Четвертая глава «Лужицкий вопрос во второй половине 1945 г.»

Ключевым вопросом, обсуждавшимся на встрече в чехословацком министерстве обороны, был вопрос о границах Лужицы. Подводя итог дискуссиям на эту тему, Рессел писал в своем донесении, что требование присоединения Лужицы в ее исторических границах является политически нереализуемым и его нельзя отстаивать на международной арене, поскольку в этом случае возникла бы необходимость дальнейших территориальных приобретений на Западе, включая присоединение Дрездена, что могло бы осложнить национальную проблему. Рессел подчеркивал, что целью чехословацких военных являются эффективно обороняемые границы. В этой связи он полагал необходимым исключить центр Нижней Лужицы г. Хошебус из той части Лужицы, которую планировалось присоединить к ЧСР, поскольку Хошебус «выступал далеко на север» и с его присоединением «ситуация к востоку от Лужицы могла бы серьезно осложниться».¹⁴⁷ Хотя представители лужицких сербов и высказали пожелание о присоединении Лужицы к Чехословакии в соответствии с этнографическими границами, они, тем не менее, согласились с доводами Рессела, допустив, что «их территориальные требования могут оказаться нереализуемыми в полном объеме».¹⁴⁸

Встреча с представителями лужицких сербов оказала влияние на позицию министерства обороны Чехословакии в вопросе о корректировке чехословацких границ. Присоединение части лужицких земель к Чехословакии предусматривалось в разработанном чехословацким министерством обороны документе с предложениями об изменении границ Чехословакии, который был представлен на рассмотрение правительственной комиссии ЧСР по вопросу о границах. Заседание этой комиссии, выработавшей решение о территориальных требованиях Чехословакии, состоялось 20 июня 1945 г. Несмотря на публичную поддержку позиции СЗНК и Общества друзей Лужицы, добивавшихся присоединения Лужицы к Чехословакии, чехословацкое правительство в действительности занимало намного более сдержанную и прагматичную позицию, противоречившую публичной пролужицкой риторике чехословацких официальных лиц. Протокол заседания правительственной комиссии по вопросу о границах, состоявшегося 20 июня 1945 г., свидетельствует, что уже в то время идея о присоединении Лужицы к Чехословакии не рассматривалась всерьез и не пользовалась поддержкой чехословацкого руководства. Поддержав требование министерства обороны включить в состав Чехословакии силезские области Ратиборж и Кладско, де-факто вошедшие к тому времени в состав Польши, комиссия в то же время высказалась против аналогичного предложения в отношении Лужицы. «Комиссия, - говорилось в протоколе, - единогласно высказалась против принятия того плана изменения границ, который включал бы территорию Лужицы. Комиссия рекомендует проведение границы таким образом, чтобы она проходила по северному склону пограничного хребта, включая окрестности города Вальденбурга, каменноугольный бассейн, города Готесберг, Ландесхут и железнодорожный узел Гиршфельд».¹⁴⁹ Чисто экономические соображения лежали в основе и других предлагавшихся чехословацкой стороной корректировок границы. На северо-западном участке чехословацко-немецкой границы Прага проявляла интерес к ряду территорий к югу и юго-востоку от Дрездена, включая города Лебау, Бад Шандау и Пирну, и предлагала мелкие исправления границы в пользу Чехословакии в районах Хомутова и Яхимова, где чехов привлекали месторождения урановой руды. План чехословацкого правительства по изменению границ, таким образом, полностью определялся соображениями прагматизма и не учитывал точку зрения серболужицких политиков, стремившихся к присоединению Лужицы к Чехословакии. Официальная Прага добивалась прежде всего выгодной для себя корректировки границы с Германией; при этом интересы серболужицких лидеров и перспективы возможного присоединения Лужицы к Чехословакии полностью игнорировались, а сама Лужица даже не рассматривалась в качестве заслуживающего внимания единого социокультурного организма.

