Лекции о трех познаниях: любопытном, приятном и полезном

Лекция I-я,

25-го августа [1782 года].
Совершенствование двух высоких чувств – зрения т.е. и слышания есть предмет эстетики и всех изящных наук.

В сих переходит природа из материального в духовный мир.

Как тело питается материею Света или Светом природы, а грубое извергает: так наш дух питается познаниями, и, извлекая из них Свет, прочее забывает или извергает, однако оставляет всеспособность, или живое познание, из исторических извлеченное; и кто сих познаний хочет, тот должен примечать природу.

Emer vir in des das srose – Шауш Пиль Вюркен де Крефте индер намур синент анзен десто венигер кенен вир уман ибер аль Энлихкайт ин унс цу филь, алес мит унзерер енфиндунг цубелер.

Чем мы более о природе размышляя, видим великое множество зрелищ действующих сил, тем менее не в состоянии пропускать без замечания подобие с ними и всеми нашими чувствованиями оживлять.
Лекция II-я,

1-го сентября.

Основание природы суть законы чувственности или чувственного действия.

Стройным одни называли то, что в нас приятное производит сотрясение.

Естли мы видим россиянку красавицу, [то] чувствуем ее красоту. Но араб смотрит на нее с омерзением, также как европеец на арабскую красавицу.

Стройность рассматриваем двояко, или в наших чувствах, или вне их.

Для представления вещей вне нас имеем нервы и чувства. Sensus communis: общий смысл, т.е. чувство души, по коему без дальнего разыскания, без силлогизмов, чувствуем красоту вещи.

Люди, кои остаются при общем сем смысле, более близки к истине. Они делают себе общим смыслом круг, но другие, выходя из круга, хотя и верный начертывают радиус, однако соравнять его с другими радиусами не могут.

Истины изобрести нельзя, она от вечности с Творцом существует; и те люди, кои ее находят, уже не новою, но древнею.

Понятие, например, о бессмертии души, наказание и награждение по смерти, прежде пришествия Христова, было скрытое; хотя и тогда некие, как Сократ, выходя из своего круга, о сем догадывались.

Все умозрительные истины должно соглашать с sensus communis, так как с оселком и ее испытывать.

Чувство, кое дает понятие о стройности, есть вкус; стройность в себе, стройность в природе.

Но сей вкус не столь легко как истинное определяется. Вкусу мы научаемся чрез многие опыты. Счастливы бы были люди, когда б они, прежде всего, учились вкусу; ибо в сильных страстях совесть, хотя молчит, вкус говорит. Вкус есть внутреннее чувствование души, которым она без умствования, единственными чувственными приятностями судит о стройности, где она есть.

5-го сентября.

Физические, так как и духовные упражнения, от опытов укрепляются.

Общий смысл, совесть и вкус суть непосредственные чувства.

По метафизике человек разделяется на тело и душу.

Душа: ум, воля. Ум: разум, воображение, память.

К памяти – исторические науки; к разуму – философия.

К воображению – изящные науки.
Наше разделение:
Волю не делить с разумом, ибо она есть результат внутреннего человека.

Как средоточие в круге, так инстинкт в человеке, естли все радиусы прямы, то и инстинкт верен, но когда радиусы кривы, то и инстинкт не верен.

Внутренние чувства имеют сообщение с воображением.

совесть

I-е.

Что все то, что мы получили откровением в своем времени, могли мы получить своим разумом, но гораздо позднее.

Читайте токование о Троице всех соборов, и читайте герметические наставления, сколь те непонятны и сколь в природе доказательны вторые. Но когда чрез математику докажешь Троицу в Единице и чрез физику, то в понятии о духовном становится вразумительнее.

Многие догматические истины сердцем понимаются, а уму непонятны; но со временем будут уму быть понятны, то откровение ускоряет приносить Свет.

Воспитание школьное скорее токмо доводит до познания, но не учившийся в школах, хотя трудными путями, однако, наконец, достигает до тех же познаний. Хотя не в таком порядке и медленнее.

