Милорад Павич Бумажныйй театр



бет18/32
Дата05.07.2016
өлшемі0.91 Mb.
#179744
1   ...   14   15   16   17   18   19   20   21   ...   32

Борис Г. (БОЛГАРИЯ)



Художник Борис Г. родился в Рущуке в 1950 году. Свои картины он всегда подписывал инициалами, поэтому его фамилия так и не установлена. В результате несчастного случая он повредил правую руку и перестал заниматься живописью. Бежал в тогдашнюю Югославию, спрятавшись в вагоне, перевозившем скот. Одно время жил в Белграде. Хорошо говорил по-французски, выучив язык в своем родном городке благодаря монахиням находившегося там монастыря-конвикта Нотр-Дам. В начале XXI века он оказывается в Париже, где печатается в журнале «Формула», а некоторые его тексты публиковались и в русской «Иностранной литературе». В последние годы его издавали в Болгарии «Народна култура», «Делта» и «Колибри». За литературные заслуги стал, уже в нашем веке, почетным доктором Софийского университета. Умер в Безансоне в 2004 году.

ДЬЯВОЛ

«Каждое утро, проснувшись, я смотрю в зеркало и ужасаюсь!» — вот такие слова услышал я однажды утром от своего отца, когда он думал, что его никто не слышит.

Мой отец был человеком, имевшим множество глаз. Говоря так, я не имею в виду, что это следует понимать буквально. А иногда и он говорил мне что-то непонятное, например, что он мне одновременно и отец, и дед. Так его иногда называли и другие, которым он никак не мог быть дедом. Когда я попросил взрослых объяснить мне это, то услышал нечто невразумительное:

— Так называют тех, которые богумилы.

— Богу милы?

— Нет, не так — богумилы, — сказали мне и после этого на все мои вопросы молчали и только отмахивались.

Отец мой был преподавателем средней школы в Рущуке, на Дунае. Но это было далеко не все, чем он занимался. И он, и моя мать со страстью упражнялись на гимнастических снарядах, в те далекие годы между двумя мировыми войнами они постоянно играли в большой теннис, по всему дому валялись их красивые повязки для головы. Отец был художником и скульптором, а в гимназии преподавал изобразительное искусство и гимнастику. Время от времени он организовывал и школьные театральные постановки. Прекрасно играл на скрипке, и иногда мы ходили в кинотеатр послушать, как он аккомпанирует любовным сценам в немых фильмах.

Жили мы на окраине городка, на улице, которая осенью и зимой утопала в грязи, а весной и летом в пыли. Красивым там был только Дунай. На улице всегда было много гусей, которые то и дело расправляли крылья и гоготали, словно собираются взлететь, но никогда не взлетали. Улица выглядела как взлетная полоса, с которой никто не летал. В одноэтажном доме с тремя окнами на фасаде моя комната была самой маленькой. Все углы в ней были заняты, когда родители переселили меня туда однажды ночью, потому что не захотели больше терпеть мое присутствие в своей спальне. Тому, кто не хочет иметь дело с нечистой силой, следует, строя дом, позаботиться о том, чтобы углы в нем были или немного тупыми, или чуть острыми. Но ни в коем случае не прямыми. Вопреки этому правилу в моей комнате углы, все как один, были прямыми. И поэтому их любила нечисть.

В одном углу, он был немного сыроват, в верхней его части, пряталась ведьма. Днем ее не было видно, но ночью стоило ей появиться, как я тут же чуял это и накрывал голову подушкой, которая к утру бывала засыпана снегом, потому что окно оставалось открытым даже зимой. А если стояло лето, то моя кровать и внутри, и снаружи вся была в гусином пухе.

В другом углу царствовал Дракула. Он появлялся с того берега Дуная, из Румынии, я думаю, из местечка Джурджево, которое было хорошо видно с нашего берега. Я узнавал о его присутствии потому, что тени в том углу становились заостренными и вселяли ужас. Они походили на колья, на которые он сажал свои жертвы. Иногда он смеялся, но смех его мог слышать только мой пес. Он начинал скулить и пытался забиться ко мне под кровать. Раньше, еще щенком, он беззаботно спал там всегда, но как-то утром вдруг начал страшно выть и царапать пол. К счастью, я сразу понял, в чем дело. Он подрос, и, когда в очередной раз захотел спрятаться, ему удалось протиснуться на свое место под кроватью, но, когда рассвело и он захотел оттуда выбраться, ничего не получилось. Он застрял. Я быстро приподнял кровать и выпустил его. Лучше бы он там так и сидел в безопасности. Потому что, когда пес вырос, он жалобно скулил вовсе не оттого, что когда-то застрял под кроватью, а оттого, что слышал Дракулу.

В третьем углу не было никого, а четвертый бывал населен только по четвергам. Что-то черное тогда сквозь нос мяукало из этого угла какую-то песню. Она была похожа на те страшные песни, которые поют сербы.

В таких случаях я, набравшись храбрости, удирал сквозь ночь в кровать папы и мамы. Правда, и там было не вполне безопасно. В их спальне стоял огромный черный шкаф. Внутри его, как я догадывался, сидели все мои страхи. Шкаф всегда был закрыт на ключ, и папа не разрешал мне заглядывать в него.

— Почему я не могу открыть и посмотреть, что там, внутри? — как-то раз осмелился я спросить отца.

— Потому что там дьявол.

— Дьявол? Настоящий дьявол?

— Самый настоящий, — сказал отец. — На нем плащ, подбитый красным бархатом, на голове рога, а в руке посох. Он пришел с Родопских гор.

— Что он делает в шкафу?

— Ждет, когда его кто-нибудь выпустит, повернет ключ в замке, и тогда он сможет выйти. А когда выйдет, всех нас засунет в мешок, а потом — в Дунай…


Однажды днем, когда отец с матерью были в школе на занятиях, я достал из цветочного горшка ключ, подкрался к черному шкафу и открыл его. Внутри царил мрак, и я с любопытством принялся было рыться на дне. И вдруг похолодел от страха. В шкафу стояли чьи-то ноги в красных сапогах. Я захлопнул дверцу шкафа и повернул в замке ключ. После этого на несколько недель я оставил его в покое.

Но потом из Джурджева приехали Цикинджалы, они привезли с собой и свою дочку. Она была на год старше меня, носила рыжие волосы пучком, в котором было полно красивых шпилек, и грязноватые трусы. Помнится мне, что я перед ней задавался и как-то раз вечером, когда мы остались одни, решил поважничать.

— В черном шкафу закрыт дьявол! — сказал я.

— Уф! — ответила она. — Дьяволы не существуют!

— Хочешь, покажу? Он пришел с Родопских гор.

— Интересно посмотреть.

— Не боишься?

— Боюсь.


— Чего?

— Тебя, потому что ты сопляк и не понимаешь, что опасно, а что нет. Ищешь приключений на свою голову.

Я взял ключ из цветочного горшка и открыл замок. Внутри царила темнота, но были ясно видны две ноги в красных сапогах. Тогда она расхохоталась и дотронулась до них. В тот же миг, отвечая на ее прикосновение, ноги вздрогнули. Словно живые. Она отдернула руку, и мы одновременно посмотрели наверх, чтобы разобрать в темноте, чьи это ноги. Над нами, во мраке шкафа, стоял дьявол. Не шевелясь, он сверкающими глазами смотрел на нас. Постепенно я разглядел заостренную бородку, рога и длинный черный плащ, подбитый красным бархатом. Ноги в красных сапогах были его ногами. На них даже осталось немного пыли с Родопских гор.

Барышня Цикинджал резко захлопнула дверцу шкафа и бросилась в спальню моих родителей. Она затащила меня в кровать и схватила за то, за что еще ни одна девочка никогда меня не трогала. Потом подлезла под меня, и я впервые в жизни погрузился в женское тело. Тогда я был еще совершенно неопытен, и это стало моим первым впечатлением. Я был смертью, она жизнью. И мы в кровати комбинировали две эти вещи. Что касается меня, то мне пришлось пройти по острову, покрытому отбросами, колючими растениями, старым хламом, грязью и пылью, к чистой воде на другом его берегу… Потом мы лежали, счастливые и испуганные. Все произошло так быстро, одно за другим. А тут возникла и еще одна проблема: вернулись родители, и это было третьим делом, с которым нам нужно было справиться, делая вид, что все в полном порядке.

