Литература средневековья. Общая характеристика литературы Средневековья



бет6/8
Дата12.06.2016
өлшемі467.5 Kb.
#129488
түріЛитература
1   2   3   4   5   6   7   8

2 сюжета: 1 – история нравственного возвышения поэта

2 – история грешных душ.

Личное отношение проявляется уже в самом начале поэмы. Преддверие ада – те, кто в борьбе добра и зла не встал ни на одну сторону. Их не хочет принимать ни Рай, ни Ад. Там папа Целестин V. Он до папства жил уединено, пользовался уважением в народе. Став папой, мог бы сделать много хорошего, но отрекся от папства и открыл путь какому-то злодею.

Яркие образы – во 2 круге (сладострастники). Вихрь = вихрь земных страстей. Франческа – реальное лицо. Она в 1275 г. была выдана замуж за Джанчотто Малатеста, отец которого был вождем риминийских гвельфов, некрасивого и хромого. Когда Дж. узнал, что она вступила в любовную связь с его младшим братом Паоло, он убил обоих. В песне – 2 рассказа Ф. 1 -- в стиле “поэзии нового сладостного стиля” (простите за тавтологию), с изысканными метафорами и общими рассуждениями о силе любви. 2 – без метафор, просто и конкретно. Реалистическая деталь: увлечение франц. куртуазными романами (Ф. и П. читали роман о Ланселоте, после чего их бес попутал). Единственная метафора – Галеот (“И книга стала нашим Галеотом”). Это был в романе такой рыцарь, который помог Ланселоту и короле Джиневре встретиться и уговорил Дж. поцеловать нерешительного героя. Данте их оправдывает. В 6 круге Д. оправдывает Фаринату дельи Умберти. Он был вождем гибеллинов. Умер за год до рождения Д. Он воспротивился разрушению Флоренци. Через 13 лет после его смерти инквизиция признала его еретиком и осудил его могилу (?!).

Персонажи ада имеют только прошлое. Д. здесь сохраняет свои гвельфские позиции для того, чтобы мы поняли фразу, которой эта сцена заканчивается.

Стойкость духа тем сильнее, что у Ф. нет будущего, нет надежды. Это архетип (?!) будущих романтических героев.

Личное отношение выявляется и через персонажей двойников, т.е. тех героев, чья судьба похожа на судьбу Д. и чью судьбу он мог бы повторить, но не повторил. Образ Улисса – образ вечного странника (как и Д.). Д. вкладывает в его уста свою мысль о знании. Улисс и Диомед мучаются в раздвоенном пламени (они вместе участвовали в похищении статуи Афины от ворот Трои). Улисс -- воплощение страстной жажды знаний. Эта страсть больше всех остальных. Образ героический. У. Выражает мысли Д., но не в их окончательном варианте, а на той стадии развития, когда Д. создавал “Пир” и когда он был уверен во всемогуществе человеческого разума. А потом он их пересмотрел и решил, что без Бога не обойтись. У. – несовершившийся путь Д.,  У. и двойник, и антипод. У. движет жажда географических открытий (джвижение по горизонтали), Д. – жажда высшей мудрости (по вертикали). Д. сопоставляет свой путь и с Энеем. Э. Во всем противополоден У. (они враги – помним, что Эней троянец, Э. не забывает об отце – а У. забывает?, Улиссом движет собственная дерзость, Энеем – высшая воля. Короче, “Энеиду” читали, сами сопоставьте, а я не читала). Настоящее Д. связано с Энеем, прошлое – с У.

Билет 3. Петрарка. Книга песен/Канцоньере(канцоны + сонеты + баллады + мадригалы).

1) Личность Петрарки. Франческо Петрарка родился в 1304 г. в городе Ареццо, где нашли убежище многие политические изгнанники после победы “черных” гвельфов над “белыми”. В Авиньоне он учился у учителя-латиниста, который привил ему вкус к античной культуре (см. ниже). Славы у Петрарки при жизни было много, даже слишком. Был увенчан в Риме лавровым венком (видимо, это было в 1337 г.). В Авиньоне тогда находился папский престол. После Рима жить в Авиньоне, этом “новом Вавилоне”, П. уже не смог. Нравы папской курии он обличает в сонетах 136-138. В 1333 г. совершил путешествие с образовательной целью по Франции, Фландрии и Германии, первое такого рода путешествие в истории нового времени. Помер он, короче, в 1374 г. в местечке Арква, склонясь над древним манускриптом.

