Монголия и Кам

По возвращении нашем на бивуак к нам отовсюду стали стекаться туземцы -- мужчины, женщины и дети. Тибетцев привлекали наши европейские вещи или предметы, в особенности электромагнитная машина, прослывшая вскоре в Тибете за "чудодейственную". Немного позднее прибыли также и хозяйки дома хошунного начальника, причём дородная жена его под зонтом, а миловидная дочь, от излишнего тепла, вместо шубы нарядилась в шерстяной красный халат, не забыв придать матовому загоревшему лицу искусственный румянец. Прочие молоденькие тибетки также принарядились, каждая по-своему, и все они держали себя непринужденно. Жена начальника часто улыбалась со всеми девушками и довольно прозрачно поощряла их к сближению. Женщины и девушки так смело заглядывали и вообще осаждали нашу палатку, что А. Н. Казнакову не представилось труда снять с них несколько фотографий. Говорят, что здесь нравы слабы и женщины держат себя весьма свободно, в особенности по отношению к проезжающим через эти места сининским посольским китайцам, которым родители сами приводят своих дочерей. Когда мои молодцы гренадеры или казаки под звуки гармоники плясали "русскую", туземцы приходили в восторг и старались подражать нашим украинцам; затем местные красавицы, по желанию дородной жены начальника, начали петь песни. Их напевы и манера пения носят общеазиатский характер. В песнях, исполненных тибетками в нашу честь, нельзя было не заметить намека -- столь же лестного, сколько и прозрачного -- на нашу щедрость.

Вечером возвратился из поездки по хошуну и сам начальник его Намцо-Пурзек-Намчже, высокий, седой, несколько сгорбленный 77-летний старик.

Ровный, последовательный в разговоре и очень сдержанный при виде всего окружающего, Пурзек произвел на нас хорошее впечатление. Он принес мне в подарок также лисицу и хадак, извиняясь, что не встретил нас на границе своего хошуна. В заключение Пурзек пожелал видеть наше новое ружье и боевую стрельбу одновременно всем отрядом, что тотчас и было показано на общее удивление и восторг старика и его многих подчиненных. Перед отходом домой Пурзек получил от нас в подарок револьвер. Бодрой походкой старик направился к дому, заметив: "это не китайский шарик, вручаемый надменным вэй-юанем; такой подарок я не променяю на 800 лан серебра".

Под вечер, накануне нашего выступления, Пурзек по нашей просьбе устроил смотр своего войска.

Вначале нам была показана примерная атака на неприятеля одиночками; выехав вперед шагов на 30--40 от линии прочих тибетцев, мальчик-всадник, изображая врага, по сигналу "вперед" сразу скакал в карьер, преследуемой также быстро одним из тибетцев, снимавшим на всем скаку свое фитильное неуклюжее ружье довольно красивым приемом и производившим выстрел. Проскакав шагов 300--400, оба всадника повертывали лошадей в нашу сторону и, держась прежнего порядка, мчались на оставленное место, с тою на этот раз разницею, что теперь нападающий уже не стрелял, а увертывался в свою очередь от неприятельских пуль, прикрываясь тем или другим боком лошади, в зависимости от того, с какой стороны грозила большая опасность. Некоторые тибетские воины, в особенности будущий старшина, который и скакал в первую очередь, джигитовали довольно ловко, касаясь шапкой поверхности земли.

Последующие выезды состояли в том же. Чаще других показывал свою ловкость сын Пурзека, надевавший иногда по два ружья и успевавший на прежней дистанции выстреливать из обоих, не забывая проделывать предварительно разные приемы каждым ружьём отдельно. Всякая подобная скачка сопровождалась обычным гиканьем, издаваемым тибетцами, стоявшими на месте, и каждый раз, в особенности если выезжал сын Пурзека, старик своим голосом покрывал все остальные. Потом одновременно поскакали восемь тибетцев, по четыре человека на прежнем интервале; на этот раз зрелище вышло полнее и интереснее, будучи сопровождаемо выстрелами в передний и обратный путь, так как стреляли обе партии. Широкие одежды, длинные, рассыпанные по плечам волосы, ужасные физиономии усиливали общее впечатление. В миниатюре тибетский военный смотр живо напомнил мне прежние атаки нголоков-разбойников, дважды нападавших на экспедицию покойного H. M. Пржевальского. В заключение была показана одиночная и залпами боевая стрельба тех же воинов; результат получился неважный, несмотря на то, что в дело было пущено огромное и тяжеловесное ружье, требовавшее заряд в три-четыре раза больше обыкновенного.

Вернувшись на свой бивуак в сопровождении Пурзека и его сыновей, мы уже начали готовиться к дальнейшему пути.

Мы все сохраним о Пурзеке и об его хошуне самое приятное воспоминание. Он первый в Тибете принял экспедицию самым радушным образом: он в значительной степени обеспечил и наше последующее движение, дав отличных проводников и письма к своим друзьям-старшинам. Другими словами, старик, пользующийся далеко за пределами своего хошуна репутацией умного и толкового человека, своим примером воздействовал и на других туземцев, проживающих на нашей дороге.

Распрощавшись с Пурзеком, мы 19 июля, по обыкновению рано утром, двинулись в путь вниз по реке Хи-чю.

Немного ниже по Хи-чю, как раз против того места, где речка особенно стремительно несется по валунам и сильно сдавливается скалистыми боками, высится святая гора Гату-джу {Под этим названием гора известна местным обитателям; отдаленные же тибетцы ее называют Амнэ-цокчин-донра.}, покрытая блестевшим на солнце вечным снегом. В размытой части своего пьедестала она приютила монастырь Сикар-гомба, который, как и многие другие на пути экспедиции по Восточному Тибету, ламы ревниво оберегали от нашего посещения. В этом монастыре насчитывают до 300 лам, при двух гэгэнах Чжику и Цэма, из которых первый, старший, имеет второе перерождение. По словам Пурзека монастырь Сикар-гомба очень древний, богатый и поддерживается главным образам жителями собственного Намцоского хошуна.

Временно оставив речку, мы поднялись на лучеобразный горный придаток по перевалу Сади-лаха, поднятому приблизительно на тысячу футов (300 м) относительной высоты. Отсюда открывается красивый вид по всем направлениям; всё видимое с перевала пространство заполнено горами. Вершины, составляющие южное продолжение горы Гату-джу, виднелись также; они сливаются с прилежащею к Голубой реке скалистою цепью. Очень крутой спуск с перевала вывел нас вновь в ущелье Хи-чю, где ниже, в расширенной его части, виднелись серо-желтые глинобитные постройки земледельческого населения, -- это на юге. Стоило же только оглянуться в обратную сторону, как снова можно было видеть гору Гату-джу с рельефно, выделяющимися конусами, куполами, языкообразными осыпями и белыми пятнами вечного снега. Вблизи, по сторонам, пестрели пышные травы, перемешанные вначале только с кустарниковой, а пониже и с древесной растительностью.

Прибрежье нижнего течения бурливой речки Хи-чю и горы главного и второстепенных ущелий обогатили наш гербарий свыше ста видами растений.

В верхнем поясе гор найдены, кроме уже отмеченных для верховья Желтой реки, следующие: очень душистая Stellera, розовый Androsace, Anemone, маткина душка, или фиалка (Viola) с семенами, Euphorbia, Chrysantheum, Pedicularis, Gentiana и др.

Средний пояс изобилует кустарниками: ивой, Caragana, жимолостью и Spiraea; a из травянистых во множестве виднелись касатики, Isophyrum grandiflorum, Hyppocrepis, хохлатка, крупная Parnassia, лук (Allium), высокий; изящный мытник (Pedicularis), с пурпурными цветами, ютившийся в густых кустах ивы, горечавка и два вида папоротников (Aspidium).

Что касается нижнего пояса, то его можно разделить приблизительно на две части: верхнюю и нижнюю границы земледелия. По мере опускания из среднего пояса гор к культурной зоне, в особенности незадолго до её приближения, уже начинают поражать наблюдателя величина трав и их формы. Выше пашен нами взято: зонтичное, два вида Saussurea, столько же колокольчиков (Campanula), очень красивый желтый мытник (Pedicijlaris), покрывающий собой сплошь небольшие мокрые луговины по берегам речки, Cusinia, тмин (Carum), горошек (Vicia), Brassica, Rheum, Gallium, Malva borealis, Polygonum и молочайник (Euphorbia). В самой же области пашен, у более или менее крутых скатов, ютятся заросли барбариса, смородины, крыжовника, с крупными ягодами, а между ними редкие, чахлые деревца древовидного можжевельника. Среди зарослей ягодных кустарников особенно резко бросались в глаза сильно цветущая герань (Geranium), с лиловыми и белыми цветами, чудная голубая незабудка (Myosotis) и весьма жгучая гималайская крапива (Urtica hyperborea). Огромные стебли яркозеленого огурника (Atropa) покрывали межи, мусорные кучи, старые стойбища и фундамент построек настолько густо, что среди неё трудно было пробраться. Каменные стенки, отделяющие дорогу от пашен, также обросли роскошными кустами уже отмеченных кустарников, корни которых проникали в почву через довольно тесную кладку булыжника или плит и укреплялись под стенами в почве, на глубине 2--3 футов (60--90 см). По пашням ячменя всюду виднелось немало сорных трав, но резче других выделялись своими яркими цветами: Thlaspi, Erysimum, Carum, Pedicularis синий и зеленый Aconitum, Myosotis, Geranium, Aster, Lactuca, Brassica, Borraginea, два вида генциан (Gentiana) и столько же крестоцветных; по межам полей найдены: Sedum, Valeriana, петушки (Gymnadenia), Gnaphalium, Saussurea, Euphorbia и около шести видов злаков.

Небольшое селеньице Кабчжа-камба сбито в один квадрат маленьких каменных и глинобитных домишек. Над этими лачугами высится большой новый дом Пурзека, построенный из окатанной гальки, по-местному ничего не оставляющий желать лучшего. В случае необходимости в нем могут засесть осажденные и отбиваться от неприятеля, прикрываясь стенкой, венчающей дом со всех сторон.

В этом селении мы были встречены сыновьями Пурзека, уехавшими сюда раньше, чтобы сделать нужные распоряжения относительно нашего прохождения. Тут же отчасти были пополнены продовольственные запасы экспедиции. Явились также и те два брата проводника, которых рекомендовал хошунный начальник для сопровождения нас в Чжэрку. Тибетцы-проводники редко соглашаются вести в одиночку, да и то лишь в районе своего хошуна; по землям же соседних или отдаленных общин могут взяться в качестве провожатых не менее двух человек, причём исключительно лихие тибетцы, которые сумеют при необходимости крепко постоять за себя.

Расставшись с сыновьями бэй-ху, мы покинули приветливое ущелье Хи-чю, так как дорога к переправе через Голубую реку уклонилась на юго-запад, пересекая высокую, крутую окраинную цепь гор. С филлитового гребня этой цепи, с её крутого перевала Пучегла, поднятого над морем на 14 810 футов (4 514 м) открывается лишь часть глубокой тесной долины до её береговых террас; самой же реки, омывающей подножье скал, не видно, хотя шум её волн иногда доносится попутным ветром. Вершины гор, ограничивающих реку с юга, загораживали отдалённый горизонт.

К полдню мы наконец вступили на левый берег реки Янцзы-цзян, здесь в верховье называемой тибетцами Нды-чю. Её воды стремительно неслись по каменистому, прихотливо извивающемуся ложу. Вскоре затем началась и переправа на двух лодках, связанных своими кормами.

По мере того, как производилась переправа вьюков и баранов, -- быки же и лошади переправились вплавь, -- наш бивуак устраивался на возвышенной террасе правого берега, рядом с небольшой, небогатой кумирней Согон-гомба.

Последняя довольно древняя, хотя и не пользуется известностью; ее штат состоит всего лишь из 30 лам, мужчин и женщин, при одном перерожденце Дурку-римбучи. Несмотря на совместное пребывание монахов и монахинь (последние также коротко стригут свои волосы), Согон-гомба славится хорошей репутацией в отношении чистоты нравов. Гэгэн этого монастыря уклонился от знакомства с нами, тогда как его братия не один раз перебывала в нашем лагере.

Река Нды-чю в ближайшем районе переправы имеет направление с северо-запада на юго-восток, согласно простиранию горных цепей, сдавливающих её своими скалистыми подножьями. Ширина реки колеблется от 50 до 60 сажен (100--120 м) при глубине в 3--4 сажени (6--8 м).

На всем верхнем течении Голубой реки тибетцы добывают золцто.

Берега Голубой реки в урочище Нручю или в окрестностях переправы были не менее привлекательны, как и по низовью речки Хи-чю, гак как и здесь не только долина, но и прилежащие глубокие ущелья очень густо поросли кустарниками. Помимо отмеченных уже ранее барбариса, крыжовника, смородины, боярышника, спиреи, караганы и жимолости, на Нды-чю встречены также заросли мирикарии, кусты которой достигают почти двухсаженной (четырехметровой) высоты при толщине или диаметре стволов у корня до 7 дюймов (17 см). К кустарникам присоединяется, кроме того, можжевеловый лес {Деревья которого простираются в высоту свыше 70 футов (20 м), при толщине у корня до 20 дюймов (50 см).}, покрывающий собою склоны правого берега, обращенного к северу. Ячменные поля, расположенные в долине террасами, выглядели порядочно; луговые травы также. Кроме взятых на Хи-чю здесь вошли в гербарий следующие травянистые растения: красивый астрагал, Tanacetum, зонтичное, высокий нарядный ревень, сиреневая Gentiana, Orchis, Avena и другие злаки; на песчаном берегу реки -- солянка, голубой лук, Scorzonera, мелколепестник (Erygeron) и Saussurea с лиловыми, душистыми цветами, а на возвышении, среди ломоноса (Clematis), Orobanche, Euphorbia, Polygonum, Convolvulus, отцветший подорожник (Plantago), Astragalus, и мелкоцветная герань. В можжевеловом лесу не трудно было отыскать лиловый латук (Lactuca), голубую веронику (Veronica), два вида лука и немногие другие.

Что касается животной жизни рассматриваемой нами части долины Нды-чю, то она бедна и млекопитающими и птицами. Среди последних отмечены, кроме крупных и мелких хищников, ещё и следующие виды: даурская галка (Coloeus dauricus), удод (Upupa epops), сойка (Pseudopodoces humilis), дрозд (Turdus kessleri), кукушка (Cuculus canorus), горихвостка (Phoenicurus ochruros phoenicuroides), чеккан (Pratincola torquata maura), завирушка (Prunella fulvescens), вьюрки (Carpodacus rubicilloides, Montifringilta alpicola? Pyrgilauda ruficollis), дубонос (Mycerobas carneipes), ласточки (Delichon urbica, Riparia riparia), стриж (Apus apus), чечётка (Acanthis flavirostris), каменный воробей (Petronia petronia), пеночка (Phylloscopus affinis), белая и желтая плиски (Motacilla, Budytes citreola), каменный голубь (Columba rupestris) и немногие другие.

Бабочек и жуков здесь собрано немного, зато интересных моллюсков больше нежели ожидали.

Отсюда нам предстояло подняться на южную, ещё более крутую и высокую цепь гор, чтобы затем вновь спуститься в полосу земледелия, в долину И-чю -- правого притока Голубой реки. В подспорье нашим вьючным животным по распоряжению Пурзека дано было 15 быков-яков, и мы сравнительно легко осилили этот очень трудный путь по перевалу Чаму-дуг-ла, который поднимается над морем на 4 900 м; тем не менее при подъёме на эту цепь гор по скатам узкого и каменистого ущелья, бока которого слагаются из гранита и гнейса, у нас скатился вниз один из вьюков и разбился вдребезги; посчастью, эта неприятность случилась не с коллекциями. С перевала, немногим уступающего по высоте скалистым сланцевым вершинам гребня, открывается на юге глубокая пропасть, в которой узкой, блестящей змейкой вьется И-чю,-- эта вблизи; вдали же, через лабиринт гор, заграждают горизонт скалистые высокие горы Ниэрчи и другая горная цепь, более отдаленная, безымянная, отливающая красноватым оттенком пород, её слагающих.

В пройденных ущельях высокой приречной цепи гор наш гербарий пополнился палевой примулой, губоцветным с светлолиловыми цветами мытником, тремя видами генциан, синим красивым Aconitum, хохлаткой (Corydalis), Pyrola, a на самом перевале -- оригинальными Saussurea, другой Primula и крупноцветником Delphinium.

Вступив в долину И-чю и пройдя по ней ещё несколько километров, мы достигли третьей на этой речке кумирни -- Ачжак-гомба -- с 20 ламами "белого" толка. В наше здесь пребывание монашествующая братия отсутствовала в целях сбора пожертвований на монастырь.

Следующим переходом экспедиция достигла горы Ниэрчи, составляющей оконечность обособленной горной группы, которую я позволил себе назвать заслуженным в географической науке именем известного французского путешественника по Центральной Азии Дютрейль-де-Рэнса, погибшего от необузданности тибетцев в восточной окраине этих гор. Характерные скалы "гор Дютрейль-де-Рэнса" -- Ниэрчи слагаются из светлосерого кварцевого песчаника и серого очень мелкозернистого известняка; далее к востоку, вдоль южного подножья гор, прослежены и взяты в коллекцию образчики рогово-обманкового гранита, темносерого тонкослоистого филлита, несколько форм известняка, светлосерого сланца, гнейсов, твердого буро-розового мергеля, буро-красного конгломерата из мелких обломков кристаллических сланцев и гобийского глинистого песчаника.

Небольшая речка И-чю имеет общего протяжения около 130 км; её нижнее течение осталось влево от нашего пути, среднее же и верхнее лежали как раз по дороге. Горы Дютрейль-де-Рэнса заставляют описывать рассматриваемую речку как чрезвычайно интересный дугообразный путь, вначале идущий на северо-запад, а затем -- на юго-восток. Её истоки -- озеро Рхомбо-мцо -- лежит уже на плато, носящем здесь характер отличных луговых степей, обитаемых кочевниками.

Долина речки И-чю дала нам возможность пополнить ботанический сбор следующими видами: крупноцветным Tanacetum, несколькими Astragalus, красивой Gentiana, двумя формами папоротников, новым видом Orobanche, фиалкой (Hesperis), двумя-тремя Saussurea, многими злаками, ковылём и, наконец, само озеро Рхомбо-мцо, лежащее на 4 190 м над морем, совершенно неожиданно -- нашей обыкновенной пузырчаткой (Utricularia) и осокой.

У Ниэрчиских скал, омываемых серебристо-прозрачными водами речки И-чю, мы встретили куликов-серпоклювов (Ibidorhyncha struthersii), водяных кашмирских оляпок (Cinclus kashmeriensis), белых и желтых плисок, вьюрков -- Pyrgilauda ruficollis, Pyrrhospiza punicea, Carpodacus rubicilloides, прежних стрижей и ласточек, к которым прибавился горный вид -- Biblis rupestris; многочисленные ласточки своим парящим полетом и нежным щебетаньем, а равно и изящная родственница горихвосток -- Chaemarrhornis leucocephala, впервые встреченная нами и ютившаяся то у воды, то высоко по отвесно-ниспадающим скалам, вносили приятное оживление в нашу красивую стоянку. По временам в наш лагерь доносилось монотонное воркование каменных голубей и громкий отрывистый свист красноносых клушиц; на фоне синего неба мелькали неизменные снежные грифы, бородатые ягнятники и орлы-беркуты.

Из млекопитающих мы здесь добыли альпийского хорька (Mustella), державшегося небольшой колонией у подножья скал и по россыпям.

В долине верхней И-чю, где слева в нее впадает речонка Дунчжон, высится характерный холм, называемый тибетцами Вакхэ-лхари. Предание гласит, что этот холм, поросший травою и увенчанный обо, некогда служил знаменитому Гэсур-хану любимым местом отдыха во время его военных походов. Вокруг холма располагался стан Гэсур-хана; гигантская же шапка вождя, по словам предания, всегда лежала на его вершине. Подле исторического холма и большого мэньдона при нем, во время движения нашего каравана, стояла походная кумирня, из которой неслись звуки молитвенного бубна.

Озеро Рхомбо-мцо, бывшее в недавнее сравнительно прошлое довольно порядочным водным бассейном, ныне представляет собой лишь болцто, поросшее, как замечено выше, осокой; в наше пребывание, среди яркой зелени осоки, там и сям, блестели большие или меньшие площадки пресной и довольно прозрачной воды; в окружности это болцтистое озеро простирается до 20 вёрст, будучи более вытянуто по длине долины; глубина доступных наблюдению мест не превышала 2--3 футов (80--90 см); дно илистое, топкое. Абсолютная высота описываемого бассейна, измеренная барометрически, 13 730 футов (4 190 м).

Из птиц на озере держались: черношейные журавли (Grus nigricollis), привлекавшие наше внимание своими плавными, грациозными танцами, устраиваемыми этими птицами здесь почти ежедневно в часы утреннего или вечернего отдыха, обыкновенно после покормки; далее следуют индийские гуси, кулики или улиты-красноножки (Tringa totanus); вдали, на озерных открытых площадках, плавали какие-то утки и часто из стороны в сторону пролетали крачки-мартышки (Sterna hirundo). Тут же, на болцтистых кочках, сидели орланы -- долгохвост и белохвост (Haliaлtus leucoryphus и H. albicilla). По мото-ширикам гнездились большие жаворонки (Melanocorypha maxima), в ясные проблески утра нарушавшие окрестную тишину своим звонким пением. Изредка в воздухе быстро проносились стрижи, горные и земляные ласточки. В соседних горах можно было встретить чернолобых жаворонков и каменных воробьев.

Что же касается зверей, то, за исключением антилоп-ада, выходивших пастись по утрам на луговые увалы противоположного берега, мы здесь ничего не заметили. Причиною тому были конечно кочевники, везде кругом расставившие свои черные палатки, подле которых бродили большие стада баранов и яков; изредка встречались и табуны лошадей, зорко оберегаемые владельцами от злых намерений собратьев.

Отсюда, с берегов Рхомбо-мцо, А. Н. Казнаков съездил на съёмку соседнего озера Чжомаин-мцо, отстоящего в 35 верстах (37 км) к юго-западу и покоящего свои солоноватые воды в замкнутой котловине. Вокруг открытой площади прозрачной воды, до 30 вёрст в окружности, расстилаются прибрежные мото-ширики, с извивающимися по ним речками, питающими этот бассейн. Дно озера галечное, по крайней мере у берегов, и на нем виднелись водоросли. На поверхности воды плавали гуси и бакланы; судя по пребыванию последних, можно заключить о присутствии в озере рыбы.

Следующими четырьмя небольшими переходами, держась юго-восточного направления, экспедиция прибыла в селение Чжэрку, спустившись вновь в культурную зону -- 12 090 футов (3 690 м) над морем. Здесь опять горизонт суживается сближенными цепями гор и относительной глубиной долин и ущелий, заключенных между ними. В близком соседстве с Голубой рекой мы почувствовали веяние теплого и сравнительно сухого воздуха. Дождливая погода и некоторая свежесть остались за перевалом Цза-ла -- 14 650 футов (4 470 м) абсолютной высоты, откуда нас привела небольшая речонка Дза-чю, слившаяся в Чжэрку с Ба-чю, прорывающей ближайшие с юга горы {Эти две речки образуют одну общую, под названием Цзан-да, впадающую справа в Нды-чю.}. Кочевники являлись сюда в качестве временных посетителей, обменивающих сырье на предметы повседневных нужд номада.

Рассчитывая прожить здесь порядочное время, с целью обстоятельного выяснения с местными властями вопросов относительно нашего дальнейшего пути, а также имея в виду свидание с китайцами, передовой эшелон которых уже был в Чжэрку, мы устроились бивуаком у самого селения, на берегу речки, а караванных животных отправили вверх по Дза-чю, в приветливое урочище Дарин-до, замечательное своим периодическим водопадом Гочинда, подле которого экспедиция имела последний ночлег перед приходом в монастырь.

В урочище Дарин-до, на наш пастушеский лагерь, охраняемый шестью гренадерами и казаками, однажды, на утренней заре, было произведено шайкой человек в 30 разбойников нападение, выразившееся обычной у тибетцев атакой с гиканьем. По счастью, грабители вo-время были замечены и успешно отражены огнём винтовок. Каким хошунам принадлежали разбойники -- для нас осталось неизвестным.

Чжэрку порядочное селение -- около сотни глинобитных домов, удобно расположенных на южном скате восточной оконечности гор Дютрейль-де-Рэнса. Со стороны долины оно окаймлено полями, засеваемыми ячменём, который в дни нашего пребывания, с 9 по 20 августа, окончательно созрел, и его начали понемногу жать.

С восточной стороны Чжэрку, на вершине крутой горы, замечательно красиво приютился местный богатый монастырь Кегудо с 500 лам, последователей староверческого учения. Чжэркуский монастырь поддерживается девятью прилежащими хошунами и состоит в непосредственном подчинении лицу, одновременно ведающему и местным хошуном -- Рада. В роли фактических деятелей по управлению последним при гэгэн-бэй-ху состоят два ближайших помощника, из которых один заведует кочевым населением, другой же -- оседлым. Оба они, по вечерам, втихомолку от народа, являлись в наш лагерь, но в разговорах всегда старались быть очень сдержанными; наша попытка разъяснить этим тибетцам разницу или отличие англичан, владеющих землею на юге, от русских -- живущих далеко на севере, повидимому ни к чему не привела; кажется, они, как и все прочие обитатели Восточного Тибета, нас отождествляли с англичанами, точно так же как многие монгольские племена именуют англичан русскими, когда англичане случайно проезжают где-либо в пределах Монголии, Восточного Туркестана, Куку-нора и Цайдама.