интенсивностью. Вероятно, есть непонятная и неизученная нами закономерность. Следует более
тщательно работать с представлениями пастушеских народов о числе 9/тошз/и 7/жет1 ата/и
254
наступает в VII-V вв. до н.э., т.е. в середине I тыс. до н.э., когда скифы в Европе, а саки
в Азии принялись за перекраивание политической картины мира. В начале
киммерийцы, а вслед за ними сако-массагетские племена, вторгаясь в Египет,
Ассирию, Индию, Китай и Иран, вдохнули жизненные силы в древние цивилизации. В
историческом обзоре мы несколько затрагивали события этого периода, отмеченного
продвижениями многих групп кочевого населения. Происходит возрождение ряда
восточных регионов. Великий Кир - сын пастуха, поднимает Ахеменидский Иран. В
свою очередь под сильнейшим влиянием скифов происходит возрождение Древней
Греции, где в борьбе полисов победителями вышли македонские цари. Мы наблюдаем
за столкновением двух сверхдержав: Персии и Греции. По сути, вновь на территории
Передней Азии встретились потомки ранних кочевников Великой Евразийской степи.
Одни из них шли через Среднюю Азию и далее Иранское нагорье, другие через
Северное Причерноморье в Балканы. Впрочем, немаловажную роль в контактах
степных пастушеских племен Западной и Передней Азии играли так называемые
Каспийские ворота /Дербент/. Скифо-саки оказали мощное влияние как на Запад, так и
на Восток в силу массовости и перманентности движения. Слабо заметные в степных
просторах Центральной Азии импульсы постепенно набирали силу и инерцию.
Первоначальным очагом скифской триады и, прежде всего, звериного стиля стала
глубинная территория, совпадающая с современными границами Центрального
Казахстана /зона распространения памятников тасмолинской культуры «курганы с
усами»/. Наиболее чистыми носителями ранней скифской культуры, вероятно, можно
считать аргиппеев, иссе-донов и массагетов /основное ядро/. На втором этапе
произошла кристаллизация нескольких ареалов /очагов/ скифо-сакской
т.д. «Турттен тотз атаю шешн хандъиым узитей келдг деп кшт те тогыз, осы то1ыз-то!ыздан
бвпетутн жол-жоба сол Уыз ханнан калюн», - пишет знаток шежире М. -Ж. Копеев /141.- С. 13/.
Есть смысл вникнуть в содержание казахской поговорки: «Елу жылда ел жат, жуз жылда -казан».
255
культуры по всей периферии Великого степного пояса: Сибир-ско-Алтайская, Северо-
Причерноморская, Семиреченская, Нижнесырдарьинская /Тагискен/ и др. Таким
образом, вторжению скифов в Восточные цивилизации предшествовала определенная
подготовка и перестройка самого кочевого общества.
Как объяснить упадок могущества скифов /и их современников/ в ходе
многочисленных завоевательных походов Старого Света?
Однозначно они связаны с потерей скифами своих первоначальных качеств и
ассимиляции в оседлой среде: отчуждение власти от общества, ослабление принципов
самоорганизации общества, стремление к роскоши и деградация в чуждой городской
культуре. Этот контраст, присутствующий в сравнении двух культур, не раз
подчеркивался в древнегреческой публицистике. Лукиан устами скифского мудреца
Токсарида в полемике о человеческих доблестях с греком Мнесиппом говорит
следующее:«... дела эллинской дружбы по сравнению со скифскими - детская забава.
Впрочем, наши чувства имеют разумное основание, и вполне естественно, что вы
восхваляете незначительные деяния: ведь у Вас, живущих в глубоком мире, не может
быть выдающихся своей необычайностью случаев высказать дружбу. Так и во время
затишья не узнаешь, хорош ли кормчий: для этого нужна буря. У нас же непрерывные
войны: мы или сами нападаем на других, или обороняемся от набега, участвуем в
схватках из-за пастбищ и сражаемся из-за добычи... Вот при каких условиях мы
заключаем самую надежную дружбу, считая ее одну непобедимым и непреодолимым»
/161. - С.352/.Ибн-Халдун, рассуждая о принципах устроения общества, кризис
цивилизации напрямую связывал с ростом и усложнением городской жизни. В этом
аргументе, столь присущем государствам, создаваемым пастушеской элитой на
Востоке, есть рациональное зерно, объясняющее упадок правящих имперских
династий: «Оседлая городская жизнь ведет к принятию разнообразных прихотей,
культивированию соответствующих предметов, - пишет Ибн-Халдун. - Прису-
256
щее городской жизни стремление к роскоши подрывает устои хозяйственной
деятельности и социального устроения. Как результат усердных, а подчас
мучительных попыток удовлетворить потребности, вывзванные такими прихотями,
возрастают аморальность, злоупотребление, лицемерие, обман». /110. -С. 192/.
Город в описаниях казахских источников изобилует всякого рода низкими людьми
с порочными наклонностями. Уловки и обман - характерные черты для городского
жителя, и все это в совокупности определяет кратковременность правления степ-
ных правителей в завоеванных странах. Отсутствие иммунитета перед
многочисленными соблазнами, отрыв от степных традиций и родовой среды делает
их уязвимыми перед любой опасностью. «Крла болдьщ мола болдыц» - так
однозначно оценивали в прошлом это состояние кочевники.
На первый взгляд, в начале нашей эры и в последующие эпохи сохраняется также
характерное для древности мощное структурообразующее влияние степных
народов на оседлый мир Востока и Запада. При этом, масштаб охватывает даже
более значительный радиус пространства. Одряхлевший Восточно-Западный мир
рушится на части под ударами конницы гуннов: на Востоке Китайская империя
подписывает «договор о мире и родстве», что означает настоящее подданство, на
Западе падает Римская империя. На юге гунны-эфталиты ставят на колени
Сасанидскую державу. В ходе этого масштабного взрыва значительное количество
степных пассионаров кочевников выбрасываются в эти регионы.
Но в этом процессе есть несколько своеобразных черт. Во-первых, фактор
неожиданности. «Невиданный дотоле род людей, поднявшийся как снег из
укромного угла, потрясает и уничтожает все», - пишет о гуннах римский историк
IV в. Аммиан Марцеллин. Во-вторых, в ходе этого движения Запад и Восток
впервые столкунулись с мощным натиском монголоидной расы. Тот же Марцеллин
в своем описании особо подчеркивает отличия в антропологии: «члены тела у них
мускулистые и креп-
257
кие. Шеи толстые, чудовищный и страшный вид...» /114. -С. 120/. В гуннскую
эпоху, безусловно, имеет место сильный сдвиг в сторону усиления монголоидности
у местного населения Казахстана. В целом, в рассматриваемое время сложилась
европеоидно-монголоидная физическая основа современной тураноидной расы.
Самая главная особенность, на наш взгляд, состоит в том, что центр активности в
это время перемещается на восточные окраины степи. Вероятно, этот процесс
связан с усилением перехода к кочевничеству охотничьих племен. Иордан, исходя
из легендарных сведений, рассказывает о первых столкновениях готов /он называет
их скифским племенем/ с гуннами, относит последних к охотничьим: «Охотники из
этого племени, выискивая однажды, как обычно, дичь на берегу внутренней
Мэотиды, заметили, что вдруг перед ними появился олень, вошел в озеро и, ступая
вперед, то приостанавливаясь, представлялся указывающим путь. Последовав за
ним, охотники пешим ходом перешли Мэотийское озеро... показалась скифская
земля» /113. - С. 190/. Приск, будучи в составе римской делегации,
направляющейся в ставку Аттилы, также пишет о том, что гунны не знали
«никакого другого дела, кроме охоты, если не считать того, что они увеличившись
до размера племени стали тревожить покой соседних племен коварством и грабе-
жами». Эти легендарные сведения относятся, конечно, не к началу нашей эры,
когда гунны и другие племена его круга уже перешли к кочевничеству. Парадокс
гуннских миграций состоит в том, что они впервые в истории Великой степи
сделали мощный бросок с восточных горных окраин Великой степи /Алтая и
Тарбагатая/ к Восточной Европе.
В исторической литературе это движение представляется несколько однобоко и
рассматривается чрезвычайно узко, как движение таборное, бессистемное, без
этно- и лингвистической общности. Одним словом, сброд «разноязыких и разноэт-
нических» племен. О государстве вообще не идет речь, поскольку движущаяся на
запад толпа племен и родов - неорганизо-
258
ванное сообщество, государство начиналось обычно на грани двух стадий кочевания,
т.е., на грани полукочевничества и полуоседлости. Кстати, наглядный пример такого
подхода демонстрирует С.А. Плетнева: «Что же касается хунну, то, лишенные земель,
они двинулись в далекий западный поход. Тысячи километров шли хунну по
сибирским и уральским степям сквозь земли угроязычных и тюркоязычных народов.
Этот поход занял у них более 200 лет. За время движения хуннская волна постоянно
пополнялась народами, побежденными и разоренными ими. И все они, естественно,
переходили к таборному кочеванию, военно-демократическому строю и все одинаково
участвовали в нашествии, медленно и неуклонно двигавшемуся на европейские степи»
/198. - С. 19/.
В Великом движении гуннов, по всей видимости, необходимо вычленить три этапа. О
первом этапе нам уже приходилось говорить, он связан с восточными окраинами
Великой степи, где сформировались основные этнокультурные параметры гуннского
сообщества, и там же произошло формирование мощной политической системы, в
борьбе как против соседних народов, так и против Китая. Во втором этапе, мы видим
гуннские племена уже в степях Центрального Казахстана и на территории Средней
Азии /вслед за юечжами/. Вероятно, продвижение гуннских племен было массовым и
основательным. Об этом свидетельствуют как появление культовых памятников в
направлении Восток - Запад, так и перемещения доминирующих родов*.
Следовательно, после многих лет борьбы степных племён на Востоке, на территории
Сары Арка происходит крисстали-зация и концентрация, позволившая им накопить
силы для за-
Достарыңызбен бөлісу: |