Теперь о его увлечении античностью. П. был создателем гуманистической культуры в Европе, основателем науки, получившей наименовании классической филологии. П. был творцом мифа о возрожденной античности. У него крыша на этом деле поехала, и он стремился целиком перенестись туда, “ибо время, в которое я жил, было мне всегда так не по душе, что, если бы не препятствовала тому моя привязанность к любимым мною, я всегда желал бы быть рожденным в любой другой век и, чтобы забыть этот, постоянно старался жить душою в иных веках”(“Письмо к потомкам”). Он писал письма Ливию, Вергилию, Сенеке, Цицерону, Гомеру как своим личным друзьям (кстати, греч. язык он знал плохо, греч. Культуру, следовательно, тоже, Гомера читал в латинском переводе.) Писал на латыни, причем не на средневековой, а на классической. Всячески старался прославить Древний Рим, для чего написал две поэму “Африка” о Сципионе Африканском и “О знаменитых мужах”.

Теперь о его сосредоточенности на самоанализе. С одной стороны, он был индивидуалистом, выдвигавшим на 1 план свою личность, он обладал пытливым, критическим умом, жаждой славы, любовью к жизни и природе и восторженно преклонялся перед языческой античностью. С другой, его давил груз аскетических воззрений и он не мог порвать с религиозной культурой. В итоге – разлад в сознании между языческим и христианским идеалами, между жизнелюбием и жизнеотрицанием. На этой почве у П. создался своеобразный психический недуг, который он называет accidia. Это слово, заимствованное П. из практики христианских отшельников, означает недовольство и удрученность сердца, гнетущую печаль, отбивающую охоту ко всякой деятельности (депра это называется!!!). Самым ярким выражением борьбы этих двух начал стала книга “О презрении к миру” (1343), которую он назвал своей “тайной”, ибо написал ее не для других, а для себя, стремясь разобраться в противоречиях своего сердца. Книга эта представляет первую в новой литературе исповедь души (помним, что в средние века такую исповедь написал Аврелий Августин). Она написана вы форме диалога с этим самым Августином. Диалог П. и А. изображает внутреннюю борьбу в сознании самого П. Это как бы диалог его раздвоившейся души (а это уже шиза). А. в трактате является выразителем христианско-аскетической т. з. Он призывает подавлять все мирские помыслы и желания, в т.ч. занятия поэзией, искание славы, любовь к Лауре, ибо все это – тлен. , заявляет, что не может отказаться от этого. При этом он утверждает, что любовь к Л. поднимает его ввысь, ибо он любит в Л. не плоть, а бессмертную душу. В конце концов А. все же берет верх: он убеждает П., что его любовь к Л. все же земное чувство. П. готов согласиться с ним, он готов отдаться заботе о вечности, но сначала он должен устроить свои земные дела. Гуманистическая сторона сознания все же побеждает.

2) Поэтическое новаторство. Историческое значение лирики П. заключается в освобождении им итальянской поэзии от мистики, аллегоризма и отвлеченности. Впервые у П. любовная лирика стала служить прославлению реальной земной страсти.

Характерной особенностью поэтического стиля П. по сравнению с Д. является то, что П. придает поэт. форме самостоятельное значение, тогда как для Д. поэт. Форма являлась только орудием мысли. Лирика П. всегда артистична, она отличается исканием изящества, беспрестанным стремлением к внешней красоте. Этот последний момент вносит в его поэзию зачатки эстетизма и даже манерности. Всякие метафоры и противопоставления метафор: Лаура – солнце, а он – снег, который тает под солнцем и т.д. Особенно охотно П. играет именем возлюбленной и созвучными с ним словами (Laura – lauro (лавр), l’aura (дуновение, ветерок), строя на таких созвучиях целое стихотворение. П. увлекался также метрическими трудностями, изощренными комбинациями ритмов и рифм. Он писал, например, секстины – стихотворения с крайне затрудненной формой, состоящие из 6 строф по 6 строк в каждой, оканчивающихся на одни и те же слова, не связанные рифмой и проходящие через все строфы в разной последовательности; секстина завершается укороченной строфой из 3 строк, в которых обязательно фигурируют все шесть финальных слов. (Вопрос: кто придумал секстину? Ответ: трубадур Арнаут Даниэль.)


  1. Использование средневековых и античных традиций. Он использовал средневековые аллегории и античные метафоры. Читайте П. сами на этот счет.

4) Концепция любви и образ возлюбенной. Имя “Лаура” казалось многим биографам П. вымышленным прозвищем типа сеньяля. Оно было удобно ввиду созвучия со словом “лавр” (см. выше).

“Лаура” родилась около 1307 г. в знатной авиньонской семьье Нов, что она вышла в 1325 г. замуж за местного дворянина Гюга де Сад, что она стала матерью 11 детей и скончалась в чумной 1348 г. П. и изображал женщиной, а не девушкой, что опиралось на традиицию провансальской лирики. В стихиах П. нет ни одного намека не только на ответной чувство к нему Л, но даже на близкое знакомство с ней.

Первое из дошедших до нас стихотв. П. не старше 1330 г. Оно написано еще в манере трубадуров, песни которых доживали в Авиньоне. Петрарка далек здесь от присущей итальянским поэтам “сладостного нового стиля” спиритуализации любви, ее превращения в символ добродетели, в отраженние “божественного блага”. Любовь здесь – властная сила, берущая себе в союзницы возлюбленную поэта, и они обращают поэта в вечнозеленый лавр (это учебник). Ранняя лирика П. = отзвуки трубадуров + реминисценции из Овидия.

П. не смог избежать влияния лирики Данте => изображает возлюбленную образцом добродетели, сосредоточением всех совершенств, утверждает очищающее и облагораживающее действие ее красоты. Но в то же время он не отождествляет красоту с добродетелью, не превращает Л. в некий бесплотный символ. Несмтря на идеально-платоническую окраску любви П., его Л. не теряет своих реальных очертаний, и сам поэт не свободен от чувственного влечения к ней. Она остается прежде всего прекрасной женщиной, которой поэт любуется. В первой части “Канцоньере” Л. остается суровой повелительницей. П. мучается от противоречия между платонизмом и чувственной любовью, сознавая греховность последней (как и в “О презрении к миру”).

Во 2 части книги – “После смерти Мадонны Лауры” – образ Л. становится более живым и трогательным. Л. больше не сурова. Она шепчет утешения поэту, дает ему советы, выслушивает историю его сердечных мук. П. тоже превращает свою возлюбленную в святую. После ее смерти прекращается борьба против чувства, поскольку оно теряет земной характер. Однако и здесь временами возникают у поэта в допустимости любви к “святой” Л., услаждающейся лицезреннием Бога. “Канцоньере” заканцивается канцоной, обращенной к Деве Марии, -- поэт просит вымолить для него прощение у Бога за любовь, от которой он не в силах отказаться.

5) Сложность образа лирического героя. Л.г. двусоставен = автор + лирический герой, потому что о юношеской любви (герой) рассказывает зрелый человек (автор). Это Ванникова так сказала.



Билет 4. Боккаччо. Декамерон.

1) Композиция Д. Анализ рамы, значение образа чумы. Специфика боккаччиевской утопии. Чума не только акцент темы смерти, но и изображение общества, которое находится в кризисном состоянии. Во Флоренции разрушены все законы, все связи между людьми, рассказчики создают новое общество, гармоничное, со своими законами (выборами короля или королевы). В этом обществе они живут в согласии с природой, это сад Эдема. Боккаччо намеренно во вступлении сгущает краски, чтобы, по контрасту с общим настроением новелл “Декамерона”, подчеркнуть типичное для Ренессанса любование жизнью, “открытие мира и человека”.



2) Расположение новелл. Дни включают только доминирующие или превалирующие 1-2 темы, эти же темы уже бегло были намечены в предыдущих днях и имеют отголоски в предыдущих.

I день – тема религии и церкви (2-4, 6) + остроумные ответы и острые слова с неким нравственным уроком (3, 5 – 10). 3 и 6 – в обе группы.

II день – превратности и повороты судьбы (продолжается в V дне). 10 новелла – переход к III дню, т.к. превратность истолкована иронически.

III – чувственная любовь.

IV – любовь в более облагороженном, трагическом виде.

V – 1-3 любовная тема в связи с превратностями и приключениями (см. II день, IV, 3 и 4). Все новеллы этого дня заканчиваются счастливо. 4-10 – любовная тема. Моттивы IV и III дней.

VI – остроумные ответы, точнее, отроумное поведение.

VII – проделки жен, обманывающих мужей.

VIII – тема адюльтера (1, 2, 8). 1, 2, 4, 7, 8, 10 – мотив изобретательной мести в различных эротических историях. 3, 6 – озорные продлки Бруно и Буффальмако. (= IX, 3, 5, 8, 10).

IX – своей темы нет, продолжение уже начатых тем.



X – самый высокий регистр. Тема великодушия как высшего проявления человечности идоблести.

3) Взаимодействие различных жанровых и стилистических традиций. Сюжеты для новелл -- из куртуазной литературы, “примеров”, фаблио, новеллино, антич. романов (специально для Юли Котариди: из Апулея взяты V, 10 и VII, 2) и т.д. В зависимости от того, откуда сюжет взят, он подвергается снижению или, наоборот, облагораживанию. + сближение, обогащение отдельных жанровых вариантов и мотивов. Легенда подвергалась пародийному снижению, “примеры” лишались прямолинейного дидактизма, в рыцарские сюжеты вносилась реабилитированная чувственность, фаблио облагораживались. Конкретнее: II, 7 – пародийная авантюрная повесть типа восточной сказки или греческого романа о красавице, сохраняющей целомудрие в разных превратностях во вр. путешествия); VII, 7 – сюжет фаблио “Орлеанская мещанка”. В отличие от фаблио героиня поднимается над грубой чувственностью. Куртуазный оттенок в образе влюбленного слуги (вместо озорного клирика в фаблио); IV, 9 – в отличие от провансальского источника (истории мужа, заставившем жену съесть сердце любовника, из биографии трубадура Гильема де Кабестань) умеряется куртуазная точка зрения решительного предпочтения хороших куртуазных любовников плохому ревнивому мужу. У Б. муж не является особым ревнивцам и не угрожает жене, на любовниках тоже лежит некая вина; III, 10 – история о наивной Алибек явл. насмешкой над легендами об аскетах пустынниках.

4) Утверждение новой концепции человека. Ренессансная этика доблести. Про доблесть см. выше. В критике отмечали связь Д. с Божественной комедией и называли его “человеческой комедией” из-за разноображия жизненных ситуаций. Но в “БК” все разнообразие вставлено в строгую оправу этики. Ценность человека в Д. определяет прежде всего его доблестью – т.е. энергией ума и воли. (Очень большое место в рассказах занимают всяческие проделки людей, которые Б. одобряет, если они не наносят вреда ближнему. Например, весь 3 день посвящен рассказам о том, “как люди благодаря хитроумию своему добивались того, о чем они страстно мечтали, или же вновь обретали утраченное”, 6 тоиму, “как люди, уязвленные чьей-либо шуткой, платили тем же или быстрыми и находчивыми ответами предотвращали утрату, опасность и бесчестье”, 7 – тому, “какие штуки во имя любви или же ради своего спасении вытворяли со своими догадливыми и недогадливыми мужьями жены” и т.д. 5 новелл VIII и IX дней посвящены проделкам флорентийских живописцев Бруно, Буффальмако и Нелло, которые потешаются над простаками Симоне и Каландрино. Мораль этих новелл: горе слабым и недалеким людям.

5) Любовь в мире “Д.”. Снижение по сравнению с куртуазной литературой. Возлюбленная не олицетворение нравственного совершенства, а предмет чувственной страсти. Реабилитация плоти – одна из основных идей “Декамерона”, поэтому грехом в обществе рассказчиков считается как раз вынужденное целомудрие. “Супротив велений плоти, дескать, не устоишь”, -- говорит настоятельница монастыря во второй новелле девятого дня.

Б. встает на сторону неверных жен, которые раньше неизменно считались служительницами дьявола. Обычно женщин выдавали замуж насильно, а они, изменяя, мстили нелюбимым мужам. Ее измена есть проявление верховной силы любви. Стоя на точке зрения естественной морали, Б. считает любовь единственным законом, не терпящим никаких ограничений и рамок. Ни династические, ни сословные, ни фамильные интересы для Б. в вопросах любви не являются решающими. Б. охотно рисует случаи, когда любовь разрушает социальные перегородки. Так, Гисмонда, дочь принца, отдается слуге своего отца Гвискардо и защищает перед отцом свое право человека “низкого происхождения”. Ревность неизменно трактуется Боккаччо отрицательно.



Билет 5. Макиавелли. Государь.

1) Философия истории. Соотношение судьбы с мудростью и доблестью.

Тут будет такой цитатничек, хотите, прямо ей так и процитируйте, хотите – перескажите своими словами. “Я предположу, что, может быть, судьба распоряжается лишь половиной наших дел, другую же половину, или около того, она предоставляет самим людям. Я уподобил бы судьбу бурной реке, которая, разбушевавшись, затопляет берега...: все бегут от нее прочь, все отступают перед ее напором, бессильные его сдержать. Но хотя бы и так, -- разве это мешает людям принять меры предосторожности в спокойное время, то есть возвести заграждения и плотины так, чтобы выйдя из берегов, река либо устремилась в каналы, либо остановила свой безудержный и опасный бег”. “Я думаю также, что сохраняют благополучие те, чей образ действий отвечает особенностям времени, и утрачивают благополучие те, чей образ действий не отвечает своему времени”. “Каждому из этих людей выпал счастливый случай, но только их выдающаяся доблесть позволила им раскрыть смысл случая, благодаря чему отечества их прославились и обрели счастье... Только тот, кто обладает истинной доблестью, при внезапном возвышении сумеет не упустить того, что фортуна сама вложила ему в руки, то есть сумеет, став государем, заложить те основания, которые другие закладывали до того, как достигнуть власти”. “Судьба являет свое всесилие там, где препятствием ей не служит доблесть, и устремляет свой напор туда, где не встречает возведенных против нее заграждений”.
2) Философия практического действия. Проблема быть и казаться. “Государю нет необходимости обладать всеми добродетелями, но есть прямая необходимость выглядеть обладающим ими. Дерзну прибавиить, что обладать этими добродетелями и неуклонно им следовать вредно, тогда как выглядеть обладающим ими полезно. Надо являться в глазах людей сострадательным, верным слову, милостивым, искренним, благочестивым – и быть таковым в самом деле, но внутренне надо сохранять готовность проявить и противоположные качества, если это окажется необходимо”. “Что может быть похвальнее для государя, нежели соединять в себе все лучшие из качеств. Но раз в силу своей природы человек не может ни иметь одни добродетели, ни неуклонно им следовать, то благоразумному государю следует избегать тех пороков, которые могут лишить его государства, от остальных же – воздерживаться по мере сил, но не более

Хорошо иметь славу щедрого государя, но тот, кто проявляет щедрость, чтобы слыть щедрым, вредит самому себе. Ради того, чтобы не обирать подданных, награждая немногих, иметь средства для обороны, не обеднеть, не вызвать презрения и не стать поневоле алчным, государь должен пренебречь славой скупого правителя”.



3) Образ государя. Формообразующая активность. “Надо знать, что с врагом можно бороться двумя способами: во-первых, законами, во-вторых, силой. Первый способ присущ человеку, второй – зверю. Одна (сторона) без другой не имеет достаточной силы. Государь должен быть подобен льву и лисе”. Приводит в пример кентавров. Мол, не зря отдали Геракла на воспитание Хирону, где он научиился и мудрости, и силе (если можно так сказать). А ранние гуманисты противопоставляли зверей и человека. “Новый государь не должен быть легковерен, мнителен и скор на расправу, во всех своих действиях он должен быть сдержан, осмотрителен и милостив, так чтобы излишняя доверчивость не обернулась неосторожностью, а излишняя недоверчивость не озлобила подданных... Но когда государь ведет многотысячное войско, он тем более должен пренебречь тем, что может прослыть жестоким, ибо, не прослыв жестоким, нельзя поддержать единства и боеспособности войска”.

“любят государей по собственному усмотрению, а боятся – по усмотрению государей.

Разумный правитель не может и не должен оставаться верным своему обещанию, если это вредит его интересам и если отпали причины, побудившие его дать обещание.

Такой совет был бы недостойным, если бы люди честно держали слово, но люди, будучи дурны, слова не держат, поэтому и ты должен поступать с ними так же”.



Универсализм и протеизм личности. Оппозиция Чезаре Борджиа и Агафокл. Тут придется обойтись без цитат. Вообще-то вся семейка Борджиа была феноменально злодейской. Папа Александр VI, как и его сынок Чезаре, был отравителем, дочка Лукреция – развратницей. Но М. Бурно восторгается ими (А. и Ч.). Он считает Ч. универсальным правителем, потому что тот умел действовать согласно обстоятельствам. Он был жесток, когда и насколько это было нужно. Так, он отправил в Чезену своего наместника Рамиро де Орко, чтобы тот навел там порядок. Тот действовал жесткими методами. И однажды Ч.Б. решил, что хватит уже жестокости, теперь надо стать милосердным. И он велел казнить Рамиро де Орко как якобы виновника всех жестокостей в городе. А сам Борджиа тут вроде бы и ни при чем, он добрый. Единственная ошибка Б. – это то, что он позволил занять папский престол не тому кандидату.

Агафокл и Оливеротто тоже действовали жестокостью, но их жестокость была их природным качеством, они не могли остановиться в нужный момент, т.е. не умели подстраиваться под обстоятельства. Поэтому М.. их осуждает.



Переосмысление ренессансных понятий универсального человека, доблести и свободы. У М. доблесть и злодейство не взаимоисключающие понятия. Свобода – тоже свобода от морали.

Понятие varieta и отразившиеся в трактате столкновения должной универсальной природы государя с неизменностью психологической структуры личности. У понятия varieta 2 смысла: разнообразие людей внутри человечества и разнообразие человеческих возможностей. Далее цитаты. “И нет людей, которые умели бы к этому приспособиться, как бы они не были благоразумны. Во-первых, берут верх природные склонности, во-вторых, человек не может заставить себя свернуть с пути, на котором он до того времени неизменно преуспевал. Вот почему осторожный государь, когда настает время применить натиск, не умеет этого сделать и оттого гибнет, а если бы его характер менялся в лад со временем и обстоятельствами, благополучие его было бы постоянно”. “Итак, в заключение скажу, что фортуна непостоянна, а человек упорствует в своем образе действий, поэтому, пока между ними согласие, человек пребывает в благополучии, когда же наступает разлад, благополучие его приходит конец. Так что те из наших государей, кто, властвуя много лет, лишился своих государств, пеняют не на судьбу, а на собственную нерадивость”.

Не знаю, к какому пункту эта фраза относится, но фраза важная. М. разграничивает политику и мораль, В политике все ориентировано на успех, поэтому ни о какой морали речь не идет.



Проблематика “Г” в последующей литературе.

Билет 6. Эразм Роттердамский. Похвала Глупости.

1) Э. как представитель христианского гуманизма. См. билет 1.

2) Античная и народная традиция в “Похвале Глупости”. Народная традиция – это традиция книг о глупцах (нар. книга о Тиле Эйленшпигеле), карнавальные шествия дураков во главе в Князем дураков, Папой-Дураком и Дурацкой Матерью и т.д. Античная традиция – форма панегирика.

3) Образ Глупости. Основной тезис здесь – переход глупости в мудрость и наоборот. Основываясь на этом, попытайтесь понять нижеследующее.

В первой части "Похвального слова" пародоксально заострена мысль: Глупость неопровержимо доказывает свою власть над всей жизнью и над всеми ее благами. Все возрасты и все сословия, все чувства и все интересы, все формы связей между людьми и всякая достойная деятельность обязаны ей своим существованием и своими радостями. Она основа всякого процветания и счастья. И тут невольно возникает вопрос: это в шутку или всерьез? Но весь облик гуманиста Эразма, во многом как бы прототипа Пантагрюэля Рабле, исключает безрадостный взгляд на жизнь как на сцепление глупостей.

Через всю первую "философскую" часть речи проходит сатирический образ "мудреца" и характеристика этого антипода Глупости оттеняет основную мысль Эразма. Отталкивающий и дикий внешний вид, волосатая кожа, дремучая борода, облик преждевременной старости (гл. 17). Строгий, глазастый, на пороки друзей зоркий, в дружбе пасмурный, неприятный (гл. 19). На пиру угрюмо молчит и смущает неуместными вопросами. Одним своим видом портит публике всякое удовольствие. Если вмешается в разговор, напугает собеседника, не хуже, чем волк. Если надо что-либо купить или сделать - это тупой чурбан, ибо он не знает обычаев. В разладе с жизнью рождается у него ненависть ко всему окружающему (гл.25). Враг всякой чувствительности, некое мраморное подобие человека, лишенное всех людских свойств. Не то чудовище, не то привидение, не знающее ни любви, ни жалости, подобно холодному камню. От него якобы ничто не ускользает, он никогда не заблуждается, все взвешивает по правилам своей науки, все знает, всегда собой доволен, один он свободен, он - все, но лишь в собственных помышлениях. Все, что случается в жизни, он порицает, словно безумие. Не печалится о друге, ибо сам никому не друг. Вот образ совершенного мудреца! Кто не предпочтет ему последнего дурака из простонародья (гл.30)?!

Это законченный образ схоласта, средневекового кабинетного ученого, загримированный согласно литературной традиции этой речи - под античного мудреца - стоика. Это рассудочный педант, ригорист и доктринер, принципиальный враг человеческой природы. Но с точки зрения живой жизни его книжная обветшалая мудрость - скорее абсолютная глупость.




Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет