Митрошенков Виктор Анатольевич. Лётчики



бет3/11
Дата09.07.2016
өлшемі1.04 Mb.
#186155
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   11

Степан Супрун. В. Фадеев

Хочу опушками сорочьимя

Пройти к дымящейся реке...

Хочу найти могилу летчика

В сухом и частом сосняке.

Анатолий Жигулин


В тот день, после полудня, многие жители близлежащих деревень — Монастыри, Паньковичи, Сурновка, а также солдаты, которые находились в Друцком замке, были свидетелями воздушного боя.

В разрыве облаков проплыл натужно гудящий самолет-бомбовоз с крестами и скрылся за лесом. Следом вынырнули еще шесть со свастиками на хвостах. Военный наблюдатель из Друцкого замка отметил — «фокке-вульф», два двухмоторных «юнкерса» и четыре истребителя-«мессершмитта». И вдруг, невесть откуда взявшись, наперехват им метнулся «ястребок» с красными звездами на крыльях. В небе затрещали пулеметы; МиГ-3 и «мессершмитты» закружились вертикальным эллипсом-каруселью. Советский «ястребок» кинулся на одного своего преследователя и поджег его. Но задымил хвост и у МиГа. Чертя небосклон полосой дыма, наш самолет стал снижаться, срезая макушки деревьев. Женщины-колхозницы, пасшие коров за деревьями, видели: три «мессершмитта», окружив МиГ слева, сзади и справа, шли за ним, как на параде, и над самой стеной леса взмыли вверх. МиГ приземлился на лесной опушке. Женщины какой-то момент ждали, что советский летчик выскочит из кабины горящего самолета, но самолет вдруг весь вспыхнул: в нем что-то взорвалось... С улицы деревни Монастыри было тоже видно, что летчик посадил горящий самолет в полутора километрах — в урочище Малинники. Туда кинулось несколько мужчин и ребятишки. Они бежали через пшеницу, подгоняемые желанием помочь пилоту. Но безжалостное пламя [51] не выпустило летчика из своего плена. В синей дымящейся гимнастерке, обгоревший сверху, он неподвижно сидел в открытой кабине, пальцы левой руки все еще сжимали рычаг. На запястье чернел кружок часов. У обугленной, спекшейся раны на груди мерцал конус золотой звездочки. Один из подбежавших увидел на тлеющей одежде пластинку значка, обтер ее рукавом, и засветились буквы: «Депутат Верховного Совета СССР». Несколько минут спустя к опушке леса из Друцтсого замка приехала машина с офицером и солдатом. Они сняли с пилота Звезду Героя, кобуру с пистолетом и, попросив крестьян похоронить летчика, уехали.

Кто же этот летчик? Почему один бросился в схватку с шестью фашистскими самолетами? Ни в Друцком замке, ни в районном городе Толочине уже никто не задавался такими вопросами. Было не до того. Танковые колонны немцев приблизились к Толочину, гул канонады доносился до полей и леса, среди которых затаились деревни. Немцы заняли Минск, бомбили Борисов.

Утром другого дня колхозный пчеловод Денис Петрович Василевский и кладовщик Андрей Ефимович Акулович, люди уже немолодые, пошли с лопатами в урочище хоронить летчика. С часу на час фашистские танки и мотоциклы могли въехать в деревню Монастыри. Выкопав неглубокую яму, застелив ее листами обшивки самолета, колхозники осторожно уложили тело пилота на дно, покрыли его жестью, забросали землей и дерном.


НА ФРОНТ!

Он был военным летчиком-испытателем. Служил в Научно-испытательном институте Военно-Воздушных Сил Красной Армии.

В июне Степан отдыхал в санатории города Сочи. Воскресное утро 22 июня ничем не отличалось от других — солнечное и праздное. В двенадцать часов дня все палаты и коридоры санатория насторожились. В репродукторе звучал голос Молотова. Фашистская Германия вероломно напала на нашу страну, немецкая авиация бомбит Киев, Ригу, Севастополь, Брест, Бобруйск...

Через несколько минут Степан с чемоданом в руке ужо торопливо шагал по дороге к аэродрому. Самолетов в Москву не было. Ни телефонные звонки, ни удостоверение [52] депутата Верховного Совета СССР не помогли вырваться из Сочи раньше вечера. В Москву Супрун прилетел только на рассвете 23 июня.

Тревога за судьбу авиации, за армию, когда он прослушал утреннюю сводку с театра военных действий, усилилась. Приехав домой, он стал звонить в Кремль, чтобы записаться на прием к Сталину.

Потом он звонил куда-то еще, ничего не добившись, побежал во двор к своей «эмке», умчался на аэродром.

На аэродроме у ангара он столкнулся с Петром Стефановским.

— Слыхал? Немцы разбомбили наши аэродромы! — сказал Стефановский. — Сотни самолетов не успели взлететь...

— Я пойду на прием к Сталину, — вдруг заявил Супрун. — Поехали со мной в Кремль?

