Ли Якокка живая легенда американского менеджмента
жүктеу/скачать 1.97 Mb.
|
| Некоторым людям кажется, будто это поражение неизбежно. Они полагают, что следует даже ускорить этот процесс ликвидацией нашей индустриальной базы и сосредоточением сил на высокой технологии.
Я, разумеется, нисколько не преуменьшаю значение высокой технологии для индустриального будущего Америки. Но одна лишь высокая технология нас не спасет. Она именно потому важна для нашей экономики, что ее потребителями выступает так много других отраслей американской индустрии. Особенно это относится к автоиндустрии. Именно здесь эксплуатируется весь парк роботов в стране. Мы в большей степени, чем автоиндустрия какой-либо другой страны, компьютеризовали конструкторские работы и производственные процессы. Мы используем компьютеры для разработки способов экономии горючего, очистки выхлопных газов, обеспечения точности и повышения качества процессов строительства автомобилей. Немногие знают, что тремя крупнейшими клиентами компьютерной индустрии выступают корпорации «Дженерал Моторс», «Форд мотор» и «Крайслер». Силиконовая долина в Калифорнии, где сконцентрировано производство передовой электронной техники была бы немыслима без Детройта. Если кто-то производит кремниевые чипы, то кто-то другой должен их применять. И это делаем мы. Сегодня каждый автомобиль оснащается как минимум одним компьютером. На некоторых наших самых изысканных моделях их число доходит даже до восьми! Кремниевые чипы нельзя продавать в мешках из оберточной бумаги в ближайшей скобяной лавке. Они где-то должны найти применение. А покупают их базовые отрасли американской индустрии. Закрыть эти отрасли — значит лишиться покупателей. Свертывание автоиндустрии влечет за собой свертывание сталелитейной и резинотехнической промышленности, а совокупным результатом такого процесса явится ликвидация 1/7 всех рабочих мест в стране. К чему это нас приведет? Мы превратимся в страну, в которой населяющие ее люди будут продавать друг другу гамбургеры, а кремниевые чипы— остальным странам мира. Не поймите меня неправильно: высокая технология имеет решающее значение для будущего нашей экономики. Но как бы важна она ни была, предприятия, создающие высокую технологию, никогда не обеспечат так много рабочих мест, сколько сегодня обеспечивают базовые отрасли промышленности. Это как раз тот урок, который нам следовало бы извлечь из заката текстильной индустрии. За период между 1957 и 1975 годами в штатах Новой Англии лишились работы 674 тысячи текстильщиков. Но хотя в этом регионе одновременно получили бурное развитие отрасли высокой технологии, лишь 18 тысяч, или около 3 процентов, уволенных текстильщиков нашли себе работу в компьютерной индустрии. Примерно в пять раз больше оказалось на низкооплачиваемых работах в розничной торговле и сфере услуг. Иными словами, если человек потерял место на текстильной фабрике в штате Массачусетсе, у него в пять раз больше шансов оказаться на работе в фирмах «К-Март» и «Макдональдс», чем в компаниях «Диджитал эквипмепт» или «Уэнг». Нельзя же взять сорокалетнего слесаря из Детройта, или Питтсбурга, или Ньюарка, надеть на него белый халат и надеяться, что он сумеет проектировать схемы для компьютеров в Силиконовой долине. Следовательно, решение проблемы заключается не в том, чтобы развивать отрасли высокой технологии за счет наших базовых отраслей, а в том, чтобы одновременно стимулировать и те и другие. На земле изобилия нам всем хватит места, но необходимы согласованные общенациональные усилия, чтобы можно было высадиться на нес. Иными словами, наша страна нуждается в разумной промышленной политике. В наши дни выражение «промышленная политика» воспринимается как предосудительное и опасное. Это все равно что в переполненном театре закричать «пожар!». Многие, услышав это, впадают в панику. Может ли быть, чтобы они не хотели видеть Америку сильной и процветающей? Конечно, нет. Но хотят они этого достигнуть без всякого планирования. Пусть, мол, Америка станет великой непроизвольно, самотеком. Идеологи утверждают, что промышленная политика будет означать конец системы свободного предпринимательства, какой мы ее знаем. Ну и ну! Наша чудесная система свободного предпринимательства сегодня совмещается с бюджетным дефицитом в 200 миллиардов долларов, вышедшей из-под контроля программой расходов и внешнеторговым дефицитом в 100 миллиардов долларов. А суть в том, что рынок не всегда функционировал эффективно. Мы живем в сложном мире. То и дело приходится пускать в ход насос. В отличие от некоторых поборников промышленной политики лишь на словах, я не считаю, что правительству следует определять победителей и потерпевших поражение. Правительство неоднократно доказывало, что у него на это не хватает ума. И я вовсе не хочу, чтобы правительство вмешивалось в деятельность моей компании, а если на то пошло, и всякой другой компании. Поверьте мне, ныне действующие рычаги регулирования весьма несовершенны. В моем представлении промышленная политика означает реконструкцию и возрождение так называемых увядающих отраслей — оказавшихся в беде старых отраслей индустрии. Правительству следует активнее помогать американской промышленности встречать вызов иностранной конкуренции и меняющегося мира. Почти все восхищаются японцами, их ясным видением будущего, налаженным у них сотрудничеством между правительством, банками и профсоюзами, их способностью использовать свои преимущества для неуклонного движения вперед. Но как только кто-нибудь предлагает следовать их примеру, в воображении внезапно возникает образ Советского Союза с его пятилетними планами. Между тем государственное планирование отнюдь не должно означать социализм. Оно означает лишь наличие продуманной стратегии, сформулированных целей. Оно означает согласование всех аспектов экономической политики вместо разрозненного их выдвижения по частям, негласной их разработки людьми, преследующими лишь свои узкогрупповые интересы. Можно ли считать планирование антиамериканским понятием? Мы у себя в корпорации «Крайслер» ведем большую плановую работу. И так же действует любая другая преуспевающая корпорация. Футбольные команды планируют. Университеты планируют. Профсоюзы планируют. Банки планируют. Правительства во всем мире планируют — исключение составляет лишь правительство США. У нас не будет прогресса, если мы не откажемся от нелепой идеи, будто всякое планирование в масштабе страны представляет собой наступление на капиталистическую систему. Эта идея внушает нам такой страх, что мы остаемся единственной развитой страной в мире, не имеющей своей промышленной политики. По существу, это не совсем точно. Америка уже имеет промышленную политику, но плохую. Никто сколько-нибудь знакомый с обстановкой в Вашингтоне и мысли не допустит, что правительство способно как-то отступить от принципов свободного предпринимательства, если они идут на пользу американской промышленности. Вашингтон — это «столица субсидий»! А каждая новая субсидия лишь добавляет новые грани к промышленной политике. Начнем с федеральных гарантированных займов. Как вы могли заметить, я уже стал специалистом в этой области. «Крайслер» отнюдь не первая корпорация, получившая такие займы. До того как мы их получили, такие эаймы уже были предоставлены на сумму 409 миллиардов долларов. Теперь она достигла 500 миллиардов и продолжает ползти вверх. Вот это и есть промышленная политика. Затем следует военная сфера. Эйзенхауэр предостерег нас, когда говорил о военно-промышленном комплексе. Этот комплекс заставляет нас тратить свыше 300 миллиардов долларов в год. Это единственная оставшаяся у нас в стране отрасль, защищенная от внешней конкуренции. Это единственная отрасль, с продукцией которой по закону японцам не разрешено конкурировать. Вот почему, когда корпорация «Крайслер» продала свое танковое отделение фирме «Дженерал дайнэмикс», многие нас спрашивали: «Почему бы вам не продать автомобильные отделения и не сохранить танковые? Ведь танки приносят вам в год 60 миллионов долларов гарантированной прибыли, причем никакой конкуренции!» Теперь обратимся к Национальному управлению по аэронавтике и космическим исследованиям (НАСА) и к самим космическим исследованиям. Это тоже индустриальная политика. Именно экспедиция на Луну дала толчок бурному развитию нашей компьютерной индустрии. Существует еще Экспортно-импортный банк. 80 процентов его деятельности направлено на поддержку четырех авиационных компаний. Это я еще могу понять, по беспокоят меня взятые у налогоплательщиков 95 миллионов долларов, которые ссудили Фредди Лэйкеру. Для какой цели? А для того чтобы он на эти деньги приобрел авиалайнеры «ДС-10» и конкурировал с действующими