В тайгу я попал благодаря отцу, который время от времени брал меня с собой то в район Алдана, то в Еврейскую область, то в центральное и южное Приморье – в основном, в дни летних школьных каникул. Поездки эти не были длительными, но всегда запоминающимися и яркими для детского восприятия. В 1972 году после девятого класса я решил самостоятельно «нюхнуть пороха», а заодно и подзаработать и устроился радиометристом в Полевую экспедицию ДВИМСа на Малый Хинган. База партии находилась в Облучье, откуда нас доставили в отряд на грузовике. Места эти находятся относительно недалеко от границы с Китаем, их отличают сопочный рельеф и сильная залесённость. Базовый лагерь был солидным, но жить пришлось в основном на выбросах. В маленькой маршрутной палатке нам четырем было не повернуться; спали бок о бок. Лето выпало дождливым. После обеда обязательно шёл дождь, и в маршрутах ходить приходилось частенько мокрым. Бывало, дождь лил целыми сутками, по нескольку дней кряду, и мы проводили их в дремоте в палатке. В такую погоду все быстро отсыревало и плесневело – продукты, особенно хлеб, одежда и палатка. Добавьте к этому периоды одуряющей жары и духоты, тепловые удары, полчища мух, слепней и гнуса, клещей, которых вытаскивал из себя десятками ежедневно, изобилие гадюк и щитомордников. На одного такого – жирного и здоровенного, я наступил дырявым сапогом, а пресмыкающееся было до того удивлено моей беззаботностью, что не успело даже отреагировать и тяпнуть.
Словом, в тайге мне не понравилось, и по приезду я решил для себя, что больше туда – ни ногой. И вот с тех пор тридцать сезонов по полям, и ещё хочется!
Молодость. Студенческие годы
(1973-1978 гг.)
Учиться довелось мне в Томском университете – старейшем в Сибири ВУЗе, кстати сказать. Открыт он был в 1888 году и сохранил с того времени свой центральный фасад. Напротив ТГУ размещался небольшой парк, выходящий на улицу Ленина – центральную в городе.
Общежития университета размещались в разных местах, а наша – большая полосатая красно-белая девятиэтажка – находилась вблизи южной окраины города.
Приехав в Томск в 1973 году после окончания десятого класса в ГДР, точно не знал, куда буду поступать. Мне помогли тети по маминой линии – Зоя и Люда – добрейшие женщины, о которых всегда с благодарностью вспоминаю. Мы сели на тёти Зоину «Победу» и поехали по ВУЗам; в университете я приметил специальность «геоморфология», которая меня и заинтриговала. Победила, получается, наследственная тяга к наукам о земле.
Поселился у двоюродной бабушки на северной окраине города, утопающей в чистых сосновых и берёзовых рощах. Посадил их, как говорят, мой прадед по отцу Лавренов Георгий Лаврентьевич, выходец из Смоленщины. В годы войны он занимался огородничеством, снабжая овощами местную больницу. С прабабушкой Ефросиньей Филипповной они дожили до глубокой старости и были еще живы, когда я ребенком приезжал с родителями в Томск. Летом мне пришлось сесть за учебники, твердо нацелившись на победу – обратной дороги не было. Успешно сдав вступительные экзамены в Университет, я умудрился набрать столько балов, что оказался в списке поступивших в нашей группе первым, с чем меня и поздравил декан. Далее мы довольно оперативно на автобусах попали на работу в колхоз, в Бакчарский район. Меня приставили к зерновой сушилке, где старшим был алкоголик на «химии». Он славился тем, что мог запросто из горлышка выпить бутылку тёплой водки в жаркую погоду в один присест, а далее начинал теряться во «времени и в пространстве» и валился в пьяном обмороке под сушильную печь. Его ватные штаны нагревались так, что начинались дымиться; в этом случае моей задачей было вытащить пьяницу до начала его возгорания.
После примерно месячной колхозной практики приступили к занятиям. В нашей университетской группе оказалось четверо геоморфологов. Начиная с третьего курса нам дали возможность учиться по индивидуальному плану. План, кроме геоморфологических и географических дисциплин, включал и геологические предметы. Экзаменов и зачетов надо было сдавать раза в полтора больше, чем другим студентам, на сессиях пришлось попотеть, но позже эти знания пригодились.
Нас, однокашников, судьба позже разбросала: Володя Бутвиловский преподает в Германии, Володя Овсянников руководит строительным предприятием в Самарской области, Сергей Чемякин – филиалом нефтеразведочной фирмы в Томске.
В обычной студенческой суматохе пролетали года, зимы и сессии. В свободное время играли в волейбол на ближней окраине летом или гуляли по берегу Томи; зимой гоняли там же на лыжах. В бассейне довелось поплавать с аквалангом. Самыми запоминающимися были путешествия и студенческие геолого-геоморфологические практики, о чем и расскажу чуть подробнее.
Первой практикой была топографическая в 1974 году – рядом с городом Томском, на его восточной холмистой окраине, в лесочках, а потом географическая на Оби, куда мы добрались теплоходом по Томи. Поставили меня тогда бригадиром группы девушек, и, кажется, с обязанностями своими мы вполне справлялись. И было весело – молодёжь, кутёж...
Обь мне запомнилась обрывистыми глинистыми берегами высотой в несколько метров, где стрижи понаделали множество дырок-гнезд. Долина её кажется бескрайней, местами заболочена и выглядит в целом невыразительно.
1975 г. Красоты Горного Алтая.
В восторге я был, попав во вторую практику на Алтай, на Телецкое озеро. Добирались туда до города Бийска на поезде, далее до поселка Артыбаш у края озера на грузовой машине. Вот это места, душа поёт и воспаряет! Высоченные, покрытые живописными лесами горы круто спускаются к обычно безмятежной водной глади; вдоль самой кромки озера чередой тянутся или высокие скальные обрывы, или узкая полоска гравийного пляжа. Иногда вдоль озера стелется туман, и солнце, подсвечивая его, зажигает в нем неяркие и небольшие жемчужные радуги. Диво дивное, голубое…Алтайцы называют его Ахтын-Кель – «Золотое озеро».
Телецкое озеро – большое и протяженное – имеет около семидесяти километров в длину, в ширину гораздо меньше. Это глубокая тектоническая расщелина – грабен, заполненная чистейшей водой. Леса на склонах – густые, часто сосновые; воздух прозрачный, настоянный на смолистых ароматах, жёлтая сосновая пыльца разводьями плавает на поверхности воды. Вероятно, водная масса смягчает климат, и он является самым тёплым в Сибири. Здесь произрастает множество полезных растений (например, «маралий», он же «золотой» корень) и трав для заваривания в чае (крупный бадан и другие), а на луговинах в разгар лета бесчисленно пламенеют яркие оранжевые цветы «жарки».
Достарыңызбен бөлісу: |