На Элгэтэ устроились мы в старом лагере «Таёжгеологии», от которого сохранились остовы палаток и немного обгоревшая банька, а на сухом склоне рядом я обнаружил аккуратно выкопанную прямоугольную яму длиной метра два и глубиной примерно с метр. Рядом лежала аналогичных размеров крышка, сделанная из жердей, с деревянной окантовкой и с земляным покрытием. Подумалось было, что вижу погреб, но позже мне рассказали, что это убежище канавщика Хромойкина. Канавщик этот панически боялся пожаров; по вечерам, выйдя из палатки, он с подозрением обычно втягивал носом воздух, приговаривая при этом: «Горит где-то, горит…». Однажды такая повышенная его бдительность сослужила отряду добрую службу. Как-то раз лагерь проснулся среди ночи от воплей: «Пожар, горим, горим!». Люди высыпали из палаток, и оказалось, что горит баня. Похватали, кому что под руки попало – тазики, ведра – и затушили огонь. Хромойкина между тем не было видно – подав сигнал, он спешно ретировался в своё убежище, от греха подальше – прыгнул в яму и захлопнул над собою крышку. В конце осени мы повытаскивали бороздовые пробы на верхушку горы, на открытую заснеженную каменистую площадку среди кустов стланика. Камней набралась почти тонна. Когда прилетел вертолет, на холодном ветру мы поотдирали смёрзшиеся мешки один за другим от обледеневшей кучи, побросали их на борт. Взмыли в воздух, взяли курс на север. Внизу потянулись сизо-серые зимние леса, запорошенные снегом мари, осыпи и скалистые склоны гор… Всегда заканчиваешь сезон с особым приподнятым чувством – ну вот и все… Домой. Все надоело, устали. Впереди – встреча с подросшими детьми, женой, друзьями, родителями, обмен впечатлениями от сезона.
А весной – что-то похожее, но наоборот.
Летели через таёжный аэропорт Мар-Кюель, где наш вертолёт заправился горючим, а нас вкусно накормили у артельщиков. И – взяли курс на юг, в посёлок Горный на БАМе.
1991 г. По старым следам
Сезон 1991 года замыкал череду благополучных «серебряных» лет работы Таёжгеологии, а скорее всего, и всей нашей отечественной геологии тоже. «Серебряных» потому, что до «золотых» мы никогда и не дотягивали – проблем хватало, но жили в целом благополучно, организовано, с хорошей отдачей, имея в виду поисковые результаты.
Что начало дальше твориться – ни пером описать…
Собственно, 1990 и 1991 мы еще работали по инерции, используя старые запасы, и кадры только начинали разбегаться. Разруха, спущенная с тормозов господами, которые нахально назвали себя «демократами», уже вовсю шагала по стране, и по нашей отрасли ударила со всей силой.
А в «благополучные» годы мне особенно нравилось, что не было проблем с транспортом, в том числе и с вертолётами. В 1990-1991 годах с «вертушками» было по-прежнему неплохо: попросишь, например, хлеба или сапоги подвести, и находили возможность подбросить заказанное почти без задержек. И в маршрут могли подкинуть, если вертолёты аэропартии залётывали площади где-то рядом.
С залётом на участок в тот год у нас были сложности – над Становиком нам преградила путь белая пелена плотных облаков. Едва появлялась прореха, вертолёт стремительно бросался в неё, стараясь проскочить перевал, но колышущаяся серая масса быстро затягивала брешь, и, чтобы не врезаться в скалистую стену, летчики круто разворачивали машину. Занятием это было небезопасным, и безрезультатно повторив ряд таких попыток, они были вынуждены развернуться в Горный – до улучшения погоды.
В тот сезон мы работали в разных местах, и опять от Улканского до Луриканского хребта. Начинали на левобережье реки Уян, в низкогорье, в местах ничем не примечательных, если не считать, что там произрастал редкий белый кустарниковый багульник-альбинос, а целая сопка, заросшая чем-то вроде тополя, была изглодана лосями.
Далее продолжили исследования Улканского хребта, где первый лагерёк поставили на речке Тарыннах, среднюю часть которой украшала огромная наледная поляна. Наш лагерь мы поставили в приятном сосновом лесу, примерно в восьми километрах выше по речке от Учура и отсюда маршрутили в разные стороны.
Самым длинным получился маршрут в восточную часть хребта, наиболее высокогорную. Ландшафты там впечатляющие: это массив крутых скалистых гор, среди которой гора Московская с высотой около 1800 метров является наиболее высокой на всём хребте; подножье склонов обрамляет несколько довольно крупных ледниковых озер в каменных берегах. На рассвете горы резко и контрастно освещаются здесь солнцем, а над голубой гладью озер в тишине плывут обрывки серого тумана. Вода у самого берега тёплая, мелкий прибой с убаюкивающим шумом плещется о камни. То там, то здесь на берегу видны заросли стланика; деревьев почти не растет, а если они и есть, то мелкие, сплющенные свирепыми зимними ветрами.
Полюбовавшись на эти красоты природы, мы вышли длинным маршрутом к лагерю. По дороге посетили два месторождения редких земель в альбититах – Улкан и Неожиданное, побродили, как водится, по канавам, с интересом – такой опыт всегда полезен. Потом из лагеря сходили на богатое бериллиевое проявление «Гельвиновое». В том году я впервые попробовал печь хлеб в формах. Меня научил этому рабочий из «Дальгеологии», отряд которой стоял от нас относительно недалеко. Что ж, что-то получилось. Там самое главное – соблюдать технологию и следить за временем. В свободное время ходил на рыбалку, и из дикого ревеня наварил варенья. Если кто не знает, как его готовить, поделюсь опытом: стебли режутся на отрезки сантиметра два в длину, ссыпаются в тазик и пересыпаются сахаром. Когда они дадут сок, на среднем огне на железной печке варенье готовится до тех пор, пока не приобретет желтовато-буроватый цвет и не станет тягучим, а порезанные стебли – мягкими. Тогда оно получается ароматным, кисло-сладким, с особенным вкусом, непохожим на другие виды варенья. Во второй половине сезона нас опять забросили в Приуянье для поисков «несогласного» типа месторождений. Места то были низкогорные, заросшие местами ерником (кустарниковой берёзкой) и кедровым стлаником. Стали лагерем на реке Верхние Конкули, относительно недалеко от её устья. Речка эта отличается непредсказуемостью и своенравностью: после дождей в горах она настолько резко поднимается, что вода идёт валом – едва успеваешь подбежать, чтобы вытащить из воды стоящие на берегу вёдра и кастрюли.
Достарыңызбен бөлісу: |