Максим Калашников Глобальный Смутокризис Глава вводная вы еще не поняли, что случилось?

прорывных технологий. На «новый рузвельтизм». Либо – диктатуры застойной,

психоманипулятивной, призванной сохранить власть тузов финансово-спекулятивного,

«постиндустриального» бизнеса и прежний ультракапиталистический курс в экономике.

Вот какая интересная штука получается, читатель: куда ни кинь – все выходит

диктатура и авторитаризм. Либо технократам и среднему классу придется подавлять

старую элиту и репрессировать ее – либо старой, обанкротившейся элите

потребуется «железная рука», чтобы сохранить свою власть.
Максим Калашников. Глобальный Смутокризис. (страница 29 из 58)

Эффект домино

Сомит и Петерсон зациклились на проблеме школьной «демократической индоктринации»

и не высказывают никаких идей относительно того, как побороть главную угрозу

существованию демократии в Америке – растущую пропасть между богатством и

бедностью. Оно и понятно: для этого нужна настоящая революция со сменой

правящего истеблишмента и с полным отказом от четвертьвекового

ультралиберального курса, от политкорректности и «многокультурья». И создание

чего-то, сильно смахивающего на высокотехнологичный национал-социализм.

В принципе привычная американская демократия так и так должна умереть. Хотя бы и

по экономическим причинам. Например, большой энтузиаст больших экономических

циклов Кондратьева (К-циклов) Александр Айвазов доказывает, что организационно-идеологическое

развитие капиталистического мира за последний век четко высвечивает такую

цикличность. Монополии получили свое массовое развитие в мировой экономике на

третьем К-цикле в условиях господства классической либеральной экономической

доктрины. А вот четвертый К-цикл, начиная с 1930-х и до конца 1970-х, прошел уже

под эгидой государственного регулирования в национальных границах всех развитых

рыночных экономик. Господствующей идеологией тогда выступило кейнсианство,

предполагающее жесткое регулирование национальной экономики государством. Но еще

в рамках четвертого К-цикла сформировались и окрепли ТНК, захватившие

экономическую власть в мировом капиталистическом хозяйстве на растущей волне

пятого К-цикла – в 1980-е. Главным идеологическим оружием ТНК в их борьбе за

господство на мировых рынках стал неолиберализм. Но он и погубил американскую

общественно-политическую систему.

Переход к падающей волне пятого К-цикла в наши дни убедительно демонстрирует

крах неолиберальной экономической доктрины, которая привела к подрыву

всесильного доллара и близкому краху всей американской экономики. Поэтому, как

считает Айвазов, формирование шестого К-цикла после 2020 года неизбежно

потребует какой-то новой формы неокейнсианства, жестко регулирующего всю мировую

экономику в целом, но уже не в национальных рамках, а в глобальном масштабе. И

скорее всего, глобальная экономика разделится на региональные союзы, внутри

которых будут функционировать общемировые резервные валюты и жестко

регламентироваться экономическая политика отдельных стран.

А жесткая регуляция экономики, господа, с большой вероятностью породит и жесткую

авторитарную власть.

Но есть и иные причины падения привычной демократии по-американски. Сами

смекните: если верх в США вдруг возьмут представители погибающего среднего

класса и неимущих (социалистическая революция), то им потребуется диктатура,

чтобы подавить сопротивление богатых и организовать процесс и перераспределения

богатств, и жесткого регулирования экономики.

Очевидно, что такой поворот событий в США довольно-таки маловероятен. Скорее,

возможно установление как раз ультракапиталистической диктатуры. Той, что должна

обеспечить власть меньшинства сверхбогачей над огромной массой беднеющих

американцев, над разрушающимся средним классом. То бишь в любом варианте

развития событий от демократии остаются только рожки да ножки.

И чем сильнее развернется нынешний социально-экономический кризис в США – тем

вероятнее такой выверт истории. Очевидно то, что Америка больше не может служить

«светочем демократии»: она потеряла сие право, опасно запустив дела в

собственном доме.

Установление диктаторской власти в Соединенных Штатах только ускорится, если на

глубочайший социально-экономический кризис Запада наложатся те самые природные

катаклизмы, климатическая «ломка», энергетический кризис, войны и террор. «Чрезвычайка»,

как правило, требует власти «сильной руки».

Если же в США произойдет антидемократический переворот с установлением диктатуры,

то это спровоцирует цепь подобных переворотов во всем мире. Здесь мы увидим

эффект, подобный эффекту от революции 1917 года в России. Глядя на Америку, ее

примеру последуют многие другие.

Человечество войдет в «новые 1930-е годы», а карту мира составят в основном

авторитарные и диктаторские режимы. Мы увидим, можно сказать, мир конкурирующих

автократий. Не нужно иметь семи пядей в лбу, чтобы предсказать и логический

финал всяческих «оранжевых революций». Все они, столкнувшись с теми же пороками

общества, описанными Сомитом и Петерсоном, придут к диктатурам.

Успешным или неуспешным в перспективе – второй вопрос.

ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ

Есть ли альтернатива мрачному инферно «посткапитализма»? Есть. Очертания нового,

более высокого по развитию и гуманного строя пытались нашупать не только

коммунисты. Мы с С. Кугушевым в «Третьем проекте» предложили теорию Нейромира.

Игорь Бощенко создал теорию нейросоца – общества непрерывной прямой демократии и

рывка в развитии передовых технологий. Общества, построенного как подобие

нейронной сети головного мозга (И. Бощенко, М. Калашников. «Будущее человечество»).

Игорь Гундаров предложил концепцию социогуманистического общества.

То, о чем мы говорим, и есть воплощение коммунизма. Но на неизмеримо более

высоком техническом уровне, нежели виделось в начале ХХ столетия.

Но пока наши мечты не стали мощной общественной тенденцией. Пока большую

вероятность составляет как раз срыв в диктаторское инферно. Да, вполне возможно

– с новой плановой экономикой, без политического плюрализма и с принудительным

ограничением потребления для низов общества.

Очертания того будущего, что нам готовят сегодня, уже проглядывают в современных

государствах, которые все больше превращаются в КГ – корпорации-государства. И

процесс всесветного Смутокризиса может ускорить эту «черную эволюцию».

Глава 10

«К 2020 году национальные границы будут стерты не только с карт, но и из

человеческой памяти. Культурные различия еще останутся, но сверхдержавами будут

несколько транснациональных корпораций с огромным влиянием на экономику и

политику. В них будет царить жесточайший культ компании с полным подчинением

сотрудников высшему менеджменту. Личная жизнь станет неотделимой от карьеры, а

люди будут прежде всего частью своей корпорации. На вопрос, кто они, ответом

будет что-то вроде: «Я работаю на Shell, а еще я голландец».

Это заявил Дирк ван Шлюс из Роттердамской школы менеджмента. Пожалуй, лишь один

из целой рати западных интеллектуалов, пророчащих скорую смерть институту nation

state. И в самом деле, привычные национальные государства в современном мире

разрушаются, слабеют или мутируют в нечто совершенно (с национальной точки

зрения) чудовищное.

В чем суть процесса? И что мы, русские, можем ему противопоставить?

Выдающийся современный русский историк и кризисолог Андрей Фурсов с тревогой

отмечает: в мире пошел процесс укрепления государств-корпораций. То есть

государств, которые ведут себя как капиталистические корпорации, взыскующие

только одного: прибыли и снижения издержек. При этом такие корпоратократические

государства сбрасывают с себя заботы о социальном обеспечении, о сохранении и

воспроизводстве своих наций, перестают вкладывать средства в будущее тех народов,

чье имя носят. Социальные и национальные интересы приносятся в жертву экономике,

рентабельности и корпоративным интересам. Граждане стран-корпораций превращаются

в почти бесправное стадо, материал для государственных управляющих. Процесс

глобализации ускоряет становление таких монстров.

– Они требуют минимизации политических и социальных издержек и по содержанию

территории прописки – от сведения к минимуму социальных обязательств,

характерных для нации-государства, до избавления от экономически лишнего,

нерентабельного с экономической (корпорационно-государственной) точки зрения

населения.

Как только главным для государства провозглашается экономическая

конкурентоспособность в глобальном масштабе, о социальной и национальной

составляющих государства можно забыть – государство начинает вести себя как

корпорация, в которой все определяется экономической эффективностью: «выживает

сильнейший» и «ничего личного». Иными словами, корпорация-государство – это

административно-экономический комплекс, который, будучи формально

государственным аппаратом, играет самостоятельную и определяющую роль в данной

стране. В то же время он ставит политико-экономические интересы этой страны в

зависимость от экономических аппаратно-ведомственных (корпорационных) интересов.

Или, по крайней мере, рассматривает первые через призму вторых…

Андрей Фурсов в своей недавней работе «Кошмар «светлого будущего» выделяет

несколько последствий такой мутации государств-наций в государства-корпорации.

Во-первых, аппарат власти и насилия в таких «коммерциализированных государствах»

приватизируется, превращается в инструмент для осуществления бизнес-операций

правящей верхушки. При этом в руководстве страны за рычаги господства и

распределение прибылей борются не индивиды, а кланы, «команды», группировки.

Во-вторых, разрушаются механизмы социального обеспечения граждан.

В-третьих, в мутировавших государствах, в отличие от прежних буржуазно-демократических

государств, власть и собственность сливаются. Проще говоря, в них у кого власть

– у того и собственность. Потеря власти равносильна потере собственности,

капиталов. В этом смысле идет возврат к реальностям докапиталистической эпохи (эпох).

Социологический «закон Лэйна», принцип отделения власти от собственности,

зародившийся на Западе в позднем Средневековье и достигший своего пика на Западе

ХХ века, становится теперь всего лишь кратким историческим мигом, неким «исключением»

из мощной, магистральной тенденции сращивания власти и собственности.

В-пятых, публичная политика в государствах-корпорациях вырождается в шоу, в

балаган, в бесстыдные манипуляции сознанием электората с помощью изощренного «политтеха».

«Внешне корпорация-государство сохраняет практически все атрибуты нации-государства:

однако это главным образом форма, скорлупа, за которой скрывается иной тип,

питающийся соками умирающей структуры!» – убежден Андрей Ильич. По его мнению,

отделение власти от собственности действовало всего лишь четыре неполных «атлантических

века» и только в ядре капиталистической системы. Но теперь – все, конец этой «современности».

«Одна из характерных черт корпорации-государства заключается в том, что оно

принципиально и систематически стирает, устраняет границу между властью и

собственностью. В равной степени оно стремится стереть или максимально истончить

грань между монополией и рынком, политикой и экономикой, государством и

гражданским обществом. И это понятно: корпорации-государству как рыночному

монополисту или рынку-«монополии» в одном лице не нужны гражданское общество и

политика, место последней занимает комбинация административной системы и шоу-бизнеса…»

– доказывает А. Фурсов.

Корпорацию-государство нельзя путать с «корпоративным государством» Муссолини

или с национал-социализмом Гитлера. Те феномены были доведенными до максимума

системами государства всеобщего благосостояния (велфэр-стейт), руководствуясь в

своей деятельности более всего не экономикой, а именно политическими и

национальными мотивами, пусть и в своеобразной форме.

Теперь же на мир наступают именно «коммерциализированные» государства-мутанты.

Их идеология – это глобалистический ультралиберализм.

Ультралиберальные монстры по Неклессе

Фурсова дополняет другой русский мыслитель Александр Неклесса. В своих недавних

работах «Новый амбициозный план. Проекции и чертежи новой сборки мира» и «Страна

Пути» он также обрисовывает процесс превращения прежних государств-наций в

государства-корпорации, а также – параллельное превращение транснациональных

корпораций в корпорации-государства.

Неклесса убежден, что идет «генезис новой среды и ее обитателей – в том числе

корпораций-государств (corporation-state): влиятельных протосуверенов,

объединяющих экономические функции с социальными/политическими амбициями и все

увереннее чувствующих себя в антиномийной структурности одновременно

интегрируемого и диверсифицирующегося социокосмоса…»

«Пожалуй, наиболее интригующим регистром практики является пространство новых

акторов на планете: государств-корпораций и корпораций-государств –

территориальных, деятельных и антропологических организованностей, активных и

дерзновенных протосуверенов, отличных от прежних форм государственности и

социальной организации в целом.

В процесс по-новому прочитанной субсидиарности вовлекаются при этом не только

регионы, автономии или мегаполисы, но и разного рода амбициозные корпорации,

обладающие трансэкономическим целеполаганием.

Это также идущий на смену гегемонии буржуазии новый политический класс – сгустки

сознаний и воль, субъекты и агенты драматичных перемен, совершающихся в

человеческом космосе.

Человек-manterpriser (человек-предприятие) институализирует себя как

аутосуверена, следуя формуле: «Нет общества, есть только индивиды». Именно

занимающий в мире властные позиции эклектичный слой четвертого сословия

очерчивает контур трансграничного сообщества, развивающегося по собственным

лекалам, знаменуя (и ускоряя) самим фактом своего существования пришествие

постсовременного универсума…»

«Сегодня государство демонстрирует очередную серию политических метаморфоз,

утверждающих еще одну ипостась феномена. Реализуя геоэкономическую экспансию,

государство-корпорация все чаще ставит во главу угла проблемы

конкурентоспособности, экономической эффективности, непосредственно соучаствует

в решении крупных международных хозяйственных и финансовых проектов.

В свою очередь, это приводит к диверсификации внутренней структуры государства:

метаэкономические организованности претендуют на специфическую автономию, шаг за

шагом выходя за пределы национального регулирования. Характерными чертами

неополитического формата являются тотальная оптимизация экономической

эффективности, сброс социальных обременений, взгляд на население соответствующей

территории, аналогичный отношению директората к служащим корпорации.

По ходу дела и территориальные, и деятельностные кланы национальной корпорации (ее

«директораты») наращивают взаимную конкуренцию, стремясь использовать

государственную механику в собственных целях, существенно влияя тем самым на

общий режим ее функционирования, видоизменяя его. Ценность же формата

национальной государственности в глазах ряда влиятельных групп постепенно

девальвируется. И государство начинает все чаще совершать акции, слабо

согласующиеся с прежним политическим форматом и генеральным вектором его

интересов.

…Красноречивый элемент и существенный этап процесса – экспансия неолиберальной

идеологии, модели мироустройства вместе с сопутствующей «революцией элит».

Неолиберальный регламент, акцентируя права деятельных организмов, способствует

истощению прежнего формата социальной солидарности и публичного блага…»

Однако, как убеждает Неклесса, идет встречный процесс: крупные корпорации

обретают черты нынешних государств.

«Речь идет главным образом о становлении поколения влиятельных структур,

способных действовать за горизонтом привычного ареала обитания ТНК. О властных

параполитических организмах – отраслевых, территориальных, деятельностных; о «глобальных

племенах» и сообществах, утверждающих себя как сеть взаимосвязей, возникших в

ходе перестройки социума и разъедающих («коррумпирующих») основания публичной

политики/представительной демократии.

Впрочем, схожие или в чем-то даже более красноречивые сюжеты уже имели место в

прошлом: вспомним опыт Ост-Индской компании, обладавшей не только

мироустроительными концептами и собственными денежными знаками, но также

впечатляющими средствами проекции силы – военным флотом, вооруженными частями.

Или еще более выразительные квазигосударственные рейдерские/каперские коалиции,

прочерчивавшие в нейтральных водных просторах зыбкие границы экзотичных «морских

государств»…»

При этом новые «коммерциализированно-корпоративные» государства становятся

звеньями глобальной экономики, островами в море глобализации. Они ведут

наступление на умирающие государства-нации. Неклесса обрисовывает сей процесс

так:

начинает рассматриваться не как интегрирующий субъект, а политэкономическая

группировка как его составная часть, – но прямо противоположным образом.

Другими словами, государство превращается в синтетический объект: аморфное

пространство, в пределах которого тот или иной клан (корпорация профессиональная,

территориальная, этническая или иная) борется за особую субъектность и сферу

своего исключительного («парасуверенного») влияния, пренебрегая при этом

интересами слабеющей «общенациональной корпорации». А национальный патриотизм

состязается с мультигражданственностью и корпоративной лояльностью. В связи с

чем Вадим Цымбурский пишет, например, о сложившейся в 90-е годы прошлого века «корпорации

утилизаторов России».

На глазах возникает каркас биполярной модели, предполагающей в среднесрочной

перспективе появление двух разрядов государственности.

Первый. «Поисковая» государственность А, являющаяся, в сущности, островом

транснационального архипелага, предоставляющая ее руководителям право на

присутствие в элитном кругу. Это сообщество, интегрированное одновременно в

национальную политэкономическую среду и в глобальную сеть влияний, строится на

основе совокупности олигархических картелей, сведенных в социально-политическую

связность под зонтиком новой управленческой конструкции.

Второй. «Охранительная» государственность Б: социальная, административная,

реализующая общенациональные и силовые полномочия власти, обеспечивающая

функционирование привычных, но теряющих актуальность и эффективность форм

государственного устройства – ветшающих институтов публичной политики и

увядающих ветвей власти.

…В результате национальные планеты-государства раскалываются амбициозными

игроками на своеобразные «астероидные группы», ощущающие подчас более значимую

родственность с аналогичными парасуверенными образованиями, находящимися на

других национальных орбитах, создавая с ними сложные, причудливые констелляции.

Национальная государственность рассматривается в данной логике как особый

цивилизационный ресурс, как историческое наследство, со временем также

подлежащее приватизации в частную либо групповую собственность.

…Композиция нового мира может быть описана также с точки зрения геоэкономической

логики миростроительства. Подобная логика охватывает все большее число

деятельных субъектов, распространяясь на территориальные и отраслевые

организованности, обретающие черты своеобразных корпораций-государств.

Их основой могут являться государственные и транснациональные корпорации,

регионы и мегаполисы, другие деятельные организмы, объединенные в сложную,

подвижную систему неформальных взаимоотношений как внутри страны, так и за ее

пределами. Они способны планировать и реализовывать весьма масштабные проекты,

играя при случае совместно, но при этом – всегда за себя…»

Системы варварской эксплуатации

В принципе о подобной дьявольской эволюции государства как института в нынешней

реальности писал и автор сих строк в содружестве с С. Кугушевым (цикл «Третий

проект» и с Ю. Крупновым («Гнев орка»). Ничего хорошего человечеству, на взгляд

многих, такая мутация государственности не несет. Ведь такие корпорации-государства,

по сути, уничтожают наш человеческий капитал, нашу культуру, наше будущее, нашу

демографию, образование и науку. Гонясь за прибылью здесь и сейчас, они

уподобляются варварам, занятым подсечно-огневым земледелием: когда леса для

получения пахотной земли беспощадно выжигаются, а участок, истощившись, затем

забрасывается. И никто не думает о поддержании плодородия почвы.

В данном случае «плодородие» – это сохранение нации, ее демографии, системы

образования, заботы о детях и юношестве. Все это требует огромного, «нерентабельного»,

с точки зрения чистой коммерции, сектора, «экономики дарения». Ультралиберализм

и сокращение социальных расходов ведет к старению и вымиранию коренного

населения. При этом ориентация на рентабельность и глобальную

конкурентоспособность уже ведет к демонтажу, например, европейских систем

социального обеспечения. При том что нынешние коммерциализированные государства

не создают действенных механизмов повышения рождаемости в развитых странах. Как

падает качество образования – уже все говорят.

В государствах-корпорациях торжествует наплевательство к интересам нации. Ставка

делается на ввоз мигрантов, что разрушает культурно-цивилизационную среду

самобытных стран. Идеологией корпораций-государств становится политкорректность,

«мультирасовость», а также теория о том, что в современном мире лишь 20 %

населения рентабельны. А остальные 80 % как бы и не нужны. Их участь – отупление

всяким шоу-бизнесом и дешевыми разлечениями да жизнь на гроши. Воспевается

фигура «хомо экономикус» – для коего нет ничего, кроме чистых эгоистическо-материальных

интересов.

Государства-корпорации – это господство элиты, которая смотрит на свой же народ

как на колонизируемое чужое население.

Какой, к черту, патриотизм? Что может быть общего между нами, богатыми – и вот

этими, бедными? Они же босота! Что с того, что они, – якобы один с нами народ?

Ерунда все это. И вот уже колонизации корпорациями подвергаются станы еще вчера

благополучного Запада.

Одновременно происходит интересная трансформация: проповедуя ценности «свободного

рынка» и разглагольствуя о том, что угроза обнищания – лучший двигатель для