Лео Таксиль священный вертеп святые распутники

ПОТЕРЯ ПРЕСТОЛА

Поверив его лицемерным заверениям, император в знак того, что он намерен поддерживать хорошие отношения с папой, послал в Рим Мюнстерского и Кремонского епископов.

Иоанн двенадцатый оказал им в Латеране самый радушный прием, но уже через восемь дней, отослав их, приказал открыть ворота Рима конкуренту Оттона — Адальберту (сыну Беренгара), который с триумфом вошел в город и утвердился в древнем дворце патрициев.

Оттон, возмущенный предательством Иоанна двенадцатого, немедленно двинулся во главе целой армии на Рим. Иоанн и Адальберт сочли благоразумным не дожидаться Оттона и бежали, захватив с собой все сокровища святого Петра.

«Спасем кассу!» — таков всегда был девиз первосвященников.

К моменту появления императора римское население разделилось на два лагеря; к одному примкнули все честные граждане, к другому — бандиты и воры. Излишне добавлять, что последние были сторонниками папы. Появление многочисленной армии сразу охладило воинственный пыл этой шайки; не оказывая сопротивления, они выразили свою покорность и присягнули в нерушимой верности императору. Однако Оттон, решив сурово наказать папу, поспешил созвать собор. На соборе присутствовало сорок епископов, тридцать кардиналов, три диакона, много монахов и мирян. Что касается Иоанна двенадцатого, то он не соблаговолил явиться. Когда император выразил свое сожаление по поводу того, что папа не счел нужным защищаться, один из епископов воскликнул: «Его преступления совершались на глазах у всех, слух о них дошел до народа, живущего в далекой Индии. Иоанн двенадцатый покрыл имя свое позором!» Оттон потребовал, чтобы обвинения были сформулированы более точно. Тогда епископы и кардиналы один за другим принялись перечислять малые и великие прегрешения папы, все случаи святотатства, все тягчайшие преступления, совершенные им.

По словам епископа Петра, Иоанн двенадцатый служил обедню, будучи пьяным; епископ же Нарни своими глазами видел, как папа посвящал кого-то в диаконы… в конюшне.

Иоанн провозглашал тосты за здоровье сатаны и призывал на помощь Юпитера, играя в карты; во время оргий Иоанн назвал себя жрецом Венеры.

Подобные обвинения сыпались со всех сторон под возмущенный ропот ассамблеи.

Если для нас собор — обыкновенный фарс, то не надо забывать, что в ту эпоху собор был событием особой важности. Кроме того, обвиняли не простое лицо, а человека, носившего высшее духовное звание.

Представьте себе, если какой-нибудь шут вздумает смеха ради посылать амурные записочки в облатке святого причастия. Или вдруг какому-то балагуру придет на ум кормить золотых рыбок в сосуде со святой водой с помощью клистирной трубки древнего образца. Мы усмотрим в этих проделках шутку сомнительного вкуса, но все же шутку — и, пожалуй, невинную. Ну, а если это проделки служителя церкви — что сказать тогда? Разве его профессия сама по себе не обязывает его верить в благодать гостии — так же как и в благодать священного сосуда с жидкостью? Нет, тогда эти проделки становятся фактами, весьма знаменательными; по ним можно судить о лицемерии служителей церкви.

Перечислив все, так сказать, легкие грешки Иоанна двенадцатого, на соборе приступили к чтению списка его грехов, из ряда вон выходящих: Иоанн двенадцатый за деньги продавал епархии; посвящал в звание епископа и священника несовершеннолетних детей; публично предавался чудовищному прелюбодеянию с матерью своей Мароцией и теткой; роздал храмовые деньги бедняков куртизанкам; превратил папский двор в публичный дом; выколол глаза Бенедикту — своему духовному наставнику, погибшему от рук палача; приказал задушить в своем присутствии кардинала Иоанна, предварительно оскопив его.

В заключение собор торжественной клятвой подтвердил правдивость этих обвинений.

Несмотря на все неоспоримые доказательства, император отказался судить папу заочно и повелел солдатам отправиться за ним. Вскоре они вернулись с донесением, что святой отец в боевом облачении с мечом, в шлеме, окруженный куртизанками, движется во главе обоза, набитого доверху канделябрами, распятием, чашами и прочей церковной утварью.

Виновность Иоанна двенадцатого была окончательно установлена. Однако Оттон, желавший, чтобы суд носил абсолютно беспристрастный характер, послал Иоанну двенадцатому письмо, предлагая ему оправдаться.

В ответ Иоанн пригрозил, что он проклянет императора.

Оттон повторил приглашение, но папа оставил его без ответа.

Тогда император, опросив всех членов собора, объявил Иоанна двенадцатого низложенным.

Доблестный первосвященник, однако, не сказал еще своего последнего слова.

ЦЕЛЬ ОПРАВДЫВАЕТ СРЕДСТВА

Когда новый папа Лев воссел на престоле, порядок был восстановлен, и Оттон счел возможным отправить свою армию на зимние квартиры, оставив при себе лишь небольшой отряд телохранителей.

Вскоре император понял, что совершил грубую ошибку. Не успела его армия покинуть Рим, как в городе начались волнения. Священники, умолявшие императора о помощи, первыми восстали против Оттона.

Иоанн двенадцатый, который до сих пор играл в молчанку, внезапно вышел на арену и начал действовать. Его агенты распространяли по городу воззвания, в которых низложенный папа обвинял собор, созванный Оттоном, в нарушении всех божеских и человеческих законов, ибо только одному богу принадлежит право судить папу.

Называя своего преемника антипапой, императора — тираном и язычником, он предал обоих анафеме, вкупе со всеми епископами, кардиналами, священниками и вельможами, выступавшими против него. Он, «Иоанн двенадцатый, истинный первосвященник, возведенный на трон по всем правилам церкви, дает отпущение грехов и от имени святого Петра, властью, врученной ему самим небом, призывает верующих любыми средствами, железом или ядом бороться против его врагов». И приказывает римлянам немедленно осадить дворец Оттона и убить его, ибо на то есть воля господня.

Нетрудно себе представить, как подействовали его воззвания на суеверный и фанатичный народ. В конце концов, путем обещаний и подкупа он сколотил довольно значительную партию.

Священники, еще недавно осуждавшие Иоанна, стали его пылкими союзниками. 2 января 964 года под звон римских колоколов скопище церковников и всяких проходимцев направилось ко дворцу Оттона. Мужество, очевидно, не являлось самым главным достоинством этих импровизированных вояк. Маршируя, они вопили во все горло, как делают трусы, когда хотят подавить в себе страх.

Довольно примитивное средство, чтобы обезоружить врага.

Услышав еще издали их вопли, Оттон во главе своих телохранителей двинулся им навстречу.

При первом же выстреле панический ужас охватил священников, и, сбивая друг друга, падая, как карточные капуцины, они обратились в бегство, оставив без защиты взбешенных солдат.

На следующий день Оттон объявил, что готов простить мятежников при условии, что они выдадут ему сто заложников и снова присягнут на верность. Заложников выдали.

Присягу дали. Правда, одновременно они поклялись нарушить присягу при первом удобном случае, подтвердив справедливость известного принципа: обет всегда можно преступить.