на трансатлантических трассах двумя американскими компаниями — «Пан-Америкэн» и «Трансуорлд эйруэйз». Но Фредди Лэйкер обанкротился, и 95 миллионов испарились. Что же это за индустриальная политика? А что можно сказать но поводу Международного валютного фонда (МВФ)? Он бросается на выручку странам, которые берут займы не по средствам, а затем оказываются не в состоянии по ним расплачиваться. Недавно Пол Волкер предоставил Мексике еще один миллиард долларов, чтобы поддержать ее кредитоспособность и успокоить некоторые крупные банки США, первоначально предоставившие ей займы. Этот заем Уолкер выдал мгновенно, без всяких слушаний. А вот чтобы получить 1,2 миллиарда долларов для спасения корпорации «Крайслер» — американской компании,— нам пришлось неделями обивать пороги в конгрессе. А это что за промышленная политика? В прошлом правительство США предоставило Польше займы из восьми процентов годовых, а мы предлагаем американским гражданам польского происхождения покупать дома и платить за кредит 14 процентов годовых. Если демократы не смогут воспользоваться этим обстоятельством, они заслуживают поражения на выборах. Наконец, проблема налоговой политики. Вся автоиндустрия в совокупности выплачивает половину своего дохода в виде налогов. А у всех банков вместе взятых на налоги уходит лишь два процента их доходов. Вот еще одна форма нынешней промышленной политики. Итак, у нас имеется промышленная политика, или, точнее, сотни разновидностей промышленной политики. Но вся проблема в том, что все они функционируют разрозненно и мало чем помогают базовым отраслям нашей экономики. Является ли идея промышленной политики радикально новой? Отнюдь нет. В Америке уже существовала промышленная политика даже еще до того, как США сформировались как государство. В 1643 году колония Массачусетсс предоставила новой металлургической компании исключительные привилегии на выплавку чугуна сроком на 21 год с целью оказать поддержку этой развивающейся отрасли производства. Сравнительно недавно, в XX веке, промышленная политика США предусматривала широкую правительственную поддержку нашим железным дорогам, строительству и эксплуатация судоходного канала Эри между Буффало на озере Эри и Олбани на реке Гудзон и даже университетам. В XX веке мы были свидетелями правительственной поддержки строительства автострад, предприятий по выпуску синтетического каучука, создания новейших авиатранспортных фирм с использованием реактивных самолетов, экспедиции на Луну, развития производства интегральных схем, высокой технологии и многого другого. За последние несколько десятилетий мы осуществили имевшую феноменальный успех политику в сельском хозяйстве. Теперь три процента населения страны кормит не только наше собственное население, но также и значительную часть остального мира. Вот это и есть высокая производительность! Как это было достигнуто? Свою роль здесь сыграли не только благоприятный климат, хорошие почвы и упорный труд фермеров. Всем этим мы располагали и пятьдесят лет назад, а результатом явились пыльные бури и стихийные бедствия. Новое заключается в том, что под эгидой правительства был осуществлен целый ряд программ: выделены правительственные ассигнования на научные исследования; в графствах появились специалисты для обучения фермеров основам сельскохозяйственных знаний; властями штагов созданы экспериментальные фермы; развернуты системы электрификации сельского хозяйства и ирригации, как, например, Управление по развитию долины реки Теннесси; внедрено страхование сельскохозяйственных культур; введена практика кредитования экспорта сельскохозяйственной продукции; приняты программы поддержания цен; осуществляются системы контроля за размерами посевных площадей; а теперь мы уже имеем и программу «платеж натурой», которая предусматривает вознаграждение фермерам за прекращение выращивания определенных культур. Только на последнюю программу расходуется свыше 20 миллиардов долларов в год. Всеми этими мерами правительственной помощи — или, как кое-кто сказал бы, правительственного вмешательства — мы сотворили чудо. Наша политика в области сельскохозяйственной индустрии сделала нас предметом зависти всего мира. Спрашивается: если мы сумели разработать агропромышленную политику и военно-промышленную политику, почему же, черт возьми, мы не можем иметь и индустриально-промышленную политику? Мне кажется, что моя позиция по вопросу о промышленной политике напоминает реакцию Авраама Линкольна на сообщение о том, что Улисс С. Грант изрядно напился. Линкольн сказал: «Выясните, какой сорт виски он пьет, и пошлите такое же виски другим моим генералам». Привожу здесь мою программу из шести пунктов, которая могла бы послужить основой для разработки новой индустриальной политики. Во-первых, нам следует добиться энергетической независимости к 1990 году путем обложения налогом поступающих к нам из-за границы энергетических ресурсов — причем как в портах прибытия, так и на заправочных станциях. Это должно привести к возрождению принципов сохранения и экономии энергетических ресурсов и к возобновлению инвестирования в альтернативные источники энергии. Нас не должен вводить в заблуждение нынешний низкий спрос. ОПЕК всегда будет действовать, руководствуясь лишь собственными интересами, а этим интересам неизменно станут отвечать высокие цены и ограниченное предложение. Американский народ готов заплатить необходимую цену за достижение энергетической независимости. Он понимает, что ее нельзя добиться без определенных жертв. Во-вторых, мы должны установить конкретные пределы для доли Японии на рынке продукции ряда решающих отраслей. Надо ввести для таких отраслей чрезвычайное экономическое положение и в одностороннем порядке отменить — на период действия этого чрезвычайного положения — правительственные ограничения, касающиеся закона о тарифах и торговле. Нам незачем извиняться за такой диктуемый здравым смыслом подход к торговле с Японией. На данном отрезке нашей истории мы не можем позволить себе вести дело с торговым партнером, который настаивает на праве продавать и в то же время отказывается покупать. В-третьих, как государство мы должны трезво оценить реальную ситуацию, связанную с издержками и механизмом реализации федеральных программ. В Вашингтоне этот вопрос исследуется бесконечно, так как в политическом плане он чреват опасностями. Но ведь его решение самоочевидно: мы не можем продолжать платить больше, чем получаем, а это означает необходимость принять некоторые очень болезненные меры. В-четвертых, Америке нужно больше инженеров, ученых, лабораторных работников. В расчете на душу населения японские учебные заведения выпускают в четыре раза больше инженеров, чем наши. Но зато мы выпускаем в 15 раз больше юристов! Студентам, обучающимся специальностям высокой технологии, следует предоставлять специальные стипендии и ссуды. Советский Союз и Япония направляют много сил на повышение уровня технологических знаний в своих странах, а мы за ними не поспеваем. В-пятых, нам нужны новые стимулы для расширения исследовательских работ в частном секторе, необходимо ускорить модернизацию производственных мощностей предприятий и повысить производительность труда в решающих отраслях. Одним из путей реализации этих задач может явиться введение налоговых льгот для инвестиций в исследования и сокращение до года срока амортизации для инвестиций, способствующих повышению производительности труда. Наконец, следует принять долгосрочную программу реконструкции наших торгово-транспортных артерий — шоссейных дорог, мостов, железных дорог и водных систем. Наша инфраструктура, которая имеет жизненно важное значение для укрепления и расширения индустриальной мощи Америки, ухудшается угрожающе высокими темпами. Что-то надо предпринять. Такую программу можно было бы частично финансировать за счет энергетического налога на ОПЕК. Она явилась бы также существенным буфером, амортизирующим влияние будущей передислокации занятости, которая неизбежно произойдет в результате повышения производительности груда и автоматизации производства. Для практического осуществления всех этих программ необходимо учредить комиссию по решающим отраслям производства — форум, где правительство, профсоюзы и администрация предприятий могли бы сообща искать выход из труднейшего положения, в котором мы оказались. Нам следует научиться говорить друг с другом, прежде чем приступать к совместным действиям. Эта трехсторонняя коалиция рекомендовала бы конкретные меры но упрочению позиций наших важнейших отраслей, восстановлению и усилению их конкурентоспособности на международных рынках. Должен четко заявить, что я вовсе не предлагаю создать систему но оказанию благотворительной помощи любой компании, попадающей в беду. Нам необходима программа, которая включается лишь в тех случаях, когда испытывающие трудности американские компании достигают договоренности о равенстве жертв администрации, профсоюза, поставщиков и кредитно-финансовых учреждений. Такая программа сработала в случае с корпорацией «Крайслер», и она может оказаться пригодной и для остальной Америки. Когда отрасль или компания обращается в Вашингтон за помощью, как это сделал я пять лет назад, соответствующая комиссия должна от имени налогоплательщиков, на которых ложится весь риск, поставить вопрос: «Что это нам даст? Что это даст народу?» Иными словами: «Какую лепту вносят в общее дело администрация и профсоюз?» Я через это прошел, и оказалось, что все очень просто. Именно администрация должна выразить готовность что- либо предпринять до того, как правительство решит принять какие-то меры — такие как предоставление гарантированных займов, или введение импортных ограничений, или установление налоговых льгот на инвестиции, или стимулирования научных исследований. Администрация может твердо обещать обратить свои доходы на инвестиции, обеспечивающие создание новых рабочих мест, причем именно у нас в стране. Она может дать согласие на участие работников компании в прибылях. Она даже может оказаться вынужденной согласиться на установление потолка цен для своей продукции. Что касается профсоюзов, то им придется отказаться от прежних замшелых традиций. Им придется пойти на изменение многих регламентирующих труд правил, которые препятствуют повышению производительности, например отказаться от 114 рабочих классификаций на сборочных заводах, где вполне достаточно было бы ограничиться шестью. Им даже, может быть, придется согласиться ввести лимиты на вышедшие из-под контроля расходы на медицинское обслуживание, которые теперь являются неотъемлемым элементом нашей системы. Если ни администрация, ни профсоюз не согласны идти на жертвы, встречи прекращаются. Нельзя рассчитывать на то, что правительство окажет вам помощь, когда вы сами не хотите навести порядок в собственном доме. Иными словами, никаких бесплатных завтраков. Всякий, кто обращается за помощью, должен понимать, что ее оказание предполагает определенные обязательства и с его стороны. Все это несколько похоже на «план Маршалла» для Америки, но так оно и есть. Если Америка сумела восстановить Западную Европу после второй мировой войны, если мы могли создать Международный валютный фонд И десяток международных банков развития с целью помочь реконструкции всего мира, мы должны также суметь теперь восстановить позиции собственной страны. Если Международный банк реконструкции и развития — организация коммерческая — способен выручать из беды развивающиеся страны, почему же не может некий национальный банк развития также оказать помощь попавшим в беду отраслям американской индустрии? Нам, быть может, нужен свой Американский валютный фонд. Что страшного в учреждении национального банка развития с капиталом в пять миллиардов долларов, который помог бы нашим базовым отраслям снова стать конкурентоспособными? В начале 1984 года «комиссия Киссинджера» потребовала выделить восемь миллиардов долларов на экономическое развитие Центральной Америки. А я всегда полагал, что Центральная Америка — это такие места, как штаты Мичиган, Огайо и Индиана. Вот какой я простак! Ну а как же быть с нашей Центральной Америкой? Как можно позволить себе израсходовать восемь миллиардов долларов для укрепления экономики других стран, забывая при этом о хиреющих отраслях у себя дома? Кое-кто утверждает, что промышленная политика — это не что иное, как зловредный социализм. Если это социализм, я готов провалиться на этом месте. Между тем, если мы станем медлить, наше индустриальное сердце превратится в индустриальные задворки. Любая реалистическая промышленная политика для Америки должна будет включать в себя кредитно-денежную и бюджетную политику. Стабильная, здоровая экономика невозможна при высоких процентных ставках или при процентных ставках, меняющихся каждые десять минут. Высокие процентные ставки — это рукотворные катастрофы. А то, что человек создает, он может сам и ликвидировать. Я вспоминаю день 6 октября 1979 года как день позора для нашей страны. Именно тогда Пол Уолкер и Совет федеральной резервной системы объявили учетную ставку для первоклассных заемщиков «праймрейт» плавающей. Вот когда монетаристы провозгласили: «Единственным способом затормозить инфляцию является осуществление контроля за денежной массой, и черт с ними, с процентными ставками». Как всем нам, испытавшим на себе этот губительный способ, известно, принятое тогда решение породило гигантскую волну экономических катастроф. Следовало найти более подходящий способ борьбы с инфляцией, а не возлагать ее бремя на плечи рабочих автоиндустрии и жилищностроительной промышленности. Когда будущие историки станут изучать наши методы лечения инфляции и тяжкие муки, которые причиняло это лечение, они, вероятно, будут сравнивать их с кровопролитиями средневековья! Первый удар обрушивался на Детройт. Мы пережили самый длительный за пятьдесят лет кризис сбыта автомобилей. Затем настал черед жилищного строительства. После этого удары посыпались почти на все другие отрасли. До объявления «праймрейт» плавающей учетная ставка достигала уровня 12 процентов лишь однажды за всю историю, и произошло это в период Гражданской войны в США. Однако теперь, как только был достигнут уровень 12 процентов, он продолжал повышаться. Был момент, когда он составил 22 процента. Это — легализованное ростовщичество. Некоторые штаты приняли законы, запрещавшие превышение 25-процентного уровня, усматривая здесь криминальные намерения. Даже мафия сочла такие законы разумными. Но как бы ни была плоха сама по себе учетная ставка 20 процентов, еще хуже был ее маятниковый эффект. С 6 октября 1979 года но октябрь 1982 года ставки повышались или снижались восемьдесят шесть раз, то есть в среднем один раз в 13,8 дня. Как при этом можно что-либо планировать? Когда процентная ставка высока, потребители помещают значительные суммы в краткосрочные ценные бумаги. Но наживать деньги на деньгах — дело непроизводительное. Оно не создаст рабочие места. А те из нас, кто действительно создаст рабочие места, кто вкладывает капитал в оборудование, повышающее производительность, кто расширяет производство и готов вносить справедливую долю налогов, обивают пороги в ожидании нескольких крох кредита, чтобы кое-как удержаться на плаву и получить возможность вернуть на работу еще несколько человек. Высокие процентные ставки усиливают стремление крупных воротил играть в свою новую игру: делать деньги из денег. Когда деньги дороги, инвестировать средства в научно-исследовательскую работу — дело рискованное. Когда учетные ставки высоки, дешевле купить предприятие, чем заново его построить. Из десяти самых больших в истории США слияний корпораций девять осуществлены при администрации Рейгана. Одно из крупнейших из них связано с корпорацией «Юнайтед Стейтс стил». Будучи защищенной триггерными ценами, которые обходились нам при закупке американской стали и лишних 100 долларам на каждый автомобиль, «Ю. С. стил» уплатила 4,3 миллиарда долларов за компанию «Марафон ойл». Большую часть этой суммы корпорация получила в виде ссуд. А лучше было бы использовать их на приобретение новейших кислородных конвертеров и установок для непрерывной разливки металла, чтобы можно было конкурировать с японскими сталелитейными фирмами. Когда об этом узнали рабочие корпорации, они были глубоко возмущены и потребовали, чтобы все полученные за счет снижения их заработной платы средства были инвестированы в сталелитейную индустрию. Почти неправдоподобно, что именно рабочие преподнесли администрации урок на тему о том, как на деле действует наша система. А что же говорить о приобретении фирмой «Дюпон» компании «Коноко» за 7,5 миллиарда долларов, в результате чего задолженность компании «Дюпон» возросла до 4 миллиардов долларов? Только на выплату процентов но задолженности у фирмы «Дюпон» уходит в год 600 миллионов долларов. А разве не лучше было бы направить эти средства на развитие производства новой, весьма совершенной продукции, которой фирма славится на весь мир? А как расценить получение компаниями «Бендикс», «Юнайтсд текнолоджиз» и «Мартин-Мариэтта» займов на сумму 5,6 миллиарда долларов лишь для осуществления своих каннибалистских поглощений, учитывая, что ни одно новое рабочее моего они при этом не создали? Это тройное цирковое представление было приостановлено лишь после того, как вмешалась компания «Эллайд» и положила конец этой операции. Подумайте только, за десятилетие 1972—1982 годов общая численность занятых в пятистах крупнейших промышленных компаниях Америки фактически сократилась, Все новые рабочие места — свыше десяти миллионов — были созданы в двух других сферах. Одна из них — это мелкие предприятия. Другая — мне неприятно об этом говорить — это государство, которое, очевидно, осталось единственной в стране сферой, где отмечается рост занятости, Почему бы не принять закон, который устанавливал бы, что при получении займов с целью приобрести другую компанию и «проглотить» се выплачиваемые проценты по ним не будут вычитаться из налогооблагаемой суммы? Это очень быстро исключило бы возможность эксцессов в функционировании системы. Сегодня, когда вы захотите приобрести конкурирующую фирму, обычно это сделать невозможно. Это было бы расценено как нарушение антитрестовского законодательства. Однако, когда вы хотите приобрести фирму, которая производит совсем другую продукцию, все в порядке, никаких возражений. Где здесь здравый смысл? Почему бизнесмен, занимавшийся выплавкой стали, внезапно стал нефтепромышленником? Ведь это совершенно другой мир. Ему понадобятся годы, чтобы изучить новый для него бизнес. И что самое важное, это непродуктивно. Если бы мы понизили процентные станки и прекратили этот безумный процесс слияний, можно было бы изгнать менял из храма национальной экономики. Можно было бы вернуться к американскому способу вести бизнес, к реинвестированию доходов и к конкуренции, вместо того чтобы скупать друг друга, А создание большего числа рабочих мест позволило бы большему числу людей участвовать в формировании нашего экономического могущества. Социальные расходы местных властей, властей штатов и федерального правительства сократились бы. Накопление капитала начало бы возрастать. И производственные мощности снова стали бы расширяться. Как всем известно, снижение процентных ставок может быть осуществлено путем резкого сокращения дефицита федерального бюджета. Настала пора, чтобы кто-нибудь отнял у правительства право делать все новые займы. Сегодня Вашингтон использует свыше половины всех кредитных ресурсов страны, точнее 54 процента, для покрытия обязательств по национальному долгу. Несмотря на предвыборные обещания президента Рейгана, национальный долг страны стал неуправляем. В далеком 1835 году дефицит федерального бюджета составил лишь 38 тысяч долларов. В 1981 году его годовой дефицит впервые в истории превысил 100 миллиардов долларов. Сегодня он находится на уровне около 200 миллиардов долларов. Ожидается, что через пять лет он превысит один триллион долларов! За период с 1776 по 1981 год лишь однажды в нашей истории мы имели бюджетный дефицит такого масштаба. Подумайте только! Нам понадобилось 206 лет, пережить восемь войн, два глубочайших кризиса, десяток спадов, предпринять две космические программы, осуществить открытие Запада и пройти через правление 39 президентов, чтобы дойти до такого состояния. Теперь мы собираемся вдвое превзойти этот рекорд лишь за пять лет — и это в мирное время, в период так называемого экономического подъема. Иначе говоря, в стране имеется 61 миллион семей, и мы намерены повесить на каждую из них годовой долг в три тысячи долларов без их согласия. Это все равно как если бы «дядя Сэм» стал без разрешения пользоваться вашей кредитной карточкой. В результате мы отдаем в заклад будущее наших детей и внуков. Поскольку большинство из них еще не имеет права голоса, они это право доверили нам. А мы не очень хорошо оправдываем их доверие. В этой книге парни в Вашингтоне — все без исключения — по бюджету получают двойку. Я сделал блестящую карьеру, и именно Америка предоставила мне эту возможность. Я воспользовался полученным шансом, но я вовсе не был вундеркиндом. У меня ушло на это сорок лет упорного труда. Люди говорят мне: «Вы добились блестящего успеха. Как это вам удалось?» И я повторяю то, чему меня учили родители. Поставь себе цель. Получи такое образование, какое только можешь, но затем, ради Бога, делай что- нибудь! Не жди, пока что-нибудь произойдет само собой. Это нелегко, но если ты станешь работать не покладая рук, то поразишься тому, как в свободном обществе можно достичь всего, к чему стремишься. И конечно же, будь благодарен Господу Богу за все ниспосланные тебе блага. жүктеу/скачать 1.97 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|