Откровение человеческому уму то, что маяки и Фарос мореходам.

Так, как Христос доказывал жидам бессмертие души, что Бог говорит: «Я Бог Авраама, Исаака, Иакова, и несть Бог мертвых, но Бог живых»⁶⁹; сим доказательством грубых уверял о истине бессмертия; ибо в Моисее сие находилось писано яко маяк, путь светящий, а прочее все обещано наградою в сей жизни, но сие есть, как бы сказать, брошенное понятие о бессмертии.

Однако всякое откровение в будущее время делается умопостижной истиной.

Итак, все будет постижимо уму.

Сам себе оставленный разум нашел бы на своей дороге, наконец, то, что откровение прежде сообщает. И так, как ясную уму истину.

К сему идет сей стих Св[ященного] Писания: «Будет время, когда познают все, что Я есмь Бог. И будет едино стадо и един Пастырь. И егда покорит Ему всяческая»⁷⁰ и пр.
II-е.

Сентября 20-го.

1) Мы в некоторых местах называемся достойными, то положено изъяснить и изыскать в чем состоит достоинство; дабы те, кои не имеют о сем познания, восчувствовали свой размер, и трутни не утесняли бы работающих напрасным и завидливым своим состоянием. 2) Достоинство человека состоит в деятельности, проистекающей из добровольного и свободного намерения и из благожелательства к человечеству, дабы другим настоящую приносить пользу.

Три главн[ые] понят[ия].

Достоинство требует заслуг, произведенных деятельностию свободною.

Положено показать различие сие к пользе относящееся деятельности.

Состоит она в великости духа, твердости души и благожелательстве.

Великость духа состоит в уме обвидящем и все скоропроницающем, делающем изобретения и причины из причин извлекающего.

Твердость души в воле есть постоянство в намерении, например: как Колумб, не взирая на презрение, работавший в открытии новой части мира. Или труды ученого мужа, оставившего все для просвещения рода человеческого.

Покажется различие заслуг, яко-то:

Завоевателей, воинов, светильников человечества, великих мужей, художников приватных, которые суть тоже, что бури и громы в телесном мире, производящиеся для чищения воздуха. Они велики, но не добры; ибо бывают гонимы страстями. Разделяются на высокие, великие, приятные и просто на заслуги.

III-е.
Ученый может быть великим антиквариусом, но не иметь живых познаний.

В сем самой простой крестьянин может преимуществовать.

Исторические познания суть чужие и с ними вступают часто в заблуждения и нелепости.

Одни живут или поселяются в мозгу, а другие сами рождаются в сердце, и есть свои, а те чужие.

Человека можно назвать магнитом трояким, как его приготовляют, так он и бывает, когда трогает его магия сего мира, то он миролюбец, когда духовным пленяют, то он из умственного мира влечется, и пр.

Когда бы ясное имели зрение, то видели бы, как сие в элементах действуется.

Суть третьи, у коих сердце так уготовано, что оно божественные имеет влияния, сие любовию чинится и рождает веру, коею то познается, что другим неизвестно.

Есть люди, кои снаружи омывают сердце, но тронь его, увидишь его зловоние: и сие не имеет божественных влияний.

Разум есть двоякий: физический, или скотский, и духовный; одним видим наружность, другим –внутренность. Потому-то мы не видим той соли Света, которая все сохраняет; не видим того, что живет в наших костях.

Представляю: что Высочайший хотел сделать творения Свои счастливыми, сделать их или к сему способными, или чрез рассмотрение и искушение зла, или неограниченными, чего кроме Бога никто не может иметь.

Другие духи, яко и элементы, действуют несвободно, но человек одарен свободою.

Бог Себе подобных не сотворил, сотворил ограниченных, ограниченные подвержены ошибкам; то сим дал нам способы исследовать зло. Мы в таком мире, который есть искушение, когда мы возненавидим здесь зло и прилепимся ко благу. Могли бы мы много веков жить, но сластолюбием сие теряем. Увидя свое зло и окружающее, прибегаем к Благому Существу и просвещаемся.

