ВЫСТУПЛЕНИЯ НА ТРЕТЬЕМ ЗАСЕДАНИИ КОНФЕРЕНЦИИ ГЛАВ
ПРАВИТЕЛЬСТВ СССР, США И ВЕЛИКОБРИТАНИИ В ТЕГЕРАНЕ
30 ноября 1943 года
Начало заседания в 16 ч. 30 м.
|
Конец заседания в 17 ч. 20 м.
|
Рузвельт. Решение британского и американского штабов было сообщено маршалу Сталину и удовлетворило его. Было бы желательно, чтобы генерал Брук доложил конференции об этом решении, если маршал Сталин не возражает против этого.
Сталин. Согласен.
Черчилль. Это заявление генерал Брук сделает как от имени американцев, так и от имени англичан.
Брук. Объединенный комитет начальников штабов рекомендовал президенту и премьер-министру сообщить маршалу Сталину о том, что начало операции «Оверлорд» состоится в течение мая месяца. Эта операция будет поддержана операцией против Южной Франции, причем масштаб этой [последней] операции будет зависеть от количества десантных судов, которые будут иметься в наличии к этому времени.
Черчилль. Подразумевается, конечно, что британский и американский штабы будут находиться в тесном контакте с маршалом Сталиным с тем, чтобы операции всех союзников могли координироваться и чтобы по врагу был нанесен одновременно удар с обеих сторон.
Сталин. Я понимаю важность решений, принятых штабами наших союзников, и трудности осуществления этих решений. Возможно, будет существовать опасность не в начале «Оверлорда», а во время развертывания этой операции, когда немцы попытаются перебросить часть войск с восточного фронта на западный и затруднить дело «Оверлорда». Чтобы не дать немцам возможности маневрировать своими резервами и перебрасывать сколько-нибудь значительные силы с восточного фронта на запад, русские обязуются к маю организовать большое наступление против немцев в нескольких местах, с тем чтобы приковать немецкие дивизии на восточном фронте и не дать немцам возможности создать какие-либо затруднения для «Оверлорда». Об этом я заявил сегодня президенту Рузвельту и премьер-министру Черчиллю, но я хотел повторить мое заявление перед конференцией.
Рузвельт. Я очень удовлетворен заявлением маршала Сталина о том, что будут приняты меры для координации ударов по врагу. Я надеюсь, что наши нации теперь поняли необходимость совместных действий, и предстоящие операции наших трех стран покажут, что мы научились действовать совместно.
Соединенные Штаты еще не назначили главнокомандующего операцией «Оверлорд», но я уверен, что главнокомандующий будет назначен в ближайшие три или четыре дня, как только мы вернемся в Каир.
У меня есть лишь одно предложение – о том, чтобы наши штабы без задержки приступили к разработке тех предложений, которые были приняты здесь. Поэтому я полагаю, что они могут завтра же возвратиться в Каир, если против этого нет возражений у маршала Сталина.
Сталин. Я с этим согласен.
Черчилль. Я хочу сказать, что мы приняли сегодня серьезное решение. Теперь президент и я и наши штабы должны тщательно разработать этот вопрос и решить, где найти необходимые десантные суда. У нас впереди пять месяцев, и я считаю, что мы сможем достать необходимое количество десантных судов. Я уже дал задание изучить этот вопрос, и подробный доклад будет представлен, как только наши штабы вернутся домой. Для успеха операции «Оверлорд» мы должны иметь значительное превосходство сил, и я надеюсь, что наши штабы сумеют это обеспечить. К июню мы будем уже находиться в тяжелой и активной борьбе с противником.
Я думаю, что мы закончили обсуждение военных вопросов. Теперь мы могли бы обсудить политические вопросы. Для этого мы могли бы использовать 1 и 2 декабря и выехать 3 декабря. Мы достигли большого успеха, и было бы хорошо, если бы мы разъехались, разрешив все вопросы, и если бы мы могли сообщить общественному мнению, что мы достигли полного соглашения. Я надеюсь, что президент сможет остаться до 3 декабря, так же как и я, если маршал Сталин согласен остаться.
Сталин. Согласен.
Рузвельт. Я очень рад слышать, что маршал Сталин согласился остаться еще на один день. Я еще хотел сказать относительно коммюнике: может быть, наши штабы могли бы представить нам проект этого коммюнике.
Сталин. В той части, которая касается военных вопросов.
Черчилль. Да, конечно. Нужно, чтобы коммюнике было кратким и таинственным.
Сталин. Но без мистики.
Черчилль. Я уверен, что в скором времени противнику должно стать известно о наших приготовлениях, поскольку он это сможет обнаружить по большому скоплению железнодорожных составов, по активности в наших портах и т. д.
Сталин. Большую операцию в мешке не спрячешь.