И Степан изложил свою мысль о создании полков из летчиков-испытателей.

— Езжай, пожалуй, один, ты депутат, тебе легче будет пройти...

До того, как ехать в Кремль, надо срочно закончить дело, не завершенное до отпуска. В ангаре экземпляр новейшего истребителя Як-1М. Превосходная штука! Степан испытывал ее. Еще разок-другой взлететь, убедиться в машине не помешает.

Як вывели на взлетную полосу. Степан садится в кабину. Три лопасти винта оживают, сливаются в полупрозрачный диск. Еще несколько минут — и колеса, срываясь с места, стремительно бегут в воздух. Крылья подбираются к облачку, сверлят его, затем самолет пикирует — и на летчика налетает роща, увеличиваются в размерах дома, сады, огороды, несутся навстречу телефонные столбы...

«Як лучше «мессера», — восхищается Степан, ведя машину на посадочную полосу.

В кабинете он твердой рукой выводит отчет об испытании истребителя: «Як нужен фронту!»

Вернувшись с аэродрома домой, Степан сел на диван к телефону. Он ждал звонка из Кремля. Томительные минуты. Периодически включая радиоприемник, вылавливал новости С фронта. Зазвонил телефон, Степан схватил трубку, но в ней ломкий басок матроса из Севастополя, который, очутившись в Москве, вспомнил про депутата и передал привет от Черного моря. [53]

Наконец Степан услышал и узнал голос помощника Сталина — Александра Николаевича Поскребышева:

— Степан Павлович, срочно приезжайте...

Одернув полы кителя, Степан вступил в приемную. Его провели в кабинет, где за столом были Ворошилов, Молотов, Калинин... Прохаживаясь по ковру, Сталин курил трубку. От его острого взгляда не ускользнул южный загар пилота.

— Отдохнули, товарищ Супрун?

— Так точно, товарищ Сталин, в самый раз...

— Что у вас за предложение?

Сбиваясь от волнения, Степан кратко изложил: можно срочно сформировать четыре-шесть полков из военных летчиков-испытателей.

— Мало, — сказал Сталин. — Нужно двадцать-тридцать полков...

Супрун пояснил, что такого количества летчиков в институте нет; те, что могут вылететь на фронт, — это отважные и опытные люди, они немедленно ответят ударом на удар немцев, проверят машины в бою, дадут замечания по улучшению конструкции новых самолетов, изучат тактику и боевые качества их. Это подымет моральный дух наших летчиков!

— Испытатели нужны в тылу! — заметил кто-то из присутствующих.

— Лучшее испытание военного самолета — в бою, — возразил Супрун.

Ворошилов одобрительно кивнул. Сталин согласился: в данной ситуации предложение депутата экстренно создать новые полки из лучших летчиков своевременное.

— Постарайтесь организовать больше добровольцев, — обратился он к Супруну. — Срок создания частей — трое суток.

В первые сутки на земле и в воздухе советская авиация потеряла 1200 самолетов. Огромную брешь надо было чем-то закрыть. Приказ Сталина давал Супруну чрезвычайные полномочия. О готовности новых частей Степан Супрун обязан докладывать прямо в Кремль.

Закрыв за собой дверь, Степан понял, какие трое суток ожидают его впереди.

24 июня. В этот день он первым появился в кабинете начальника НИИ ВВС; здесь собрались руководители [54] института и Наркомата авиапромышленности. Весть о том, что начинается запись добровольцев на фронт, быстро облетела все отделы и кабинеты; летчики в коридорах собирались группами, обменивались мнениями. Когда Степан вышел в фойе, то тут уже ему показали списки добровольцев. В каждую эскадрилью и звено вступали по желанию. Костяком полков становились летчики, бившие японских самураев в небе Китая, Монголии и фашистов в Испании. С заводов были затребованы самолеты новейших марок МиГ-3, ЛаГГ-3, Ил-2, ТБ-7...

А Супруна беспокоила еще судьба истребителя Як-1М. С этой машиной у Степана Павловича были особые отношения. Как вспоминал позднее Стефановский, однажды Супрун в беседе с конструктором Яковлевым сказал:

— А почему бы вам не попытаться создать легкую маневренную машину для истребительной авиации?

Яковлев улыбнулся и промолчал. А через некоторое время на аэродроме появился изящный одноместный «ястребок» И-26. Мощный мотор М-105 водяного охлаждения: два пулемета, стреляющие через винт; в развале цилиндров — 20-миллиметровая пушка. Новая машина получила имя Як-1.

Як объезжал в небе известнейший летчик-испытатель Юлиан Иванович Пионтковский. Малоразговорчивый, спокойный Юлиан с первых полетов оценил превосходный воздушный аппарат и с упрямством наездника испытывал машину. 27 апреля 1940 года он крутил под облаками «бочку», которая никак не получалась. Самолет взмывал вверх, снижаясь, ложился на спину. И вдруг кувыркнулся вниз...

Репутацию Яка, погубившего летчика, сразу же взялись спасать С. П. Супрун и П. Ф. Федрови. Важно было разбить доводы, что Як — машина ненадежная: не выходит из штопора, на ней трудно выполнять высший пилотаж.

«При оценке этих самолетов его мнение часто было решающим», — заметил много лет спустя о Супруне авиаконструктор Яковлев и так описал последнюю встречу с ним:

«Мы прошли с ним в сборочный цех, где находился готовый к отправке второй экземпляр этого самолета, предназначенного для серийного завода в качестве образца.

Супрун сел в кабину, прастегнул ремни. Осмотрелся. [55]

Похвалил конструкторов за то, что они так быстро осуществили в этом самолете ранее рекомендованные им улучшения, облегчающие сложную работу летчика-истребителя в полете.

Степан Павлович был частым гостем в нашем конструкторском бюро. Его у нас очень любили. Он привлекал своей жизнерадостностью, приветливостью. Высокий, стройный шатен с обаятельной внешностью, всегда опрятный и щеголеватый, в своей синей летной форме, он был красавец в полном смысле этого слова.

В этот раз Супрун был особенно оживлен и все говорил о своем желании отправиться поскорее на фронт, чтобы лично помериться силами с немецкими асами.

Прощаясь, мы крепко пожали друг другу руки, и он взял с меня слово, что первые модифицированные серийные Яки попадут в его будущий истребительный полк. Я от всей души пожелал этому замечательному человеку успеха в его смертельно опасной работе. Он прямо с завода уехал в генеральный штаб хлопотать насчет организации своего полка».

В Отчете Супруна об облете самолета Як-1 (модифицированного) с мотором М-105 говорится:

«На взлете поведение самолета такое же, как и самолета Як-1, немного только увеличилась длина разбега. По технике пилотирования самолет Як-1М еще проще, чем самолет Як-1...

...Самолет представляет большую ценность своей простотой в технике пилотирования.

Необходимо срочно запустить самолет в серию».

Супрун облетал к тому времени около 140 самолетов. Повоевать на Яке ему не удалось. Но судьба летательного аппарата оказалась блистательной. По своим качествам он превосходил немецкий истребитель. Побывавшие в боевых схватках Яки, залатанные, отремонтированные в полевых условиях, заметно снижали скорость. Тогда поверхность Яков стали покрывать лаком, вес самолетов облегчили, убрав часть оборудования. Возросла мощность, добавилась скорость и маневренность. «Крестному отцу» Степану Павловичу Супруну не было бы стыдно за ту работу, которую он провел вместе с авиаконструктором по изготовлению знаменитой машины. «Необходимо срочно запустить самолет в серию» — эта фраза заключения, написанная Супруном на третий день войны, была как никогда кстати. [56]

В 1941 году было выпущено 1354 самолета.

27 июня. В Кремль пригласили С. П. Супруна, А. И. Кабанова, П. М. Стефановского. Как должны были волноваться люди, зная, что задание секретаря ЦК ВКП(б) не выполнено — полки еще не готовы для отправки на фронт?

Трех суток, которые были отведены на формирование авиаполков, не хватило. Шло обмундирование летного и наземного состава, с заводов получали самолеты, боеприпасы; велась пристрелка оружия, изучались карты... Одновременно создавалось шесть полков: два истребительных на МиГ-3 под командованием С. П. Супруна и П. М. Стефановского, один штурмовой на Ил-2 под командованием Н. И. Малышева, два бомбардировочных на пикирующих Пе-2 под командованием А. И. Кабанова и В. И. Жданова, один дальнебомбардировочный на ТБ-7 (Пе-8) под командованием Н. И. Лебедева.

Положение на фронтах осложнялось. Западный фронт по вооруженности уступал гитлеровской группировке армий «Центр»: в танках — в 7 раз, в артиллерии — в 2,4 раза, в самолетах — в 4 раза. Наступая, немцы 26 июня заняли Даугавпилс, бои шли под Слуцком, кольцо окружения грозило сомкнуться восточнее Минска. Шести полкам, которые создавались по предложению С. П. Супруна, Ставка Верховного Главнокомандования присвоила название «особого назначения» и намеревалась использовать по-особому...

Лицо Сталина было утомленным.

— Формирование закончено? — спросил он спокойно.

— К вылету на фронт готова половина полка, — доложил Супрун и пояснил, что остальные эскадрильи еще укомплектовываются.

— Хорошо, — Сталин обратил взгляд на других командиров.

Их полки тоже были сформированы наполовину.

— Хорошо, — в раздумье сказал И. В. Сталин. — Куда вылетать и в какое время, получите приказ сегодня. Оставьте своих заместителей для завершения формирования. Сами с готовыми экипажами по получении приказа вылетайте в пункты назначения. Есть у вас вопросы?

— Есть, — заявил Степан Павлович. — Нельзя ли нам получить по самолету Ли-2 для переброски техсостава и боеприпасов? Истребительным полкам нужны также [57] лидеры. Ведь мы, истребители, редко летаем по маршруту.

