Лужицкий вопрос и чехословакия в 1918 1948 гг

Политика национал-социалистов по отношению к лужицким сербам исходила из необходимости их ликвидации как самобытного славянского этноса. В соответствии с планом Гиммлера, разработанным в 1940 г., основную массу серболужицкого населения планировалось переселить из Лужицы в Польшу на территорию генерал-губернаторства, где сербы-лужичане вместе с остальными славянами должны были образовать резервную трудовую армию, которую нацистские власти предполагали использовать на тяжелых физических работах.⁹⁹ По плану Гиммлера, население генерал-губернаторства должно было состоять из а). «остатков неполноценного местного населения»; в). депортированного сюда населения «восточных провинций» и с). населения из различных областей Германии, обладавшего «неполноценными человеческими и расовыми качествами».¹⁰⁰ Лужицкие сербы были отнесены Гиммлером к последней категории, т.е. к той части населения Германии, которая с точки зрения нацистов имела «неполноценные расовые и человеческие качества». Хотя первоначальные установки идеологов НСДАП определялись теорией о расовой неполноценности славян и сводились к необходимости сужения их жизненного пространства, международная и внутриполитическая обстановка накладывала заметный отпечаток на проводимую немецкими властями серболужицкую политику, которая прошла несколько этапов.

Сразу после прихода национал-социалистов к власти в Германии начался период открытых репрессий против серболужицких активистов. В начале апреля 1933 г. немецкие власти добились роспуска серболужицкого «Сокола»; на 8 дней был приостановлен выпуск главной серболужицкой газеты «Сербске новины», были проведены обыски у сотрудников серболужицких национальных организаций. Ранее возглавлявшие «Сербске новины» М. Смолер и Г. Янак были лишены своих должностей; главный печатный орган лужицких сербов с 20 апреля 1933 г. возглавил лояльный новым властям Дучман. Власти начали массовые увольнения неугодных им серболужицких активистов из серболужицкого издательства, типографии, банка и других организаций. 28 апреля 1933 г. было арестовано 6 активистов серболужицкого национального движения, которые провели в заключении 5-8 недель. Впрочем, преследования со стороны нацистов касались ведущих представителей серболужицкого национального движения и в меньшей степени затрагивали основную массу серболужицкого населения, относившегося к режиму национал-социалистов весьма прагматично. Как признавал в своем анализе ситуации в Лужице в начале 1930-х гг. участник чехословацкого пролужицкого движения Э. Шпатны, «...отношение лужицких избирателей к партии Гитлера в целом было положительным как по экономическим соображениям, так и по причине страха. Серболужицкая пресса также не выступала против гитлеровцев...»¹⁰¹

Преследования серболужицких активистов вызвали волну возмущения в Чехословакии и других славянских странах. Чехословацкая пресса независимо от политических различий осуждала политику немецких властей и выступала в поддержку сербов-лужичан. «Народни листы» писали 13 апреля 1933 г., что «сейчас… необходимо показать лужицким сербам, на которых нацелен гитлеровский кулак, что они не одиноки. Их обязан поддержать весь цивилизованный мир».¹⁰² В поддержку лужицких сербов выступил чехословацкий сенат, партии национальных демократов и национальных социалистов, Чешская Академия наук и пр. В чехословацких городах состоялись «лужицкие вечера», где принимались резолюции протеста, многие из которых были направлены в Лигу наций. Кульминацией предпринятых в ЧСР пролужицких акций стала массовая демонстрация в поддержку лужицких сербов 5 июля 1933 г. у г. Мнихово Градиште в Северной Чехии, в которой участвовало около 30 тысяч человек. Принятая участниками манифестации резолюция осуждала гитлеровский режим и призывала «все цивилизованное человечество»¹⁰³ спасти Лужицу. По словам Я. Малинка, «протесты в славянском зарубежье и необходимость считаться с положением немецких меньшинств за границей вынудили руководство НСДАП перейти к более гибкой политике в отношении лужицких сербов с 1934 по 1936 гг.»¹⁰⁴ Нацистское руководство приостановило «политику кнута» и стало активнее прибегать к «политике пряника», сделав попытку интегрировать серболужицкие организации в политическую систему нацистской Германии. Но цена за подобную «мягкость» нацистских властей оказалась высокой, поскольку серболужицкая культура стала официально рассматриваться не как славянская, а как имеющая германское происхождение, что создавало идеологическую основу для последующей германизации.¹⁰⁵

Цель нацистских властей заключалась в трансформации самой влиятельной серболужицкой организации – «Домовины» и в ее превращении из органа, отстаивающего национальные интересы сербов-лужичан, в орудие германизации славянского населения Лужицы. В свою очередь, представители нового течения в серболужицком национальном движении пытались лавировать между идеологией национал-социализма и защитой серболужицкого населения, стремясь использовать некоторые положения идеологии национал-социалистов в интересах лужицких сербов. Так, акценты на крови и почве, звучавшие из уст идеологов немецкого нацизма, а также принцип вождизма истолковывались новыми лидерами серболужицкого движения в выгодном для сербов-лужичан смысле. Новое руководство «Домовины», во главе которой 27 декабря 1933 г. встал бывший школьный учитель П. Недо, пользовавшийся вначале доверием нацистских властей, добилось права выступать в роли представителя интересов всего серболужицкого населения по отношению к государству. В результате этих усилий «Домовина» превратилась из союза серболужицких обществ в союз всех лужицких сербов, а ее деятельность уже не ограничивалась только территорией саксонской Верхней Лужицы, но охватывала своим влиянием области прусской Верхней и Нижней Лужицы.

В 1935 г. руководство «Домовины» обратилось к властям с двумя меморандумами. Один из них был посвящен культурным потребностям серболужицкого населения и содержал просьбу о финансировании серболужицких научных и культурных инициатив. Во втором меморандуме руководители «Домовины» в рамках проходившей административной реформы германской империи предлагали образовать жупу Лужица, объединяющую все земли, населенные лужицкими сербами в Верхней и в Нижней Лужице. Немецкие власти проигнорировали оба серболужицких меморандума. Это был явный признак начавшегося разочарования имперских властей в политике «Домовины», последовательная национальная позиция которой стала вызывать сомнения в ее готовности стать послушным орудием германизации.

Чешские друзья Лужицы понимали противоестественность и недолговечность компромисса между серболужицкой «Домовиной» и антиславянски настроенными идеологами национал-социализма. Смена ориентации новых серболужицких лидеров и поворот в политике немецких властей были настороженно восприняты в Чехословакии. С одной стороны, чехи с заметным облегчением констатировали, что «наши опасения относительно гибели серболужицкой национальной жизни, к счастью, не оправдались».¹⁰⁶ С другой стороны, говоря об идеологии, которую взяли на вооружение серболужицкие лидеры, чехи сухо констатировали, что «Саксонская Верхняя Лужица… сравнительно легко восприняла принцип вождизма и национальную гитлеровскую психологию...»¹⁰⁷ Со второй половины 1930-х гг. происходит сокращение чешско-серболужицких связей как по причине внутриполитической обстановки в Германии, так и вследствие все более прохладного отношения чехословацких властей к деятельности Общества друзей Лужицы, что объяснялось нежеланием официальной Праги обострять отношения с Берлином.

После того, как имперские власти окончательно убедились в том, что декларируемая новым руководством «Домовины» приверженность национал-социализму имеет строгую дозировку и определяется серболужицкими интересами, начался период силового давления на «Домовину». Важным рубежом во взаимоотношениях властей и «Домовины» стал съезд «Домовины» 28 ноября 1934 г., на котором был принят проект устава, опиравшийся не на нацистские идеи о превосходстве германской расы, а на принцип своеобразия серболужицкого народа и славянский характер его культуры. Принятый проект устава противоречил идее властей свести «Домовину» до уровня местных нацистских обществ и включить ее в состав какой-либо более крупной нацистской организации.¹⁰⁸

Наступление на «Домовину» началось с двух сторон одновременно и поначалу ограничивалось мирными средствами. С одной стороны, начинается длительная борьба вокруг устава «Домовины». 29 октября 1935 г. власти Будишина отказались принять представленный им проект устава и предложили собственный вариант, трактовавший «Домовину» как «союз немцев, говорящих по-лужицки».¹⁰⁹ С другой стороны, с августа 1935 г. на территории Лужиц начала действовать особая националистическая организация «Союз немцев востока» («Бунд Дойче Остен», БДО), которая до этого вела работу против польского меньшинства в восточных областях Германии. Главная задача БДО заключалась в противодействии «Домовине», нейтрализации ее влияния и насаждении нацистской идеологии. Ключевым элементом этой идеологии была трактовка лужицких сербов не как славян, а как немцев, говорящих по-лужицки и имеющих региональное своеобразие подобно баварцам или саксонцам. Данная мысль лежала в основе предложенного властями проекта устава «Домовины».

В марте 1937 г. после очередного отказа принять предложенный властями вариант устава «Домовина» была запрещена. В июле 1937 г. были запрещены Матица Сербская, Евангелическое общество проповедников и Общество поддержки учащейся молодежи. Многие серболужицкие общественные деятели подверглись репрессиям и были брошены в тюрьмы и концлагеря. Были арестованы Я. Цыж, Я. Скала, Ю. Брезан, П. Недо. Среди жертв нацистского террора были известные серболужицкие литераторы Я. Лоренц-Залесский, Ю. Хежка, М. Грольмусец и др.

Одним из элементов политики ассимиляции была изоляция и высылка серболужицкой интеллигенции, прежде всего учителей и представителей духовенства, являвшихся основными носителями национального самосознания, за пределы Лужицы в чисто немецкие области. Эти меры нацистских властей были направлены на идеологическое и культурное обезглавливание лужицких сербов и на лишение их собственной национальной элиты, что было схоже с политикой Р. Гейдриха в Чехии после его назначения исполняющим обязанности главы протектората Богемия и Моравия в сентябре 1941 г. В свою очередь, места серболужицких учителей занимали приезжие учителя-немцы, выступавшие в роли орудия ускоренной германизации. Жесткая политика немецких национал-социалистов, направленная на подавление серболужицкой национальной жизни, создавала благоприятную почву для распространения антинемецких настроений среди лужицких сербов и усиления национального радикализма серболужицкой интеллигенции, которая стала искать политическую поддержку в соседних славянских странах, связывая с ними политическое будущее Лужицы. Один из ведущих представителей серболужицкого национального движения в межвоенный период Я. Скала заявил в конце 1930-х гг., что Польше следовало бы расширить свои западные границы до Одера и Нейсе, чтобы не допустить гибели серболужицкого народа.¹¹⁰

На территории самой Лужицы во время Второй мировой войны серболужицкое национальное движение практически не существовало. За исключением «нескольких акций, связанных с распространением листовок после Сталинградской битвы, нельзя вести речь об активном сопротивлении лужицких сербов национал-социалистическому режиму».¹¹¹ Из всех серболужицких политиков в отношении возможных сценариев решения лужицкого вопроса высказался во время войны серболужицкий публицист Ю. Вичаз, работавший в чехословацком телеграфном агентстве ЧТК. Вичаз обратился к чехословацкому правительству в эмиграции с меморандумом, предусматривавшим два варианта решения лужицкого вопроса после войны: присоединение Лужицы к Чехословакии в качестве самоуправляющейся территориальной единицы либо переселение лужицких сербов на территорию северной Моравии. Эти предложения были прохладно встречены чехословацкими официальными лицами. Мысль о предоставлении лужицким сербам самоуправления и культурной автономии в Чехословакии представитель чехословацкого МИДа Й. Гейрет считал вредной, поскольку «реализация данного плана могла бы создать опасный прецедент, послужив другим меньшинствам в ЧСР как аргумент в борьбе за подобные права».¹¹² Представители чешского движения Сопротивления также проявляли внимание к лужицкому вопросу в контексте послевоенного устройства Европы. Петиционный комитет «Останемся верными» в своих планах решения немецкого вопроса в Чехословакии предусматривал возможность частичного обмена чехословацких немцев на венских чехов и лужицких сербов после войны. Представители Центрального Комитета движения Сопротивления предлагали присоединение Лужицы к Чехословакии или переселение лужицких сербов в ЧСР в обмен на выселение судетских немцев. Однако чехословацкое политическое руководство в эмиграции во главе с Бенешем негативно отнеслось к подобным замыслам.¹¹³

Мюнхенский сговор и последующая оккупация чешских земель Германией приблизили чехов к положению лужицких сербов. Любопытно, что сразу после Мюнхена некоторые представители чешской интеллигенции проводили параллель между положением сербов-лужичан и послемюнхенской Чехословакией. Особенно болезненно Мюнхенский сговор был воспринят представителями чехословацкого пролужицкого движения. Протекторат Богемия и Моравия, образованный по указу Гитлера 16 марта 1939 г. после окончательной оккупации чешских земель нацистской Германией, стал своеобразным полигоном, где испытывались и внедрялись различные технологии германизации чешского населения. В общих чертах планы немецких нацистов в отношении чехов были изложены Гитлером в Мюнхене летом 1932 г. «Территорию Чехии и Моравии мы заселим немецкими крестьянами. Чехов мы выселим в Сибирь или на Волынь, выделив им резервации.… Чехи должны покинуть Среднюю Европу, - утверждал Гитлер. - Если они тут останутся, они продолжат формирование гуситско-большевистского блока».¹¹⁴ Более детально политика нацистской Германии в отношении чехов была разработана руководителями протектората Богемия и Моравия К.Г. Франком и К. фон Нойратом. В своем «Плане ликвидации чешского народа», направленном Гитлеру 28 августа 1940 г., Франк указывал, что «целью имперской политики в Чехии и Моравии должна быть полная германизация пространства и населения».¹¹⁵ Франк указывал две возможности достижения этой цели - полное выселение чехов за пределы империи с последующим заселением Чехии и Моравии немцами или «изменение национальности расово пригодных» чехов с выселением «расово непригодной» части чешского населения, враждебно настроенной чешской интеллигенции и всех «деструктивных элементов». В своем плане Франк высказывался за более мягкий второй вариант, аргументируя это технической невозможностью тотального выселения 7,2 миллионов чехов в условиях войны, отсутствием необходимого числа немецких колонистов, способных быстро освоить освободившееся пространство и целесообразностью использования квалифицированной рабочей силы чехов в интересах рейха. Франк предлагал «отделение той части чешского народа, у которой возможно изменение национальности, от расово неполноценной части» и планировал «путем систематически проводимой политической нейтрализации и деполитизации добиться вначале политической и духовной, а затем и национальной ассимиляции чешского народа».¹¹⁶ 23 сентября 1940 г. этот план был поддержан в ходе встречи Франка и Нойрата с Гитлером в Берлине. В октябре 1940 г. Гитлер окончательно сформулировал цель нацистской политики в отношении чешского населения, которая заключалась в «онемечивании Чехии и Моравии путем германизации чехов... Политика ассимиляции не будет распространяться на тех чехов, расовые качества которых вызывают сомнения, а также на тех, кто демонстрирует враждебное отношение к рейху. Эти категории необходимо уничтожить».¹¹⁷

Немецкие нацисты исходили из возможности германизации от 60% до 70% чешского населения, так как расовые исследования убедили их в том, что большинство чехов имели необходимые «расовые предпосылки» для успешной германизации. Общая концепция германизации чехов предполагала вначале их «политическую ассимиляцию» на основе «имперской идеи», призванной вытравить идеи чешской государственности из национального самосознания чехов. Впоследствии планировалась постепенная германизация путем сокращения образования на родном языке, насаждения немецкого языка, частичного переселения в Германию и ликвидации национально ориентированной чешской интеллигенции.¹¹⁸ По образному выражению одного из лидеров судетонемецкого движения, «цель нацистской политики в Богемии состоит в том, чтобы выбить из чехов мозги и ликвидировать интеллектуальную прослойку этой нации, препятствующую установлению требуемых отношений между германским хозяином и чешским работником».¹¹⁹

Программа германизации чехов начала постепенно реализовываться в практической политике немецких властей в протекторате Богемия и Моравия. Это проявилось в немецкой колонизации этнически чисто чешских регионов протектората; в закрытии чешских высших учебных заведений после событий 17 ноября 1939 г. и в дискриминации чешских профессорско-преподавательских кадров; в ограничении образования и средств массовой информации на чешском языке; в одновременном расширении сферы применения немецкого языка, а также в активной пропаганде имперской идеологии, трактовавшей чешские земли как исконную составную часть германского рейха. Политика германизации активизировалась с назначением обергруппенфюрера СС Р. Гейдриха исполняющим обязанности главы протектората в сентябре 1941 г. С приходом Гейдриха в правительстве и в административных органах протектората возросло число немцев, а заседания правительства стали вестись только на немецком языке.¹²⁰ Немецкие власти поддерживали культурно-языковую неоднородность различных областей протектората. Моравский регионализм и антипражские настроения в некоторых областях южной Моравии использовались нацистами для подрыва национального единства чехов. Щедрую помощь протекторатных властей, включая финансовую, получало пронацистское общество «Этнографическая Моравия», руководство которого в июле 1941 г. «от имени моравско-словацких националистов» обратилось с просьбой к Гитлеру о разрешении включиться в вооруженную борьбу против «еврейско-большевистской России» в качестве добровольцев.¹²¹

Однако в условиях войны немецкие власти не могли приступить к реализации своей программы германизации Чехии в полном объеме. Относительная мягкость оккупационной политики в Чехии по сравнению оккупированными областями СССР диктовалась заинтересованностью нацистов в стабильности социально-экономического положения в протекторате и в бесперебойной работе чешских военных заводов в условиях войны с СССР. Именно поэтому «положение негерманского населения Судет, Богемии и Моравии было тяжелым, но… массовых дискриминационных акций против него нацисты не проводили... Нацистские газеты писали о прекрасных условиях жизни чехов... Как для немцев, так и для чехов увеличивалась заработная плата, улучшалось снабжение…; хорошо была налажена система здравоохранения. …Многие чехи добровольно отправлялись на работу в Германию. Чехи не подлежали призыву в германскую армию. Все это предопределило внешнее спокойствие в протекторате...»¹²² Быстро адаптировавшись к условиям нацистского господства, многие чехи оказались не только жертвами, но и соучастниками нацистских преступлений. Речь здесь идет не только о добросовестной работе чешского населения на военную индустрию нацистского рейха, но и об участии чешских силовых структур в осуществлении преступной нацистской политики геноцида «неарийских» народов. По данным исследователей, на территории протектората Богемия и Моравия было истреблено практически все цыганское население, насчитывавшее около 30-35 тыс. человек. Уничтожение цыган осуществлялось преимущественно чехами и началось еще до окончательной оккупации чешских земель Германией. Чешские цыгане были собраны в двух концлагерях на территории протектората - в Лети в Южной Чехии и в г. Годонин в Моравии. При этом «концлагерь в Лети был создан по распоряжению чехословацкого руководства 2 марта 1939 г., за две недели до ликвидации «второй Чехословакии!»¹²³

Только полный разгром нацистской Германии Советским Союзом избавил лужицких сербов и чехов от угрозы национального уничтожения. Опираясь на опыт 1918-1919 гг., когда при поддержке некоторых кругов Чехословакии была предпринята попытка создания независимого серболужицкого государства, серболужицкие политики выступили за радикальное изменение государственно-правового статуса Лужицы, выдвинув план ее отделения от Германии и присоединения к Чехословакии. Лужицкий вопрос не входил в сферу первоочередных интересов Праги. Э. Бенеш с самого начала негативно отнесся к идеям о присоединении Лужицы к Чехословакии или переселении лужицких сербов в Чехословакию, которые высказывались различными организациями чешского движения Сопротивления.¹²⁴ Во время встречи с Молотовым 21 марта 1945 г. Бенеш подчеркнул, что в вопросе о границах он и чехословацкое правительство «всегда определяли свои взгляды формулой «домюнхенские границы». Отвечая на вопрос Молотова о том, претендует ли Чехословакия на какие-либо территории сверх границ 1937 г., Бенеш ответил, что «он имеет некоторые претензии в пограничной с Германией области», но не уточнил, о каких именно территориях идет речь.¹²⁵ Скорее всего, Бенеш имел в виду примыкающую к границе Чехословакии часть немецкой Силезии с областями Кладско, Ратиборж и Глубчице, которые в итоге вошли в состав Польши. Позицию Бенеша в территориальном вопросе удачно иллюстрирует произнесенная им в ходе московских переговоров фраза о том, что на месте поляков «он не брал бы немецкую территорию до Одера, ибо вопрос стоит не о том, сколько можно получить, а о том, сколько можно удержать».¹²⁶ Внимание чехословацких политиков к лужицкой проблеме было следствием активности как самих лужицких сербов, энергично заявивших о своих внешнеполитических предпочтениях, так и чехословацкой общественности, переживавшей в первые послевоенные годы короткий, но бурный период общеславянского патриотизма.

Третья глава «Серболужицкое национальное движение и Чехословакия в первые месяцы после освобождения» исследует отношения между национальным движением в Лужице и Чехословакией весной и летом 1945 г. Сразу после освобождения от нацизма в мае 1945 г. лидеры лужицких сербов развернули активную деятельность, направленную на возрождение национальной жизни. 5 мая 1945 г. видный деятель серболужицкого национального движения католический священник Ян Цыж направил из концлагеря Дахау обращение президенту Чехословакии Э. Бенешу, в котором он объявлял о «переходе серболужицкого народа под защиту» чехословацкого президента и просил Бенеша «принять меры для защиты интересов серболужицкого народа» перед союзниками. В заключение, напомнив о том, что Верхняя и Нижняя Лужицы являлись историческими землями короны чешской и вошли в состав Саксонии в 1635 г. на определенных условиях¹²⁷, Цыж просил Бенеша о помощи и дальнейших «указаниях».¹²⁸

9 мая 1945 г. в Праге был образован Серболужицкий национальный комитет (позже Серболужицкий земский национальный комитет, СЗНК), в состав которого вошли находившиеся в Чехословакии серболужицкие активисты. Символично, что название данной структуры совпало с названием комитета, возглавившего борьбу лужицких сербов за независимость в 1918-1919 гг. 12 мая 1945 г. члены СЗНК обратились к Сталину и Бенешу с меморандумом, в котором, ссылаясь на слова «победоносного маршала Сталина» о победе славян «над немецкой тиранией», выразили надежду на освобождение лужицких сербов от «немецкого ярма»¹²⁹ и подчеркнули тесные связи сербов-лужичан с Чехословакией. 10 мая 1945 г. в историческом центре Верхней Лужицы г. Будишин возобновила работу главная организация лужицких сербов «Домовина», запрещенная нацистскими властями в 1937 г. Наряду с СЗНК «Домовина» стала важным центром национального движения сербов-лужичан. 12 мая 1945 г. «Домовина» через газету «Правда» направила обращение Сталину с просьбой присоединить Лужицы к Чехословацкой республике «в качестве автономной единицы, поскольку они принадлежали к чешским землям столетия и поскольку у чехов наши… права были бы гарантированы лучше всего...»¹³⁰ Кроме СЗНК и «Домовины» с аналогичными просьбами обращались и другие представители лужицких сербов. Это свидетельствовало о популярности подобных планов среди серболужицкого населения.

Данная позиция нашла свое выражение во втором меморандуме СЗНК от 1 июня 1945 г. Суть этого документа, определившего основные контуры серболужицкого национального движения на ближайшие полгода, была отражена в его названии: «Меморандум лужицких сербов - славянского народа в Германии, который требует освобождения и присоединения к Чехословакии». Меморандум не только выдвигал официальную просьбу о присоединении лужицких земель к Чехословакии, но и определял правовой статус Лужицы в составе чехословацкого государства. Предполагалась «как можно более тесная связь» Лужицы с Чехословакией, включая занятие территории Лужицы чехословацкими войсками, введение единого законодательства, административного управления и общей финансовой системы. Вместе с тем, отношения Лужицы и Чехословакии должны были учитывать местное своеобразие в форме «земского устройства по примеру Моравии и Силезии с некоторыми исключениями, касающимися культурной автономии».¹³¹

2 июня 1945 г. руководство «Домовины» обратилось к главнокомандующему советскими войсками в Германии маршалу Г.К. Жукову с предложением объединить исторические лужицкие земли в одну административно-территориальную единицу и присоединить ее к Чехословакии.¹³² Как и ранее, эта инициатива серболужицких деятелей осталась без ответа. В сложных условиях послевоенной Германии политические планы серболужицких лидеров не могли войти в число приоритетов советской военной администрации, перед которой в первые послевоенные месяцы стояли гораздо более важные проблемы. Более того, основное требование серболужицких политиков - отделение от Германии и присоединение к Чехословакии - объективно противоречило внешнеполитическим интересам СССР. Это могло привести к еще большему обострению серболужицко-немецких и чехословацко-немецких отношений и к дестабилизации и без того сложной обстановки в этой части советской оккупационной зоны в условиях начавшегося выселения судетских и силезских немцев из Чехословакии и Польши. Порог ожиданий в отношении СССР был неоправданно высоким как у славянских романтиков в Лужице, так и у представителей пролужицкого движения в Чехословакии.

Серболужицкие лидеры, увлекшись перспективой присоединения к Чехословакии, поначалу не проявили должного внимания к формированию органов власти на местах, контроль над которыми с самого начала оказался у лояльных СССР немецких политических партий, не испытывавших симпатий к серболужицкому движению. Взаимная отчужденность между серболужицкими политиками и немецкими левыми партиями, которые поддерживались советской администрацией, имела явные идеологические корни, поскольку серболужицкое движение традиционно отличалось сильной религиозно-консервативной или либеральной окраской.¹³³ СЗНК в главе с католическим священником Я. Цыжем в большей степени олицетворял религиозно-консервативную традицию в серболужицком национальном движении, нежели «Домовина». Идейная близость СЗНК к немецким христианским демократам стала важной причиной неприязни к СЗНК со стороны немецких властей и органов СВАГ.

Появлению меморандума, который выступал за присоединение Лужицы к Чехословакии, предшествовали многочисленные контакты серболужицких политиков с чехословацкими властями. Уже 11 мая 1945 г. представители лужицких сербов были приняты заместителем главы правительства Чехословакии Й. Давидом. Днем позже серболужицкая делегация встретилась с премьер-министром Чехословакии З. Фирлингером. Наиболее активным сторонником радикального решения лужицкого вопроса в Чехословакии стало Общество друзей Лужицы, возобновившее свою деятельность 8 июня 1945 г. Председателем общества был избран один из самых энергичных пролужицких деятелей межвоенной Чехословакии В. Змешкал. В первом заседании Общества друзей Лужицы 8 июня 1945 г. принял участие заместитель председателя правительства Чехословакии Й. Давид, активный участник пролужицкого движения в межвоенный период. В своем выступлении Давид заявил, что «справедливые требования лужицких сербов будут поддержаны чехословацким правительством».¹³⁴ Общественно-политическая атмосфера в Чехословакии, где антинемецкие настроения в 1945 г. достигли своего пика, была благоприятна для достижения подобных целей. Вспоминая первые послевоенные месяцы, лидер судетонемецкой социал-демократии В. Якш писал в своих мемуарах о том, что общественные настроения в Чехословакии в это время были под властью «слепого расизма» и лозунгов о наступившем «золотом времени славян».¹³⁵ Немецкое население Судет рассчитывало на восстановление порядка с приходом чехословацкой армии, однако «...по свидетельствам немецких очевидцев, после прихода чешских войск условия ухудшились. Уроженец г. Брунталь К. Лангер вспоминал, что «...все сразу стало хуже, чем при русских; была развязана волна самого невообразимого террора».¹³⁶ Начавшаяся депортация судетских немцев из Чехословакии сопровождалась большим количеством жертв среди мирного немецкого населения, данные о числе которых расходятся. Члены Немецко-чешской исторической комиссии «называют цифры в 30-40 тыс. человек. Представители судетонемецких организаций… говорят о количестве погибших в 240 тыс. человек и более».¹³⁷ Среди самых кровавых инцидентов, связанных с депортацией судетонемецкого населения, был так называемый «брненский марш смерти», когда почти тридцатитысячное немецкое население г. Брно, в основном старики, женщины и дети, 30 мая 1945 г. получило предписание местного национального комитета покинуть город и было вынуждено идти пешком до границы с Австрией. По подсчетам исследователей, общее количество погибших в ходе этого перехода составило 1691 человек. Изгнание брненских немцев и его последствия «должны были послужить предостережением для чехословацких властей, но этот опыт… не вызвал каких-либо изменений. ...Негуманное обращение с переселенцами было частым явлением и в дальнейшем».¹³⁸

Идея ревизии существовавших границ была очень популярна в общественном мнении послевоенной Чехословакии. Ряд общественных организаций выступал в первые послевоенные месяцы за включение в состав Чехословакии новых территорий. Помимо Лужицы речь шла обычно о части бывшей немецкой Силезии (области Кладско, Ратиборж и Глубчице), а также о некоторых пограничных территориях Австрии и Венгрии.

Лужицкая тема была в это время популярным сюжетом чехословацких средств массовой информации, которые выражали поддержку стремлению лужицких сербов к отделению от Германии и присоединению к Чехословакии, опираясь на исторические и геополитические аргументы. В первые послевоенные месяцы чехословацкая пропаганда связывала воедино требования о присоединении Лужицы и приграничных территорий немецкой Силезии. Это имело определенные основания не только в силу чисто географических причин, но и потому, что представители силезских чехов и лужицких сербов стремились к совместным действиям в своих усилиях добиться присоединения к Чехословакии. В июне 1945 г. в Праге находилась делегация чешского населения Верхней Силезии, которая, выступая от имени как чешского населения Верхней Силезии, так и лужицких сербов, обратилась в чехословацкий МИД и к президенту Чехословакии с предложением о том, чтобы «территория к северу от Судет... в максимально большем объеме была присоединена к Чехословацкой республике».¹³⁹ В свою очередь, поляки были обеспокоены протекавшей в Чехословакии пропагандистской кампанией за присоединение Силезии. Польские военные журналисты Э. Османьчик и М. Зажыцки сообщали 5 июля 1945 г. в польский МИД из Праги о том, что чехословацкая пропаганда объединяет лужицкий вопрос и чехословацкие претензии на часть Силезии, связывая «необходимость освобождения Лужицы с освобождением «силезского народа» в Верхней Силезии…».¹⁴⁰ Э. Османьчик и М. Зажыцки призывали Варшаву «нейтрализовать чешскую пропаганду», вырвав «лужицкий вопрос из чешских шовинистических игр».¹⁴¹ К июню 1945 г. территориальные противоречия между Польшей и Чехословакией обострились настолько, что обе страны оказались на грани вооруженного конфликта. 10 июня 1945 г. несколько подразделений чехословацкой армии вступили в область Ратиборж и Кладско, продвинувшись на 10-12 км. в глубину польской территории и заняв железнодорожные станции Мендзылесе и Левин Клодски. Только после угроз Варшавы предпринять ответную акцию на тешинском участке границы, чехословацкие войска покинули территорию Польши.¹⁴²

Самым радикальным сторонником ревизии границ в пользу Чехословакии было «Объединение за справедливые границы», развернувшее массовую пропагандистскую кампанию за изменение границ по всей стране и пытавшееся влиять на внешнюю политику Праги. В ноябре 1945 г. руководители «Объединения за справедливые границы» Б. Угер и О. Пруша обратились к министру иностранных дел Я. Масарику с просьбой об аудиенции, к которой прилагалась карта Чехословакии в новых «справедливых» границах, включавших Верхнюю и Нижнюю Лужицы, Силезию с границей по Одеру, часть северной Венгрии с городами Мишкольц и Ньеридьхаза и часть северной Австрии. На прилагаемой карте границы Чехословакии вплотную подходили к Дрездену, Берлину и Вене. В ноябре 1945 г. аналогичные документы от «Объединения за справедливые границы» были получены и в Главном штабе чехословацкого министерства обороны. 28 ноября 1945 г. в чехословацкой прессе было опубликовано заявление чехословацкого правительства о том, что «Объединение» является частной организацией и его территориальные требования не имеют ничего общего с официальной позицией властей.¹⁴³ 12 декабря 1945 г. МВД Чехословакии запретило «Объединение за справедливые границы» поскольку «само существование данного общества… моглo создать предлог за границей для обвинения ЧСР в империалистических тенденциях...»¹⁴⁴