— Когда я наконец вырасту и смогу свободно спать, с кем захочу, — прошипела она мне в ухо, — я пересплю с дьяволом из вашего шкафа. С тем, в красных сапогах! С Родопских гор!

— А зачем тебе ждать, когда ты вырастешь?


Не знаю, что у нее было на уме в самом деле, но следующим летом, когда семья Цикинджал опять приехала к нам погостить, она уже превратилась в барышню на высоких желтых каблучках. Пахло от нее чем-то таким, чего не найдешь в саду, она носила блузку, которая подчеркивала красоту ее шеи, а ее зубы сверкали на солнце, как поверхность воды. Голос ее совершенно изменился, и им она позвала меня, как только мы остались одни. Я подумал, что она, как и в прошлый раз, хочет уложить меня в постель, но этого не случилось. Она направилась прямо к черному шкафу. Взяла из цветочного горшка ключ, открыла замок этой громадины и шепнула мне:

— Посмотри, сейчас я займусь любовью с твоим дьяволом!

Без капли страха она открыла дверцу. Там по-прежнему стояли красные сапоги, а в них дьявол с рогами и посохом, в черном плаще с подкладкой из красного бархата. Своими неподвижными прекрасными глазами он смотрел прямо на барышню Цикинджал. Она дотронулась до его сапог, и они, так же как и год назад, зашевелились и не сразу успокоились. К моему ужасу, она тогда схватила дьявола за член. Не отпуская его, вошла в шкаф, забралась к нему под плащ и захлопнула за собой дверцу.

Она предавалась любви с дьяволом. Я это отлично слышал.

Когда она вышла, я хотел, как и в прошлый раз, отвести ее в постель, но она презрительно сказала мне:

— С детьми я любовью не занимаюсь!


Четыре года спустя отец, мать и я, разнаряженные в пух и прах и яркие, как ярмарочные леденцовые петушки, запрягли в коляску коня, отец хлестнул его хлыстом, и мы тронулись к паромной переправе, чтобы попасть в Джурджево. Мы ехали сватать меня за барышню Цикинджал, и она согласилась, не сказав ни единого слова. Она была красивее, чем когда-нибудь раньше, и время от времени, когда никто не мог этого заметить, под столом хватала меня за член. О ней нужно сказать еще кое-что. До меня она не была замужем, но у нее был ребенок. Так что в наш брак она пришла с чудесной двухлетней девчушкой. Иногда девочка смотрела на меня неподвижным взглядом своих удивительных глаз, и мне казалось, что эти глаза кого-то мне напоминают, но я не мог вспомнить кого.

Став мужем и женой, мы остались жить в Румынии, в Джурджево, а когда умерли мои отец и мать, переселились в Болгарию, в Рущук, в дом моих родителей. Под хохот моей жены мы в первый же день открыли черный шкаф, нашли в нем дьявола и вытащили его наружу. При свете дня он выглядел жалко. Его рога были сломаны, и в них завелись черви, некогда пурпурная подкладка плаща была изъедена молью и выцвела. Красные сапоги потеряли форму и походили теперь на двух вяленых рыб. Ростом он был ниже меня… Она захотела, как некогда, схватить его за мужское естество, но того не оказалось на месте. Дьявол остался без члена.

Короче говоря, дьявол этот был сатаной из кукольного театра, мой отец когда-то давно делал для представлений фигуры, которые двигались, если их дергаешь за веревочки…

Сегодня мне немного жалко, что больше нет моего дьявола. Хотя иногда, когда дочь моей жены обувает свои красные сапожки и останавливает на мне свой прекрасный неподвижный взгляд, я думаю: «Шила в мешке не утаишь. А что, если этот ребенок — дочка из шкафа?»






Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   14   15   16   17   18   19   20   21   ...   32




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет