Арестованный Александр Васильев, православный священник, тайно перешедший в католичество35, обвинялся следствием в распространении среди знакомых «контрреволюционной литературы, полученной от епископа Неве», а также в том, что, имея обширный круг знакомых из православного духовенства, «информировал Неве о церковной борьбе». Именно в его показаниях появилось имя архиепископа Варфоломея Ремова36, когда он говорил об «отличной осведомленности» Неве в делах Православной Церкви: «Такая осведомленность могла являться только результатом наличия у Неве информаторов из среды православных священников. Предполагаю, что такими информаторами являлся настоятель Петровского монастыря». По словам отца Александра, Неве неизменно отзывался о Ремове «с большой похвалой и одобрением». По завершению следствия от отца Александра добивались «отречения от веры», гарантируя при этом замену расстрельного приговора на лагерный срок. Александр Васильев подписал отречение, сопроводив его следующим: «Я задаю себе первый вопрос: в той исполинской борьбе — меньшинства богатых, сытых, праздных и огромного подавляющего большинства, имеющих лишь руки для добывания хлеба — где мне быть? Против кого я стану? Для меня вопрос так решен. Навозом, пушечным мясом, как хотят сделать меня иностранные буржуа, духовенство всех религий, я не хочу быть».
Настроение осужденных монахинь очень точно выразили строки из письма монахини Валентины Сапожниковой к новообращенной духовной дочери, Мине Кугель: «Чем дольше, тем больше крест усугубляется, и тем более нужно готовиться на все до конца. Крест, да еще такой, как страдать за Господа Бога, за веру, нечто столь великое, чего мы не достойны, и только по милосердию Своему и исключительной любви к нам Господь нам его дарует». Узнав об отправке Соловьева в ссылку в Алма-Ату, епископ Неве отметил в письме в Ватикан от 31 августа 1931 года, что отец Сергий был «единственный из трех моих клириков, к которому я привязался», продолжив далее: «Как больно видеть, что столько людей страдает из-за меня на протяжении стольких лет!»37.
* * *
18 февраля и 13 апреля 1931 года по групповому делу «контрреволюционной организации католиков» были арестованы Карл Лупинович и Михаил Цакуль, а также несколько мирян. Священники обвинялись «в связях с отдельными сотрудниками польского посольства» и информировании их о настроениях и арестах польских католиков, а также «в воспитании детей в антисоветском духе»38. Следствие интересовало их постоянные контакты с епископом Пием Неве, и оба дали необходимые следствию показания. Лупинович подтвердил, что Неве «черпал широчайшую информацию через большой круг знакокомых ксендзов, приезжавших в Москву из Уфы, Перми, Калуги», что связь его с Римом «осуществлялась через итальянское и французское посольства», что Неве «очень пессимистически настроен в отношении возможности существования религии в СССР». Завершал он свои показания утверждением, что роль епископа в СССР «несомненна и безусловна контрреволюционна» и что он, действительно, «разведчик и агент Ватикана и, возможно, французского посольства».
Ему вторил Михаил Цакуль, показав, что Неве продолжает руководить Московской и Смоленской епархиями, кроме того, «имеет свое влияние на руководство в Ленинграде, на Кавказе и в Татарской республике» и получает оттуда «обширную информацию о состоянии костелов на приходах, активности верующих, о репрессиях советской власти по отношению к духовенству», что Неве имеет сведения «об огромном недовольстве и брожении среди рабочих и крестьян в особенности», итогом которых могут стать «восстания и другие формы протеста в виде стачек, забастовок», что в виду массовых неудач с выполнением пятилетнего плана властью инициируются «процессы так называемых вредителей, дабы этим оправдать неудачи перед рабочими и крестьянством». Завершал он свои "признания" утверждением, явно написанным под диктовку следствия: «Неве постоянно подчеркивал неизбежность интервенции, говоря, что другие государства не могут смотреть на все то, что происходит в СССР. Говорил, что возглавит интервенцию Франция, которая объединит под своим руководством остальные государства и сумеет найти способы вовлечь в этот блок Германию».
В материалах группового дела для чекистов очень важны были показания священника об «особом конспиративном методе иезуитских действий в вопросе распространения католицизма среди православных», на который якобы дал свое согласие Ватикан: «Православным попам, принимающим католицизм, разрешается скрывать это и под видом православных попов продолжать действовать, как раньше». Якобы, тайный переход в католичество православных священников и мирян давал возможность им избежать ареста. По версии следствия, этот «конспиративный метод» был «непосредственно связан с подготовкой интервенции», что и подтвердили обвиняемые на допросах. По завершению следствия оба священника были высланы из Москвы. А в последующих групповых делах следствием на допросах пришлось уделять много времени для выявления имен тех, кто тайно перешел в католичество.
* * *
В июле 1933 году в Москве были арестованы первые обвиняемые по групповому делу «контрреволюционной террористической монархической организации католиков». Под жестким давлением следствия от обвиняемых были получены показания о целях, которые ставили перед собой члены "организации" — «свержение в СССР советской власти и установление монархического строя», а также о том, что «контрреволюционная организация руководилась и финансировалась Русской Комиссией "Конгрегации Восточной Церкви", осуществляющей свое руководство при посредстве католического епископа Евгения Неве, французского подданного»39. Осенью в Москве, Костроме, Краснодаре, Смоленске прошли аресты русских католиков, среди них были и недавно освобожденные монахини Абрикосовской общины вместе с их игуменьей, Анной Ивановной Абрикосовой. Некоторые обвиняемые подтвердили, что «организация получала систематическую финансовую помощь от епископа Евгения Неве», что он «хорошо информирован о всех деталях жизни и деятельности членов организации, руководимой Абрикосовой А.И.».
Одна из обвиняемых, активно сотрудничавшая со следствием, показала, что в 1933 году епископ Неве сказал ей: «Россия — несчастная страна. Но на ее примере Бог хочет дать урок всему миру, что значит забыть религию». Она подтвердила версию следствия, что в беседах с монахинями Неве «систематически подтверждал в них уверенность в неизбежности в скором времени интервенции и свержения советской власти», что «регулярная связь между Папой Пием ХI, "Русской комиссией" и Абрикосовой А.И.» осуществлялась через епископа Пия Неве с помощью «дипкурьеров французского посольства». Завершались ее показания утверждением, что «Неве являлся идеологическим и идейным вдохновителем нашей контрреволюционной деятельности». В "Обвинительном заключении" по групповому делу отдельным пунктом шел раздел — «Связь с Ватиканом и роль епископа Неве», который завершался утверждением, что Анна Ивановна Абрикосова получила через Неве ответ от Папы Римского, в нем он «благословил ее "на борьбу за русское дело"».
Позднее в материалах последующих групповых процессов католического духовенства в разных регионах страны связь с епископом Пием Неве подтверждали многие обвиняемые. Например, арестованные по групповому делу «контрреволюционной организации церковников»40 священники Болеслав Блехман и Иосиф Воронич41 подтвердили свои неоднократные контакты и получение денег от епископа Пия Неве. А сексоты, выступавшие в качестве "свидетелей", показали, что на протяжении ряда лет оба священника систематически информировали Неве, как представителя Ватикана, «о политико-экономическом состоянии известных ему населенных пунктов, за что получали вознаграждение», постоянно отчитываясь перед ним «в своей контрреволюционной деятельности».
* * *
14 мая 1934 года епископ Пий Неве выехал на отдых во Францию. Заменивший его в храме священник Леопольд Браун прибыл в Москву 1 марта 1934 года как духовник американского посольства. Уезжая в отпуск, Неве сообщил о лицах, которым выдавалась материальная помощь, а также познакомил отца Леопольда с прихожанином, «заслуживающим доверие, убежденным католиком». Это был преподаватель института42, который сыграет главную роль в судьбе как настоятелей храма Св. Людовика и многих прихожан, но особенно, в трагической судьбе заведующей храма Алисы Отт и ее дочери. Он появился в храме в начале 1930-х годов, в беседах с епископом Неве показал серьезные познания в христианском вероучении, чем снискал его уважение. В дальнейшем "господин профессор", как шутливо называл его Неве, стал активно посещать богослужения в храме, а в апреле 1933 года под руководством епископа тайно перешел в католичество.
На самом деле "господин профессор", будучи арестованным в 1929 году по групповому делу православного духовенства, активно сотрудничал со следствием, дал подробнейшие показания против профессора А.Ф. Лосева, квартиру которого посещал, и вскоре был освобожден, дав подписку о добровольном сотрудничестве с органами ГПУ. Сначала он в качестве свидетеля "отметился" серьезными показаниями в последующих групповых делах православного духовенства, а потом в начале 1932 года, по заданию ГПУ, стал посещать храм Св. Людовика. Позднее, во время реабилитации, он заявил: «По заданию органов НКВД я принял католичество, и это способствовало еще большему нашему сближению… О том, что мне приходилось слышать от Неве, я своевременно, в письменной форме, информировал органы НКВД»43.
К показаниям этого сексота надо относиться с большой осторожностью, многие показания были нафантазированы им, за что позднее он был отправлен в лагерь. Например, разве можно серьезно воспринимать его показания о «максимальной осторожности», которую проявлял епископ Неве, посещая якобы квартиру сексота: «Он тщательно простукивал стены комнат, желая определить — не установлен ли там микрофон. Кроме того, он настойчиво просил меня тщательно закрывать телефон с тем, чтобы наши беседы были сугубо конспиративны». Не проще ли было Неве встречаться с "господином профессором" в храме, как и с другими прихожанами.
Именно этот сексот сообщил чекистам о том, что заведующая храмом Св. Людовика Алиса Отт вела постоянную переписку с отцом Иосифом Видалем и епископом Мишелем Д’Эрбиньи, уверял, что она использует в этих целях «дипломатическую почту и регулярно, каждые 15 дней направляет Видалю, являвшемуся заведующим русскими делами в Ватикане, большое количество корреспонденции». Он же сообщил также и о тайном переходе в католичество православного архиепископа Варфоломея Ремова, о существовании при церкви Рождества Богородицы в Путинках тайного монастыря и тайных пострижениях православных и католиков.
Агентурные сообщения сексота стали основанием рапорта руководству: «Поступили сведения о том, что в Москве существует русско католическая контрреволюцонная организация церковников, созданная по директивам русской комиссии при Ватикане негласным представителем последнего в Москве, католическим епископом — Евгением Неве». Очевидно, работа сексота была настолько эффективной, что к началу операции по ликвидации монастыря чекистам были известны имена всех тайных монахинь, монахов и активных членов приходской общины.
* * *
В январе-феврале 1935 года по групповому делу «контрреволюционной организации православного и католического духовенства и мирян»44 были арестованы 22 человека, среди них и архиепископ Варфоломей Ремов, во время обыска у него было изъято много писем, в которых адресаты просили о помощи. Епископ Пий Неве познакомился с архиепископом Варфоломеем на квартире мирянина-католика в 1928 году. Их тайные встречи проходили сначала на квартире епископа, к началу 1930-х годов их отношения стали дружескими, а встречи регулярными, хотя они, опасаясь возможной слежки за квартирой Неве, стали встречаться в других местах. В 1932 году, как показал на допросе архиепископ Варфоломей, «я, по предложению Неве, перешел в тайное католичество», хотя официально, с согласия Папы Римского, он оставался в лоне Русской Православной Церкви; главной причиной перехода в католичество было нежелание иметь своим духовным руководителем митрополита Сергия (Страгородского), возглавлявшего РПЦ. В 1933 году, по рекомендации Неве, он был официально утвержден Ватиканом викарным епископом Пия Неве для католиков восточного обряда.
С этим назначением владыка Варфоломей, благодаря Неве, получил возможность материально помогать арестованным и высланным православным иерархам, через него сообщать на Запад о продолжающихся преследованиях духовенства и верующих, а главное — обрел в его лице духовного пастыря. Знакомство с епископом Неве стало и основным доказательством обвинения владыки Варфоломея в «измене Родине и шпионской деятельности в пользу Ватикана». Под давлением следствия он подтвердил, что передавал для Ватикана сведения «о состоянии русской церкви, о религиозном настроении русского народа, о закрытии церквей, об арестах церковников, а также информацию по текущим вопросам». Подтвердил он и неоднократную передачу епископу Пию Неве писем ссыльных иерархов, «в провокационно-клеветническом духе рисующем положение ссылки», которые пересылались затем в Ватикан, «как доказательство гонений, воздвигаемых советской властью на религиозников». Заметим, что на вопрос следствия — что могло связывать православного архиепископа с католическим епископом — он ответил: «Общность духовных интересов».
"Господин профессор", выступавший на следствии в качестве свидетеля, показал: «Мне точно было известно, что архиепископ Варфоломей завербован епископом Неве в качестве шпиона, в чем мне сознался лично сам архиепископ Варфоломей». Далее он сообщил, что об аресте Ремова епископ Неве «сообщил иностранным журналистам с целью дать материал для антисоветской печати», что он же «широко информировал Запад и Ватикан о положении религии в Советском Союзе». Но для чекистов главным обвинением стало подтверждение Варфоломеем Ремовым факта передачи сведений о работе известных православных архиереев в качестве сексотов ГПУ, о чем он заранее предупредил Неве в случае общения с ними. Сообщил он также Неве и о том, что «вся деятельность митрополита Сергия протекает в соответствии с органами государственной власти, и без ОГПУ он не делает ни одного шага».
Архиепископ Варфоломей не отрицал, что с 1933 года, был «действительно не по форме, а по существу активным помощником Неве, являясь негласным представителем Ватикана», и что исполняя поручения Неве, вместе с ним «активно боролся против советской власти». Именно это признание и стало основанием для расстрельного приговора Варфоломею Ремову45. Узнав о смерти архиепископа Варфоломея, Неве в секретной депеше в Ватикан утверждал: «Без всяких сомнений, причиной ареста преосвященного Варфоломея была ненависть к христианской вере и то, что он до конца остался верен в исповедании католической религии и послушании Святому Отцу, которого он искренне любил и выполнять указания которого был готов любой ценой»46.
* * *
В ноябре 1935 года в Воронеже начался судебный процессе над католическими священниками и тремя сестрами-монахинями из Абрикосовской общины47. Пройдя тюрьмы, этапы и ссылки, они в 1932 году поселились в Тамбове и восстановили жизнь монашеской общины. Познакомившись с епископом Пием Неве, они постоянно приезжали в Москву для посещения богослужений в храме Св. Людовика. Неве не раз поддерживал их деньгами, не давая умереть с голоду. 1 февраля 1935 года монахини были арестованы, обвинены «в шпионской деятельности» и привлечены к следствию по групповому делу католического духовенства. Во время следствия сестрам постоянно задавались вопросы, касающиеся епископа Неве, и они подтвердили, что тот оказывал им материальную помощь, и это является совершенно нормальным явлением в отношениях между католическим епископом, его священниками и мирянами.
Неве проявлял пристальный интерес к ходу судебного процесса в Воронеже, о чем позднее дала показания монахиня Маргарита Крылевская из общины доминиканок. Она рассказала, что после завершения судебного процесса сестра Роза Сердца Марии Енткевич, посетившая епископа Пия Неве в Москве, по возвращении в Тамбов передала старшей сестре Стефании Городец поручение Неве — «подробно описать весь ход процесса и материал передать ему»48, после чего сестры «в письменном виде подробно изложили все». Этот отчет был передан Неве как письмо сестры Стефании, позднее был им переведен и отправлен в Ватикан.
От сестер-монахинь следствию не удалось добиться признания своей вины, на суде они решительно отвергли все обвинения, были оправданы и освобождены из-под стражи в зале заседаний. Но священники, признавшие на суде свою вину, были приговорены к лагерным срокам. Сообщая в Ватикан о предъявленных священникам обвинениях в шпионаже, епископ Пий Неве с горечью отмечал: «Весь процесс закручивается вокруг меня. Я один на свободе... пока что. Мое французское гражданство не позволяет нанести по мне прямой удар; и они хотят нанести удар косвенный, еще более жестокий — бьют по невинным исповедникам веры»49.
1936 год был последним для Неве в России, он все чаще уставал, но продолжал информировать Ватикан о всех событиях в стране. 30 января он писал о возвращении верующим костела в Саратове, сообщал, что в Киеве нет ни одного священника, что верующие на Рождество собрались в церкви и пели под орган, утверждал, что «гонение, причем еще более изощренное и лицемерное, продолжается»50. 31 июля 1936 года епископ Пий Неве выехал на лечение, надеясь на возвращение к своей пастве, но вьездной визы он больше не получил. К тому времени в НКВД была составлена «Справка на Неве Евгения Евгеньевича, 1887 года рождения, Франция, бывшего епископа католического костела в Москве»51, в которой высылка из страны неугодного епископа «за организацию нелегальных католических групп и использование их в шпионских целях» была названа уже свершившимся фактом и обосновывалась тем, что Неве, «проживая длительное время на территории СССР под видом миссионера и религиозного деятеля, занимался разведывательной деятельностью против Советского Союза и сбором клеветнической информации о советской действительности».
Ватикан наградил епископа Неве за его подвижническую деятельность в России, отметив, что «информация Святейшего Престола зависела исключительно от докладов Неве и его корреспонденции из Москвы»52.
* * *
После выезда Неве настоятелем храма Св. Людовика стал священник-ассумпционист Леопольд Браун, вместе с должностью он в придачу получил и "господина профессора". Позднее тот на следствии показал, что он установил связь с отцом Леопольдом по заданию чекистов, что именно Неве перед отъездом представил его Брауну, заявив, что "господин профессор" является «одним из самых просвещенных католиков, которого можно использовать для популяризации католичества в академических сферах, а также для сбора информации»53.
Первое время отец Леопольд не давал "господину профессору" никаких поручений, осторожно присматриваясь к нему, но позднее доверился и не раз передавал ему богословскую литературу для распространения среди верующих, которую тот на самом деле относил чекистам. В 1938 году сексот утверждал в своих доносах, что Алиса Отт привлечена Леопольдом Брауном «к конспиративной работе, и он дает ей ряд поручений по сбору материалов». Позднее это сообщение, по словам сексота, якобы подтвердилось тем, что в 1941 году именно отец Леопольд через американское посольство оказал Алисе Отт содействие «в вопросе освобождения из-под стражи ее дочери».
Осенью 1939 года сексот донес о том, что заведующая храмом Алиса Отт вместе с группой католичек «составила обращение на имя Папы Римского, в котором было освещено тяжелое положение религии в Советском Союзе, отмечено трагическое положение католиков, для которых в Москве имеется лишь один храм и ходатайствовали о поддержке христианских церквей в СССР, где христианство находится в безвыгодном положении», и что это обращение через французское посольство было направлено Неве, а тот переслал его в Ватикан.
Позднее, в послевоенных показаниях в качестве свидетеля, сексот вспоминал и о своих донесениях во время войны: «Когда Красной Армии приходилось временно отступать, Браун интересовался у меня — нет ли у советского правительства намерения начать секретные переговоры с Германией относительно сепаратного мира. Когда наметился разгром Германии, то Браун просил меня выяснить о планах советского правительства относительно большевизации тех стран, на территории которых будут находиться советские войска». Тогда же он с большой выдумкой сообщал, что Леопольд Браун, «будучи опытным разведчиком, соблюдал максимальную осторожность в своей работе», поэтому, опасаясь установленных микрофонов, «для бесед со мной на сугубо конспиративные темы он уводил меня или на хоры, или в те места, где происходит исповедь верующих».
С первых же дней настоятельства Леопольда Брауна чекисты стали собирать на него компромат. О каждом его шаге сообщали в органы НКВД не только "господин профессор", но и другие "добровольные помощники" в его доме и в храме. Горничная отца Леопольда, с 1942 года работавшая на чекистов, сообщала, что он, встречаясь с прихожанами, «подробно расспрашивает каждого об условиях его жизни, работе, материальном положении, интересуется, не арестован ли кто-либо из членов семьи, за что именно, сожалеет им и оказывает материальную помощь», причем, представила его помощь как попытку «расположить их к себе, чтобы в следующий раз вызвать на более откровенную беседу».
Уборщица в храме, также работавшая на чекистов, утверждала, что заведующая храма Алиса Отт «имела определенное задание — следить за прихожанами, вести наблюдение и чтобы в костел не проникли на их взгляд подозрительные лица». Позднее она жаловалась, что, когда стало известно о ее связях с органами, то Алиса Отт «восстановила против меня всех посетителей, сообщила об этом Брауну, который отказался меня исповедовать». Студентка исторического факультета МГУ, завербованная позднее в сексоты, утверждала, что с 1940 года она была «привлечена к шпионской работе против Советского союза ксендзом Брауном, через которого поставляла американской разведке шпионскую и клеветническую информацию». А студентка Института иностранных языков показала, что с 1943 года она стала посещать храм Св. Людовика и с тех пор сообщала отец Леопольду «интересующие его сведения о количественном составе студентов института иностранных языков, об успеваемости студентов и о распределении их на работу».
Еще один "свидетель" показал, что отец Леопольд имеет «обширный круг связей (более 700 человек) из числа католиков, граждан СССР, большинство которых посещали его в костеле», и что католиков, обращавшихся к нему для исповеди, он «использовал для сбора информации о настроениях населения, продовольственном положении в стране и другим вопросам, обрабатывая их в антисоветском духе». А учительница русского языка показала, что отцом Леопольдом были собраны «точные данные относительно закрытия церквей в СССР» и что эти данные через французское посольство были переданы им епископу Неве, а тот «информировал об этом одного французского кардинала, тесно связанного с Ватиканом». Завершила "свидетельница" свои показания утверждением, что отец Леопольд «в период своего пребывания в Советском Союзе помимо службы в костеле занимался разведывательной работой».
Достарыңызбен бөлісу: |