Черчилль. Нужно было бы, чтобы наши штабы подумали о том, чтобы замаскировать эти приготовления и ввести неприятеля в заблуждение.
Сталин. Мы в таких случаях обманываем противника, строя макеты танков, самолетов, создавая ложные аэродромы. Затем мы при помощи тракторов приводим эти макеты танков и самолетов в движение. Разведка доносит противнику об этих передвижениях, причем немцы думают, что именно в этом месте готовится удар. В то же время там, где действительно готовится наступление, царит полное спокойствие. Все перевозки производятся ночью. Мы создаем в ряде мест до 5–8 тысяч макетов танков, до 2 тысяч макетов самолетов, большое число ложных аэродромов. Кроме того, мы обманываем противника при помощи радио. В тех районах, где не предполагается наступление, производится перекличка между радиостанциями. Эти станции засекаются противником, и у него создается впечатление, что здесь находятся большие части. Самолеты противника иногда день и ночь бомбардируют эти местности, которые в действительности совершенно пусты.
Черчилль. Правду приходится охранять путем неправды. Во всяком случае, будут приняты меры для того, чтобы ввести врага в заблуждение1.
Советский Союз на международных конференциях
периода Великой Отечественной войны…Т. 2.
С. 134–137.
ИЗ ВЫСТУПЛЕНИЙ ЗА УЖИНОМ
В ЧЕСТЬ ДНЯ РОЖДЕНИЯ У. ЧЕРЧИЛЛЯ
30 ноября 1943 года
ТРЕХСТОРОННЯЯ ВСТРЕЧА ЗА УЖИНОМ
Ноябрь 30, 1943, 8:30 пополудни
БРИТАНСКАЯ ДИПМИССИЯ
(Запись Боттигера)
Тридцать три члена американской, британской и российской делегаций на Тегеранской конференции собрались на обед к г-ну Черчиллю по случаю его 69-летия…
Было ясно, что присутствующие осознавали, что достигнуты исторические соглашения, и эта мысль пронизывала речи и высказывания. У всех осталось ощущение, что люди подружились и есть все основания для того, чтобы эта дружба продолжалась.
Это острое чувство оптимизма, наверное, основывалось на понимании того, что если все три нации пойдут и дальше вместе, есть реальная надежда на лучшее будущее для всего мира, и что такую политику диктуют их собственные наиболее жизненные интересы.
Президент Рузвельт сидел справа от премьер-министра, а маршал Сталин слева. Все речи принимали форму тостов, следуя русскому обычаю и традиции, впервые установленной на обеде у Сталина в воскресенье [понедельник. – Ред.] вечером в советском посольстве.
Президент открыл мероприятие первым тостом, с необычным отклонением от традиции, выразившемся в том, что он, вместо хозяина, предложил традиционный тост за короля. Президент сказал, что как старый друг короля Георга он попросил у г-на Черчилля привилегию произнести тост.
Премьер-министр затем тепло и торжественно отдал должное президенту, которого он охарактеризовал как человека, посвятившего всю свою жизнь защите слабых и беспомощных и продвижению великих принципов, лежащих в основе демократической цивилизации. Продолжив затем тостом в честь маршала Сталина, он сказал, что последний заслуживает стоять вместе с великими представителями российской истории и заслуживает титула «Великого Сталина».
Президент говорил о том, как давно он преклоняется перед г-ном Уинстоном Черчиллем, и о той радости, что он находит в дружбе, развившейся между ними в разгар их совместных усилий в этой войне.
Маршал Сталин сказал, что адресованная ему похвала принадлежит на самом деле русскому народу; что легко быть героем и великим лидером, если имеешь дело с такими людьми, как русские. Он сказал, что Красная Армия сражалась героически, но что русский народ ничего другого и не мог ждать от своих вооруженных сил. Он сказал, что даже люди не слишком героические и даже трусы в России становятся героями. Те, кто не стал, сказал он, погибли.
Премьер-министр говорил о великой ответственности, которая возложена на трех человек, обладающих властью командовать тридцатью миллионами вооруженных людей, а также огромным числом трудящихся на полях и на фабриках мужчин и женщин, стоящих за плечами солдат и обеспечивающих боеспособность этих армий. В личном тосте, обращенном Франклину Рузвельту, премьер-министр выразил свое мнение о том, что он благодаря мужеству и предусмотрительности в 1933 году по сути предотвратил революцию в Соединенных Штатах. Он преклоняется перед тем, как президент руководит своей страной среди «бурлящего потока партийных трений и внутренней политики, среди неистовых свобод демократии».
Среди многих тостов в тот вечер был один, который президент Рузвельт посвятил сэру Алену Бруку, начальнику штаба британской армии. Маршал Сталин встал вместе со всеми, но держал стакан в руке, и в то время как другие пили, он просто стоял. Он сказал, что желает присоединиться к тосту за генерала Брука, но хочет высказать некоторые соображения.
Отдавая должное заслугам генерала, маршал Сталин с блеском в глазах сказал, что сожалеет о том, что сэр Ален был недружелюбен к Советскому Союзу и занял позицию недоверия и насмешек по отношению к русским. Он выпил за здоровье генерала в надежде на то, что сэр Ален «придет к лучшему пониманию нас и найдет, что мы все-таки не так уж плохи».
Через некоторое время, отвечая Сталину, генерал Брук поднялся и с некоторой скованностью продекларировал, что маршал знает о средствах, используемых русскими для того, чтобы обмануть врага на восточном фронте. Большую часть войны, продолжил он, Великобритания использовала отвлекающие маневры, чтобы обмануть врага, и, возможно, маршал Сталин ошибочно принял фальшивые «танки и самолеты» за настоящие операции. «Это возможно», – сухо перебил Сталин, вызвав смешки вокруг стола. Его настоящее желание – продолжил Брук – установить более близкое сотрудничество с русскими. «Это возможно», – ответил Сталин. «Даже вероятно». И вновь возникли смешки. Казалось, генерал Брук закончит тостом за Ворошилова, начальника русского штаба, но вместо этого он отклонился от темы и неожиданно предложил выпить за здоровье адмирала Леги.
Г-н Черчилль не прошел мимо инцидента и, казалось, собрался смягчить его эффект; в последующем тосте он указал на то, что слышал предложения относительно изменения в политическом лице мира. Он сказал, что не готов ответственно предугадывать политические пристрастия, которые могут быть выражены американской нацией на предстоящих в следующем году выборах, и что не собирается обсуждать изменяющуюся политическую философию русской нации. Но, продолжил он, что касается британцев, то он может сказать с полной определенностью, что их лица «становятся розовее». Сталин мгновенно проговорил: «Это говорит о хорошем здоровье!»
В своем заключительном тосте г-н Черчилль воздал должное огромному прогрессу, достигнутому в Тегеране на пути решения мировых проблем, и предложил совместный тост за президента и маршала Сталина.
Но перед тем, как обед завершился, Сталин попросил у хозяина разрешение произнести еще один тост. Г-н Черчилль кивнул с согласием, и Сталин тогда сказал, что хотел бы напомнить о важности «машин» в настоящей войне и выразить свое восхищение производственной мощностью Соединенных Штатов. По его словам, ему сообщили, что Соединенные Штаты скоро будут производить 10 000 самолетов в месяц. И это в то время как Советский Союз, напрягая все силы, выпускает 2500-3000 самолетов, да и Великобритания ежемесячно производит почти столько же.
Без этих американских самолетов война была бы проиграна, подчеркнул Сталин. Он выразил благодарность свою и русского народа великому руководству президента Рузвельта, которое сделало возможным такое производство военной техники и ее поставки в Россию. Он закончил сердечным тостом за президента1.
Президент тогда попросил разрешения добавить последнее слово и сказал, что эти встречи в Тегеране укрепили наши надежды на то, что в будущем мы увидим лучший мир, обновленный мир, в котором простому гражданину будет гарантирована возможность мирно трудиться и справедливо наслаждаться плодами своего труда.
«Сегодня вечером здесь обсуждались различные цвета политического спектра, – сказал он. – Я люблю рассуждать об этом с точки зрения радуги. В нашей стране радуга – символ удачи и надежды. У нее много цветов, каждый сам по себе индивидуален, но вместе они сливаются в одно славное целое.
Так же с нашими народами. У нас разные обычаи, философия, образ жизни. Каждый из нас вырабатывает свою систему ценностей в соответствии со своими желаниями и идеалами наших народов.
Но мы доказали здесь, в Тегеране, что различающиеся идеалы наших народов могут сойтись воедино в гармоничном целом, двигаясь вместе ради общего блага для всех нас и всего мира.
Так покидая это историческое собрание, мы впервые видим в небе традиционный символ надежды – радугу».
FRUS. The Conferences at Cairo and Tehran, 1943.
P.582-585. Перевод с английского.
* * *
Отец (Эллиота Рузвельта. – Ред.) в шутку заметил, что на обеде, который состоялся накануне, было произнесено 365 тостов – по одному на каждый день в году. На обеде по случаю дня рождения Черчилля тоже соблюдался русский обычай – все провозглашали тосты друг за друга, и я боюсь, что и здесь точный счет был потерян. Я все же помню, что большую часть этого обеда мы провели стоя; помню, как Сталин приветливо чокался с каждым, за кого мы пили; помню и некоторые тосты.
Сталин: «За моего боевого друга Черчилля!» - и затем: «За моего боевого друга Рузвельта!»
Черчилль: «За могущественного Сталина!» «За моего друга – президента Рузвельта!»
Отец: «За наше единство – в войне и мире!»
Тосты следовали один за другим так часто, что мы не успевали садиться; в результате некоторые из нас так и беседовали стоя. Вспоминаю, как в промежутке между какими-то двумя тостами я выслушал соображения Рандольфа Черчилля по весьма важному вопросу, но не помню точно, по какому. Затем наступил момент, когда боги дружелюбия и веселья задремали, и тогда генерал сэр Алан Брук встал и начал распространяться на тему о том, что английский народ пострадал в этой войне больше, чем все другие, больше потерял, больше сражался и больше сделал для победы. По лицу Сталина пробежала тень раздражения. Возможно, что именно это побудило его почти сразу встать и произнести тост.
– Я хочу рассказать вам, что, с советской точки зрения, сделали для победы президент и Соединенные Штаты. В этой войне главное – машины. Соединенные Штаты доказали, что они могут производить от 8 тысяч до 10 тысяч самолетов в месяц. Англия производит ежемесячно 3 тысячи самолетов, главным образом тяжелых бомбардировщиков. Следовательно, Соединенные Штаты – страна машин. Эти машины, полученные по ленд-лизу, помогают нам выиграть войну.
Отец, в свою очередь, воздал хвалу мощной Красной Армии, которая применяет эту технику и, в то время как мы здесь обедаем, упорно теснит нацистские полчища на их собственную территорию.
Рузвельт Э. Его глазами. М., 1947. С. 196-197.
|
|
Примечание. Ниже приводится запись другого участника событий – В.М. Бережкова:
«Дав знать, что хочет произнести тост – обычно каждый в таком случае постукивал ножом по бокалу, – Брук поднялся с места и стал рассуждать о том, кто больше из союзников пострадал в этой войне. Он заявил, что наибольшие жертвы понесли англичане, что их потери превышают потери любого другого народа, что Англия дольше и больше других сражалась и больше сделала для победы.
В зале наступила неловкая тишина. Большинство, конечно, почувствовало бестактность выступления генерала Брука. Ведь все знали – основная масса гитлеровских войск прикована к советско-германскому фронту, а Красная Армия ценой невероятных жертв и усилий шаг за шагом освобождает от оккупантов советскую территорию, превращенную гитлеровцами в сплошное пепелище. Сталин помрачнел. Он тут же поднялся и окинул всех суровым взглядом. Казалось, сейчас разразится буря. Но он, взяв себя в руки, спокойно произнес:
– Я хочу сказать о том, что, по мнению советской стороны, сделали для победы президент Рузвельт и Соединенные Штаты Америки. В этой войне главное – машины. Соединенные Штаты доказали, что они могут производить от 8 до 10 тысяч самолетов в месяц. Англия производит ежемесячно 3 тысячи самолетов, главным образом тяжелых бомбардировщиков. Следовательно, Соединенные Штаты – страна машин. Эти машины, полученные по ленд-лизу, помогают нам выиграть войну. За это я и хочу поднять свой тост...
Рузвельт сразу же ответил:
– Я высоко ценю мощь Красной Армии. Советские войска применяют не только американскую и английскую, но и отличную советскую военную технику. В то время как мы здесь празднуем день рождения британского премьер-министра, Красная Армия продолжает теснить нацистские полчища. За успехи советского оружия!
Инцидент был исчерпан, но царившая в начале вечера атмосфера непринужденности исчезла» (Бережков В.М. Тегеран, 1943. На конференции Большой тройки… С. 100–101).
ВЫСТУПЛЕНИЯ НА УТРЕННЕЙ ЧАСТИ ЧЕТВЕРТОГО ЗАСЕДАНИЯ КОНФЕРЕНЦИИ ГЛАВ ПРАВИТЕЛЬСТВ СССР, США И ВЕЛИКОБРИТАНИИ
В ТЕГЕРАНЕ
1 декабря 1943 года
Начало заседания в 13 ч.
|
Конец заседания в 15 ч.
|
Гопкинс. Вопрос о приглашении Турции вступить в войну связан с вопросом о том, какую поддержку Турция может получить от Великобритании и Соединенных Штатов. Кроме того, необходимо координировать вступление Турции в войну с общей стратегией.
Рузвельт. Другими словами, Иненю (президент Турции. – Ред.) спросит нас, поддержим ли мы Турцию. Я думаю, что этот вопрос необходимо еще разработать.
Сталин. Черчилль сказал, что британское правительство предоставляет для помощи Турции 20–30 эскадрилий и 2–3 дивизии.
Черчилль. Мы не давали согласия в отношении 2–3 дивизий. У нас в Египте имеется 17 эскадрилий, которые не используются в настоящее время англо-американским командованием. Эти эскадрильи, в случае вступления Турции в войну, послужили бы целям ее обороны. Кроме того, Англия дала согласие на предоставление Турции трех полков ПВО. Вот все, что было обещано англичанами Турции. Англичане не обещали Турции войск. У турок имеется 50 дивизий. Турки хорошие бойцы, но у них нет современного вооружения. Что касается 2–3 дивизий, о которых говорит маршал Сталин, то британское правительство выделило эти дивизии для овладения островами в Эгейском море в случае вступления Турции в войну, а не для помощи Турции.
Рузвельт (обращаясь к Черчиллю). Правда ли, что операция против Родоса потребует большого количества десантных средств?
Черчилль. Эта операция потребует десантных средств не больше того количества, которое находится в Средиземном море.
Рузвельт. Мое затруднение состоит в том, что американский штаб еще не изучил вопроса о количестве десантных судов, необходимых для операций в Италии, подготовки «Оверлорда» в Англии и для Индийского океана. Поэтому я должен быть осторожен в отношении обещаний Турции. Я боюсь, как бы эти обещания не помешали выполнению нашего вчерашнего соглашения.
Сталин. Помимо вступления в войну Турция предоставит также свою территорию для авиации союзников.
Черчилль. Конечно.
Сталин. Я думаю, что с этим вопросом покончено.
Черчилль. Мы не предлагали ничего того, чего мы не можем дать. Мы предложили туркам три новые эскадрильи истребителей, чтобы довести общее количество эскадрилий, включая находящиеся в Египте, до двадцати. Может быть, американцы добавят что-либо к этому количеству? Мы обещали предоставить туркам части ПВО, но мы не обещали туркам никаких войск, так как у нас их нет. Что касается десантных средств, то они потребуются в марте месяце, но я полагаю, что мы можем их найти в период между занятием Рима и началом «Оверлорда».
Рузвельт. Я хочу посоветоваться с военными. Я надеюсь, что Черчилль прав, но мои советники говорят, что возможны трудности в использовании десантных судов в период между занятием Рима и началом «Оверлорда». Они полагают, что совершенно необходимо иметь к 1 апреля десантные суда, которые будут использованы в операции «Оверлорд».
Черчилль. Я не вижу затруднений. Мы никаких предложений Турции не делали, и я не знаю, примет ли их Иненю. Он будет в Каире и познакомится с положением дел. Я могу предоставить туркам 20 эскадрилий. Никаких войск я туркам не дам. Кроме того, я думаю, что войска им и не требуются. Однако все дело в том, что я не знаю, приедет ли Иненю в Каир или нет.
Сталин. Не захворает ли Иненю?
Черчилль. Легко может захворать. Если Иненю не согласится поехать в Каир для встречи со мной и президентом, то я готов поехать к нему на крейсере в Адану. Иненю приедет туда, и я нарисую ему неприятную картину, которая предстанет перед турками в том случае, если они не согласятся вступить в войну, и приятную картину в противоположном случае. Я сообщу Вам тогда о результатах своих бесед с Иненю.
Гопкинс. Вопрос о поддержке Турции в войне не обсуждался американскими военными, и я поэтому сомневаюсь в целесообразности приглашения Иненю в Каир, пока военные не изучили этого вопроса. Когда вчера во время завтрака с Молотовым и Иденом мы говорили о вступлении Турции в войну, мы не знали о решении, принятом в отношении операции «Оверлорд».
Сталин. Следовательно, Гопкинс предлагает не приглашать Иненю.
Гопкинс. Я не предлагаю не приглашать Иненю, но подчеркиваю, что предварительно было бы полезно получить сведения о той помощи, которую мы можем оказать туркам.
Черчилль. Я согласен с Гопкинсом. Мы должны договориться по вопросу о возможной помощи туркам.
Сталин. Без военных этого не сделать?
Черчилль. Мы должны совместно с военными изучить вопрос о десантных средствах. Возможно, их удастся получить больше, чем мы думаем, взяв их с Индийского или Тихого океанов или построив их. Если это невозможно, то нужно от чего-то отказаться. Однако, во всяком случае, решено, что «Оверлорд» не должен пострадать.
Рузвельт. Я думаю, что было бы полезно, если бы я коротко изложил положение на Тихом океане в связи с вопросом о возможном изъятии оттуда десантных средств, как это предлагает Черчилль. Я должен подчеркнуть, что, во-первых, расстояние от Тихого океана до Средиземного моря огромно. Во-вторых, мы двигаемся в Тихом океане на север для того, чтобы перерезать коммуникации японцев, и нам нужны десантные средства в этом районе.
Гопкинс. Верно ли, что Черчилль и Иден не говорили с турками о захвате Эгейских островов?
Иден. Нет, я об этом не говорил. Я просил турок лишь о предоставлении авиабаз и не затрагивал с ними вопроса о десантных средствах.
Рузвельт. Если я увижусь с турецким президентом, то я не намереваюсь делать ему предложения о том, чтобы мы взяли Крит и Додеканезские острова1.
Черчилль. Я хочу получить от турок авиабазы в районе Смирны, которые англичане помогли построить туркам. Получив от турок эти авиабазы, мы изгоним германские военно-воздушные силы с островов. Мы готовы для этой цели платить одним своим самолетом за один уничтоженный германский самолет. Задача изгнания немецких гарнизонов с островов будет выполнима, если мы обеспечим себе превосходство в воздухе в этом районе. Нет надобности брать приступом остров Родос, где находится 8 тысяч итальянцев и 5 тысяч немцев. Их можно уморить голодом. Если мы получим базы в Турции, то наши корабли, при поддержке авиации, смогут перерезать коммуникации немцев и цель будет достигнута.
Сталин. Это правильно. По-моему, 20 эскадрилий в Каире сейчас ничего не делают. Но если они вступят в действие, то от немецких военно-воздушных сил ничего не останется. Но надо было бы добавить к эскадрильям истребителей некоторое количество бомбардировщиков.
Рузвельт. Я согласен с предложением Черчилля о предоставлении для целей обороны Турции 20 эскадрилий и некоторого количества бомбардировщиков.
Черчилль. Мы предлагаем Турции ограниченное прикрытие с воздуха и ПВО. Сейчас зима, и вторжение в Турцию невероятно. Мы предполагаем продолжить снабжение Турции вооружением. Турция получает большей частью американское вооружение. В настоящее время мы предлагаем Турции неоценимую возможность принять приглашение Советского правительства участвовать в мирной конференции.
Сталин. Какого вооружения не хватает Турции?
Черчилль. У турок имеются винтовки, неплохая артиллерия, но у них нет противотанковой артиллерии, нет авиации и нет танков. Мы организовали в Турции военные школы, но турки их плохо посещают. У турок нет опыта в обращении с радиоаппаратурой. Но турки являются хорошими бойцами.
Сталин. Вполне возможно, что если турки дадут аэродромы союзникам, то Болгария не нападет на Турцию, а немцы будут ждать нападения Турции. Турция не нападет на немцев, а будет находиться с ними просто в состоянии войны. Но зато союзники получают от Турции аэродромы и порты. Если бы события приняли такой оборот, то это было бы также неплохо.
Иден. Я говорил туркам, что они могут предоставить авиабазы союзникам, не воюя, ибо Германия не нападет на Турцию.
Рузвельт. В этом отношении Турции могла бы служить примером Португалия (имеется в виду предоставление Англии права на использование принадлежащих Португалии Азорских островов в качестве базы для борьбы с германскими подводными лодками. – Ред.).
Иден. Нуман не хотел согласиться с моей точкой зрения. Он сказал, что Германия будет реагировать и что Турция предпочла бы вступить в войну по своей доброй воле, чем быть в нее втянутой.
Черчилль. Это правильно. Но я должен сказать следующее. Когда вы просите Турцию растянуть свой нейтралитет путем предоставления нам авиабаз, то турки нам отвечают, что они предпочитают серьезную войну; когда же вы говорите туркам о вступлении в серьезную войну, то они отвечают нам, что у них нет для этого вооружения. Если турки ответят нам на наше предложение отрицательно, то мы должны изложить им серьезные соображения. Мы должны им сказать, что они не будут в этом случае участвовать в мирной конференции. Что касается Англии, то мы скажем, что нас не интересуют дела турок. Кроме того, мы прекратим снабжение Турции вооружением.
Иден. Я хочу уточнить, какие требования мы должны будем предъявить Турции в Каире. Я понимаю, что мы должны требовать от турок вступления в войну против Германии.
Сталин. Именно против Германии.
Черчилль. Я считаю это требование правильным. В то же время я хотел бы начать с небольшого, а именно – с предложения туркам о том, чтобы они растянули свой нейтралитет и предоставили нам авиабазы.
Сталин. Имеется еще одна возможность, о которой я хотел бы сказать. Турция объявит войну Германии. Германия будет требовать от Болгарии нападения на Турцию. Может случиться, что Болгария воспротивится этому требованию и не нападет на Турцию. Тогда Германия может оккупировать Болгарию, а Болгария обратится к Советскому правительству с просьбой о помощи.
Черчилль. Я думаю, что этого не случится, так как немцы должны были бы в этом случае заменить своими войсками болгарские дивизии на Балканах. Однако было бы хорошо, чтобы случилось так, как говорит маршал Сталин.
Молотов. Во время заседания позавчера Черчилль говорил, что если Турция не вступит в войну, то права Турции в отношении проливов не могут остаться неизменными. Он просит Черчилля разъяснить это заявление.
Черчилль. Я думаю, что режим проливов следует подвергнуть пересмотру хотя бы по той причине, что участниками конвенции в Монтрё являются японцы.
Рузвельт. Я думаю, что независимо от того, вступит или не вступит Турция в войну, Дарданеллы должны быть свободны для прохода военных и торговых судов всех наций. Они должны быть поставлены под контроль держав, осуществляющих полицейские функции.
Черчилль. Турция является нашим союзником, но, если она откажется выполнить наши требования, мы ей заявим, что Англия не будет особо интересоваться решением вопроса о проливах. Мы скажем туркам, что если в отношении режима проливов будет принято решение, то англичане согласятся с этим решением и не будут защищать турок. Мы проявим к ним холодное отношение и заявим, что они должны урегулировать свои дела с Советским Союзом.
Сталин. Кажется, имеется желание представить предложение Турции о вступлении в войну как предложение Советского правительства?
Черчилль. Нет, имеется в виду сделать это предложение и от имени британского правительства.
Иден. Я хотел бы согласовать текст идентичной телеграммы послам Советского Союза, Англии и Соединенных Штатов в Анкаре с поручением посетить Иненю и передать ему приглашение о приезде в Каир.
(Согласовывается и принимается текст указанной телеграммы.)1
Рузвельт. Можно считать этот вопрос исчерпанным. Теперь я и Черчилль хотели бы обсудить с маршалом Сталиным вопрос о Финляндии. Было бы желательно вывести Финляндию из войны.
Сталин. Я могу сделать по этому поводу следующее сообщение. Некоторое время тому назад заместитель шведского министра иностранных дел Бохеман спросил нашего посланника в Стокгольме, что думает Россия о Финляндии. Он сказал, что финны боятся, что Россия отнимет у Финляндии независимость и превратит ее в свою провинцию. Бохеман сказал, что финны хотели бы переговорить с русскими. Из Москвы ответили, что у Советского правительства нет намерения превратить Финляндию в свою провинцию. Кроме того, наш посланник в Стокгольме по поручению Советского правительства сообщил шведам, что Советское правительство не возражает против того, чтобы финны приехали в Москву для переговоров. Финны желали это сделать. Затем советскому посланнику было поручено сказать, что Советское правительство хотело бы, чтобы финны изложили свои взгляды на выход Финляндии из войны и свои условия. Уже будучи в Тегеране, мы получили содержание ответа финнов, который был передан через Бохемана. Полного текста ответа мы еще не получили. В ответе финнов сказано, что Маннергейм (главнокомандующий вооруженными силами Финляндии. – Ред.) и Рюти (президент Финляндии. – Ред.) готовы прибыть в Москву для переговоров и что за основу переговоров они согласны принять советско-финляндскую границу, существовавшую в 1939 году, с некоторыми поправками в нашу пользу. При этом финны не указали, о каких именно поправках идет речь. Мое мнение таково, что этот ответ финнов показывает, что они не хотят серьезных переговоров с Советским правительством. Они еще верят в победу Германии.
Черчилль. Это очень интересное сообщение.
Рузвельт. Да, очень интересное сообщение, но неудовлетворительное.
Сталин. Дело в том, что в руководящих финских кругах имеются элементы, еще верящие в победу Германии.
Рузвельт. Я согласен с этим.
Черчилль. Я очень симпатизировал финнам, когда между ними и Россией в 1939 году возникла война. В Англии симпатии были на стороне финнов. Но все в Англии повернулись против финнов, когда Финляндия присоединилась к Германии в нападении на Советский Союз. Это было, по моему мнению, подлостью со стороны Финляндии. Я хотел бы указать на несколько обстоятельств, которым я придаю значение. Во-первых, Советский Союз должен иметь обеспеченные подходы к Ленинграду. Я думаю, что позиции России как доминирующей морской и военно-воздушной державы в Балтийском море должны быть обеспечены. Затем я хотел бы сказать, что в Англии считали бы большим несчастьем, если бы финны против своей воли были подчинены другой стране. Я не думаю, что со стороны Советского Союза было бы целесообразно требовать репараций с Финляндии.
Сталин. Мы намерены потребовать от Финляндии возмещения причиненного нам ущерба. При этом нам нужны не деньги, а возмещение натурой. Финляндия могла бы это сделать в течение 5–8 лет, поставляя нам в возмещение ущерба бумагу, лес и другие материалы.
Черчилль. Я думаю, что ущерб, причиненный финнами России во время войны Финляндии в союзе с Германией, превосходит все, что эта бедная страна в состоянии возместить. Когда я об этом говорю, в моих ушах звучит советский лозунг: «Мир без аннексий и контрибуций». Он, Черчилль, помнит этот лозунг со времени революции в России.
Сталин (шутливо). Я же говорил Вам, что становлюсь консерватором.
Черчилль. Мы планируем осуществить «Оверлорд», провести операции в Италии и Южной Франции, а также крупные операции на советско-германском фронте и, кроме того, добиться, если это удастся, вступления Турции в войну. В этой обстановке я хотел бы видеть Финляндию вышедшей из войны, а Швецию вступившей в войну.
Рузвельт. Меня интересует вопрос о том, смогут ли финны изгнать немцев из своей страны и сколько войск они имеют на фронте против Советского Союза.
Сталин. В настоящее время финны держат на фронте против нас 21 дивизию. До последнего времени у финнов было на фронте 16 дивизий, но они добавили еще 5 дивизий, несмотря на то, что хотят вести с нами переговоры1.
Молотов. Я должен сказать, что финны в течение двадцати семи месяцев держат под артиллерийским обстрелом Ленинград – вторую столицу Советского Союза.
Рузвельт. Финны увеличили количество своих дивизий на фронте, вероятно, для того, чтобы выторговать лучшие для себя условия. Согласно полученной мною информации, финны готовы отодвинуть границу от Ленинграда на Карельском перешейке. Что касается Ханко, то я думаю, что, может быть, следовало бы договориться о том, чтобы Ханко был превращен в пляж для купания (по условиям советско-финляндского мирного договора, подписанного в Москве 12 марта 1940 года, Советский Союз получил полуостров Ханко в аренду на 30 лет. – Ред.).
Черчилль. Я не хочу оказывать давления на своих русских друзей в отношении Финляндии. Поскольку это касается Великобритании, то мы порвали с финнами. Мы ожидаем, что необходимая русским безопасность их границ с Финляндией будет обеспечена, но мы просили бы быть снисходительными к финнам. Было бы интересно узнать, каковы русские условия выхода Финляндии из войны.
Сталин. Эти условия были сообщены в свое время американскому правительству, которое хотело принять на себя посредничество в деле заключения мира между Советским Союзом и Финляндией1. Но, видимо, американскому правительству не удалось этого сделать2.
Рузвельт. Нам известно, что Советский Союз требовал восстановления действия советско-финляндского мирного договора 1940 года, который финны нарушили, ибо хотели изменить его.
Сталин. Что касается Ханко, то мы готовы отказаться от него при условии, что Петсамо, которое было в свое время подарено Советским Союзом Финляндии, будет нам возвращено3.
Рузвельт. А что если предложить финнам прибыть в Москву без предварительных условий для переговоров?
Сталин. Если не будет уверенности в том, что в случае приезда финнов в Москву может состояться соглашение, то это пойдет на пользу Германии. Германия использует безуспешность советско-финляндских переговоров. Агрессивные круги в Финляндии также воспользуются этим, чтобы показать, что финны стремятся к переговорам с русскими, а русские этого не хотят.
Черчилль. В этом случае мы прямо скажем, что они лгут.
Сталин. Если Рузвельт и Черчилль настаивают на том, чтобы финны приехали в Москву, пусть они едут. Все зависит от того, кого они пошлют в Москву.
Черчилль. Мы, англичане, не настаиваем на приезде в Москву финнов. Мы оставляем этот вопрос на усмотрение Советского правительства.
Сталин. Если президент считает, что стоит попытаться начать переговоры с финнами, то мы против этого не возражаем.
Рузвельт. Я думаю, что нынешние правители Финляндии пронацисты. Но если бы в Москву были посланы другие финны, то было бы лучше.
Сталин. Конечно, это было бы лучше, но мы готовы разговаривать с Рюти и даже с самим чертом, если финны его пошлют к нам.
Черчилль. Согласны ли вы рассмотреть финляндский вопрос в связи с общими усилиями заставить Швецию вступить в войну до мая месяца?
Сталин. Согласен.
Черчилль. Я все же хотел бы знать русские условия мира с Финляндией.
Сталин. В наши условия мира с Финляндией входит восстановление действия советско-финского договора 1940 года. При этом мы готовы, если этого пожелают финны, отказаться от Ханко взамен возвращения нам района Петсамо. Мы намерены также потребовать возмещения натурой в половинном размере ущерба, причиненного нам Финляндией в этой войне, изгнания немцев из Финляндии, разрыва с Германией и выполнения некоторых других условий1.
Черчилль. Легко причинить ущерб, но трудно его возместить. Практика показала, что уплата долга никогда не производится. Что касается Германии, то я считаю, что Советский Союз должен отобрать у Германии все машины и станки.
Сталин. Черчилль только что провозгласил лозунг против аннексий и контрибуций.
Черчилль. Этот лозунг действителен в отношении Финляндии, бедной и слабой страны. Она не сможет возместить ущерба, причиненного ею России.
Рузвельт. Я готов помочь делу выхода Финляндии из войны в духе того, о чем мы говорили сегодня, но я считаю, что самым лучшим было бы изменение состава финляндского правительства.
Сталин. Конечно, это было бы хорошо.
Черчилль. Мне понравился наш сегодняшний разговор.
Советский Союз на международных конференциях
периода Великой Отечественной войны…Т. 2.
С. 137–145.
Достарыңызбен бөлісу: |