Лео Таксиль Священный вертеп


Как две лавочки конкурировали друг с другом



бет27/106
Дата20.06.2016
өлшемі3.01 Mb.
#150013
1   ...   23   24   25   26   27   28   29   30   ...   106

Как две лавочки конкурировали друг с другом


После смерти Льва девятого престол оставался вакантным в течение целого года; римляне не решались выбирать первосвященника без санкции императора Генриха третьего. Во время этого междуцарствия споры между римской и греческой церковью, поднятые некогда знаменитым патриархом Фотием, разгорелись с новой силой и приняли совершенно непристойный характер.

Греческая церковь утверждала, что ни учение, ни дисциплина западной церкви не согласуются со священным писанием и со священной традицией, а следовательно, являются еретическими. Римская курия отвергала греческую церковь как антихристианскую организацию.

Они спорили по поводу причастия, значения субботы и по ряду других вопросов, которым обе церкви придавали огромное значение; по существу, их дискуссия носила совершенно комический характер. Это была настоящая борьба двух лавчонок, конкурирующих между собой.

Одна церковь, например, упрекала другую в том, что она покупает хлеб для причастия в городских булочных, а затем крошит этот хлеб в церковное вино и раздает причастие ложкой!

«Более того, — писал патриарху Михаилу Керуларию римский епископ Гумберт, один из легатов, посланных Львом девятым в Константинополь для борьбы с ересями греческой церкви, — вы режете ваши гостии железным ножом, вместо того чтобы ломать их пальцами по святой традиции, сохраненной иерусалимской церковью».

«После причастия, — продолжает Гумберт, — если останется несколько крошек гостии, мы их не сжигаем, а благоговейно складываем в драгоценный ларец и раздаем верующим на следующий день во время богослужения. В ваших же греческих церквах частицы священного тела господня выбрасывают с мусором ваших ризниц».

Слыханное ли дело, божественный хлебец, символизирующий тело и душу Христа, бросают в мусор, священную гостию разделывают, как обыкновенную пулярку, на четыре части: два бедра, два крыла... простите, пожалуйста, — две руки сына Марии! Мало того что несчастного распяли, его еще режут, мнут, крошат, чтобы потом искромсанные части тела бросить на свалку! И голодный пес, роясь в отбросах, не ведая, что творит, проглотит святое сердце Христа. Как ужасно быть богом — есть от чего содрогнуться!

С другой стороны, если римская церковь поступает более благочестиво, сохраняя хлебные крошки в драгоценном ларце, едва ли такая процедура приходится верующим по вкусу: ведь они вынуждены есть вчерашние остатки!

Подумайте только, какое чувство гордости охватывает каждого верующего, когда он, тщательно очистив свою совесть, стоит, преклонив колени, собираясь проглотить гостию, воображая тем самым, что бог обитает в его внутренностях; колени ноют, а он, закатив глаза, умиленный, как и подобает в таких случаях, высунул трепещущий язык в ожидании чего-то вкусного и мысленно произносит при виде приближающегося священника: «Наконец! После устриц, ничего я так не люблю, как бодрящую кровь моего бога... сейчас меня попотчуют ею...» И взамен получает черствые остатки!

Нет, это уж слишком, это совсем не смешно!

Гумберт, продолжая свою параллель между римской и греческой церковью, выражался так: «Что касается нас, то, следуя обычаям иерусалимской церкви, мы кладем на алтарь тонкие, чистые и цельные гостии. После освящения мы преломляем их руками и даем народу. Затем мы подносим к устам чашу с вином как символ крови Христа и вкушаем его с наслаждением».

С наслаждением!.. Каков сластена!

Вместе с другими обычаями греческого культа, которые рассматриваются святым престолом как еретические, Гумберт порицает восточную церковь за то, что она запрещает носить кальсоны монахам и монахиням.

Слов нет, запрещение нелепое! И непонятное... Впрочем, возможно, что отсутствие этой части туалета позволяет, что называется... раздеться в мгновение ока. Трогательная заботливость о людях, которые торопятся забраться в постель!

Мы не касаемся длинного и ожесточенного спора по поводу обедни и других малоинтересных вещей. Любопытен только последний пункт в этом списке, приводимый римским легатом: Гумберт обвиняет греческих патриархов в том, что они приносят на алтарь овощи и жареное мясо, чтобы вкушать их одновременно с телом Иисуса Христа! Не так уж это глупо, с нашей точки зрения! Ломтик хлеба сам по себе не бог весть как вкусен. Если прибавить к нему парочку котлет, несколько картофелин, десерт, запивая еду исподтишка хорошим вином, — таким завтраком можно отлично полакомиться во время обедни. И даже церковное вино покажется вкусней и приятней!

В конце концов головоломные дискуссии закончились обоюдной анафемой. Гумберт отлучил от церкви константинопольского патриарха, а последний в свою очередь отлучил римского легата. Обе стороны наговорили друг другу много обидных слов: легат и патриарх обзывали друг друга послом сатаны, узурпатором, нечестивцем, преступником, каторжником, варваром и другими благозвучными эпитетами.

В течение двух веков, с короткими интервалами, восточная и западная церкви пребывали в состоянии войны друг с другом. В результате яростных дебатов разрыв между двумя конкурирующими лавчонками стал полным и окончательным.

Дьявол у обедни


Если на пороге двадцатого века, когда наука шаг за шагом опрокидывает дряхлые религиозные суеверия, церковь еще осмеливается спекулировать на легковерии идиотов, если она дерзает публично утверждать, что женщина, жившая якобы восемнадцать столетий назад, явилась к пиренейским пастушкам и объявила себя богородицей, и все эти нелепости не вызвали во Франции гомерического хохота, то можно ли удивляться тому, что в века невежества самые нелепые, сверхъестественные легенды пользовались полным доверием? Вот рассказ, взятый нами у историка Мэмбура, иезуита, жившего в конце семнадцатого века.

Некий Гильдебранд был послан к Генриху третьему с просьбой утвердить преемником Льва девятого епископа Гедегарда, которого римляне единодушно решили посадить на святейший престол.

Испытывая нежные чувства к этому епископу, император, состоявший с ним в родстве, боялся, что тиара превратит епископа, как это часто бывало, в отъявленного негодяя. Он словно предвидел, что, оказавшись на престоле, Гедегард изменит отношение к императору и превратится в его врага. Гильдебранд упорно настаивал, император долго колебался, но в конце концов уступил.

Новый первосвященник был провозглашен папой 16 апреля 1055 года под именем Виктора второго.

Через некоторое время, — говорит Мэмбур, — один диакон из собора святого Петра, находившийся в преступной связи со своей сестрой и подвергшийся за это каре, решил отомстить папе: он подмешал в чашу святого причастия большую дозу яда, рассчитывая, что папа будет сам служить торжественную обедню».

Прежде чем продолжить рассказ, остановимся на следующем моменте. Итак, Виктор второй покарал диакона за те самые проступки, которые совершались чуть ли не ежедневно более высокими чинами уважаемого клира! И потому охваченный страстью диакон решил в ярости угостить достопочтенного первосвященника крысиным ядом. Явление весьма обычное для нравов духовенства.

Но почему сам Христос не покарал диакона? И почему господь бог разрешил диакону подмешать яд к собственной крови?..

Благочестивый историк, повествуя о преступлении своего героя, не задумался над этим вопросом.

В тот самый момент, когда Виктор второй, закончив торжественную молитву, протянул руку за чашей со святым причастием, ему показалось, что чаша словно прилипла к престолу; он вновь попытался поднять ее, но чаша не сдвинулась с места... И тогда святой отец понял, что имеет дело с чудом. Когда происходит чудо, нельзя скупиться на поклоны. Это плод наших собственных размышлений, а не историка Мэмбура. Возьмем, к примеру, маленькую пастушку из Лурда: как только перед ней предстала пречистая дева, взволнованная беседой со святым духом, и заявила:

«Я — непорочное зачатие!» — пастушка сразу бросилась ей в ноги и замерла на месте!

Когда имеешь дело с чудом, всегда надо падать ниц, закрыв глаза, не то чудо может улетучиться.

Виктор второй согласно обычаям стукнулся об пол, распростершись перед алтарем (Мэмбур описывал это происшествие в иных выражениях, мы слегка изменяем его стиль, не трогая фабулы). Святой отец обратился к богу с пылкой молитвой — открыть ему тайну, отчего он не смог поднять чашу перед народом и тем самым лишен был возможности совершить обряд причастия. Святой отец усматривал в этом явлении выходку злого духа и уж никак не дружескую услугу.

Не успел папа громким голосом произнести первые слова молитвы, как отравитель, стоявший на коленях возле папы, был схвачен дьяволом и опрокинут на спину».

Диакон — на спине, святой отец — на животе, зарывшись носом в пол... Восхитительная сценка!

Преступник покаялся в своем преступлении. Виктор второй, счастливый из-за того, что чудом избежал смерти, был охвачен состраданием к одержимому бесом (радость делает людей снисходительными); он предложил всем верующим вознести благодарственную молитву богу и молиться вместе с ним об изгнании духа тьмы.

«...Когда сатана исчез, святой отец легко поднял чашу и запер ее в ризнице». Зачем, черт побери, ему захотелось сохранить вино, то бишь отравленную кровь Христа? Чтобы присоединить сию чашу, как утверждает Мэмбур, к реликвиям католической церкви.

Что ж, это утверждение так же вразумительно, как и сам анекдот. Однако клирики чаще всего иначе обходились с прохладительным напитком подобного рода. Если бы Виктор второй припрятал чашу, чтобы в конце концов попотчевать напитком одного из своих друзей, он бы остался верен традициям церкви и духу своей курии.



Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   23   24   25   26   27   28   29   30   ...   106




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет