Монография Yu. N. Osipov Peasants-old inhabitants of the Russian Far East in the Period of 1855-1917 years

Мы придерживаемся точки зрения, высказанной Н.К. Кольцовой, Э.М. Щагиным, Т.Ф. Колыхаловой, Л.М. Горюшкиным и рядом других исследователей, которые считают, что в этот период в край прибывало в основном среднее крестьянство.

В целом В.Г. Щебеньков, Э.М. Щагин, Н.А. Якименко и др., безусловно, внесли весомый вклад в разработку историографии рассматриваемой проблемы.

В 1990 г. вышла в свет монография В.В. Рыбаковского, посвященная заселению и освоению Дальнего Востока за 150 лет, в которой рассматриваются методы и формы заселения новых территорий, этапы переселения, анализируется миграционная политика царского правительства.

Интересны данные, приводимые автором о переселенческих концепциях и материальном стимулировании заселения окраин, о формировании старожильческого населения Приамурья и Приморья. Так, к началу XX в. в южной части Дальнего Востока численность крестьян старожилов превышала 150 тыс. чел.²³ Брошюра Л.В. Александровской²⁴ посвящена опыту первого морского переселения в Южно-Уссурийский край в 60 х годах XIX в.

Обобщающими фундаментальными работами, обозначившими основные направления и исследования различных проблем истории рассматриваемого региона, являются академические издания «История Дальнего Востока СССР в эпоху феодализма и капитализма (XVII в. — февраль 1917 г.)» и «Крестьянство Дальнего Востока СССР (XIX—XX вв.)»²⁵, опубликованные в 1991 г. В них содержится богатый материал о формах землевладения и землепользования, развития аграрных отношений. Авторы рассматривали крестьянство только в тесной связи с системами повинностей и формами эксплуатации, классовым расслоением и классовой борьбой в деревне.

Вне поля зрения оставались важнейшие аспекты функционирования и развития собственно крестьянской экономики в специфических условиях региона, а также становления и динамики развития фермерских хозяйств Дальнего Востока России.

Таким образом, литература послеоктябрьского периода продолжала анализировать историю заселения региона, его хозяйственного освоения, развитие социально экономических и аграрных отношений. Наиболее проработанными в российской региональной историографии оказались вопросы переселения и колонизации, аграрных отношений и социальной дифференциации крестьянства.

Современный так называемый постсоветский этап российской историографии, начавшийся в начале 90 х годов XX в., характеризуется комплексным переосмыслением всей аграрной и социальной истории российского крестьянства. Стремление к более глубокому и целостному восприятию крестьянства как предмета исследования и реального субъекта истории выразилось в обсуждении отечественными учеными крестьянской проблематики на страницах журналов, международных и региональных конференциях. Изменение общественно политической обстановки в России дало им возможность более всесторонне и объективно подойти к оценке крестьянского хозяйства²⁶.

Заметным событием современного осмысления истории крестьянства стали исследования Л.В. Милова, П.И. Савельева,

В.Г. Тюкавкина, Г.И. Шмелева и др., посвященные анализу путей аграрного капитализма в России²⁷. В этих работах даются новые оценки модернизационным процессам в аграрном секторе России в начале XX в.

В дальневосточной историографии последнее десятилетие XX в. также характеризуется стремлением исследователей ставить новые вопросы и вырабатывать новые подходы при изучении истории крестьянства.

В этом русле появились исследования, посвященные конкретно историческому анализу крестьянской семьи. Фундаментальную разработку эта проблема получила в трудах Ю.В. Аргудяевой, которая рассматривает семью как одну из основных социальных организаций крестьянства, прослеживает ее роль в передаче традиций и в стабилизации хозяйственного быта. Особенно ценным является ее анализ специфики хозяйства крестьян разной этноконфессиональной принадлежности²⁸.

В конце XX — начале XXI вв. на целом ряде международных конференций, аграрных симпозиумах поднимались вопросы аграрной истории Дальнего Востока, которые не получили своего отражения в предшествующий период. Актуальными стали исследования о формировании фермерской традиции старожильческого населения Приамурья и Приморья²⁹.

Публикация в 2003 г. статьи В.А. Липинской «Историко экологи­ческие особенности традиционной культуры русского населения Сибири и Дальнего Востока»³⁰ говорит о том, что в последнее время историки стали уделять больше внимания изучению природных и климатических условий на местах поселения крестьян старожилов и новоселов Приамурья и Приморья.

Выход в свет в 2004 г. монографии В.В. Кобко «Старообрядцы Приморья: история, традиции (середина XIX в. — 30 гг. XX в.) является определенным итогом в изучении дальневосточного крестьянства. Автор на обширном материале полевых исследований и архивных документах исследует проблемы этнической истории старообрядческого населения края, дальневосточного пустынножительства, этноконфессиональные особенности. Особое внимание в монографии уделено таким малоисследованным вопросам, как хозяйственная деятельность и материальная культура старообрядцев Приморья.

Главным достоинством работы является то, что В.В. Кобко убедительно и достоверно прослеживает судьбы старообрядцев региона с начала заселения ими края до настоящего времени.

Заслуживает пристального внимания знакомство с книгами приморского писателя А.Г. Смирнова «У самой границы: история Пограничного района» и «Гродековцы: история Пограничного района в лицах», опубликованными в 2005 г. во Владивостоке издательством «Русский остров».

Впервые в крае усилиями мощного творческого коллектива: писателей, ученых, краеведов, учителей при финансовой поддержке главы администрации района Э.Н. Блинова создана история Пограничного района с древних времен по настоящее время. Этот уникальный труд А.Г. Смирнова будет в дальнейшем способствовать развитию военно патриотического воспитания среди учащейся молодежи, любви к своей малой родине, гордости за своих предков, внесших весомый вклад в заселение и освоение приграничного района³¹.

Значительным событием в историографии аграрного вопроса явилось пояление в печати в 2005 г. монографии Э.М. Щагина «Очерки истории России, её историографии и источниковедения (конец XIX – середина ХХ вв.», в которой автор обобщил свои взгляды на развитие Дальнего Востока России в годы столыпинской аграрной реформы, убедительно показал её воздействие на развитие производительных сил дальневосточной деревни.

Однако, к большому сожалению, в настоящее время появились публикации, авторы которых выдают идеи предшественников за свои, искажают исторические факты и события³².

Так, выступая в роли «первооткрывателя» по проблеме законодательных актов о переселении крестьян на Дальний Восток России, О.А. Васильченко ничего не говорит о предшественниках, освещавших до него эту многогранную проблему (А.И. Крушанов, Л.М. Горюшкин, В.М. Кабузан, М.И. Старков, Э.М. Щагин, Ю.Н. Осипов, Е.П. Сычевский, Н.А. Шиндялов и др.). Вызывает сомнение вывод автора о том, что «основная часть переселенцев была перевезена в край за казенный счет»³³. Это утверждение О.А. Васильченко противоречит фактам, которые говорят об обратном. Так, с 1883 по 1901 г. только в Южно-Уссурийский край по морю было перевезено 55 208 чел., в том числе 7029 чел. (12,7%) казеннокоштных³⁴.

Характеризуя основные этапы переселения в регионе, автор не удосужился даже сделать сноску на исследователей, которые определили эти этапы еще в 1982 г. ³⁵

Краевед А.В. Коваленко считает, что со временем можно переписывать историю, как ему выгодно. Так, в своей статье «Украинцы — основатели села Никольского» автор ошибочно утверждает, что представители из Украины «первыми появились в регионе с 1861 г.»³⁶. Никто, однако, не отрицает той многогранной роли, которую сыграли украинцы в заселении и хозяйственном освоении Южно-Уссурийского края с 1883 по 1917 г., но никому не дано право необоснованно переносить исторические факты и события из одного, более позднего хронологического периода (1882—1900 гг.), в более ранний — (1861—1881 гг.). Так, перечисляя дореволюционных и современных исследователей: Ф.Ф. Буссе, В.М. Кабузана, Ю.В. Аргудяеву, А.С. Коляду, А.М. Кузнецова, публикации которых посвящены появлению украинцев в Приморье, А.В. Коваленко забывает отметить то, что они все до единого указывают на то, что переселенцы из Украины появились в регионе в основном с 1883 г.³⁷

Если проанализировать список крестьян, прибывших в 1866—1868 гг. в Приморье и основавших селение Никольское, то очень трудно в нем встретить хотя бы одну украинскую фамилию (Бакаловы Федор и Митрофан, Безруковы Михаил, Иван и Леонтий, Житников Никита, Иванников Иван, Писарев Петр, Сивашов Прохор и др.). Именно эти простые русские люди — выходцы из Астраханской губернии Епотаевского уезда села Сосьгинского — великороссы, первыми пришли сюда, а за ними потянулись в 80 е годы украинцы, белоруссы, молдаване, cибиряки и другие представители многонациональной Российской империи.

«Украинцы, прибывшие в край в 60 е годы XIX в., как ошибочно пишет А.В. Коваленко, — селились в основном в приханкайской низменности, потому что эта равнинная местность была похожа на их родину»³⁸. На самом же деле все происходило не так. Появившись только в 1884—1886 гг. в этих местах, украинцы приселялись к русским старожилам, выплачивая деньги за приемные приговоры сельскому обществу. Так, из посемейных списков жителей Ханкайского участка Южно-Уссурийского округа за 1890 г. видно, что в селениях, основанных в первый период колонизации Приморья (1861—1881 гг.), таких как Турий Рог (1863), Камень-Рыболов (1865) и Ильинка (1870) из 100 домохозяев не было ни одного представителя из Украины. В селении Астраханка (1866) из 41 домохозяина только 4 прибывших сюда в 1884—1886 гг. украинца составляли всего 9,7% от общего числа, а в Троицком (1866) и того меньше 7,7%³⁹. Таким образом, не может быть и речи о первостепенной роли украинцев в заселении Приморья в первоначальный период колонизации региона.

За рубежом издано немало монографий, в которых частично рассматриваются проблемы заселения Сибири и Дальнего Востока русским населением, развития сельского хозяйства в период капитализма⁴⁰.

В своих работах немецкий профессор Аухаген и французский экономист К. Оланьон касаются истории переселения в Сибирь и на Дальний Восток до конца XIX в. Авторы не идеализировали крестьянскую общину, видели ее глубокое расслоение. Они правильно отмечали, что уравнительное наделение переселенцев государственной землей, а также периодические переделы угодий внутри сибирской общины не устраняли социального неравенства ее членов и зависимости бедноты от сельской буржуазии. Аухаген писал, что сильные, зажиточные новоселы расширяют свое землепользование за счет бедных и средних крестьян, которые не могут освоить полученные наделы⁴¹. По свидетельству Оланьона, в сибирской деревне, несмотря на общинное землепользование, случаи захвата больших земельных участков наиболее «энергичными крестьянами» были довольно частыми⁴². Он осуждал принцип передачи государственных земель переселенцам не в собственность, а в личное пользование, считая его одним из серьезных тормозов экономического развития Сибири.

Выступая против аграрных порядков, установленных царским правительством, и против крестьянской общины, зарубежные исследователи ратовали за ускоренное буржуазное развитие сельского хозяйства Сибири и Дальнего Востока, за подчинение их экономики иностранному монополистическому капиталу.

Исследование А.А. Малоземова в целом посвящено анализу международных отношений на Дальнем Востоке и вопросам внешней политики России в регионе в период с 1881 по 1904 г.⁴³ Значительное количество использованных источников и литературы позволило автору одновременно охарактеризовать и особенности внутренней политики царского правительства в Приамурье и Приморье, показав в определенной степени их взаимосвязь и взаимообусловленность. Так, автор наметил два этапа крестьянского переселения на Дальний Восток в эпоху капитализма⁴⁴. Наиболее четко исследователь выделил первый этап — в соответствии с вступлением в действие временных правил о заселении Амурской и Приморской областей от 26 марта 1861 г. по 1882 г.

Второй этап, по его мнению, приходится на 80 е годы, когда царское правительство предпринимало ряд мер к исправлению слабой позиции, особенно в отношении характера переселения на дальневосточную окраину.

Отмечая медленное заселение Приамурья и Приморья, А.А. Мало­земов называет причины, тормозившие этот процесс: суровый климат, малочисленность населения, отсутствие продовольственных баз и др. Он справедливо считает, что успешному развитию колонизации в регионе будут способствовать деятельность Добровольного флота, перевозящего переселенцев на своих судах морским путем из Одессы до Владивостока, и начало строительства транссибирской железнодорожной магистрали, связывающей Россию с берегами Тихого океана⁴⁵.

Д. Тредголд в работе «Великое переселение в Сибирь» отмечает, что после реформы 1861 г. «крестьянство не раскололось на капиталистов и пролетариев»⁴⁶ и делает вывод о том, что столыпинская аграрная реформа была единственно возможным и правильным путем решения аграрного вопроса в России.

Д. Стефан, исследуя проблемы заселения и освоения русского Дальнего Востока, выделяет несколько этапов переселения в край, в том числе 1858—1908 гг., не разделяя, однако, прибывавших в регион крестьян на старожилов и новоселов. В его работе дана объективная оценка роли фермеров, создавших в Приморье свои комплексные крестьянские хозяйства. Так, о семье Худяковых, имевшей свой хутор вблизи села Раздольного, Джон Стефан справедливо заметил, что «среди 14 тыс. крестьян, переселившихся на Дальний Восток в период 1859—1882 гг., семья Худяковых показала, что можно достичь, будучи изобретательным, энергичным и имея удачу»⁴⁷.

В целом же анализ литературы позволяет сделать вывод, что, несмотря на определенные успехи в исследовании поставленной нами проблемы, уровень изученности истории дальневосточного старожильческого крестьянства периода 1855—1917 гг. пока еще явно недостаточен и значительно отстает от общероссийского и сибирского уровня. До сих пор эта проблема освещается на локально или тематически ограниченном материале, и пока еще не создано обобщающего труда по истории дальневосточных крестьян старожилов в период капитализма.

Комплексная разработка и освещение процесса становления дальневосточного старожильческого крестьянства потребовали очень большой поисковой работы и привлечения широкого круга источников.

Большие массивы документов, всесторонне освещающие историю сельского хозяйства и крестьянства Дальнего Востока периода капитализма, отложились в центральных и местных государственных архивах: Российском государственном историческом архиве в г. Санкт-Петербурге (далее РГИА), Российском государственном военно историческом архиве (РГВИА) в г. Москве, в Российском государственном историческом архиве Дальнего Востока (РГИА ДВ) в г. Владивостоке, в государственных архивах Амурской и Иркутской областей (ГААО в г. Благовещенске, ГАИО в г. Иркутске), Приморского и Хабаровского краев (ГАПК в г. Владивостоке, ГАХК в г. Хабаровске).

Источники по истории сельского хозяйства и крестьянства можно разделить на четыре группы: первая — документы делопроизводства официальных учреждений: а) законодательные акты; б) переписка центральных и местных органов власти по различным вопросам изучаемой темы (отчеты генерал губернаторов и приложения к ним в виде обзоров области); журналы областного по крестьянским делам присутствия; материалы заведующих переселением и землеустройством в заселяемых районах по изучению вопросов состояния сельского хозяйства и прочие сведения; в) прошения и жалобы крестьян; вторая — официальные статистические материалы, содержащие массовые сведения по истории экономики и народного хозяйства; демографическая статистика; материалы о сельском хозяйстве, торговле; статистика государственных органов (ведомственная); третья — материалы различных съездов и отчеты областных агрономов, журналы собраний и т.д.; и, наконец, четвертая — публицистика (статьи и заметки в периодических изданиях, в местной и центральной прессе).

Материалы, имевшие неофициальный характер, печатались в «Адрес-календарях и памятных книжках», в «Ежегодниках» и других изданиях.
Основные источники по исследуемой проблеме находятся в следующих фондах государственных архивов: в РГИА — фонд 391 (Переселенческое управление Главного управления землеустройства и земледелия) содержит богатейший материал по многим вопросам изучаемой темы: циркуляры главноуправляющего и начальника Переселенческого управления, различные законодательные акты, обширная переписка руководства с центральными правительственными учреждениями и местными земельными, переселенческими и другими органами, донесения, отчеты, телеграммы, статистические справки, запросы, докладные записки губернаторов, заведующих переселением и землеустройством в заселяемых районах, землемеров и топографов и др. Эти источники позволяют проследить процесс выхода переселенцев из европейских губерний России, условия передвижения и водворения их на новых местах, раскрывают состояние землеотводных и землеустроительных работ, дают основание судить об экономическом положении крестьян старожилов и их прогрессивной роли в хозяйственном освоении Приамурья и Приморья.

В фонде имеются также десятки тысяч писем, жалоб и прошений переселенцев, крестьян, не получивших разрешения на выезд в Амурскую и Приморскую области, и тех, кто возвратился на родину полностью разоренным, жалобы крестьян бедняков на недостаток земли, а также ходатайства сельских обществ об открытии ярмарок, базаров, зажиточных крестьян — об открытии мельниц, предоставлении им земли в частную собственность. Эти материалы помогают проследить развитие товарно денежных отношений и предпринимательства сельской буржуазии, с одной стороны, и разорение основной массы крестьянства — с другой.

Фонд 1290 (Центральный статистический комитет) этого архива хранит сведения о Всероссийской переписи населения 1897 г. в Амурской и Приморской областях, а также данные военно конских переписей 1902 и 1912 гг., содержащие группировку крестьянских хозяйств по числу рабочих лошадей. Эти сведения дают возможность проследить процесс социального расслоения дальневосточного крестьянства в эпоху капитализма.

Значительный фактический материал по данной теме извлечен из РГИА ДВ, фонды которого 521 (Южно-Уссурийское окружное полицей­ское управление), 702 (Канцелярия Приамурского генерал губернатора) и 704 (Канцелярия военного губернатора Амурской области) содержат посемейные списки крестьян Амурской и Приморской областей за 1881, 1888, 1891, 1898, 1908 годы, являющиеся важным историческим источником для определения степени социального расслоения дальневосточного крестьянства во второй половине XIX — начале XX в.

Документы этих фондов содержат также интересные сведения о населении, землевладении, землепользовании, земледелии и животноводстве, рыночных ценах на сельскохозяйственные продукты, сельских промыслах, налогах и недоимках, состоянии крестьянских хозяйств в пореформенный период и т.п.

Многие из этих сведений поддаются проверке путем сопоставлений с аналогичными данными других источников, что дает основания для установления их достоверности в каждом конкретном случае.

Были изучены также фонды ряда волостных правлений, документы которых (приговоры волостных и сельских сходов, отчеты и справки о положении деревни и т.п.) позволяют во многом заглянуть в самые глубинные сферы крестьянской жизни.

Ценный материал отложился также и в местных региональных архивах. Так, в фонде 15 (Томское волостное правление) ГААО нами обнаружены данные об условии найма годовых работников в крестьянских хозяйствах Амурской области, в фондах 15 И (Военный губернатор Амур­ской области) и 18 И (Амурское областное по крестьянским делам присутствие) того же архива — данные о разделе крестьянских семей и купле продаже усадебных и полевых земель.

Отчеты о состоянии Амурской и Приморской областей Восточной Сибири за 1861—1883 гг. сосредоточены в ГАИО в фонде 24 (Главное управление Восточной Сибири).

Архивные материалы ГАПК, извлеченные из фонда 1506 (Примор­ское губернское земельное управление), свидетельствуют о том, что переселение в Приморье началось с 1859 г. и осуществлялось на первом этапе сухопутным путем. Они дают возможность подсчитать, сколько переселенцев прибыло в край с 1855 по 1916 г., какое количество десятин им было отведено в земельное пользование, какую сумму денег израсходовало государство на переселенческое дело в регионе.

Большой интерес представляют именные списки крестьян старожилов Амурской области на поставку хлеба интендантству, обнаруженные в ГАХК в фонде 70 (Окружное интендантское управление Приамурского военного округа), на основании которых можно определить товарность крестьянского хозяйства региона.

Такова самая общая характеристика архивных материалов, использованных в настоящей работе.

Из опубликованных материалов, прежде всего, необходимо назвать собрания законодательных текстов — второе и третье полное собрание законов Российской империи. Анализ помещенных здесь законодательных актов позволяет проследить основные направления правительственной политики, как по вопросам крестьянской колонизации Дальнего Востока, так и по отдельным аспектам хозяйственной деятельности крестьян в этом крае.

Следующую группу печатных источников составляют различного рода издания, содержащие статистико экономические сведения. В сочетании с архивными материалами они дают возможность более или менее полно осветить социально экономическое развитие дальневосточной деревни в исследуемый период.

Материалы обследования — солидный источник для исследования расслоения крестьянства и капиталистических отношений в деревне. По Дальнему Востоку они дают группировки крестьянских хозяйств по величине посева и числу рабочих лошадей. Это материалы по обследованию крестьянских хозяйств Приморской области, составленные А.А. Меньщиковым, и материалы статистико экономического обследования казачьего и крестьянского хозяйства Амурской области, обработанные участниками Амурской экспедиции в 1910 г. В них дается характеристика старожильческих хозяйств Приморья и Приамурья⁴⁸.

Среди воспоминаний современников для характеристики социального состава крестьян старожилов Дальнего Востока, землевладения и землепользования в период капитализма большое значение имеют путевые заметки В.Л. Дедлова и Р. Кейзерлинга, ценные сведения об экономическом положении крестьян старожилов Приамурья и Приморья, их быте и культуре извлечены из путевых дневников Г.Т. Мурова⁴⁹.

Более разрозненный, но нередко весьма ценный материал обнаруживается в многочисленных статьях и корреспонденциях, время от времени печатавшихся в ведомственных журналах, а также в статьях, разбросанных в самых различных периодических изданиях конца XIX — начала XX в.: «Русском вестнике», «Записках Приамурского отдела императорского Русского географического общества», «Русской мысли», «Амурском земледельце», «Вестнике Азии», «Приморском хозяине», а также в газетах «Владивосток», «Далекая окраина», «Приамурские ведомости» и др.

Завершая, обзор, отметим, что блок источников, использованных в настоящем исследовании, на наш взгляд, в целом достаточно широк, разнообразен и представителен. Подавляющая часть фактических данных, почерпнутых из этого источникового материала, вполне достоверна и сопоставима.

Вместе с тем выяснилось неравномерное освещение в источниках различных социально экономических процессов и сторон в дальневосточной деревне, в жизни крестьянства. Относительно полно представлены сведения о переселенческом движении, о посевных площадях и урожайности, землевладении, землепользовании, системах полеводства. В гораздо меньшей степени это можно сказать о данных, показывающих численность и положение наемных рабочих, социальном расслоении крестьянства в различных районах Приамурья и Приморья. Весьма ограниченными по содержанию оказались материалы по крестьянским бюджетам.

Имеется в источниках и ряд других пробелов. Неравномерно распределены опубликованные источники и в плане географическом: наиболее содержательные публикации по Амурской области, менее — по Приморской. Отсюда вытекает необходимость рассматривать источники различных категорий в совокупности и комплексно. Это позволяет выявить более достоверные данные, восполнить сведения, недостающие в одних источниках, другими и таким образом полнее представить историю крестъян-старожилов Дальнего Востока в эпоху капитализма.

Несмотря на желание создать как можно широкую источниковую базу исследования, нам так и не удалось разыскать или восстановить некоторые данные, необходимые для полного рассмотрения социального расслоения крестьян старожилов Приморской области (отсутствие подворных карточек крестьян старожилов Всероссийской сельскохозяйственной переписи 1917 г.).

В целом же комплекс использованных источников как опубликованных, так и архивных, извлеченных из 50 фондов 9 архивов, дает возможность в основном решить поставленные в ходе исследования задачи, относящиеся к социально экономической истории дальневосточного старожильческого крестьянства второй половины XIX в.

Глава 1. Крестьянская колонизация юга Дальнего Востока

России во второй половине xix в.

1.1. Включение Приамурья и Приморья в состав России и заселение региона в 1850 е годы

Присоединение зауральских земель началось в XVI в. известным походом Ермака, а уже в следующем столетии русские люди вышли к берегам Тихого океана. Но XVII век в силу ряда исторических причин явился лишь первоначальным этапом присоединения земель Приамурья и Приморья к России.

Крестьянские переселения в России известны с давнего времени. Произвол помещиков и притеснения царской администрации, тяжелое бремя податей и феодальных поборов, жестокие полицейские преследования за раскол и сектантство являлись основными причинами, вынуждавшими значительные массы населения, по преимуществу крестьян­ского, бежать на окраины в поисках вольных земель.

В исторических судьбах России Приамурье занимало особое место: в XVII в. была нарушена вековая изоляция этой территории, сюда пришли русские люди — отважные землепроходцы, открывшие отдаленные, малозаселенные районы бассейна р. Амура.

Начавшееся заселение и освоение Приамурья и северной части Приморья в 40 х годах XVII в. — одна из суровых и героических страниц истории русского народа. Далекий, открытый отважными землепроходцами край обильно полит их потом и кровью. Топором да мотыгой корчевали они землю, отстаивая от грабительских набегов маньчжуров улусы местных племен, защищая курные избы своей новой родины, первые десятины посевов.

Приход русских в эти малообжитые девственные местности открывал исторические перспективы для отсталого коренного населения. Русские люди несли с собой свое мастерство и умение в земледелии и ремеслах, знакомили аборигенов с более высокой культурой производства и хозяйственного обихода.

Имена В.Д. Пояркова, Е.П. Хабарова, О. Степанова, Н.Р. Чернигов­ского и многих других землепроходцев, положивших начало освоению Приамурья и Приморья, навсегда останутся в памяти народной, в названиях здешних городов и селений. Приамурье от верховьев до устья р. Амур со всем левобережным населением к середине XVII в. вошло в состав Русского государства.

Как более организованное и высокоразвитое оно выступило объ­единителем многих нерусских национальностей, племен и этнических групп, находившихся под угрозой порабощения отсталыми феодальными завоевателями Азии. Это был естественный процесс распространения русского влияния на соседские территории.

Объединение пространств, лежащих по обе стороны от Урала, отвечало объективной необходимости и взаимным интересам населения Сибири и России. Однако закрепить открытые земли в то время Россия не смогла, так как не имела достаточных сил и материальных возможностей, чтобы отстоять южную часть русского Дальнего Востока от посягательств цинского Китая. Окончательное воссоединение Приамурья и Приморья с Россией произошло только в середине XIX в.

Россия в начале XIX в. переживала острый социально экономический кризис, вызванный разложением феодальной системы хозяйства и крепостнических отношений. Здесь шел процесс экстенсивного развития капитализма.

К середине XIX в. были исчерпаны все возможности производственно экономического развития на основе феодально крепостнических отношений, что находило выражение в застое, а порой в упадке крепост­нического крестьянского и помещичьего хозяйства. Эти отношения резко тормозили развитие капитализма как в промышленности, где уже начался переход от мануфактуры к фабрике, так и в сельском хозяйстве, где шел процесс превращения натурального хозяйства в товарное, расслоения крестьянства, складывания слоя сельских предпринимателей, переходивших к эксплуатации наемного труда и выделения беднейших крестьян, постепенно превращавшихся в продавцов своей рабочей силы. Таким образом, в России назревала объективная необходимость ликвидации крепостничества. В стране сложилась такая ситуация, когда дальнейший аграрный социально экономи­ческий прогресс мог объективно идти по одному из двух путей — буржуазно демократическому, крестьянскому («американскому») или буржуазно консервативному, помещичьему («прусскому»).

Объективно в силу господства в сельскохозяйственном производстве крестьянского хозяйства более широкими были основы для буржуазно крестьянского типа аграрного развития, а субъективно исторически — в плане соотношения сил, ведущих борьбу за реализацию того или иного пути, перевес был у сторонников буржуаз­но помещичьего типа развития. Однако, несмотря на этот перевес, при отмене крепостного права объективно было невозможно сохранить зависимость крестьянского хозяйства от помещичьего.

Большая часть территории России в эпоху феодализма почти не знала крепостничества, по крайней мере, в его непосредственном выражении. Поэтому уже тогда действовал фактор, «смягчавший остроту социальных противоречий в центре страны: возможность для крестьян тем или иным путем уходить на «ничейные» окраинные земли»². К таким территориям относилось Приамурье и Приморье, где не было помещичьего землевладения, имелся большой земельный фонд для колонизации, различные, полезные ископаемые, леса, плодородные почвы для развития сельского хозяйства.

С конца 30 х годов XIX в. в международной обстановке на Дальнем Востоке появился новый аспект: главным содержанием международных отношений на востоке Азии стала борьба сильнейших капиталистических государств Европы и США за эксплуатацию расположенных здесь стран и народов, захват политических и стратегических позиций, включая плацдармы для дальнейшей экспансии³.

Серьезно обострилось и внешнеполитическое положение Китая. В 1842—1844 гг. пекинское правительство вынуждено было подписать с Англией, Францией и США неравноправные договоры.

В условиях обострения международной обстановки на Дальнем Востоке в целом усилилась угроза и непосредственным интересам России в этом районе. Англия, Франция и США могли проникнуть на побережье Приамурья, а из бассейна Амура открывался путь в Сибирь.

Экспансионистские устремления западных держав на Дальнем Востоке заставили правительство России перейти к более решительным действиям. Этому способствовало появление в середине XIX в. на политической арене людей, страстно желавших и способных осуществить важнейшую историческую задачу — воссоединить земли Амура с Россией. Среди них были Н.Н. Муравьев, назначенный на пост генерал губернатора Восточной Сибири и вступивший в эту должность 14 марта 1848 г.⁴, и капитан лейтенант Балтийского флота Г.И. Невельской.

29 января 1849 г. в Петербурге был создан Особый комитет для обсуждения проблемы Амура, который принял решение о посылке очередной экспедиции для обследования устья р. Амура. Однако это решение комитета оказалось фактически несколько запоздавшим. Его опередила инициатива русских моряков. 31 мая 1849 г. из Петропавловского порта для обследования устья Амура вышла экспедиция на военном транспорте «Байкал», возглавляемая Г.И. Невельским, который действовал с ведома Н.Н. Муравьева, но без правительственных санкций. Его экспедиция завершилась успехом: было опровергнуто мнение о полу­островном положении Сахалина и доказано, что Амур доступен для плавания морских судов.

1 августа 1850 г. Невельской основал в самом устье Амура Николаевский военный пост. Поднятие русского флага на территории Нижнего Приамурья означало, что эти земли навсегда вошли в состав России⁵.

Одновременно с исследованиями Г.И. Невельского большая работа по подготовке воссоединения приамурских земель проводилась Н.Н. Муравьевым. К числу важнейших действий, предпринятых им, относились административное переустройство края, организация экспедиционных исследований на новых территориях, совершенствование вооруженных сил, в том числе казачьих войск на востоке страны.

В административном отношении состав Восточно-Сибирского генерал губернаторства к концу 40 х годов XIX в. изменился незначительно. В частности, в 1849 г. в связи с переносом основного тихоокеанского порта России из Охотска в Петропавловск самостоятельное Охотское управление было упразднено, а Охотский округ подчинен Якутской области⁶.

10 января 1851 г., согласно утвержденному «Положению», ранг самостоятельной области получило бывшее Камчатское приморское управление. Перенос в Петропавловск главного морского порта Сибирской флотилии и образование Камчатской области значительно укрепили обороноспособность полуострова. В ведении камчатского военного губернатора в начале 50 х годов XIX в. находилась территория, прилегавшая к устью Амура⁷.

В 1851 г. были утверждены предложения Муравьева о дальнейших преобразованиях в Восточной Сибири. Прежде всего, они коснулись Забайкалья, так как здесь сосредотачивались основные ресурсы для действий на Амуре.

Административно Забайкалье, состоявшее из Верхнеудинского и Нерчинского округов, входило в состав Иркутской губернии. 22 октября 1851 г. эти округа были отделены и образовали самостоятельную Забайкальскую область. Тогда же в ранг города была переведена столица области Чита⁸.

Кроме совершенствования административной структуры большое внимание уделялось повышению оборонного потенциала региона. Муравьев принял решение передислоцировать четыре линейных батальона в Забайкалье, что значительно усилило обороноспособность, а в дальнейшем позволило использовать регулярные войска для помощи переселенцам в Приморье и Приамурье.

Наряду с регулярными войсками в Восточной Сибири, имелись и казачьи части. На них возлагались особые надежды, так как, кроме военных возможностей, казаки представляли потенциальную, хозяйственную силу для заселения и освоения новых земель. Но местное казачество еще не имело должной организации. Муравьев внес предложение создать восточнее Байкала самостоятельное организационно оформленное казачье войско. Решение о сформировании Забайкальского казачьего войска было принято в конце 1851 г. Всего в него было зачислено 48 169 чел. мужского пола⁹.

С созданием Забайкальского казачьего войска и проведением ряда других мероприятий оборонного характера позиции России на крайнем востоке страны значительно укрепились. Своевременность проведенных на Дальнем Востоке и в Восточной Сибири мероприятий подтвердили события 50 х годов XIX в., когда возникла реальная угроза русским владениям на побережье Великого океана. Связано это было с резким изменением международной обстановки и началом Крымской войны (1853—1856). Вероятность проникновения на Амур кораблей противника усилилась¹⁰. Необходимо было принять решительные меры для ограждения русского побережья от возможного нападения англо французского флота.

6 мая 1853 г. было решено учредить в устье р. Амур особую команду для его защиты, которая должна была состоять из регулярной роты флотского экипажа и сотни забайкальских казаков. Но переправить казаков в устье Амура не удалось. Охрану этого района несли небольшие отряды Амурской экспедиции, начальником которой 12 февраля 1851 г. был официально назначен Г.И. Невельской.

Первый сплав по Амуру удалось осуществить в 1854 г. под руко­водством Н.Н. Муравьева. 6 февраля 1854 г. о предстоящем сплаве был уведомлен Пекин. Повторно Муравьев сообщил китайской стороне об этом еще 14 апреля, подчеркнув, что плавание по Амуру осуществляется для защиты приморских земель России от посягательств иностранных государств.

15 июня сплав прибыл в Мариинский пост. На Амур был доставлен сводный батальон регулярных частей и конная сотня забайкальских казаков¹¹. Часть прибывших войск и снаряжения была немедленно переброшена на Камчатку. Указанными действиями Россия ограждала и неразграниченные с Китаем территории от внешней агрессии.

В переселенческой политике российского правительства отражались аграрные, социальные, политические, национальные и даже военно стратегические цели.

Правительство и генерал губернатор Восточной Сибири Н.Н. Муравьев в середине XIX в. определенное внимание уделяли заселению и хозяйственному освоению земель Приамурья и Охотского побережья.

Русская администрация в Сибири понимала необходимость срочного закрепления за Россией дальневосточных земель. «Муравьев… вел обширные приготовления к занятию Приамурья: он строил пароходы, запасал провиант, формировал, обучал и вооружал новые и новые казачьи сотни. Он знал хорошо, что на все эти предприятия из Петербурга не получит ни гроша, и потому добывал средства на мес­те: он напрягал все силы населения, занимал его сложными и отяготительными повинностями, экономил везде, где только мог, привлекал частные пожертвования»¹². Все эти приготовления теснейшим образом были связаны с угрозой захвата дальневосточных земель капиталистами Англии, Франции и США.

Заселение Дальнего Востока осуществлялось за счет перемещения сюда населения из других районов страны. Практика переселенческого движения в России выявила два основных способа: первый — принудительный во всех его модификациях (переселение воинских команд, отправка казаков по жребию, направление крестьян в счет рекрутов, присылка штрафных солдат, административное водворение государственных крестьян, ссылка каторжан и т.д.); второй — добровольный, когда население само изъявляло желание переселяться в заселяемый район (этим способом переселялись на Дальний Восток крестьяне, казаки из европейской России в 60—90 х годах XIX в., отпускные солдаты, рабочие и т.д.).

В зависимости от социального состава населения и его общественного положения в тогдашней России выделяют несколько форм заселения: военную, казачью, крестьянскую и др.

Базой для осуществления колонизации Приморья и Приамурья являлась Забайкальская область, в которой к концу 50 х годов XIX в. насчитывалось около 350 тыс. жителей¹³. Там существовало горноза­водское производство. Русское ремесленное, крестьянское и казачье население освоило обширные районы области для земледельческой колонизации. Население Забайкалья часто использовало для передвижения и переброски грузов реки Аргунь, Шилку, Селенгу. Оно охраняло государственную границу России, а также снабжало хлебом и продуктами питания, одеждой и средствами передвижения отправлявшихся в Приамурье переселенцев.

Поскольку Амур являлся единственным, удобным естественным путем из континентальных центральных областей России на Тихий океан, южная часть Дальнего Востока во второй половине XIX в. приобретала огромное значение для страны. Роль Амура и его притоков быстро возрастала по мере хозяйственного освоения областей Восточной Азии.

С середины XIX в. по левому берегу Амура создаются военные посты, в которых размещались гарнизоны, состоявшие из переводимых сюда из Забайкалья солдат восточносибирских линейных батальонов. К 1855 г. на Нижнем Амуре обосновалось 3 тыс. солдат и офицеров. В следующем году численность амурских гарнизонов возросла на 1,7 тыс. чел.¹⁴ В 1857 г. воинские команды на Амуре увеличились еще на 2,4 тыс. чел.¹⁵

На долю русских солдат выпали неимоверные трудности освоения суровой дальневосточной природы. Солдаты строили посты, дороги, прорубали просеки, готовили места для поселения крестьян переселенцев, несли охранную службу и пр. «Как не сказать после этого спасибо русскому солдату, населившему собой край и устроившему его», — писал в 1872 г. А.А. Алябьев¹⁶. В дальнейшем при многократном увеличении численности гарнизонов присылка воинских команд перестала играть самостоятельную роль как форма заселения новой территории.

Дореволюционный исследователь Сибири Г.Ф. Чиркин писал, что «только, то расширение территории русского государства оказывалось прочным, при котором за воином шел пахарь, за линией укреплений вырастала линия русских деревень»¹⁷.

Формирование сельского населения на Дальнем Востоке проходило несколькими этапами. Первую и основную группу сельского населения в середине XIX в. составляло забайкальское казачество, которому принадлежала большая заслуга в освоении и обороне пограничных районов края.

Заселение региона казаками начато в 1855 г. Летом этого года на Амур был отправлен полубатальон пеших казаков (317 чел. при 5 офицерах) и сотня конных; часть из них должна была поселиться на Амуре, другая — предназначалась для обороны устья реки¹⁸. По прибытии на место семейные казаки основали на острове вблизи Мариинского поста станицу, получившую одноименное с островом название Сучи. Это первая казачья станица, возникшая на огромных пространствах Дальнего Востока во второй половине XIX в. В 1856 г. часть конной казачьей сотни была переселена с Нижнего Амура на р. Бурею. Вскоре сюда прибыли семьи казаков — всего 136 чел.¹⁹ В этом же году на Амуре по инициативе Г.И. Невельского возникли три поста — Хинганский, Усть-Зейский и Кумарский.

С 1857 г. началось систематическое переселение забайкальских казаков на Амур, которое до 1862 г. осуществлялось принудительным путем. Это выражалось как в подборе переселенцев, так и в их расселении. Казачьи станицы и поселки возникали вдоль границы по рекам Амуру и Уссури в местах, которые им были указаны начальством. Всего в 1857 г. прибыло 1139 казаков, которые основали 18 станиц и поселков. В 1858 г. переселилось еще 1275 чел.²⁰

Переселение казаков строго регламентировалось. Особым списком определялось количество необходимой одежды, обуви, хозяйственных принадлежностей, которое казакам разрешалось брать с собой (например, не более 50 пудов клади на семью, 4 лошади, 4 головы скота и т.д.)²¹. Несмотря на неимоверные трудности, русские люди основывали свое жилье, заводили хозяйство.

Вторую группу сельского населения составляли крестьяне. Гене­рал губернатор Восточной Сибири Н.Н. Муравьев, понимая всю важность и необходимость заселения Приамурья, поручил в 1854 г. организацию первого переселенческого сплава крестьян чиновнику особых поручений М.С. Волконскому, сыну известного декабриста.

Первых желающих переселиться на Амур брали из Иркутской губернии и Забайкалья. С них слагались все казенные и общественные недоимки прошлых лет. Им были предоставлены льготы: освобождение от рекрутской повинности и на 20 лет от платежных податей; передвижение со всем имуществом за счет казны; казенное пайковое довольствие в течение двух лет и снабжение хозяйственными предметами стоимостью до 50 руб. на каждую семью. Всего набралось 150 семей в количестве 2 тыс. чел.²²

М.С. Волконский на месте познакомился со всеми, изъявившими желание переселиться на Амур. Принимая во внимание состояние здоровья, материальную обеспеченность и количество рабочих рук будущих переселенцев, он отобрал из них 51 семью в количестве 481 чел.²³

В течение зимы 1854—1855 г. готовилось все необходимое: на Петровском заводе железные и чугунные предметы, в Иркутске и в Нерчинском округе — продовольствие, табак, свинец, порох, оконное стекло, весы и т.п.

Подготовка крестьян к сплаву была выполнена заботливо и толково.

Переселенцы были размещены на 12 крытых баржах. 14 мая 1855 г. начался сплав по Амуру. Он проходил в тяжелых, можно сказать, бедственных условиях. Баржи беспрестанно садились на мель, часть их уносило течением.

Несмотря на то, что при переселенческом отряде были врач и два фельдшера, и сплав проходил в теплое и сухое время года при достатке пищи, вспыхнула эпидемия тифа. Но смертность была невелика (2 чел.).

В июне в низовьях Амура две баржи были разбиты, но людей удалось спасти. Так, преодолевая тяготы и лишения, 13 июня 1855 г. крестьяне прибыли в Мариинский пост. Места для поселения между Мариинском и Николаевском были намечены еще Невельским. Нужно было спешить, чтобы до осени построить избы, приготовить землю под огороды и под озимый посев.

Крестьянами были основаны пять первых русских селений: Иркутское, Богородское, Михайловское, Сергиевское и Воскресенское. Первое селение получило свое название от места выхода крестьян из Иркутской губернии; второе — в честь матери Христа; третье — в честь Михаила Сергеевича Волконского, четвертое — в честь его отца Сергея Григорьевича, известного декабриста, и пятое — в честь воскрешения Иисуса Христа. У переселенцев было 136 лошадей, 217 голов крупного рогатого скота и 92 — мелкого²⁴. Так начали свою трудовую жизнь первые русские земледельцы на востоке страны.

Заселение берегов Амура русскими переселенцами было встречено коренным населением дружелюбно. Русские крестьяне в европейской России, испытавшие на себе всю тяжесть подневольного труда, перенесшие многие жизненные невзгоды, привыкли работать и надеяться только на свои руки. Поэтому между переселенцами и нанайцами, нивхами, удэгейцами, ульчами с самого начала складывались отношения взаимопонимания — отношения равных. Русские принесли на восток более развитые формы хозяйства (земледелие, скотоводство), более совершенные орудия производства и жилища, свою культуру, новый быт. Все это оказало положительное влияние на жизнь малочисленных народов Амура. Местное население в свою очередь учило русских местным промыслам, уникальным приемам охоты, рыболовству, помогало раскрывать «секреты» тайги.

Население основанных крестьянами первых русских селений было невелико. Так, в с. Иркутском было всего 7 дворов, в которых проживали 50 чел. Это домохозяева Иван и Алексей Бахиревы, Яков Котов, Ефим Матвеев, Астафий и Михаил Наумовы и Степан Перевалов. В с. Богородском находилось всего 10 дворов, насчитывавших 50 чел. Среди них — Роман Афанасьев, Иван Вьюков, Алексей Дьячков, Еремей и Фирс Григорьевы и др.

Самым большим было с. Михайловское, где в 25 дворах насчитывалось 184 чел. Семья Павла Соколова состояла из 14 чел., Ильи Воропаева — из 12, Василия Вершинина — из 10, Никиты Максимова, Анания Низовского и Семена Шелковникова — из 9 чел.²⁵ Крестьяне сеяли рожь, пшеницу, овес, гречиху, ячмень, выращивали картофель, капусту, морковь, лук, свеклу и другие овощи.

В 1857 г. жителями 5 сел было посеяно 85 дес. яровых и озимых хлебов, овощей и снято картофеля — 1933 пуд., капусты — 489, редьки — 357, брюквы — 297, репы — 147, моркови — 90 и свеклы — 31 пуд²⁶. В последующие годы эти пионеры крестьянской колонизации на Амуре обжились, устроились, достигли известного благополучия.

Заселение окраин России, в частности Дальнего Востока, имело ту особенность, что переселенцы не только не стремились порывать связи с коренной Россией, а, наоборот, были заинтересованы в их упрочении. Неразрывность связей окраин с центром основывалась на территориальном единстве и одинаковом подданстве. Вот что по этому поводу писал Г.Ф. Чиркин: «Чувствуя вдали от родины с особой напряженностью свою к ней духовную близость и единение, переселенцы и здесь (на Дальнем Востоке —