Первый источник всех заблуждений, что люди не имеют живых познаний, а в исторических видят токмо наружность и не видят сцепления всего.

Живое познание, так как вестин огнь, естли его питают, всегда живет, а пища его есть любовь. Помолимся о ней!

Советуется три хотя года исследовать слепым повиновением и исполнением христианский закон; тогда увидим истину. А теперь можем ли рассуждать о законах Превечного? Может ли сибирский крестьянин рассуждать о законах премудрого государя?

Можем ли в мерзкий сосуд вливать истину чистейшую!

О всем самому надобно рассуждать, а не от других двигаться. Что можем ожидать по смерти кроме вечного заблуждения, когда здесь ничего не приобрели?

Когда проповедующий мерзок, то как тронутым быть слушателям; естли б Павел и ныне проповедовал, увидели б и ныне тысячи верующих.

Всякая поспешность от диавола внушается.

Когда мы ложное или обман в первых его шагах обличаем, то он сам исчезнет.

3 главные эпохи:

1. Принятие Европою римских прав. 2. Принятие христианского закона. 3. Глав[ные] крестовые походы; тогда начало имели рыцарские ордена и духовные ордена пропо[ведовали] Еванг[елие].

1-я наука есть химия. Без коей ничего не имели мы: она есть мать всех наук.

Из нее металлургия, фармацевтика и пр. соединения и разрушения тел.

[2.] Изобретение языка, письмен, и все его науки, наука иероглиф[ов].

Употребление огня возвысило нас над скотами.

Употребление письмен сделало чувствования наши общими, изъяснительными.

3. Агрикультура дщерь химии.

[4.] Она без астрономии быть не может: ибо неизвестны будут времена сева.

От сих 4-х происходят общественные и все прочие науки.

5. Геометрия, религия и градоправление.

V-е.
Зачат разговор при чтении Гельвеция: сказано было, что он употребляет слово Еспри⁷¹ за ум и за дух, где ясно видно противоречие, что языки, в том числе и российский, не имеют многих философических терминов, которые может ввести во употребление такой, кто бы имел довольную славу; чрез, чтобы проистекла польза.

То по сим 3-м делаются три различные чувства:

1. стихийное;

2. метафизическое;

3. богословское.

Мы показали, что по сим силам различные суть свойства человеческие.

Древние имели две дороги, т.е. созерцание и умозрение.

1) Есть исследование всего: алхимия, астрономия; и во всех науках есть скорлупа и ядро, то спекулацио есть то, чтоб сыскать опытами, так сказать, ядро.

Спекуляция – наука трудная, надобно в ней наблюдать, чтоб чувства были не расстроены: чего для и заставляли они, прежде всего, молчать и в тишине размышлять, вести строгую жизнь. Ибо все то, что из пиянства страстей происходит, сему противно.

Чего для они все представляли им иероглифами, наприм[ер]: творение кубом, дабы шесть пирамид в нем и седьмой пункт для сего изъяснения употребить.

Во втором же, или умопарении, возвышаемся мы от видимого к Высочайшему Существу.

Надобно примечать, различия в 3-х сих человеках происходят.

Мы в последней лекции показывали, что есть три рода людей:

1) Чувственные.

2) Ученые.

3) Коими Бог являет милосердие Свое, то есть набожные, усердием к Богу исполненные, молитвенные.

Астральный в мозгу.

Совестный в сердце.

Чувственный в чреве и ниже.

Все Гельвециевы книги на одном основании.

Он хочет, чтоб человек был яко машина, сделанная от природы.

Однако мы примечаем, что в сей машине есть то, что совсем к ней не относится, то есть: сердечные чувства, совесть, любовь и пр.

Гельвеций для того играет словами, не бывши в состоянии сего опровергнуть, но хитро заводит в обман.

Он полагает человека, так как клавесин, чувства его – как клавиши; главные понятия от чувств – струны. Их он называет услаждением и болезнью (страданием), говоря: что все от сего происходит, а потому Еспри и ум от них выводит; страсти же называет звуком, говоря: что в нас внутреннего побуждения нет. Ум, говорит, не что иное, как результат; наружные чувства ваши как клавиши; внутренние лежат в соках и ударениями первых производят во вторых звук и память; нестройность и стройность есть его страсти.

Говоря, что в человеке невоспитанном нет совести, а она делается от воспитания. Доказывая, что нет в нас ни разума, ни воли, и говорит, что мы машины, кои природа заводит.

Следовательно, ни религия, ни нравоучение не исправляют, а мудрое правительство.

Когда б он прямо изъяснился, что нет ума и совести, то б всяк его не принял; но он хитро заводит в обман, играя словами.

Говорят, принимают Еспри в двух смыслах: 1) как действие способности мыслить; и в сем случае он есть собрание всех наших понятий; а другие-де принимают его за самую способность мыслить. Причины сего суть две: 1) физическая чувствительность; 2) память. Так посему и обольщаем тонким и диавольским доказательством, что мы едиными наружностями действуем, а внутреннего не имеем.

Видим мы человека, который дает у себя отрубить руку, то тут уже не действует приятность наружности, а внутренняя сила.

Суть народы совсем от Бога проклятые, кои не могут бескорыстного представлять действия, чая, что все сим побуждаемо. Потому прощать можно Гельвеция, он жил в испорченном народе.

Можно об них по нашему разделению сказать, что сии народы есть стихийной жизни сластолюбцы.

Бездельники узнаются при трусости.

Честные при робости и стыдливости.

Следовали примеры.

Сии последние, страх Божий и стыдливость имея, удерживаются Божиею помощию от мерзких искушений мира и диавола. (Люди совестные).

Добрый человек, о коем говорено, есть для злых сатира: они суть светила, что светят миру. (Люди ментальные).

Астральные суть тираны рода человеческого, они суть общие ученые, герои, одаренные умом и силою.

3-и суть стихийные, кои обжираются и пр.

В началах своих строгий христианин и вольтерист суть равны, но в последствиях разнятся и отдаляются.

Главная пружина человека есть стремление к совершенству, искание благополучия и высшего блага.

Ее вселил в нас Создатель.

В чем же состоит оно?

Стоики полагали его в добродетели для того, что она есть величайшее совершенство духа.

Эпикурейцы полагали в услаждении, а добродетель почитали средством к сему. Здесь не поймешь разности; однако в конце есть разность; ибо один делается святым, другой умирает в мерзком сладострастии.

Чтоб показать различие, надобно сие знать, одни ли мы физические или другие твари? Телесны или духовны.

Наш плотский человек, относительно к будущему человеку то, что утроба женской беременности к ее чреву.

Начало человека есть так, как малое число слюни, но в сей слюне лежал Александр, Павел и Петр Великий.

Сия слюна химически приготовлялась, питаясь огнем в созданном от Творца влагалище, и бережена от всех элементов, готовится к сражению с элементами.

Стоики говорили: что мы еще не совсем родились и теперь вторично находимся во чреве.

Они доказывали примером, что истечение составляет растение, и оно приносит шипок, цвет и потом плод.

И эпикурейцы все к здешней жизни так относили. И что бессмертный наш двигатель по смерти, возвратясь к своему началу тел, тем будет, что оно было. Всемилосердное Существо, желая уделить Своего блага прочим тварям, сделало стечение элементов, дабы насладиться.

Стоики говорили, что тело есть скорлупа и хранитель вечного духа, который падши, заперт в сии узы. И живет здесь для воспитания нашего духа. И все, что ему вредно, от того убегает, хотя жгут его; Я счастлив, что от него освобождается. А хранение моего тела есть добро, сохранение моего духа есть мой предмет.

Будет говорить, чем воли исправлением или просвещением разума.
VIII-е.
Упражняющемуся в рассматривании философической истории открывается, что перенесенные из Египта в Грецию науки в продолжение времен произвели разные системы, и по именам учителей, преподававших оные, составили особые школы. При первом взгляде встречается также великая в них разность; однако по искусном рассуждении всех сих разномыслий усматриваются между ими два токмо толка, о коих основательно можно сказать, что одно из них все вообще стоики, другие эпикурейцы; и то же самое, что ныне верующие и вольнодумцы.

Обе сии секты в начале своем происходят от одного предмета, и при источнике своем столь же сходны одна с другою, сколь при продолжении различны. Ибо стремление к совершенству и искание высочайшего благополучия, яко главной пружины человечества обеих сих школ, то есть стоиков и эпикурейцев, была побудителем.

Стоики полагали сие высокое благополучие в добродетели яко в высочайшем совершенстве духа.

Эпикурейцы же искали сие благо в услаждении, а добродетель почитали средством к оному.

То посему в цели, намерении и предмете их не вдруг усматривается разность, но кажутся они весьма сходственны; однако в продолжение никакого уже сходства встретиться не может, но ужасное различие. Далее, входя в их понятия, очевидно, представляется, что стоики взирали на человека как на духовное существо, а эпикурейцы яко на материальное.

1) Стоики полагали, что Существо существ есть Единица и Высочайшее Добро. Сие Верховное Существо произвело 3 класса духов: 1-е, яко чистейшее Его истечение, совершенно благи, и их называли они Боги. Сим не означали они Высочайшее Существо, но разумели другие существа от Первого произведенные. Во 2-м классе, говорили они, находятся духи, единственно прилепленные и стремящиеся к добру. В 3-м классе счисляли они духов, одаренных свободою выбирать или доброе, или злое. Они также полагали, что трудами и чищением можно возвыситься из последнего в первый класс. Но как Всевысочайшее Благо не могло произвесть неподобные Себе существа, то стоики, так как и христиане, полагали прежде случившееся падение, и что сии падшие души странствуют в опытах и научаются, судя о зле, избирать благо и к нему воскрыляться.

2) Эпикурейцы напротив полагали, что материя имеет силу чувствовать, что сия чувствительность начинается в магнетизме или в эластической силе, и, наконец, от инсектов возвышается до животных и до человека, восходя до толикого совершенства, какие в Сократе и Платоне усматриваются.

Стоики утверждали, что человек различное от материи существо. И хотя привычка покоряет его под чуждую власть, но он властелин привычки. Что тело есть скорлупа и хранитель вечного духа, который, падши, заперт стал в сие тленное жилище, и живет здесь для опытов и воспитания.

Эпикурейцы учили, что навык человека зависит от воспитания; ибо общий смысл зависит не от человека, но от впечатления одних внешних предметов. И относили все благополучие к здешней жизни, заключая, что бессмертный наш двигатель по смерти нашей возвращается к своему началу. Также: что Бессмертное Существо, желая уделить тварям Своего блаженства, сотворило стечение элементов для их услаждения.

Следуя учению стоиков, человек становился твердым, все случающиеся в жизни сей несчастия превозмогающим. Он был неустрашимый проповедник истины, жертвовал за нее жизнию своею; ибо, умирая за истину, веровал он, что огнь и страдание, очищая дух его, сокращают путешествия, кои по общему плану для очищения назначены и возносят его к совершенству. Напротив того, удрученный болезнями от сладострастия происходящими, эпикуреец живет скотски и умирает, причиняя ужас и отвращение зрителю.

Теперь должно развязать сходство начал и разность продолжения обоих сих философских сект.

Пифагор принес из Египта в Грецию просвещение, и по примерам учителей своих расположил учение и разделил его на разные степени, чтоб человека чрез природу возвести к познанию Создателя: почему в первой его степени учились познанию природы чрез физику или химию, а во второй чрез метафизику или алхимию познанию духов, природу наполняющих. То эпикурейцы, побывавши в первой школе и не вступивши во вторую, вынесли познание несовершенное и учили единому материализму.