— Хорошо, — последовал ответ И. В. Сталина. — Ли-2 будут выделены каждому из полков в ваше полное распоряжение. Лидеров для истребителей назначит товарищ Кабанов. Желаю успеха.

Полкам Степана Супруна и Петра Стефановского было приказано вылететь на фронт 30 июня в 17 часов, полку Николая Малышева — 5 июля, полку Александра Кабанова — 3 июля, другим — несколько позже.

30 июня. Утром Степан Павлович был на аэродроме. Вместе со своим заместителем Константином Коккинаки проверил готовность двух эскадрилий к вылету. Изучил по карте район участия полка в боях — Витебская область.

Степану очень хотелось перед вылетом из Москвы повидаться с младшим братом Александром, который только что окончил летное военное училище, но встречи не получилось. С аэродрома позвонил сестре, чтобы ждала его.

Когда он вошел в комнату, Аня встретила его растерянная и испуганная. Она не вполне представляла масштабы работы брата.

— Вылетаю на фронт. — Степан сел на диван и попросил чаю.

— Когда?

— Сегодня, через два часа.

Анна принесла чай, пододвинула сахарницу. Ее тревожила отчужденность брата. Он сидел рядом, а мысли его были очень далеко. О чем он сейчас задумался?

Думал он, наверное, о том, что даже блестящим летчикам-испытателям не хватает самолетов и оружия. В боях советским летчикам потребуется двойное и тройное мастерство. В тревоге его было смешано множество чувств: и то, что замысел ударить по немцам мощным воздушным кулаком пока не удался, и то, что кое-кто из командования идею эту посчитал безумием, расточительством лучших военно-летных кадров страны, ибо многие летчики-испытатели способны, мол, командовать полками, обучать курсантов, испытывать новые виды самолетов. Самого Степана уже дважды рекомендовали на должность командира дивизии, а также помощника командира истребительной бригады или помощника начальника Научно-испытательного института по летной части... Так что же? [58]

Спокойно служить в тылу, пока заводы напекут множество самолетов и тебе доверят командовать на фронте дивизией? Да, он, Степан Супрун, честолюбив. Но его обостренное честолюбие лишено корысти и карьеризма. Неожиданно он обратился к сестре:

— Скажи, дружок, кем бы я был, если бы семья осталась в Канаде?

— Гангстером?!

— Ошибаешься, ох, ошибаешься, — покачал он головой. — Ты была в Канаде крохой, ничегошеньки не помнишь.

— Все помню! — не без упрямства возразила сестра. — Ты учился плохо. В Виннипеге мне было шесть лет, а тебе шестнадцать. Помню, как над крышей школы зимним утром поднималось полотнище, а я вас, братишек, будила криком: «Вставайте, вставайте, флаг поднят!» И мы, позавтракав, бежали по заснеженной улочке к школе. А двери заперты. Малыши-первоклашки зубами выбивали дробь. Холодюка. А ты, рослый, быстрый, юркал во двор, пробирался в котельную и оттуда проникал в коридор, отпирал нам двери. Ребятишки гурьбой лезли к тебе, разбегались по классам, а тебя сторож ловил и вел к опекуну. Разве не так?

— Так, так, — развел руками Степан. — Неужели ты сама это запомнила?

— Сама, сама!

— Наказывали меня несправедливо...

— Ну, не скажи! Бывало, что и правильно, — не сдавалась сестра. — Забыл, как прятал пистолет? Вы украли его у настоящих бандитов. Машина стояла в кустах возле цирка, а вы с дружком Левкой пробрались в кабину и сцапали пистолет.

— Это Левка сцапал!

— Мне брат Федя рассказывал, что ты отнял у Левки пистолет, убежал в прерии и спрятал его там. Потом после уроков стрелял в мишени, в птиц.

— Эх, Анюта, Анюта, какая ты еще легковерная, — улыбался Степан, помешивая ложечкой чай, будто у него был впереди весь день. — Ты многое не знаешь. Мы с Федей тогда, в 1922 году, уже вступили в ячейку Лиги молодых коммунистов. Мне много раз приходилось слушать профессиональных революционеров, и я готовил себя в революционеры. А стрельба... Она мне очень пригодилась. Я стреляю отлично. [59]

Ему хотелось передать приветы матери и братьям. Он взял с полки лист бумаги и, быстро написав что-то, протянул его Ане.

«30.VI.41.

Дорогие родные!

Сегодня улетаю на фронт защищать свою Родину, свой народ. Подобрал себе замечательных летчиков-орлов. Приложу все силы, чтобы доказать фашистской сволочи, на что способен советский летчик.

Вас прошу не беспокоиться. Целую всех.

Степан».


Аня помогла уложить в чемодан вещи, все еще не веря, что вот сейчас он уйдет. А брат был спокоен, будто уезжал в очередную длительную командировку. Он побрился, освежил себя одеколоном, причесал волну волос. Аккуратный, в пилотке, с чемоданом в руке постоял у дверей.

— Береги себя! — прошептала она.

— Все будет отлично, — встряхнул он головой, будто освобождаясь от всех невоенных забот. — Зазря не пропаду... У меня к тебе просьба. — Он внимательно посмотрел на сестру. — Евгения не успела вернуться на Родину. Прошу тебя, когда она приедет в Москву, позвонит тебе, помоги ей.

Он говорил о невесте... В марте прошлого года, когда он как член комиссии по закупке немецких самолетов ездил в Германию, познакомился в Берлине с переводчицей Евгенией, которая работала в советском посольстве. Степан ни от кого не скрывал, что она его невеста. И вот Евгения в логове фашистов, и Степан ничем не в силах облегчить ее участь.

— Не волнуйся, я все сделаю, — сказала сестра.

В памяти Анны Павловны он остался высоким, с перекинутой через плечо кожанкой, уверенный и немножко холодноватый. Потом вместе с женой Стефановского на аэродроме она махала рукой улетающим самолетам. Месяца через три на квартиру Супруна позвонила добравшаяся до Москвы Евгения. Анна Павловна сказала ей, что Степан погиб.

...Заканчивался девятый день войны. Все, кто видел Степана Супруна на аэродроме, запомнили его волевым и сосредоточенным. Он вел на фронт тридцать летчиков-испытателей на самолетах МиГ-3.

Для того чтобы освоить новую боевую машину, летчику [60] требуется долгая подготовка. До начала войны было выпущено менее тысячи МиГов. С авиаконструктором Артемом Ивановичем Микояном у Супруна возникла дружба еще в 1937 году. Тогда три слушателя-выпускника Военно-воздушной инженерной академии имени Н. Е. Жуковского сконструировали и построили миниатюрный спортивный самолет «Октябренок». Вес авиетки чуть больше мотоцикла, а скорость до 130 километров в час. Супрун, уже прославленный летчик, поднялся на этом аппарате в небо и похвалил его. Этим окрылил конструкторов Микояна, Самарина и Павлова. В декабре 1939 года Артем Иванович Микоян стал генеральным конструктором, вместе с М. И. Гуревичем участвовал в конкурсе на создание одноместного истребителя. В январе 1940 года Степан Супрун возвратился из Китая, где участвовал в боевых действиях на самолете И-16, и Артем Иванович пригласил летчика к себе на беседу, долго расспрашивал о поведении истребителя в бою... 5 апреля 1940 года летчик-испытатель Аркадий Никифорович Екатов начал заводские испытания МиГа. Супрун все время следил за ходом подготовки этой машины к серии, он был ведущим летчиком-испытателем МиГа. После облета самолета Кубышкиным, Филиным, Кабановым, Стефановским, Кочетковым авиаконструкторам было высказано много замечаний. Самолет дотягивался, доделывался.

«МиГ-3 дорог также и потому, что его испытывали такие замечательные летчики, как А. Н. Екатов, С. П. Супрун ,и другие», — сказал уже много позже, в 1965 году, А. И. Микоян корреспонденту журнала «Авиация и космонавтика».

В 17.00 взмыл в небо самолет Супруна. За ним стартовали тридцать МиГов. На фюзеляже МиГа Степана Павловича число 13. Подполковник демонстрировал свое презрение к суевериям. В боевом порядке за самолетом Супруна шли две эскадрильи. В 17.05 стартовали «ястребки» Петра Стефановского, они легли на курс в сторону Калинина.

...Полотнища полей, заплаты на огородах, бобрики садов и густые, непроглядные, расчерченные линиями просек леса, местами разрезанные зеркальными стеклами извивающихся рек и ручьев; а по берегам — спичечные коробки домов; большие и малые села, поселки и города.

Спокойно пошли на посадку. Хорошо оборудованный, затерянный среди лесов аэродром. За полями — деревня [61] Зубово. Колеса коснулись антрацитовой полосы. Степан, выйдя из кабины, распорядился, чтобы самолеты рассредоточили по стоянкам, замаскировали. Приказал палатки для личного состава ставить в лесу, возле каждой отрыть окоп. Он осмотрел небо и заметил какую-то приближающуюся точку. Неужели фашист? Немецкий разведчик приближался к аэродрому. Супрун кинулся к своему самолету. Еще минута — и колеса закрутились, подымая пыль над полосой. Истребитель вынырнул из леса, не давая опомниться немцу, который уже заметил опасность и пытался удрать, быстро догнал его и атаковал. Видавшие воздушные схватки в небе Испании летчики не могли не восхититься работой командира полка: фашистская машина сразу задымила и, беспорядочно кувыркаясь, упала в лес.

Показательный бой, как на ученьях.

Приземлившись, Супрун приказал техникам осмотреть самолет и дозаправить. Он был уверен, что немцы ждут свой самолет, если он не вернется, то пошлют второй.

— Вот что, друзья, — подошел Степан к группе летчиков, которые ждали его. — Это самолет-разведчик. У нас таких нет. Придется тщательно вести разведку. Фашисты летают безнаказанно на низких высотах, терроризируют войска и мирных жителей. Организуем охоту за ними. Нужен запасной аэродром, иначе ночью нас накроют.

Вскоре раздался звонок телефона — с места воздушного наблюдения сообщили, что в небе появился второй самолет-разведчик. Степан стартовал в воздух. Он поднялся в облака, «спрятался там», поджидая врага. И как только воздушный пират приблизился, атаковал его...

Так в первый день своего прибытия на фронт Степан Супрун лично уничтожил два фашистских самолета.
Четыре дня боев

Чтобы понять бои, которые вел 401-й полк особого назначения с 1 по 4 июля на Западном фронте, необходимо представить боевую обстановку. Здесь, на западном направлении, Гитлер нанес главный удар по советским войскам. 28 июня пал Минск, 11 наших дивизий, попав и окружение, вели бои в тылу врага. Генеральный штаб узнал об этом не сразу. Используя свои преимущества, [62] немецко-фашистские войска шли вперед — к Москве. Для помощи командованию Западного фронта были направлены маршалы Б. М. Шапошников и Г. И. Кулик. 27 июня туда выехал К. Е. Ворошилов. В ночь на 1 июля 1941 года Ворошилов доложил по ВЧ Сталину, что положение ухудшается, немцы в нескольких местах форсировали Березину, создали угрозу Могилеву и Рогачеву. Днем 1 июля в лесу под Могилевом состоялось совещание, в котором принимали участие К. Е. Ворошилов, В. М. Шапошников, командующий фронтом А. И. Еременко, начальник штаба фронта Г. К. Маландин, член Военного совета фронта секретарь ЦК Белоруссии П. К. Пономаренко.

Вновь назначенный командующий фронтом А. И. Еременко отдал войскам Западного фронта директиву, по которой авиации вменялось в обязанность: «Рядом повторных вылетов уничтожить противника на Бобруйском аэродроме и танковые колонны противника восточнее и западнее Бобруйска у Смолевичей и Борисова».

Немецкая авиация господствовала в воздухе, бомбила тылы.

«Положение было не из легких, — вспоминал позднее А. И. Еременко. — Фронт имел очень мало авиации (насчитывалось исправных всего 120 машин). 1 июля нам подбросили еще 30. Из 150 исправных самолетов 52 были истребители. Было принято решение имеющейся авиацией нанести удар по двум группировкам танковых войск Гудериана.

1 июля по моему приказанию был произведен налет нашей авиации. До полудня самолеты использовались на Бобруйском, вторую половину дня — на Борисовском направлениях. На переправы через Березину, наведенные войсками Гудериана, мы послали 15 штурмовиков под прикрытием звена истребителей. Зная, что противник сейчас же поднимет в воздух свою истребительную авиацию, мы через 7-8 минут послали в район боя 24 истребителя. Наш тактический прием полностью оправдался. Как только наши штурмовики начали бомбить переправы и аэродромы в Бобруйске, гитлеровцы сейчас же выслали истребителей. Завязался воздушный бой. Сколько было радости для войск и населения, когда над Могилевом на глазах у всех за несколько минут было сбито пять немецких самолетов, а шестой загорелся и тоже пошел на снижение. В районе Бобруйска мы уничтожили 30 самолетов. А за [63] два дня воздушных боев противник потерял не менее 60 самолетов. Когда я сообщил об этом в Москву, начальник Генерального штаба даже переспросил меня по телефону, не ошибся ли я.

Сами мы потеряли лишь 18 машин».

Тридцать истребителей, которые появились 1 июля на Западном фронте, были самолеты 401-го полка С. П. Супруна. Боевая обстановка для командира полка и его штаба была совершенно неясная. Получив приказ ударить по переправам на реке, Степан Павлович рано утром вылетел в разведку.

Туман в лесу еще не рассеялся, и летчику приходилось вести самолет низко, чтобы разглядеть дороги и машины на них. Увидев скопление точек на дороге, он не сразу догадался, что это женщины с детьми, они несли ребятишек на руках или вели их, тут же тащились груженные скарбом телеги. Не узнав своего истребителя, люди кинулись в кусты. Фашистские летчики, расстреливая беженцев с бреющих полетов, приучили людей скрываться от самолетов. Пролетев над верхушками густого бора, Супрун обнаружил дорогу, ведущую к переправе, по которой шли танки с белыми крестами, закрытые брезентом грузовики, тягачи с пушками, бронеавтомобили. Техника двигалась без какой-либо маскировки к берегу реки.

Вот тогда-то и мелькнула у Степана Павловича дерзкая мысль: бомбить переправу с истребителей!

На лесном аэродроме его уже ждали, нервничая, так как время полета истекло, бензин у самолета должен кончаться.

— Готовьте самолеты к бомбардировке переправы! — строго приказал Супрун. — До войны истребители испытывались на штурмовку. Получалось хорошо. Вот мы сейчас и ударим по переправе.

Он инструктировал летчиков, как подвешивать под истребители бомбы, как заходить на переправу, как штурмовать.

— После бомбовых ударов будем трижды сечь немцев пулеметными очередями! — наставлял Супрун.

Внезапный налет двух эскадрилий вызвал панику среди немецких войск на переправе. Бомбы делали свое дело, превращая в обломки машины, взрывая боеприпасы, поджигая танки; паника разгоняла лошадей, рассеивала солдат. Немецкие зенитчики скоро спохватились, затрещали [64] их выстрелы. Войдя в пике, самолет старшего лейтенанта Юрия Кругликова взорвался от прямого попадания снаряда.

На аэродроме Супруну доложили, что из разведки не вернулся самолет Алексея Кубышкина. Звено Ивана Дубона, уйдя на изучение дорог, было зажато со всех сторон «мессершмиттами», на него дважды накидывалось по девять истребителей. Из этих схваток звено вырвалось, оставив где-то Кубышкина. Позже оказалось, что у его самолета была повреждена выстрелом водяная система, и Алексей, спикировав, отыскал лесную поляну, уткнулся в нее носом, сломал крыло о ствол березы.

Несколько раз подымал свои эскадрильи Супрун 1 июля. Удалось сбить четыре вражеских «мессершмитта». Один из них стал личной добычей командира полка.

Вечером Супрун приказал перебазировать самолеты полка на другие стоянки. Оставили только один поврежденный МиГ, а при нем для ремонта и охраны трех человек — механика, техника и моториста. Утром техник и моторист отыскали Супруна, доложили, что всю ночь их бомбили «юнкерсы». Из лесу кто-то пускал ракеты, наводя фашистские самолеты на аэродром. Механик с гранатой в руке бросился было в кусты за шпионом, но был скошен автоматной очередью.

По воспоминаниям командира первой эскадрильи В. И. Хомякова, в четыре дня боев было два случая, когда Степан Павлович Супрун в одиночку вел бой с шестью и четырьмя немецкими истребителями. Первый раз 15 МиГов шло сопровождать три девятки двухмоторных бомбардировщиков СБ, Степан Павлович, уйдя вперед, попал в окружение шести Ме-109. Второй раз, также вылетев на сопровождение бомбардировщиков, Супрун оказался среди четверки «мессершмиттов». В обоих случаях Супрун был уверен в себе.

Собьют ведь, товарищ подполковник! — сказал ему на аэродроме Валентин Иванович Хомяков.

— Нет, меня не собьют! Видишь, второй раз веду бой с численно превосходящим противником, и оба раза немцы ничего со мной не смогли сделать, — отвечал Супрун.

Уверенность Супруна в своем мастерстве и новом советском самолете МиГ-3 казалась кое-кому чрезмерной.

Он лично летал в разведку, каждый раз подымался со [65] своими летчиками в небо, ведя их на сопровождение бомбардировщиков или в схватку с фашистскими истребителями.

3 июля полк Супруна разбомбил две переправы на Березине, взорвал железнодорожный мост, разбил много вражеской техники, в этот же день эскадрильи сделали еще налет на большой немецкий аэродром, где сожгли 17 самолетов, склады с горючим и боеприпасами.

Утром 4 июля 1941 года Супрун в паре с лейтенантом Остаповым вылетел в разведку, затем дважды слетал на сопровождение бомбардировщиков. Перед четвертым вылетом подполковник Супрун подошел к инженерам эскадрильи Николаю Степановичу Павлову и Андрею Арсентьевичу Манучарову, пожал плечами и сокрушенно произнес:

— Ребята, я сегодня себя не узнаю. Вот уже вылетаю четвертый раз, а пока не сбил ни одного самолета противника.

После полудня он вновь вылетел сопровождать бомбардировщики. Затем в паре с лейтенантом Остаповым полетел на разведку боевой обстановки. Остапов заметил в небе немецкий самолет «кондор», погнался за ним и был сам сбит. Он вернулся в полк через сутки. А Супрун в разрыве облаков встретил немецкий бомбардировщик «Фокке-Вульф-200». Не разглядев из-за налетающих клочьев облаков сопровождающих истребителей, Супрун кинулся в атаку, сделал разворот влево, открыл свою грудь и был ранен пулей стрелка. С истребителя такого ранения он получить не мог! Тут же подоспели «мессершмитты». Фашисты сразу почувствовали, что имеют дело с советским асом. МиГ атаковал и поджег один немецкий самолет. Но тут и МиГ загорелся от вражеского снаряда. Напрягая силы и волю, Супрун повел свой самолет к поляне у леса и сумел посадить его, однако в последний момент взорвались баки с остатками горючего и боеприпасы. Сопровождавшие горящий самолет три «мессера», убедившись, что он объят пламенем, взмыли вверх. Но фашист, который шел сзади МиГа, дал еще очередь в затылок Супруну.

Бронеспинка, найденная на месте посадки Супруна, хранится в музее города Сумы. Следы пулевых вмятин говорят, что этой очередью немцу не удалось прошить тело Степана. [66]

3 июля он вместе со всем личным составом двух эскадрилий слушал в лесу возле аэродрома радио — выступал Председатель Государственного Комитета Обороны, и в речи были такие слова: «Нужно немедленно предавать суду военного трибунала всех тех, кто своим паникерством и трусостью мешает делу обороны, не взирая на лица».

Были в первые дни войны случаи малодушия, растерянности. Иные командиры ждали указаний сверху, приказов, боялись риска. Степан Супрун лучше других летчиков своего полка знал о сложившейся обстановке на фронте, он с первого момента, как узнал о начале войны, был инициативен и решителен. Он учил летчиков мастерству, самоотверженности. Проведя бой с «мессершмиттами», сбив фашиста, вечером уже разъяснял летчикам, что немцы оценили недостатки советских МиГов. Наши самолеты маломаневренны на низких высотах, но зато они имеют преимущества перед фашистскими на больших высотах, обладают большей скоростью. Поэтому Степан Павлович призывал использовать скорость МиГов, заманивать фашистов вверх, чтобы, ловко сманеврировав, атаковать и уничтожить врага. Супрун применил эти истребители для штурма переправ, он ориентировал полк на борьбу за одиночными низко летящими немецкими стервятниками, ввел в полку строгий порядок — летчики каждую минуту были готовы к вылету по боевой тревоге.

О том, какое впечатление произвела советская авиация на немецкие войска, можно судить по признанию командующего немецкой танковой группой Гудериана; в своем донесении от 4 июля 1941 года он сообщал: «Полк дивизии, занимавшей оборону севернее Борисова, понес большие потери от авиации противника».

А. И. Еременко в книге «В начале войны» вспоминает об этих днях: «До этого времени авиация противника, почти не встречая в воздухе наших самолетов, действовала на широком фронте небольшими группами. Мы же использовали свою немногочисленную авиацию массированно и поэтому имели успех. Эти двухдневные бои имели немаловажное значение для решения дальнейших задач. Врагу был нанесен на этом участке фронта первый серьезный удар с воздуха. Наши летчики воспрянули духом: они поняли, что неприятеля надо побеждать мастерством и высокой организованностью. Воодушевилась и пехота, [67] так как весть о нанесении немцам потерь в воздухе передавалась из уст в уста».

Записка командира 23-й авиадивизии, в состав которой входил 401-й полк особого назначения, подполковника В. Е. Нестерцева о представлении Супруна к правительственной награде гласит: «Во главе группы скоростных истребителей МиГ-3 громил фашистских извергов и показал себя бесстрашным командиром; возглавляя группу, Супрун сразу отбил охоту стервятников ходить на низкой высоте, что безусловно заслуживает звания дважды Героя Советского Союза».. .

* * *


У каждого из шести добровольческих полков, созданных в НИИ ВВС по предложению Супруна, была своя боевая биография. За четыре дня боев полк Супруна сбил 12 фашистских самолетов, а за три месяца войны — уже под командованием Константина Константиновича Коккинаки, ныне Героя Советского Союза, лауреата Ленинской премии, — 54 немецких самолета.

Полк 402-й за годы войны уничтожил сотни фашистских стервятников, тысячи солдат, офицеров, лошадей, барж, катеров и вагонов...

Штурмовой авиаполк Илов (Н. И. Малышева) поджигал и разметывал на переправах колонны машин и танков, калечил бомбами и реактивными снарядами немецкие аэродромы, самолеты на них; отдельная эскадрилья, созданная в полку к 6 августа, фотографировала группировки немецких войск, аэродромы, выявляя тайны гитлеровского командования в районе Смоленска перед броском на Москву.

Бомбардировочный 332-й авиаполк (В. И. Лебедева), получив воздушные корабли ТБ-7, оборудовал их дизельными двигателями к 29 июля. В ночь на 11 августа десять тяжелогруженых машин (одиннадцатый упал близ аэродрома: у него отказали сразу два двигателя) пошли в темноту, пролетели над всей территорией, занятой гитлеровскими войсками, и бомбили столицу «третьего рейха» — Берлин. Бомбовый удар этот вошел в историю Отечественной войны, а возвращение кораблей назад было полно трагизма и приключений...

Особый полк пикирующих бомбардировщиков (А. И. Кабанова) 3 июля включился в боевые действия [68] на Западном фронте на подступах немецких войск к Москве.

Многие соратники Степана Супруна прославили себя в боях, имена его друзей вошли в историю Великой Отечественной войны: Дмитрий Калараш, Григорий Кравченко, Александр Покрышкин, Константин Коккинаки... Действия летчиков-испытателей на фронте, их опыт дали много полезного по разработке тактики ведения воздушного боя, применению новейших самолетов. Все это предвидел Степан Супрун.

22 июля 1941 года командиру полка С. П. Супруну было присвоено звание дважды Героя Советского Союза.



Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   11




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет