ старший лейтенант Б. Тарбаев. Трудно ска­зать, сколько искалеченных, изувеченных тел прошло через его руки, и сколько жизней он спас порою в безнадежных случаях. Если Баясхолан был в составе бронегруппы, отношение к нам афганцев значительно улучшалось. И с раннего утра до позднего вечера люди шли к нему за помощью, свято веря в его способности. Мы использовали это для получения от афганцев не­обходимой нам информации об обстановке в зоне от­ветственности, местах расположения банд и их пла­нах, местах, где спрятано оружие и боеприпасы.

Во время рейдов доктор всегда находился на КП бронегруппы, куда свозили и сносили всех больных и раненых. Это позволило мне наблюдать за его работой и сделать много фотоснимков. В ходе наиболее тяжелых боев КП превращался в полевой госпиталь, где впере­мешку лежали, стонали и кричали от боли афганские солдаты, дехкане и душманы, реже наши солдаты. Си­туация далеко не для слабонервных... Но с другой сто­роны, это не позволяло ни на секунду забыть об ог­ромной ответственности за жизни своих подчиненных, цене, которую можно заплатить за свои непродуман­ные команды. Трудно забыть то чувство командирского удовлетворения на грани нервного срыва, которое ис­пытываешь после боя, когда в полевой «операцион­ной» и «реанимационной» доктора Тарбаева не ока­жется ни одного твоего подчиненного.

За своей работой доктор никак не реагировал на близкий бой. Хорошо помню удивление на его лице, когда он рассматривал тазик, находившийся рядом с ним и после разрыва снаряда РПГ превратившийся в сито. Казалось, Баясхолан не мог понять, как это мог­ло получиться и чем этот тазик можно заменить, при этом совершенно не задумываясь о том, что и его чуть не постигла такая же участь.

Судьба распорядилась так, что обновленный состав своей ММГ я встретил на участке Нахичеванского погранотряда в Азербайджане. Еще не встретившись с людьми, я с уверенностью предлагал старшему опера­тивной группы округа, тогда еще полковнику П. Тарасенко использовать личный состав ММГ на самых слож­ных участках, будучи уверенным в том, что люди в коллективе могут меняться быстро, а традиции живут долго. И не ошибся. Личный состав ММГ нас не под­вел.

Все бывшие сослуживцы, с которыми пришлось встретиться по прошествии многих лет, своей жизнью, работой и службой подтвердили свою верность тем тра­дициям, которые у нас сложились в ММГ, тому кол­лективному и личному счастью, которые мы благода­ря друг другу испытали и бережно храним в своих ду­шах и памяти.

Николай Скорынин впервые попал на территорию Афганистана в конце августа 1986 года в составе ма­невренной группы, сформированной на базе Панфи­ловского отряда Восточного пограничного округа. Вре­мени на адаптацию предоставлено не было: после не­продолжительной подготовки группу привлекли к уча­стию в операции по очистке местности от бандформи­рований. Впрочем, много времени для раскачки и не требовалось - и командный состав, и солдаты группы имели за плечами немалый опыт службы на границе, в условиях гористой местности, так что свои задачи зна­ли хорошо и были готовы выполнять их в любой, даже самой тяжелой обстановке.

Однако серьезных боевых действий во время опера­ции не произошло. После авиационного удара по позициям «духов», когда был достигнут эффект внезап­ности, банды, возглавляемые небезызвестным Наджмуддином - главарем Вардуджской группировки, по­неся серьезные потери, ушли из «обрабатываемого» рай­она.

Мангруппа, начальником штаба которой служил Николай Алексеевич, в ходе операции заняла район кишлака Акшир. До этого в тех местах стояли посты сарбозов или подразделений ХАДа, которые не отли­чались высоким боевым духом и даже, случалось, пе­реходили на сторону моджахедов. Поэтому решено было оставить в районе Акшира гарнизон советских погра­ничников с тем, чтобы он поставил более надежный заслон на пути бандформирований к советско-афган­ской границе, а также гарантировал безопасность про­водки колонн с грузами продовольствия, горючего и других необходимых материалов.

В Акшире капитан Скорынин пробыл недолго. Уже в январе 1987 года он был переведен на новую долж­ность - начальником гарнизона в Умоле. Назначение это было связано с событиями, для наших погранич­ников трагическими. 12 ноября 1986 года колонна, воз­вращавшаяся из Гарданы в Умоль, попала в засаду и понесла потери в людях и технике. Двое военнослужа­щих - сержант Казин и рядовой Иванов - погибли. Для недопущения в дальнейшем подобных случаев делались самые серьезные выводы, в том числе и сменен на­чальник гарнизона. Скорынин должен был исправить имевшиеся упущения и обеспечить безопасность про­водки колонн в этом районе.

Гарнизон, командовать которым прибыл Николай Алексеевич, располагался недалеко от дороги, связы­вавшей советский Ишкашим с афганским Файзабадом, которая как магнит притягивала к себе банды мятеж­ников, поэтому подчиненные Скорынина имели за плечами немалый опыт боевых действий, участвовали во многих операциях. Правда, с середины 1986 года, когда афганское руководство стало проводить полити­ку национального примирения, в этих местах устано­вилось относительное затишье - банды действовали менее активно, да и пограничники получили приказ стрелять только в случае непосредственного на них нападения.

Стабилизации обстановки способствовало и нала­живание взаимодействия между пограничниками и местными властями. Как начальник гарнизона майор Скорынин принимал в этом самое непосредственное участие. Окрестным дехканам постоянно оказывали медицинскую помощь, по мере сил помогали им про­довольствием. Одновременно происходило и мощное идеологическое воздействие. В расположении подраз­деления оборудовали «комнату советско-афганской дружбы», куда приглашали старейшин близлежащих кишлаков, объясняли им политику советского прави­тельства в Афганистане, убеждали в выгодах сотруд­ничества.

Последствия такой политики не заставили себя долго ждать. Местное население начало делать шаги по удер­жанию моджахедов от активных действий. Проходив­шие мимо расположения гарнизона по дороге Ишкашим-Файзабад афганцы зачастую сообщали погранич­никам важные сведения об обстановке на их пути - есть ли где банды, и что они намереваются делать. Все это здорово помогало нашим воинам в их нелегкой службе.

Хотя бандформирований в округе, несмотря на все усилия афганского руководства и советских войск, меньше не становилось, и их главарь, знаменитый Ахмадшах Масуд, был по-прежнему резко враждебен ка­бульскому режиму, боевые действия стали вестись зна­чительно реже. В памяти Николая Скорынина сохра­нился всего лишь один случай, когда расположение его гарнизона подверглось обстрелу. Произошло это аккурат 7 ноября 1987 года, в юбилей октябрьской ре­волюции, и, к счастью, обошлось без жертв. После от­ветных выстрелов пограничников огонь со стороны «духов» смолк и больше уже не возобновлялся.

И это характерная примета! Ведь сколько ни говори о политике примирения, но воплотить ее в жизнь можно лишь тогда, когда обладаешь достаточной силой для того, чтобы противник тебя побаивался и предпочи­тал не вступать в схватку. Поэтому боевую подготовку гарнизона необходимо было совершенствовать день ото дня, и Скорынин прилагал для этого все усилия. Осо­бое внимание уделялось планированию любой, даже самой незначительной, операции.

А их за два года его пребывания в Умоле было более чем достаточно. В силу местонахождения гарнизона глав­ной сферой его деятельности считалось сопровожде­ние колонн, перевозивших жизненно важные грузы во­инским частям, дислоцированным в Северо-Восточ­ном Афганистане. В 1987-1988 годах такие колонны шли через Умоль почти каждый день. Подчиненные майора Скорынина должны были обеспечить им защиту и бе­зопасное прохождение на заданном участке.

Эта задача требовала согласованных усилий многих людей. Напряженно работала разведка, выясняя, нет ли близ дороги сосредоточения боевиков, трудились технари, готовя машины к маршу, барражировали над трассой вертолеты, прикрывая колонну с воздуха... «Духи», видя готовность советских пограничников к любой неожиданности, не рисковали устраивать заса­ды. Хотя, «сюрпризы», конечно, случались. Не раз бди­тельные глаза наших воинов замечали установленные на дороге мины и фугасы. И здесь боевой опыт помо­гал - ни одна машина не подорвалась, все свои колон­ны Николай Скорынин провел без потерь.

Но не из одних боевых операций состояла служба в Афганистане. Была и обычная повседневная армейская работа. Постепенно обустраивали свой быт, оборудо­вали землянки, так что вскоре они стали не хуже квар­тир, установили телевизор, чтобы не чувствовать себя оторванными от мира, наладили почтовую связь с Ро­диной. Даже организовали свое подсобное хозяйство - завели свиней. В результате гарнизон в Умоле был при­знан одним из лучших в оперативно-войсковой группе Восточного погранокруга, а его начальник за достиг­нутые успехи награжден орденом Красной Звезды.

Впрочем, подполковник Скорынин видит в этом не столько свою заслугу, сколько своих сослуживцев. Как он считает, самое яркое впечатление, которое ос­талось у него от Афганистана, - это прежде всего люди, которые его окружали в гарнизоне и в управлении мо­томаневренной группы.

Особое отношение к службе проявилось уже в действиях солдат - срочников. Никакой расхлябанности, стремления уклониться от работы, наоборот, готов­ность в случае необходимости выполнить любое пору­чение, смекалка и инициатива. Если перед выходом колонны нужно было срочно ремонтировать машину, то водитель без всяких понуканий возился в моторе всю ночь, а утром садился за руль и обижался, если его хотели оставить в гарнизоне отдыхать. К молодым солдатам старослужащие относились просто с отечес­кой заботой и брали на себя самые сложные задачи, давая тем возможность втягиваться и постепенно при­выкать к новой обстановке.

В формировании таких отношений главная заслуга, конечно, принадлежит офицерскому коллективу. Во­обще, Николай Алексеевич заметил, что чем сложнее и напряженнее складывалась обстановка, чем больше риска для жизни, тем крепче и прочнее становилось их войсковое товарищество, тем ответственнее отноше­ние к службе. Каждый прикладывал к порученному делу все свое умение и старание, каждый стремился выпол­нить его наилучшим образом, благодаря чему потери в гарнизоне были минимальными.

Только лестные слова находятся у подполковника Скорынина в адрес его бывших замполитов - лейте­нанта Александра Комарова и сменившего его капита­на Игоря Авдеева. Это были воспитатели по призва­нию, которые всегда могли найти общий язык с под­чиненными, вдохновить на любые свершения. И воз­действовали они на солдат не только словом, но, чаще всего, личным примером, разделяя с ними даже са­мые неприятные и тяжелые работы. Другие офицеры гарнизона не менее достойны упоминания, да вот фа­милии их поистерлись в памяти, и только лица иногда встают перед глазами, тревожа душу воспоминаниями тех далеких лет...

С теплотой отзывается Николай Скорынин и о сво­их бывших начальниках, которые оказывали ему все­мерную помощь в решении поставленных перед гар­низоном задач. Начальник оперативно-войсковой груп­пы (ОВГ) подполковник Владимир Проничев (ныне генерал-полковник, заместитель директора ФСБ), на­чальник штаба ОВГ подполковник Александр Кошенков (сейчас генерал-майор, заместитель начальника ОВО ЮВРУ ФПС), начальник мотомангруппы под­полковник Александр Гусак и зампотех ММГ капитан Николай Дудариков - каждый из них делал все воз­можное на своем участке работы и добивался того же от подчиненных.

Почти два года командовал майор Скорынин гар­низоном в Умоле. Но дело шло к выводу советских войск из Афганистана, и в 1988 году он был переведен в Гульхану, в штаб ОВГ, где включился в подготовку наших гарнизонов к возвращению в Союз. Готовили технику, имущество, передавали построенные с таким трудом городки афганским властям. Но к чувству радости от скорой встречи с Родиной примешивалась горечь от осознания недовыполненного долга, не давали покоя грустные глаза афганских товарищей, вопрошавшие: «На кого вы нас оставляете?».

И действительно, время показало, что неокончен­ная война не только еще сильнее заполыхала на мно­гострадальной земле Афганистана, но и начала пере­ползать через нашу границу. Ишкашимский отряд, в котором продолжил службу Николай Алексеевич, слов­но и не уходил с войны. Непрерывный поток контра­банды, попытки проникновения боевиков на террито­рию Таджикистана, даже бомбежки Ишкашима (дваж­ды - в 1989 и 1990 годах - ошиблась афганская авиа­ция, сбросив бомбы не на бандгруппы, а на нашу тер­риторию) создавали впечатление того, что Афганис­тан не остался в прошлом, он здесь, рядом, сейчас.

Уже много лет, как Николай Алексеевич Скорынин уехал из Средней Азии. Остались позади голубые горы и жаркие пески, но до сих пор хранит он в ящике своего рабочего стола карту Афганистана, а вместе с ней - па­мять о тех событиях и о тех людях. Это нельзя забывать, считает он, нельзя потому, что примеры мужества, от­ваги, верности долгу, показанные нашими воинами в Афганистане, должны передаваться молодежи, которой предстоит защищать границы Родины. На этом стояли и будут стоять пограничные войска.

Олег МИХАЛЕВ.
«Всех поощрить, связистов не наказывать»

Полковник Макаров Юрий Петрович

БИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА

Полковник Макаров Юрий Петрович. Родился 7 но­ября 1951 г. в поселке Бодрый Среднеканского района Хабаровского края. В 1970 г. поступил в Багратионов­ское военно-техническое училище связи КГБ СССР, ко­торое окончил с красным дипломом в 1973 г. Офицерскую службу начал командиром ремонтно-строитель­ного взвода в Термезском погранотряде Среднеазиатс­кого пограничного округа.

В 1979-1983 гг. - учеба в Академии связи им. С.М. Буденного, по окончании которой вернулся в Сред­неазиатский пограничный округ офицером отдела связи штаба округа.

Первая командировка в Афганистан - в августе 1984 г. В боевых действиях на территории ДРА при­нимал участие до февраля 1989 г. В ЗРУ - с 1 июня 1995 г.

Награжден орденом «За службу Родине в Вооружен­ных Силах СССР» III степени, медалями «За боевые заслуги», «За отличие в охране Государственной грани­цы СССР», афганскими наградами.

- Начало любой боевой операции означало для меня переход на усиленный режим связи. Что это такое - поясню. В пять часов раздается команда: «Рота, подъем!». Доложили обстановку, наличие боеприпасов и - по­шла война. Отбой - в три часа. Через пару часов сна - опять: «Рота, подъем!». В таком ритме доводилось жить и двое, и трое, и четверо суток. Потом уже голова гу­дит, и скорость реакции замедляется. Но, как правило, к этому времени операция уже завершалась.

Героических подвигов нам, связистам, совершать не приходилось. Был будничный, пусть и опасный, труд на войне.

В 1985-86 гг. в Ашхабаде я был командиром баталь­она связи, в 1987 г. - старшим офицером группы в Душанбе. Но это было не суть важно - те мои должности мало кто знал и помнил. Зато мой позывной - «136-й» - знали все.

Крупных операций с привлечением армейских под­разделений, где принимал участие, было на моей па­мяти три. В 1983-м - Шуроабадская, на участке ответ­ственности Московского погранотряда, в декабре 1987-го - близ Меймене, на участке Керкинского погранотряда, и в мае 1988-го - Пянджская. Так вот, в каждой из них обеспечивать связью приходилось по­мимо командного пункта до 50 подразделений. Надо было никого не забыть, не упустить из виду. Поэтому главным моим «вспомогательным инструментом», ка­ким бы странным это ни показалось, была записная книжка. Всегда под рукой, она лежала в накладном кар­мане «афганки»; каждое распоряжение командира - «на карандаш». Затем довожу поставленную задачу до све­дения в пункт расположения определенной группы.

Техники у нас было много. Тут надо отдать должное

- в техническом отношении мы были обеспечены, как говорится, «от и до». Но зато уж если во время боя происходила смена КП - только и успевай работать! Перебазировать приходилось около восьмисот кило­граммов нашего оборудования. А его - и погрузить, и выгрузить надо, да еще в самые сжатые, минимальные сроки. В случае, если КП переносили на 800-1000 мет­ров, аппаратуру грузили на ишаков и перевозили на «местной тягловой силе». Как тут не назовешь войну тяжелой изнурительной работой!

У нас, как у медиков: если нет особых дел (то есть четко функционирует уже отлаженная система, за хо­дом действия которой просто следишь) - все спокойно. Но как только возникает экстраординарная ситуация, которая прибавляет работы, - это ощущают на себе все.

Конечно, не дай Бог, если где-то происходит срыв связи. Моментально из «тени командира» я превращаюсь чуть ли не в самую заметную фигуру. Оно и понят­но: идет колонна БТРов, а связи с ней нет. Тут каждую минуту может произойти непредвиденное - будь то подрыв на мине или неожиданная стычка с «духами»,

- а на КП не владеют ситуацией. Спецбортом лечу туда и налаживаю связь. Хочу отметить, что по вине моего подразделения ни разу не было допущено ее срыва.

Бытует такая полушутливая поговорка: «Всех поощ­рить, связистов не наказывать». Мы волей-неволей все­гда на виду, потому что наша работа, извините за ка­ламбур, всегда «на слуху». А ведь многое в ней зависит не только от нас самих, но и, например, от погодных условий. Самое тяжелое время года в этом отношении

- осень. Короткие волны проходят плохо, а связь у нас, понятно, не кабельная. Крутились...

Еще одна постоянная трудность - зарядка и замена аккумуляторов. Приходилось все время держать на кон­троле, в какие подразделения и когда они были по­ставлены. Потому что если аккумулятор радиостанции садился, связь прерывалась тут же, на точку приходи­лось срочно лететь. Вот и старались вести учет так, что­бы упредить возникновение подобных ситуаций. Тем более, что ночью, как правило, не летали (за исклю­чением тех случаев, когда необходимо было вывезти тяжелораненых). Благо, что на моей памяти такое бы­вало не часто.

Кроме упомянутых уже крупных операций участво­вал не меньше, чем в 10-15 мелких, локальных. И са­мому стрелять доводилось, и под обстрелом «землю целовать» - что было, то было. Но зато ранений избе­жать удалось. Была только небольшая контузия. Удача улыбалась еще, наверное, и потому, что в отличие от армейцев, мы по большей части действовали метода­ми афганцев: работали мелкими группами, выходили после поступивших оперативных донесений на день-два, точно зная, где находятся душманы. Так удавалось избегать больших потерь. И пограничники никогда не оставляли своих - ни раненых, ни погибших, - уходя с поля боя.

Любой здравомыслящий командир перед боевой операцией обязательно проверял четыре вещи: бое­припасы, горючее, продовольствие и связь. С неисп­равной радиостанцией колонна из базы не выходила. И сейчас, не желая произносить прописные истины и де­журные фразы о том, что связь - это нерв войны, это жизнь в бою, и без связи войны не бывает, скажу напоследок о другом.

Сейчас, по прошествии многих лет, для меня, как человека военного, та война вспоминается не только своими тяготами. Они уходят на второй план. Теперь я думаю о ней, как о подарке судьбы, когда жизнь дала шанс испытать себя и на практике применить все то, чему меня учили. Мало того, война, я считаю, капи­тально прививает чувство ответственности. Потому что когда держишь в руках жизнь людей, это обязывает ко многому. И еще. Каждому, кто побывал там, в первую очередь вспоминаются, я думаю, наши взаимоотно­шения. Они обнаженные. Война «фильтровала» людей четко и быстро: весь мусор всплывал наверх, настоя­щие оставались. Сразу было видно, кто есть кто. До­стойно воевать удавалось не каждому.

Для меня и моих друзей-пограничников боевые дей­ствия не прекратились, что называется, с последним выстрелом, то есть сразу после официального объяв­ления об окончании войны. После вывода всех родов войск, даже когда пограничники покидали террито­рию Афганистана последними, нам, связистам, при­шлось остаться еще на пару месяцев. Затем около двух лет шло оформление документов на использованную там аппаратуру. И вот теперь, как видно, настало вре­мя вспомнить то, что не может забыться...

От этих командировок осталось множество впечат­лений: новая страна, восточные базары, кишлаки, женщины в паранджах... Девушку с открытым лицом я там видел всего один раз, и то она была в военной форме. Интересны были полеты. Я в деле увидел про­фессионализм наших военных летчиков. Местность-то горная.

В Андхое застава размещалась в крепости, обнесен­ной высоченным саманным забором. Раньше здесь на­ходился то ли дворец, то ли завод. Бытовые условия ребята улучшали своими силами, исходя из возможно­го.

За забором'днем протекала обычная жизнь. Каждый житель Андхоя со своими заботами, проблемами, раз­говорами далекими от войны. И никто не мог представить, что тот, которого ты видел днем абсолютно мирно настроенным, по ночам обстреливал заставу. А имен­но так и происходило.

Много добрых слов можно сказать в адрес моих подчиненных, которые долгие месяцы безвылазно на­ходились на заставе. В первую очередь это боевой стар­шина подразделения прапорщик Александр Крючек. Молодые офицеры перенимали у него опыт. Это также старший лейтенант Гаца, лейтенанты Сафонов, Жумик и многие другие...

Неординарный случай произошел в Андхое с моим приятелем - старшим лейтенантом Андреем Макаро­вым. Нередко по ночам для освещения местности сол­даты стреляли из ракетниц. Во время одной из таких стрельб ракета случайно упала на пшеничное поле, которое вскоре заполыхало. Было принято решение остановить движение огня. Андрей с солдатами побе­жал тушить начавшийся было пожар. Из кишлака по­выбегали люди. А кишлак-то душманский. Оттуда все­гда постреливали, а тут такой случай, думали, сейчас начнется. Но, слава Богу, все обошлось. Горящую пше­ницу ребята затушили, зеваки разошлись...

В последний раз я летал в Афганистан перед самым выводом, затем встречал нашу возвращавшуюся ко­лонну уже в Союзе.
Полковник запаса Шевелев Виктор Михайлович

Я был мушавером