Руководители пролужицкого движения в Чехословакии имели тесные контакты с правительством и старались влиять на его позицию в лужицком вопросе. Накануне Потсдамской конференции эти попытки были особенно активными. Информируя чехословацкий МИД о встрече руководителей Общества друзей Лужицы со старостой будишинского района доктором Я. Цыжом и председателем «Домовины» П. Недо 7-8 июля 1945 г., один из руководителей Общества друзей Лужицы профессор Фринта указывал, что информация этих надежных источников свидетельствует о критическом положении в Лужице. Аргументируя необходимость присоединения Лужицы к Чехословакии, Фринта подчеркивал, что «единственной надеждой лужицких сербов является помощь из Чехословакии, которая в соответствии с соглашениями имеет право принять участие в оккупации немецкой территории наряду с другими союзниками. Разочарование в этой надежде могло бы привести к моральной катастрофе этого самого малого славянского народа...»¹⁵⁰ Фринта также констатировал общее усиление немецкого национализма на территории Лужицы в том числе и у немецких коммунистов, которые «ранее были в хороших отношениях с лужицкими сербами и обещали им защиту национальных прав». Усиление немецкого национализма у местных коммунистов Фринта объяснял их стремлением «не отстать от двух других политических партий, недавно разрешенных в Саксонии...»¹⁵¹

Еще более резкая оценка положения в Лужице содержалась в обращении СЗНК к правительству Чехословакии от 14 июля 1945 г., подписанном членом СЗНК доктором М. Кречмаром, который затронул целый спектр наиболее болезненных для серболужицкого населения проблем. Напомнив чехословацкому руководству обо всех обращениях, сделанных лужицкими сербами, и подчеркнув, что их главным требованием было присоединение Лужицы к Чехословакии, автор констатировал, что единственным ответом на них было лишь сообщение президиума правительства ЧСР от 8 июня 1945 г. о том, что серболужицкий меморандум был передан в МИД Чехословакии для дальнейшего рассмотрения. Кречмар обращал внимание чехов на то, что отсутствие у Праги четкой политики в лужицком вопросе приводит к «росту беспокойства в Лужице».¹⁵² Обращение СЗНК, выдержанное в резком тоне, свидетельствовало об отсутствии диалога между СЗНК и чехословацким правительством, которое реагировало на серболужицкие инициативы формально и скупо, вызывая разочарование у серболужицких политиков.

Между тем, критическое положение в Лужице, о котором упоминали А. Фринта и М. Кречмар, было следствием не только ошибок советской военной администрации, но и результатом политики чехословацких властей. Наплыв в Лужицу немецких беженцев, вызывавший тревогу активистов серболужицкого движения и их чехословацких единомышленников, стал результатом не только изгнания немцев из областей восточнее Одера и Нейсе и из польской Силезии, но и массового выселения судетских немцев из самой Чехословакии. Именно в советскую оккупационную зону в Германии первоначально направлялся основной поток судетских немцев, изгоняемых из Чехословакии. Ключевое значение в процессе выселения имели конкретные договоренности между чехословацкими силовыми структурами, осуществлявшими выселение, и советским командованием, которое шло навстречу просьбам чехословацких властей, принимая эшелоны с депортируемыми судетскими немцами на протяжении всего участка соприкосновения советской оккупационной зоны в Германии с Чехословакией от г. Градек-над-Нисоу до г. Божи Дар. Наибольшему наплыву судетонемецких беженцев из Чехословакии в первые послевоенные месяцы подверглась область Житавы на юго-востоке Верхней Лужицы неподалеку от чехословацкой границы.¹⁵³ С приближением конференции в Потсдаме чехословацкие власти, пользуясь лояльным отношением СССР, стремились как можно быстрее избавиться от максимально большего числа судетских немцев. По приблизительным данным, количество немцев, выселенных из Чехословакии с мая по конец июля 1945 г., составило около 448.397 человек.¹⁵⁴ Подавляющее большинство из этого почти полумиллиона человек оказалось в советской зоне оккупации, включая территорию Лужицы. При этом не существует никаких свидетельств о том, чтобы чехословацкие представители стремились учитывать интересы лужицких сербов в процессе переселения немцев в советскую зону оккупации. Словесная поддержка лужицких сербов, которую демонстрировали чехословацкие руководители, контрастировала с их практической политикой. Желание Праги выселить как можно большее количество немцев в максимально сжатые сроки вело к увеличению числа озлобленных судетонемецких переселенцев в Лужице, усилению напряженности в серболужицко-немецких отношениях на местах и в итоге способствовало дальнейшей германизации Лужицы.

Между тем, чехословацкая общественность активно поддерживала планы присоединения Лужицы к Чехословакии. 24 июля 1945 г. в Праге на Староместской площади состоялась массовая демонстрация в поддержку лужицких сербов и за присоединение Лужицы к Чехословакии. Общее количество участников демонстрации, среди которых была большая делегация лужицких сербов, составило около ста тысяч человек.¹⁵⁵ В демонстрации приняли участие два наиболее пролужицки настроенных члена правительства - вице-премьер Й. Давид и министр просвещения З. Неедлы, которые в своих выступлениях солидаризировались с требованиями лужицких сербов. Летом 1945 г. в Чехии прошел ряд массовых выступлений в поддержку лужицких сербов. Однако выступления в Чехословакии в поддержку серболужицкого движения накануне и во время конференции в Потсдаме и попытки СЗНК вынести лужицкий вопрос на обсуждение конференции оказались безрезультатными. Меморандумы и обращения СЗНК остались без ответа.

После неудачи в Потсдаме серболужицкие политики стали уделять большее внимание отношениям с советскими властями, что объяснялось намеченной на декабрь 1945 г. конференцией министров иностранных дел СССР, США и Великобритании в Москве. Другим важным фактором, подтолкнувшим серболужицких лидеров к более оживленным контактам с советской военной администрацией, был рост активности немецких политических партий в советской оккупационной зоне, в ходе которого проявились тревожные для лужицких сербов антиславянские настроения отдельных немецких политиков.

С образованием 9 июня 1945 г. Советской военной администрации в Германии (СВАГ) власти СССР начали уделять более пристальное внимание серболужицкой проблеме. Проигнорировав требования лужицких сербов, советское руководство в то же время стремилось избежать какого-либо обострения отношений с серболужицкими лидерами. Советская военная администрация дала разрешение СЗНК на переезд из Праги в Будишин, чего серболужицкие лидеры добивались еще с мая 1945 г. Переезд СЗНК из Праги в Будишин состоялся в сентябре 1945 г. 17 сентября в столице Верхней Лужицы было организовано совместное заседание «Домовины» и СЗНК, на котором обе стороны подтвердили свою готовность к сотрудничеству. Выражением этих намерений стало образование 22 октября 1945 г. Серболужицкой народной рады как единого исполнительного органа серболужицкого национального движения. В сентябре 1945 г. советские офицеры из дрезденской и будишинской комендатур посетили СЗНК в Будишине и ознакомились с его деятельностью. В конце сентября серболужицкая делегация была принята руководством СВАГ в Берлине. Лужицкие сербы передали советскому командованию второй меморандум СЗНК на русском языке и карты с историческими границами Лужицы. В октябре и ноябре 1945 г. переговоры серболужицкой делегации с советским командованием были продолжены.¹⁵⁶ Для более детального анализа лужицкого вопроса руководство СВАГ создало специальную комиссию, которая выехала в Лужицу и с 27 октября по 5 ноября изучала ситуацию непосредственно на месте.

Однако общий результат знакомства советского командования с ситуацией в Лужице был неблагоприятным для лужицких сербов. Подводя итоги своей работы, комиссия СВАГ констатировала, что главные требования лужицких сербов заключались в смещении немцев с должностей бургомистров, учителей и полицейских в местах проживания сербов-лужичан, а также в замене советского оккупационного режима чехословацким. Ответом советского руководства на развитие ситуации в Лужице стала директива № 30/3 от 11 января 1946 г. главы 3-го европейского отдела наркомата иностранных дел СССР А. Смирнова, направленная политическому советнику СВАГ В. Семенову. Директива информировала о реакции наркома иностранных дел СССР Молотова на предложения серболужицких лидеров, сформулированных в меморандуме от 1 июня 1945 г. Документ констатировал, что СССР не поддерживает требование отделения Лужицы от Германии и ее присоединения к Чехословакии. В то же время, в директиве указывалось на необходимость пропорционального представительства лужицких сербов в органах управлениях, введения преподавания серболужицкого языка в школах и возобновления деятельности серболужицких культурно-просветительных обществ. Кроме того, директива предусматривала возможность издания в Будишине печатного органа «Домовины» газеты «Наше дело».¹⁵⁷

Поворот в позиции лидеров серболужицкого национального движения совпал по времени с изменением внутриполитической ситуации в восточных областях Германии. С начала 1946 г. советская военная администрация в Германии передала управление гражданскими и административными делами представителям немецкого населения. Комментируя данное решение, «Лужицкосербский вестник» с тревогой отмечал, что оно означает передачу серболужицкого национального движения под немецкий контроль. Орган Общества друзей Лужицы приводил в этой связи многочисленные примеры произвола немецких властей в отношении лужицких сербов. Так, немецкая администрация в Дрездене сняла с должности старосты будишинского района лужицкого серба доктора Яна Цыжа, который был восстановлен в должности лишь после многочисленных протестов и жалоб лужицких сербов советским оккупационным властям.¹⁵⁸ Чехи отмечали давление на серболужицкое население со стороны немецких властей, которые побуждали лужицких сербов выходить из «Домовины» и вступать в немецкую компартию, используя материальную помощь в восстановлении разрушенного войной хозяйства в качестве инструмента давления.¹⁵⁹ Вину за подобное положение дел в Лужице чешские пролужицкие деятели частично возлагали на советскую оккупационную администрацию, упрекая ее в «чрезмерной снисходительности» по отношению к немцам, которые «вновь начинают играть роль господ».¹⁶⁰

В этих условиях со 2 по 20 января 1946 г. по инициативе серболужицких политиков в Лужице были объявлены выборы в местные национальные комитеты и выборы делегатов на общелужицкий съезд. 27 января 1946 г. 800 представителей серболужицкого населения на съезде в Будишине избрали расширенный состав СЗНК в составе 22 человек и переизбрали священника Яна Цыжа на посту председателя СЗНК и главы Серболужицкой народной рады.¹⁶¹ На съезде были приняты очередные обращения к Сталину и Жукову с просьбой поддержать стремление лужицких сербов к независимости. Проведение съезда и принятые на нем решения можно считать кульминационным пунктом национального движения лужицких сербов после 1945 г.

Свидетельством продолжавшейся ориентации серболужицких лидеров на поддержку извне стало назначение Серболужицкой народной радой своих официальных представителей в Чехословакию, Польшу, Югославию и Францию. Самой успешной оказалась миссия серболужицкого представителя Ю. Ренча в Югославии, общественность и официальные круги которой оказали ему очень теплый прием. В марте-апреле 1946 г. Ренчу удалось встретиться с ведущими политиками Югославии и изложить им взгляды СЗНК на решение лужицкого вопроса. В последующем именно Югославия активнее всего поддержала радикальные планы СЗНК и Рады, привлекая внимание СССР к проблемам лужицких сербов. Так, в августе 1946 г. посольство Югославии в Москве обратилось в МИД СССР с официальной нотой, в которой ставился вопрос о целесообразности объединения всех лужицких земель в одну административную единицу с элементами автономии.

Поворот во внешнеполитическом курсе серболужицких политиков вызвал смешанную реакцию в Чехословакии. На встрече с журналистами в январе 1946 г. глава правительства Чехословакии З. Фирлингер с видимым облегчением констатировал, что «развитие лужицкого вопроса входит в конструктивное русло… Вопрос Лужицы является вопросом славянским и мы сами не в состоянии его решить… Мы рекомендовали своим лужицким друзьям апеллировать к полякам, но прежде всего к Советскому Союзу...»¹⁶² В отличие от официальной Праги, представители чехословацкого пролужицкого движения восприняли поворот во внешнеполитическом курсе лужицких сербов с заметным разочарованием. Сообщая о третьем серболужицком меморандуме, «Лужицкосербский вестник» сухо констатировал, что «данный меморандум отличается от двух предыдущих тем, что в нем мы уже нигде не находим требования о присоединении Лужицы к ЧСР…»¹⁶³ Орган Общества друзей Лужицы обращал внимание чехословацкой общественности на то, что после передачи немцам административного управления с 1 января 1946 г. положение лужицких сербов резко осложнилось. Чехи с возмущением писали о том, что лужицким сербам была запрещена политическая деятельность и что для проведения любых мероприятий сербы-лужичане должны были заранее получать разрешение не только местных советских комендатур, но и немецкой полиции. «Немцы, которые сейчас все поголовно „антифашисты“, - с иронией отмечал орган Общества друзей Лужицы, - приобрели такое влияние, что стремление к независимости Лужицы трактуется как сепаратизм... Немецкие коммунисты и социал-демократы публично выступают против сербов-лужичан потому, что они стремятся к свободе...»¹⁶⁴ Предметом острой критики чехов оставалось неудовлетворительное положение в сфере образования на серболужицком языке, где отсутствовал какой-либо прогресс и продолжалась дискриминация со стороны немецких властей.

Серьезную критику со стороны чехов вызвало проведение переписи населения на территории Лужицы, организованное центральным гражданским управлением Саксонии в декабре 1945 г., в ходе которого саксонские власти допустили многочисленные нарушения прав серболужицкого населения. «Вестник» сообщал о том, что только в житавском районе Лужицы счетные анкеты имели рубрику для указания родного языка, в то время как в анкетах для других районов данная рубрика отсутствовала. «Вестник» приводил многочисленные факты дискриминации славянского населения Лужицы немецкими должностными лицами. Одну из главных причин враждебного отношения немцев к лужицким сербам чешские друзья Лужицы справедливо усматривали в выселении судетских и силезских немцев из Чехословакии и Польши на территорию Лужицы. По сведениям «Вестника», к началу 1946 г. на территории Лужицы осело около 180.000 немцев из Польши и Чехословакии, причем саксонские власти, вопреки настроениям лужицких сербов, часто селили немецких переселенцев в чисто серболужицкие деревни. «Вполне естественно, - отмечал «Вестник», - что эти немцы страстно ненавидят славян».¹⁶⁵ Вину за неблагоприятное положение вещей в Лужице чехи возлагали прежде всего на власти Саксонии и косвенно - на советскую военную администрацию. Позицию собственных властей, заключавшуюся в ускоренном изгнании судетских немцев любой ценой, лидеры Общества друзей Лужицы сомнению не подвергали.

Конец 1945 - начало 1946 гг. были отмечены рядом конкретных мер, предпринятых чехословацкими властями и общественными организациями для поддержки лужицких сербов. Министр информации Чехословакии В. Копецкий, выступая в парламенте в январе 1946 г., упомянул «судьбу лужицких сербов» среди приоритетов министерства информации наряду с выселением немцев, венгров и территориальными претензиями Чехословакии на области Кладско, Ратиборж и Глубчице.¹⁶⁶ В это же время комитет чехословацкого парламента по культуре принял решение о создании серболужицкого культурного института в северочешском городе Либерец. Конкретным проявлением помощи лужицким сербам со стороны Чехословакии стало открытие 2 декабря 1945 г. первой серболужицкой реальной гимназии в г. Ческа Липа на севере Чехии. Языком обучения в гимназии был серболужицкий. Общее число студентов достигало 60 человек, из которых примерно половина жила в общежитии, а половина - в местных чешских семьях. В условиях продолжавшихся ограничений в сфере серболужицкого образования на территории Лужицы роль гимназии как первого в послевоенный период учебного заведения с серболужицким языком преподавания была огромной. Летом 1946 г. по инициативе Общества друзей Лужицы в северной Чехии были организованы летние оздоровительные лагеря, которые посетили две большие группы серболужицких детей.

Возвращение серболужицких военнопленных в Лужицу с самого начала было одной из главных целей серболужицких политиков. Министерство обороны Чехословакии и сотрудники чехословацких военных миссий в оккупированной Германии приложили усилия для поиска, освобождения и возвращения в Лужицу военнопленных серболужицкой национальности.¹⁶⁷ Что касается германских военнопленных серболужицкой национальности на территории Чехословакии, то многие из них были освобождены еще раньше в соответствии с договоренностью между чехословацким министерством обороны и СЗНК на основании свидетельств СЗНК о серболужицкой национальной принадлежности и политической благонадежности.

После Потсдамской конференции министерство обороны Чехословакии продолжало работать над планом изменения чехословацких границ, который по-прежнему предусматривал присоединение части Лужицы к ЧСР. В январе 1946 г. министерство обороны подготовило новое предложение по изменению границ, исходившее из того, что домюнхенские границы Чехословакии были неблагоприятны с точки зрения обороноспособности государства. Министерство обороны, в частности, предлагало «...присоединить все пограничные области, населенные чехословацким или славянским элементом», а также «избавиться от опасных выступов, вдающихся в территорию Чехословакии со стороны Германии и Венгрии…»¹⁶⁸ Но в плоскости реальной политики дипломатия Чехословакии не проявляла достаточной настойчивости для реализации хотя бы части этих планов. Глава чехословацкой военной миссии в Берлине Палечек в своем донесении в МИД Чехословакии 25 февраля 1946 г. сообщал, что в беседе с ним исполняющий обязанности первого политического советника маршала Жукова И. Филиппов упомянул о еще не сформулированной позиции СССР в лужицком вопросе и рекомендовал чехам сохранять молчание в отношении Лужицы. В отношении Житавы Филиппов советовал чехам затронуть данную тему в Москве, если «Чехословакия действительно хочет отстаивать свои требования в этом вопросе».¹⁶⁹ Руководство чехословацкого МИДа, в свою очередь, передало это донесение советнику чехословацкого посольства в СССР Кашпареку, проинструктировав его о том, что «правительство Чехословакии может и будет официально поддерживать только те лужицкие требования, которые касаются культурной автономии. Чехословацкие претензии на Житаву можно было бы упомянуть при подходящей возможности, например, при выяснении советской позиции в лужицком вопросе».¹⁷⁰ Практическая политика Чехословакии в лужицком вопросе, таким образом, со временем все больше отдалялась от пролужицкой пропагандистской риторики, которая неизменно присутствовала в чехословацкой общественной жизни и СМИ. Приведенный документ свидетельствует о том, что лужицкий вопрос сохранял для чехов некоторое значение лишь в качестве повода прозондировать позицию СССР в более важном для Праги сюжете - чехословацких претензиях на житавскую область.

В вопросе о сроках и месте выселения судетских немцев, которое после Потсдамской конференции носило более организованный характер, чехословацкие официальные лица продолжали демонстрировать крайний прагматизм, не учитывая интересы своих славянских соплеменников в Лужице. Как и ранее, суть чехословацкой позиции в вопросе о выселении судетских немцев в советскую оккупационную зону сводилась к стремлению обеспечить как можно более быстрое выселение максимального числа судетских немцев. Вопрос о том, в какой именно части Восточной Германии будут размещены выселенные судетские немцы, чехословацкую сторону не интересовал. Переговоры чехословацких официальных лиц с советской стороной о деталях переселения судетских немцев в советскую оккупационную зону протекали без малейшего учета интересов сербов-лужичан. Так, в ходе переговоров представителей министерства обороны Чехословакии с командованием СВАГ, состоявшихся 3 мая 1946 г. в штабе СВАГ в Берлине, не проявилось ни малейшего намека на учет интересов лужицких сербов со стороны представителей чехословацкого министерства обороны, главным для которых было определение графика и маршрутов выселения. Более того, стоит отметить, что Бад Шандау и Пирна, намеченные чехами как одно из направлений выселения судетских немцев, находились в непосредственной близости от Верхней Лужицы и было очевидно, что значительная часть судетонемецких переселенцев в конечном счете окажется именно на территории Лужицы.

Таким образом, политика чехословацкого руководства отличалась непоследовательностью и противоречивостью. С одной стороны, министерство обороны Чехословакии было сторонником присоединения Лужицы к Чехословакии и разрабатывало конкретные планы этого присоединения. С другой стороны, всячески ускоряя выселение судетских немцев в советскую оккупационную зону, чехословацкие власти объективно способствовали росту немецкого населения в Лужице, что осложняло межнациональные отношения в данном регионе, ослабляло положение лужицких сербов, способствовало усилению германизации и ставило окончательный крест на любых планах отделения Лужицы от Германии. В то же время чехословацкое руководство сполна использовало привлекательность лужицкой проблематики и общественный интерес к Лужице в пропагандистских целях.

Неудачи в пропаганде идеи независимого серболужицкого государства вынудили серболужицких политиков внести новые коррективы в свой внешнеполитический курс. 16 мая 1946 г. СЗНК направил новый, четвертый меморандум секретариату конференции министров иностранных дел четырех союзных держав, в котором содержалась просьба выслушать серболужицкую делегацию в ходе переговоров о решении немецкого вопроса и выработки мирного договора с Германией, а также обеспечить свободное развитие лужицких сербов «установлением международного контроля или мандата одной из четырех великих держав».¹⁷¹