Глава 4 Тропою новых открытий

Моя приятельница Дебби Луйкэн

Мануальный терапевт из Бруклина, с которым я разговаривал, порекомендовал мне кливлендский колледж мануальной терапии в Лос-Анджелесе. Я подал туда заявление, и меня приняли.

Вот и получилось, что мои родители в конце концов расстались с сыном, причем отняла его у них та самая Калифорния, куда он все это время так стремился. Но, с другой стороны, потеряв сына, они обрели врача, так что, на мой взгляд, другое уравновешивает.

Я навсегда запомнил первый день занятий в колледже мануальной терапии. Первокурсников было много; в группу набралось около восьмидесяти студентов. Пришлось даже убрать перегородку между двумя комнатами, так что мы заполонили и втору аудиторию. Преподаватель попросил, чтобы каждый из нас вкратце рассказал, почему хочет стать мануальным терапевтов Опрос начался со студента, который был крайним слева в первом ряду. А поскольку я сидел в заднем правом углу комнаты, этот молодой человек, естественно, оказался от меня дальше всех. От него эстафета рассказа, как челнок, пошла по рядам.

Я сидел и слушал историю за историей. Один студент был парализован, пока не попал к мануальному терапевту; у другого исчезла раковая опухоль; у третьего восстановилось зрение; четвертый избавился от мигреней, которые мучили его всю жизнь. И так далее, и тому подобное. Это было бесконечное перечисление устойчивых, долговременных исцелений. Они далеко превосходили все то, о чем привыкли слышать обычные люди, которые не являются мануальными терапевтами, — и прежде всего я сам. Ведь Зейда всегда называл мануальных терапевтов «спиноломами»...

Наконец настала моя очередь говорить. Восемьдесят три головы повернулись, чтобы выслушать мой рассказ — последний зa день. Станет ли мое повествование кульминацией этой эпопей, которая заставит стальных студентов броситься вон из аудитории и немедля вступить на новый блистательный жизненный путь? Едва ли. Я был единственным человеком в группе, который даже никогда не бывал на приеме у мануального терапевта. У меня только вертелись в голове обрывки тех сведений, которые знакомый врач успел изложить мне за 20 минут, — что-то там насчет устранения препятствий, насчет того, что телу надо дать возможность исцелиться самому. В момент, когда я их услышал, эти вводные рассуждения показались мне настолько здравыми и разумными, что я даже ни разу не попытался их проверить, поглубже в них разобраться или обсудить с другими. Я встал, окинул взглядом толпу собравшихся и как бы со стороны услышал свой собственный голос:

— Ну, в общем, я просто подумал, что... «мануальный терапевт» — это звучит неплохо.
Если не можешь чего-то добиться, значит, слишком сильно стараешься

Итак, я снова оказался на школьной скамье, но теперь ситуация была несколько иной, чем раньше. Ведь на сей раз я сам выбрал и заведение, и курс обучения. А это уже совершенно меняло дело!

Не будучи книжным червем, я с удовольствием общался с новыми друзьями,, ходил на вечеринки, знакомился с городом. Я устроился на неполный рабочий день в обувной магазин (хотя родители посылали мне деньги на обучение, мне хотелось заработать несколько лишних долларов и потратить их на то, чего хочется мне самому). Как-то к нам заглянул один клиент — научный сотрудник сейсмологической лаборатории. Покупая туфли, он случайно обмолвился, что, по прогнозам их лаборатории, в Южной Калифорнии в ближайшие 24 часа случится землетрясение.

— Вы говорили об этом еще кому-нибудь из нашего персонала? — спросил я.

— Нет, не говорил.

— Отлично. И не говорите! — Я улыбнулся. Он понимающе улыбнулся в ответ, заплатил за туфли и вышел.

Через несколько минут после его ухода я сделал вид, мной овладело какое-то предчувствие, а потом сказал сослуживцам, что у меня, дескать, возникло такое чувство, будто в течение трех дней будет землетрясение.

Оно произошло именно так, как я «напророчил». Его заметили, о нем сообщили в новостях. Моих сослуживцев очень впечатлило.

Через несколько дней, уже без всякого вмешательства сеймолога, у меня появилось ощущение, что скоро будет еще одно землетрясение. Я храбро воспользоваться шансом и тоже о нем объявил.

Хотите — верьте, хотите — нет, но землетрясение случилось.

Во мне словно что-то щелкнуло. За следующие два-три года я точно предсказал 21 из 24 землетрясений.

Однажды мой сосед по комнате пришел под вечер домой увидел записку, которую я ему оставил: «Скоро будет землетрясение». Потом он рассказал мне, что земля задрожала как раз в тот самый момент, когда он читал эту записку. Его подружка землетрясение простояла рядом с ним... визжа от ужаса.

Как-то в другой день я в одиночку обедал в ресторане и вдруг почувствовал, что начинается новое землетрясение — как раз из тех, при которых земля как бы перекатывается. Когда сила землетрясения стала нарастать, я окинул взглядом зал. Никто реагирует! Ни один стакан не задрожал, и люстры над головой висят по-прежнему неподвижно. Но я-то одновременно видел, как они раскачиваются! Для меня это было реальностью. Я встал и поспешно вышел на улицу. Я не мог понять: почему никто убегает, почему жизнь повсюду вокруг продолжается как чем ни бывало?!

Это казалось невозможным. Земля все еще дрожала; я это чувствовал. Это было самое продолжительное перекатывающееся землетрясение на моей памяти; но сочетание сюрреалистичного движения земли с тем, что этого явно никто не замечал, заставили меня прийти к выводу, что землетрясения все-таки не было. Я робко вернулся в ресторан. Хорошо хоть, что я обедал один; в противном случае мне было бы трудновато объяснить причину своего неожиданного бегства на улицу...

Но если это не реальное землетрясение, значит, просто очередное предчувствие. Другого объяснения не было.

По дороге из ресторана домой я зашел в прачечную забрать белье из стирки и в разговоре с хозяевами упомянул, что сегодня ночью будет землетрясение. В ответ все рассмеялись.

В тот же вечер, но несколько позднее, землетрясение все-таки разразилось. Его эпицентр был в Калвер-Сити — как раз там, где жили владельцы прачечной.

Несколько недель спустя, когда у меня накопилось столько грязного белья, что можно было набить с полдюжины больших наволочек, я снова наведался в прачечную. Изо всех сил вытягивая шею, чтобы хоть что-то увидеть над первыми тремя, которые уместились у меня в руках, я попытался ногой открыть дверь. Осторожным толчком приоткрыв ее, я начал новый увлекательный процесс: стал нащупывать носком ноги, где там у них прилавок. Внезапно рядом со мной загремел такой громкий голос, что я до сих пор удивляюсь, как это я от неожиданности не подбросил в воздух все три мешка с грязным бельем.

— Это он! Тот самый! — с сильным русско-еврейским акцентом завопила женщина, стоящая за прилавком. — Вот мой адрес, — сказала она, суя мне в руку листок бумаги, покрытый торопливыми каракулями. — Пожалуйста, позвоните мне перед следующим землетрясением!

И с тех пор каждый раз, когда я появлялся в этом заведении, меня просили предсказать, когда будет очередное землетрясение. И я действительно пытался это сделать — да только таким способом у меня явно ничего не получалось. Я не мог искусственно вызвать у себя предчувствие при помощи волевых усилий; предсказания приходили исключительно когда я занимался собственными делами.

Время от времени мне удавалось наскрести из студенческого бюджета немного денег, чтобы сходить на сдвоенный сеанс в кинотеатр, который находился за углом от моего дома. Одним вечером я пришел туда как раз к началу второго фильма (как его там называли, фильма «Б»). Это было «Воскрешение из мертвых» с Элен Берстин в главной роли. Конечно, на второе место в сеансе фильм поставили только потому, что за эту роль мисс Берстин номинировали на Премию Киноакадемии как лучшую актрису.

В основе «Воскрешения» лежит биография женщины имени Эдна Мэй, которая попала в автокатастрофу, умерла операционном столе, но... снова вернулась к жизни. Несколько позднее она обнаружила у себя целительский дар — способность к своего рода «наложению рук». Она исцеляла, прикасаясь человека и одновременно приходя в состояние любви. Иногда она переносила на себя болезнь или аномальное состояние, снимая его с больного, а затем избавляла от симптомов собственный организм. В других случаях исцеления происходили как бы по благодати, и ей не приходилось ничего перенос на себя.

Этот фильм так очаровал меня, что я даже высидел первую картину (не важно какую) и посмотрел «Воскрешение» еще раз. Затем я сводил на него своих друзей. Позднее я приводил собой еще больше народу. Я понятия не имел, почему меня так тянет смотреть этот фильм снова и снова. Хотя в плане целительской техники фильм тоже был интересен, главное было том, что меня тогда захватило сходство между пограничны переживаниями Эдны Мэй и переживаниями моей матери в день, когда она меня родила. Я никогда не смотрел и не читал ничего на эту тему, а тот фильм так точно описывал переживаниями моей мамой... Каждый раз, смотря «Воскрешение из мертвых», я чувствовал себя так, будто мельком вижу нечто очень знакомое. Казалось, еще чуть-чуть, и я что-то увижу, что-то вспомню. Что-то такое...


Дополнительные подсказки

В этот период исканий я также открыл для себя так называемую «психометрию» — способность, а может, искусство получать информацию о человеке, трогая или держа в руке какой-нибудь предмет, ему принадлежащий, — обычно украшение, которое владелец носил на теле. Я посмотрел, как это делают другие, а потом попробовал сам. Оказалось, что это дает мне возможность получать удивительно точное представление о людях, хотя некоторых из этих людей я не встречал никогда в жизни. Во время своего недолгого увлечения психометрией я открыл в этом деле два «профессиональных секрета». Во-первых, чем более ровными и однообразными были мои движения, когда я водил пальцами по украшению, тем лучше я концентрировался; во-вторых, чем быстрее я говорил, тем точнее становилась информация. Видимо, когда я долго вожу пальцами по предмету, это успокаивает ум (аналогично тому, как большинство людей расслабляются и успокаиваются, сидя за рулем автомобиля). При ускоренном темпе речи у меня не оставалось времени на рефлексию по поводу того, что я собираюсь высказать. Благодаря внутренней тишине появлялись озарения, а из-за высокой скорости речи у меня хватало храбрости их высказывать.

Я перечисляю эти моменты не только потому, что они казались мне тогда странными, но и потому, что уже в те молодые годы они подсказывали: на мою жизнь оказывают воздействие какие-то «потусторонние» факторы.

Если оставить в стороне эти довольно живописные эпизоды, моя основная деятельность в тот период заключалось в следующем: я ходил на занятия и «грыз гранит науки». Учителя, которые знали меня по начальной и средней школе, никогда бы в такое не поверили! Правда, надо признать, что «ходить на занятия» в моем варианте часто означало, что я садился в самый задний ряд и поднимал руку лишь для того, чтобы сказать: «Здесь». И все-таки, как и в прежние школьные времена, мне удавалось получать хорошие оценки... и в конце концов окончить колледж с дипломом мануального терапевта.

Я невольно подтвердил, что директор школы, где я учился детстве, был прав. Я нашел дело, которое меня заинтересовало, и теперь вознамерился наконец кое-чего добиться в жизни.


Болезнь и незваные гости

В 1983 году, в один прекрасный день вскоре после окончания? колледжа я понял, что слегка приболел: мне нездоровилось, голова болела, меня лихорадило. Я не особо любил пить аспирин, чтобы сбивать температуру, потому что понимал: она повышается не просто так, а с определенной целью, и мне хоте- лось, чтобы все шло естественным путем. В соответствии с этим намерением я улегся в постель, стал пить много жидкости и смотреть телевизор (редкий случай, когда можно это сделать, не испытывая чувства вины: когда лежишь дома и болеешь, просмотр телевизора — это, можно сказать, главный пункт программы). Но через несколько дней я решил, что для борьбы с; температурой пора предпринять какие-то более активные действия. Каждый вечер я наваливал на себя горы одеял, усиленно; потел и менял простыни и пижамы как минимум дважды за ночь.

Но каждый раз наутро мое состояние было не лучше, чем' накануне. Наконец я сдался и вызвал врача. Он"прописал мне тайленол с кодеином. Наверное, этот был тот самый тайленол-с-кодеином номер 4, «действительно большие таблетки», как говорится в рекламе, потому что кодеина в них была чертова прорва: эти таблетки совершенно «вырубили» меня, когда по* телевизору шел марафонский показ сериала «Я люблю Люси». Но честно скажу вам: когда я наглотался этих таблеток, мне весь день казалось, что на экране маячат чьи-то рыжие волосы, а все^: персонажи говорят с кубинским акцентом*.

______

* «Я люблю Люси» — черно-белый телесериал, снятый в 1950-60-е годы, до сих пор популярен в США. Кубинский акцент предполагает ускоренный темп речи с проглатыванием многих звуков, а порой и целых слогов. — Прим. Пеpeв.

Затем они исчезли.

- Еще не успев осознать только что происшедшее, я сделал вдох. По ощущению он походил на первый вдох новорожденного — мне показалось, что это был мой первый вдох за сегодняшний день, как будто я и не дышал с момента, как открыл глаза, и до мгновения, когда мои «гости» исчезли. Начав втягивать в себя воздух, я ощутил (или услышал) в груди тихий-тихий дребезжащий звук. Внезапно я понял, что умираю.

Я позвонил своему лечащему врачу и сказал, что приеду прямо сейчас. Потом позвонил в службу заказа такси и попросил прислать машину с кондиционером, потому что тогда на город навалилась летняя жара, а мне с моей температурой и собственного жара хватало.

Я едва стоял на ногах, но все же добрался до двери и вышел на улицу. Приехало такси... разумеется, без всякого кондиционера. Уже в бреду, я махнул на все рукой и залез в машину.

У себя в кабинете врач сделал мне рентген легких и велел ехать прямо в больницу.

— По дороге не останавливайтесь, — сказал он.

Оказалось, что у меня пневмония. Предчувствуя, что коротким визитом дело не ограничится, я, несмотря ни на что, велел шоферу ехать прямо ко мне домой, чтобы забрать пижамы, зубную щетку и все такое прочее.

В то время у меня не было медицинской страховки, поэтому в окружной больнице мне пришлось довольно долго ждать, прежде чем меня пропустили в отделение. На следующее утро меня перевели в палату, где я пробыл десять дней. От них у меня остались в памяти всякие трубочки, кислородные подушки... пища, достойная внутренней авиалинии. Когда меня наконец выписали, я весил всего 138 фунтов — это при росте в шесть футов!* Мой врач позже признался мне: он думал, что я могу и не выйти из больницы живым.

____

*138 фунтов примерно равняете 62,5 кг. 6 футов составляют почти 1 м 83 см.—Прим. пеpeв.

(Кстати, раз уж зашла речь о перегреве мозгов: вы замечали, как похожи друг на друга английские слова perspiration — потение и apparition — видение? В обоих по две буквы 7, по две Р, по пять гласных, по пять слогов... и к тому же из первого вытекает второе). Так кем же на самом деле были те существа, которых я увидел в ногах своей постели? Были ли это проводники? Духи? Ангелы-хранители? Группа наблюдателей, курсирующих между разными измерениями? Или то было видение, вызванное высокой температурой, — иными словами, галлюцинация? А может, то, что мне привиделось, являлось вполне реальным, но лишь благодаря высокой температуре я смог увидеть их — существ, обитающих на одном из 11 (или около того) планов бытия, которые теоретически наличествуют во Вселенной, если верить теперешней квантовой теории?

Не знаю. Но одно остается фактом: не увидь я «незваных гостей» в тот день, когда у меня в груди раздался дребезжащий звук, я бы просто поддерживал прежний режим, потел, пил соки... и наверняка бы умер.

Правда, тогда я был совершенно не готов к смерти. У меня были другие планы. И, может быть (это предположение, только и всего), кто-то — или что-то — тоже имели свои планы на мой счет.

Наконец я сделался «экстерном». Это было следующим этапом профессиональной карьеры, которую я избрал. В сущности, я стал «врачом-практикантом» в медицинском центре, который принадлежал лицензированному мануальному терапевту. Хотя для начинающего терапевта эта стадия карьеры полезна во многих отношениях, ее едва ли можно назвать особо доходной. Как и большинство людей, я предполагал, что врачи знают, как организовать работу медицинского центра и вести там дела. Я ошибался. Доктора в том центре, куда я устроился, не понимали очень многого. Пожалуй, их главной проблемой были отношения с клиентами. Согласно нашему договору, я выплачивал своим патронам 50 % той суммы, которую собирал с пациентов. А поскольку эти доктора и со своими-то пациентами обращались, скажем так, не слишком предупредительно, не удивительно, что по отношению к моим пациентам их любезность уменьшалась еще раза в два. Из-за такого отношения многие пациенты, побывав у меня раз, больше не возвращались.

Итак, мой доход составлял лишь 50 % тех денег, которые я получал от больных, а объем клиентуры был непредсказуем. В таких условиях мне еле-еле удавалось оплачивать аренду квартиры и кабинета. Чем дольше я работал экстерном, тем больше у меня появлялось долгов. Чем больше появлялось долгов, тем призрачнее становилась возможность уволиться оттуда — пока через три года мне все-таки не пришлось уволиться, потому что иначе я был бы вынужден вообще отказаться от профессиональной карьеры. Вот я и уволился.

Тем не менее мне удалось-таки извлечь из этой безотрадной ситуации парочку дополнительных выгод. Оказалось, что один из моих пациентов был самым непосредственным образом связан с фильмом «Воскрешение из мертвых», который, как я уже говорил, входил в число моих любимых. Другой же пациент был членом Американской академии кинематографических искусств и наук. Он пригласил меня на церемонию вручения «Оскаров» того года. И вот я уже там, сижу на балконе и созерцаю происходящее. Обернувшись, я увидел, что Элен Берстин (она была в числе номинантов и до того сидела в передней части партера) поднялась на балкон и заняла место у меня за спиной.

«Как странно», — подумал я. На протяжении вечера я как-то не заметил, чтобы это кресло было свободно.

Через некоторое время актриса встала и вышла. Я больше никогда не встречал ее лично и не думал ни об этом «почти знакомстве» с нею, ни о других странных событиях, которыми была отмечена моя жизнь: «существах» в изножье моей постели, предсказании землетрясений, психометрии, часах, которые чинились сами собой...

По крайней мере, я очень мало думал о них до тех пор, пока 13 лет спустя не начались исцеления.
Призрак Мэлроуз-Плэйс

Как у всякого бывшего экстерна, у меня не было ни лишнего времени, ни лишних денег. Поэтому я ухватился за первую ж возможность арендовать помещение, которое укладывалось мой бюджет. Я снял одну из спален в перестроенной квартире с двумя спальнями, расположенной в верхнем этаже дома на улице Мэлроуз-Плэйс. Кроме меня, в ней обитали два психолога. Многие считают Мэлроуз-Плэйс — все три квартала, по которым она проходит, — одной из самых интересных и шикарных улиц Лос-Анджелеса. Но люди, которые дали ей подобную оценку, наверняка не видели мой новый офис. Сделать так,; чтобы пациенты согласились взбираться по лестнице вверх в один пролет, — это было еще полбеды. Как всем известно, Лос-Анджелесе люди передвигаются исключительно на автомобилях, а на Мэлроуз-Плэйс парковка почти отсутствовала. Это заставило меня заключить договоры о парковке с владельцами роскошных антикварных магазинов и художественных салонов в нашем квартале. Так получилось, что наиболее тщеславные и моих пациентов, нацеленные на продвижение в обществе, могли теперь похвастаться, что у их мануального терапевта персональная парковка.

Но все это пришло позднее. А вначале главная проблема у меня заключалась в том, как превратить маленькую квартирку полезную площадь — полезную с точки зрения мануальной .терапии. Я спроектировал несколько кабинок странноватой формы и тем самым сделал из спальни три комнаты. «Комнату для завтраков» я превратил в приемную, а стол вместе с администратором решил втиснуть в кухню — самую крохотную, какую вы только можете себе представить. Затем я нанял подрядчиков, чтобы они осуществили мой план.

Любой, кто когда-либо сталкивался со строительством, знает, что строительные работы могут тянуться до бесконечности, выходя за рамки всех смет и графиков. В конце концов у меня кончились деньги, и я не смог уговорить банк дать мне еще кредит.

Каждое утро я приходил в свой наполовину отделанный офис, чтобы принимать пациентов и делать еще две вещи: звонить в банк, пытаясь уговорить дать мне еще денег, и подкручивать болты на плафонах моей новой осветительной системы. При цене 27 долларов за каждый плафон и четыре стеклянных кожуха к нему я уже давно отказался от мысли установить встроенное освещение, выбросив ее из головы вместе с предполагаемой ценой, которую назвал мне подрядчик, и приблизительными сроками завершения ее установки.

По какой-то причине эти болты, крепящие плафоны, каждое утро вывинчивались и на добрых три четверти дюйма отклонялись от положения, которое им полагалось занимать в полностью затянутом состоянии. Я обосновался на углу улицы с оживленным движением; следовательно, крепление болтов могло ослабевать из-за вибрации, которую создавало движение транспорта. Как бы то ни было, мне каждое утро приходилось подтягивать болты. Это был замкнутый круг: мой банк «закручивал гайки» в плане кредитов, а я закручивал гайки на своих плафонах.

Мой «персонал» состоял всего из одной женщины, которая так много времени посвящала подпиливанию собственных ногтей, что я даже удивлялся, как это она не оставляет кровавых отпечатков на всем, к чему прикасается. Однажды поздно вечером, когда она уже все заперла и ушла домой, я остался в офисе, чтобы принять позднего пациента. Вдруг краем глаза я уловил какое-то движение. Подняв взгляд, я увидел, что по холлу дверью, ведущей в кабинет коррекции, прохаживается какой-то мужчина. Я знал, что дверь главного входа заперта. Пробраться в квартиру снаружи было абсолютно невозможно. Тем не менее я совершенно отчетливо видел этого человека: примерно 5 футов 10 дюймов ростом, с круглым лицом и коротко стрижен ми вьющимися волосами. На вид я дал бы ему около тридцати плюс-минус несколько лет.

Я понял без тени сомнения, что это призрак.

На следующее утро я рассказал обо всем психологам, вместе с которыми снимал помещение. К своему удивлению, я обнаружил, что оба они уже знали о странном визитере. Меня они предупредили, потому что им нужен был еще один квартиросъемщик, чтобы разделить арендную плату на троих, и психологи боялись, что перспектива столкнуться с призраком меня отпугнет.

По правде говоря, я в общем-то ничего не имел против призрака. Но вот он, видимо, имел кое-что против меня.

— Здесь ходит слишком много народа, — сказал один медиум, который считал себя в силах изгнать призрака. — Он ничего не имеет против психологов, которые принимают человеку в час. Но вы приводите в его дом слишком много чужих.

Я наблюдал, как этот субъект прошелся по квартире (то есть по моему офису), нашел место, где, по его ощущению, призрак приводил больше всего времени, и очень вежливо сообщил духу, что тот мертв. После этого медиум приказал привидению «отправляться в свет» или что-то в этом роде. На все секунд тридцать.

Это случилось в субботу вечером. На следующее утро я пришел в офис и обратил внимание на свою осветительную систему: все плафоны были плотно, аккуратно привинчены. В таком состоянии, они и оставались все время, пока я не снял их со стен пять лет спустя, когда расширял офис.

Затем зазвонил телефон. Это звонили из банка. Мне предоставили ссуду.

Ральф Уолдо Эмерсон

У меня только что закончился роман, который продолжался шесть лет, хотя сам я рассчитывал, что он продлится всю оставшуюся жизнь. В первые дни после разрыва я кое-как влачил свое существование, буквально едва переставляя ноги. Только одна вещь давалась мне тогда труднее, чем утреннее пробуждение перед уходом в офис. Это была необходимость по прибытии туда поддерживать его работу, чтобы мой медицинский центр не развалился.

К тому же получилось так, что как раз в это время я набирал сотрудников, чтобы полностью обновить персонал (как будто мало мне было перемен в личной жизни!). Дело в том, что управляющая моего офиса, дама чрезвычайно компетентная, переехала к своему бой-френду в другую часть штата. Ее переезд совпал по времени с уходом еще двух сотрудников, который произошел по взаимной договоренности со мной. И вот я уже начинаю все с чистого листа. Чтобы заменить ушедшего менеджера, мне требовалось нанять сразу двух человек: одного, чтобы заниматься внутренними проблемами (счетами для страховых компаний, медицинскими отчетами и перепиской), а другого — для общения с пациентами и текущей работы. Эта вторая должность называлась «заведующий приемной».

Подобно бродвейскому шоу (или, в моем случае, скорее мыльной опере), работа должна была продолжаться и продолжаться. Поэтому я начал проводить собеседования с претендентами на должность завприемной. Мне всегда хотелось, чтобы: служащий в приемной был, так сказать, «личностью»: ведь коммуникабельный человек сможет установить психологический контакт с пациентами, а с сильной личностью мне самому не будет скучно.

В прошлом я не особенно много занимался наймом персонала. Поэтому один мой друг; профессионал в этом деле, пришел помочь мне провести интервью. Еще пара человек помогали мне проводить отбор. Когда мы перешли к обсуждению кандидатур, у меня (да и у всех остальных) вертелось в голове только одно имя. Можете верить или нет, но по внешности, речи, а также по поведению она была двойником героини Фрэн Дрешер из телешоу «Няня»: высокая, темноволосая, привлекательная, с нахально-легкомысленной манерой держаться, с гнусавым, снобистским нью-йоркским произношением. От ее голоса мог бы расколоться бриллиант. Это была актриса, которая из-за неудач простилась со своими театральными амбициями (если проститься с амбициями вообще возможно для актрисы).

Все говорили: «Не бери ее. Не надо ее нанимать». Но я должен был ее заполучить! Во-первых, глазами она немного напоминала Буббу. Во-вторых, я не мог поверить, что подобные личности вообще бывают на свете. Я в последний раз попытался убедить себя, что нанимать ее не стоит, что нужно прислушаться к голосу опытных людей, которые помогают мне подбирать компетентный офисный персонал. Но все оказалось бесполезно: я был просто Очарован этой женщиной. Решать этот вопрос с помощью логики было совершенно бессмысленно.

Эти отношения переросли в настоящую любовь-ненависть: я любил эту женщину, а мои сотрудники — ненавидели.

Однажды она заявила, что при моих нагрузках мне будет полезно провести денек на побережье. На самом деле это означало, что ей самой хочется прокатиться на побережье, но не хочется тратить на бензин собственные деньги... Да какая, к черту, разница! В субботу мы отбыли на Венис-Бич. Некоторое время мы просто расслаблялись, лежа на песочке, а потом она отправилась побродить. Вернувшись, она сказала:

— Тут одна женщина гадает на картах. Она должна обязательно сделать расклад для тебя!

Я ничего не имел против карточных гаданий как таковых, но, вообще говоря, предпочел бы пойти к человеку с более надежными рекомендациями.

— Не хочу, чтобы мне гадали всякие бродяжки на пляже, — ответил я.

«Если бы это была такая уж хорошая гадалка, у нее отбоя не было бы от клиентов, — подумал я про себя. — Ей не пришлось бы таскать с собой карточный столик, скатерть, стулья и прочие причиндалы. Она не стала бы подкарауливать клиентов на боковой дорожке возле переполненного пляжа!»

Но моя подчиненная продолжала давить на меня в абсолютно «нянькином» стиле. Достаточно было раз взглянуть ей в глаза, и становилось ясно: дальнейшие протесты бесполезны. В конце концов она призналась, что познакомилась с этой женщиной на вечеринке и пообещала ей, что сегодня мы будем на пляже.

— Мне будет ужасно неловко, если ты не сходишь к ней погадать, — хныкала она, наморщив лоб. — Ну, пожалуйста...

— Буббелах, у нас есть гадание за 10 долларов и гадание за 20 долларов.

«Буббелах»? Неужели на свете действительно существуют еврейские цыгане?

В тот день я почему-то взял с собой на пляж всего 20 долларов. Прикинув, насколько мне хочется есть, я сказал:

- Тогда мне гадание за 10 долларов.

За эти деньги я получил очень милый сеанс гадания, особенно, впрочем, запоминающийся (речь шла о моем настоящем). Когда сеанс закончился, женщина как бы в раздумье сказала:

— Я умею делать одну совершенно необыкновенную вещь. Это ритуал, который воссоединяет меридианы вашего тела с линиями планетарной сетки координат, что дает человеку связь со звездами и с другими планетами.

Гадалка сказала, что для меня, как для целителя, данный ритуал — именно то, что нужно. Еще она сообщила, что обо всем этом можно прочесть в книге Дж. Дж. Хэртака «Книга знания: ключи Еноха». Это звучало весьма интересно, и я задал ключевой вопрос:

- Сколько?

- 333 доллара, — сказала гадалка.

- Нет, спасибо, — ответил я.

Именно от таких поступков обычно предостерегают в вечерних новостях. Мысленно я уже слышал слова анонса: «Еврейская цыганка на Венис-Бич выманивает 333 доллара у просто душного мануального терапевта...» — Затем по экрану проносится мое изображение с подписью: «Лопух». — «Цыганка уговаривает врача дополнительно выплачивать ей по 150 долларов в месяц в течение всей жизни. За это она обещает зажигать ритуальные свечи, чтобы защитить клиента от зла... Смотрит далее: фильм в 23:00». Я чувствовал себя униженным уже просто из-за того, что мог хоть на мгновение задуматься над этим предложением. Итак, мы с моей секретаршей удалились и творчески подошли к решению следующей проблемы: как устроить ужин на двоих за 10 долларов.

Вы, наверное, думаете, что тем все и кончилось. Но ум человека работает таинственным образом. Слова гадалки не выходили у меня из головы. Неожиданно для себя в последние минуты обеденного перерыва я вдруг сорвался с места и отправился в книжный магазин «Дерево Бодхи», расположенный рядом с моим офисом. Я собирался быстренько пробежать глазами главу 3.1.7 из «Книги знания: ключи Еноха». (Именно на эту главу ссылалась тогда гадалка на пляже.) Однако главный урок, который я получил в тот день, заключался вот в чем: если есть на свете книга, совсем не предназначенная для беглого чтения, то это именно «Ключи Еноха». Правда, и того, что я прочитал, было достаточно. Прочитанное преследовало меня, пока я не сдался. Я взломал банку из-под печенья, где хранил наличные, и позвонил гадалке.

Вся процедура распределялась на два дня, причем с промежутком между ними. В первый день я заплатил деньги, улегся к цыганке на стол и стал вслушиваться в свой внутренний диалог, а гадалка тем временем приглушала освещение и ставила музыку в стиле «Нью Эйдж» — что-то типа тихого мелодичного перезвона крохотных колокольчиков. «Это самый идиотский поступок за всю мою жизнь, — думал я. — Поверить не могу: я выложил такие деньги совершенно незнакомой тетке за то, чтобы она кончиками пальцев прочертила какие-то линии у меня на теле...»

Так я лежал, размышляя, сколько всего хорошего я мог был приобрести на эту сумму. И вдруг меня осенило. В голове у меня пронеслась мысль: «Но ты ведь уже отдал свои деньги! Так прекрати эту бесплодную болтовню с самим собой и откройся навстречу тому, что можно здесь получить!»

Итак, я неподвижно лежал на столе, внутренне раскрывшись, готовый принять все новое. Когда процедура закончилась, мой ум констатировал, что я ничего не почувствовал. Абсолютно ничего! Но, судя по всему, я был единственным из присутствующих, кто об этом догадывался. Гадалка помогла мне сесть с таким видом, как будто стряслось что-то из ряда вон выходящее, велела ухватиться за нее, вывела меня в жилую комнату и принялась медленно водить по ней.

— Заземляйтесь, — наставляла она меня. — Возвращайтесь в свое тело.

И тут я опять услышал у себя в голове знакомый неугомонный голосок. Он произнес: «Леди, не знаю, что уж тут, по-видимому, происходило, но я, к сожалению, все пропустил».

Я уже заплатил за оба сеанса. Поэтому я решил, что в воскресенье все равно нужно будет прийти на вторую часть. Однако в ту же ночь со мной случилась чрезвычайно странная вещь. Примерно через час после того, как я лег спать, светильник возле моей кровати (я пользовался им уже десять лет) неожиданно включился сам собой, и я проснулся с совершенно реальным ощущением, что у меня дома находятся какие-то люди. Итак, я храбро поднялся, прихватив нож для разделки мяса, баллончик с перцем и своего доберман-пинчера, и обыскал весь дом. Но никого не нашел. Я улегся обратно в постель, испытывая совершенно жуткое чувство, что я не один и на меня кто-то смотрит.

Следующий сеанс начался совершенно также, как и первый. Но вскоре стало очевидно, что этим их сходство и ограничивается. Мои ноги не желали лежать спокойно. В них появилось то ощущение «спятивших ног» — непроизвольного подергивания нижних конечностей, которое нападает на некоторых людей всякий раз в полнолуние с наступлением полуночи. Вскоре чувство охватило все мое тело, сочетаясь с почти невыносимым ознобом. Меня хватило только на то, чтобы улежать на столе. Хотя мне страшно хотелось как следует попрыгать, чтобы вытрясти это странное ощущение из каждой клеточки своего тела, я не посмел шевельнуться. Почему? А потому, что я заплатил гадалке столько денег, сколько в неделю тратил на бакалейные товары, и был твердо намерен получить компенсацию за каждый потраченный цент. Вот почему!

Наконец сеанс подошел к концу. Стояла давящая августовская жара, в квартире гадалки не было кондиционера. Тем не менее я продрог и чуть не превратился в ледышку. Зубы у меня стучали. Гадалка бросилась укутывать меня одеялом, и я просидел под ним минут пять, пока не восстановилась нормальная температура тела.

Я стал другим. Я не понимал, что произошло, и не мог бы объяснить этого даже приблизительно. Тем не менее я больше не был той личностью, которой являлся еще четыре дня назад. Я кое-как добрался до своей машины; судя по всему, дорогу домой она знала сама.

Остаток дня не отложился у меня в памяти, и вообще я не могу сказать наверняка, имел ли он место в действительности. Знаю лишь одно — на следующее утро я оказался уже за работой в своем кабинете.

Это было начало моей одиссеи.
Творится что-то неладное

Мои воспоминания возобновляются с минуты, когда я вошел в приемную своего медицинского центра. Я чувствовал себя так, словно накануне у меня вынули из черепа часть мозга, а тут внезапно вставили обратно.

Но этим странности не ограничились. Внезапно я оказался под огнем непредвиденных вопросов.

— Что с вами случилось в выходные?

— Вы выглядите совсем по-другому!

— Вы совсем по-другому говорите!

Разумеется, я не собирался отвечать:

— Да, знаете, дело всего лишь в том, что я заплатил одной гадалке с пляжа 333 доллара, и она кончиками пальцев прочертила какие-то линии у меня на теле... А что?

Некоторые вопросы лучше оставлять без ответа.

— Да вроде ничего не случилось, — мимоходом отвечал я, а сам не меньше остальных задавался вопросом: что же произошло со мной за выходные?

Обычно после процедуры коррекции я давал пациенту полежать с закрытыми глазами на столе секунд 30-60. Это давало больному время расслабиться, чтобы проведенная коррекция «устоялась». В тот конкретный понедельник семеро из моих пациентов (часть из них ходила ко мне уже больше десяти лет, один пришел в первый раз) спросили у меня, обходил ли я вокруг стола, пока они лежали после процедуры. Некоторые спрашивали, не заходил ли кто-нибудь в комнату, потому что у них возникало чувство, что вокруг стола стоят или ходят несколько человек. Трое заявили, что, по их ощущению, какие-то люди бегали вокруг стола, а еще двое смущенно признались: показалось, что над столом кто-то летал.

Я двенадцать лет работал мануальным терапевтом, и никто никогда не говорил мне ничего подобного. А вот теперь сразу семь человек за один день заявляют мне такое! И вовсе не требовалось какому-нибудь роялю падать с потолка мне на голову, чтобы я понял: здесь творится что-то неладное!

По словам пациентов, они чувствовали, где находятся мои руки, еще до того, как я касался их тела. Местонахождение рук ощущалось, когда они оказывались на расстоянии от одного фута до нескольких дюймов от больного. У меня появилась новая игра: проверять, насколько точно пациент может определить положение моих рук. Но когда люди начали исцеляться, я понял, что это уже не игра, а нечто большее.

Сначала исцеления были менее впечатляющими: у больных исчезали различные боли и неприятные ощущения. Когда пациент приходил на сеанс, я проводил коррекцию, а потом давал указание закрыть глаза и полежать так, пока я не разрешу открыть их снова. Пока больной лежал с закрытыми глазами, я несколько мгновений водил над ним руками. Когда человек, поднявшись, осознавал, что боль исчезла, он спрашивал меня, что я с ним делал. На это я давал стандартный ответ: «Ничего". И никому об этом не говорите!» Это мое указание действовало примерно столь же эффективно, как и девиз «Просто скажи нет!», который Нэнси Рейган предложила по отношению к наркотикам.

Вскоре пациенты потянулись ко мне отовсюду за этими «исцелениями». Я очень слабо представлял, что тут вообще происходит, поскольку никто не счел нужным оставить мне соответствующий справочник. Разумеется, я регулярно консультировался у гадалки с Венис-Бич. Ведь мне нужно было хоть с кем-то) поговорить, потому что странные вещи происходили в том числе и у меня дома, а я не мог обмолвиться об этих явлениях ни одному из своих «нормальных» друзей.

— Наверняка причиной всего этого стало какое-то свойство, которое уже было заложено в вас до нашей встречи, — сказала мне цыганка. — Может, это как-то связано с переживаниями на грани смерти, которые возникли у вашей матери во время родов. Это все так необычно... Раньше ничего подобного не случалось.

В первый День нашего знакомства, на пляже она посоветовала мне принимать некую «цветочную эссенцию в каплях» и при помощи внутреннего чутья определила, какие конкретно капли мне желательно принимать. На самом деле она выбрала таким образом шесть видов капель, но сказала, что на один прием я должен смешивать только пять из них.

И вот я погрузился в решение вопроса: какие пять видов принять, а какие капли отбросить. Любому, кто знал меня в то время, сам процесс принятия решения показался бы или очень забавным, или совершенно идиотским, поскольку я... как бы это сказать... в общем, не отличался особой решительностью.

Наконец я заказал себе капли, а когда заказ прибыл, смешал их у себя на кухне, проявив при этом внимание и осторожность, граничащие с благоговением. Я взял бутылочку с капельницей — пузырек объемом в одну унцию — и на три четверти наполнил ее ключевой водой. Я накапал по семь капель каждой из пяти цветочных эссенций в маленькие бутылочки. Одну бутылочку я держал возле постели, другую в портфеле, третью в своем врачебном кабинете и еще одну, четвертую, — в ящике стола в офисе. Почти священнодействуя, я четырежды в день помещал себе под язык по семь капель своего свежеизготовленного эликсира. Кроме того (как будто всего вышеописанного было мало), я каждые три дня принимал ванну (чистая вода, сок половины лимона плюс семь капель смеси).

Я отмокал в ванне по 20 минут, тщательно смачивая водой все участки тела и головы, которые оставались на воздухе и потому высыхали — например, нос (который, как я понял позднее, должен был значительную часть времени оставаться над водой). Гадалка дала мне точные инструкции, и я следовал им, быть может, даже более точно, чем требовалось.

Почему я об этом говорю? Да потому, что в каждую из этих ритуальных ночей случалось нечто особенное. Когда я заканчивал рутинную вечернюю возню (отпереть — запереть дверь, снять с сигнализации — поставить на сигнализацию) и наконец ложился спать, то всякий раз просыпался от ощущения, что доме у меня кто-то есть. Я вставал с сильно бьющимся сердцем проходил по всему дому, чувствуя, что в любую минуту могу наткнуться на существо, которое появилось здесь уже после того, как я заснул. Но в результате я, например, всего лишь, обнаруживал, что дверь, которую я закрыл, почему-то открыта или что светильник, который я выключил, теперь включен... или и то и другое сразу.

Открывшиеся двери, зажегшийся свет — это же прекрасная метафора! Но я смотрел на эти происшествия со слишком малой дистанции, чтобы распознать их символику. Я понимал только одно: в моем доме происходит нечто из ряда вон выходящее. Я хотел получить ответ на свои вопросы. Моя цыганка не могла мне ответить, но поскольку эти события, судя по всему, не вызывали у нее тревоги, то и я тоже не слишком волновался.

Я даже не подозревал, что вскоре мы вообще выйдем за пределы той сферы, которая была знакома моей гадалке.

Некоторые пациенты по-прежнему приходили ко мне просто как к мануальному терапевту, за обычным лечением, и не подозревали, что в моем офисе происходят еще и «другие вещи». Одна из таких пациенток пришла по направлению ортопеда, который не сумел сам избавить ее от болей в спине. Женщине было под пятьдесят, и эти боли мучили ее уже давно. В день, когда она пришла ко мне, боль особенно разбушевалась, причем не только в спине. Пациентка рассказала, что с девяти лет страдает дегенеративным костным заболеванием правого колена и что сегодня боль в колене стала почти невыносимой.

Закончив, я попросил пациентку открыть глаза. После этого она сказала, что чувствует себя лучше. Должен признаться, к тому времени подобный ответ звучал для меня достаточно привычно: какими бы странными ни выглядели исцеления, которые я наблюдал, они, тем не менее, происходили с большой регулярностью. А вот то, что случилось дальше, удивило меня по-настоящему...

Мы с пациенткой направились к входной двери, и когда мы подошли к завприемной, то секретарша чуть не упала со стула.

Смотрите! — взвизгнула она в своей неповторимой манере, показывая на мою руку. Я глянул вниз, на свою ладонь. Ее покрывали волдыри — крохотные миллиметровые волдырики. Их было штук 75-100, а может и больше. Часа через три-четыре они исчезли.

Подобные высыпания появлялись у меня и потом. Я до известной степени даже радовался им: ведь это было зримое проявление прежде незримого, нечто такое, что можно было предъявить окружающим и спросить: «Ну что, видите?»

Затем случилось кое-что посерьезнее. Ладонь у меня стала кровоточить (честное слово, я вас не разыгрываю). Конечно, кровь не била струей, как в старых фильмах или на фотографиях в «Нэшнл инкуайерер». Она шла, как после укола булавкой. Но это все равно была кровь!

Мы с пациенткой молча уставились на мою руку. Тем временем к нам подтянулось еще несколько больных.

— Это посвящение, — сказал один из них.

— Посвящение во что? — спросил я.

Этого не смог сказать никто. С другой стороны, откуда им не было знать? Почему я сам этого не знал? И кому это известно на самом деле!

Последнее порой удавалось мне и в реальности.

Однажды я услышал, что Брайан Вайс, доктор медицины, автор книги «Много жизней — много наставников», собирается провести однодневный семинар. Я немедленно записался в число участников. Доктор Вайс — один из главных мировых авторитетов по регрессии в прошлые жизни. Он начал карьеру как представитель традиционной психиатрии и гипнотерапевт. Однако на примере некоторых своих пациентов он убедился в том, что прошлые жизни существовали на самом деле и могут влиять на теперешнюю жизнь человека. |

Я надеялся, что, участвуя в семинаре, смогу в перерыве лично поговорить с его руководителем. Кто знает, не прольет ли он свет на то, что происходит в моей собственной, некогда вполне обычной жизни?

Оказалось, что перерыв действительно предусмотрен. Но проходил он совсем не так, как я ожидал.

На протяжении всего однодневного семинара вокруг меня сидели еще примерно шестьсот человек. Каждый из них жадно искал возможности лично поговорить с доктором Вайсом. Каждый надеялся, что его рассказ полностью увлечет доктора и прикует к себе все его внимание. Более того: каждый рассчитывал, что знаменитый эксперт будет говорить с ним достаточно неспешно, так что собеседник сможет ощутить собственную значимость. Вероятно, лишь немногие понимали, что если шестьсот человек зададут по вопросу, а каждый ответ займет хотя бы одну минуту, то на все в совокупности уйдет десять часов, то есть больше, чем длится весь семинар. Возможно, впрочем, что этот факт просто никого не волновал.

Конечно, я тоже входил в число этих наивных людей. И, как и остальные, я чувствовал, что уж мой-то вопрос задать абсолютно необходимо. Так что я ждал подходящего случая, чтобы поднять руку: скажем, естественного перерыва в ходе лекции или момента, когда будет затронута какая-то тема, близкая к моему вопросу. Второй вариант обещал мне много возможностей вклиниться со своим вопросом. Ведь мне пришлось бы начать с краткого описания событий, происходивших со мной, а они имели отношение практически к каждой теме, которую обсуждал доктор Вайс.

Однако он не только не выслушивал вопросы участников — он даже не предлагал их задавать.

Вскоре начался полуденный перерыв. Семинар наполовину прошел, а я все еще не поймал удачу за хвост.

После перерыва доктор Вайс объявил, что собирается провести на сцене показательную регрессию в прошлую жизнь, и сказал, что требуются добровольцы из аудитории. Пятьсот девяносто семь рук взметнулись вверх (трое участников, надо думать, были ещё в уборной). Доктор Вайс сказал, что выберет из аудитории пять человек, которые должны подняться на сцену, а затем проведет с каждым своего рода «глазной тест», чтобы решить, кто подойдет лучше всего. Оставшиеся четверо претендентов отправятся обратно на свои места.

— Один, два, три, четыре, пять... — Доктор Вайс пальцем показал на своих избранников, и они поднялись на сцену. Каждый занял одно из пяти отведенных им мест. Меня среди счастливцев не было.

Мы, оставшиеся, опустили руки и стали взволнованно ждать, что будет дальше... как вдруг доктор Вайс повернулся обратно к аудитории, вглядываясь в нее с таким видом, словно он что-то потерял.

— Вы! — Он ткнул пальцем в толпу. — Вы ведь, кажется, поднимали руку?

Оглянувшись вокруг в поисках того, на кого он указывал, я; понял, что все смотрят именно на меня.

Да, — выпалил я, смутившись и не вполне представляя, что делать и как себя вести. — Но вы ведь уже выбрали пятерых...

— Вы хотели выйти на сцену?

Ну конечно, я этого хотел. Что за вопрос!

— Да, конечно, — ответил я.

— Прекрасно, тогда поднимайтесь, — сказал он.

Слово «самоуничижение» звучит слишком слабо, чтобы передать мое состояние в тот момент. Больше всего мне хотелось спрятаться, забиться в любую щелку, чтобы меня никто не видел и не слышал. Оказалось, что быть одним из пятерых почему-то легче, чем отдельным индивидом, которого таким вопиющим образом выделили из общей массы.

Тем не менее я пошел к сцене. По дороге ощутил несколько дружеских тычков локтем под ребра и перехватил парочку взглядов, полных неприязни; которую смотрящие даже не слишком пытались замаскировать.

Доктор Вайс провел меня вверх на сцену и описал глазной тест, которому собирался подвергнуть каждого из нас. По сути, это был тест на гипнабельность. Нужно было, не двигая головой, посмотреть вверх, а потом медленно закрыть глаза, чтобы доктор мог увидеть «трепетание». По нему он мог наверняка определить, кто легче всего поддается гипнотической регрессии.

Для тех, кто еще не догадался, скажу, что счастливчиком оказался я. Возможно, доктор Вайс знал об этом заранее.

Он усадил меня на табурет, велел закрыть глаза, сделал несколько внушений, а затем спросил: «Что вы видите?»

Я понял, что смотрю сверху вниз на самого себя, хотя глаза у меня закрыты. Я видел смуглую кожу, но иного оттенка, чем моя, — оливковую, как у жителей Средиземноморья. Внезапно я понял, что я — мальчик, который живет в какую-то далекую эпоху где-то в пустыне. Еще я понял, что по нынешним меркам выгляжу старше своих лет. На самом деле, если верить тому, что я сам громко сообщил доктору Вайсу и всем присутствующим, я оказался «мальчиком в возрасте от 12 до 17 лет». Я также описал место, где нахожусь: внутренний двор какого-то громадного здания, украшенного каменными колоннами. Одна из колонн стоит в центре двора. Она настолько высока, что я даже не могу разглядеть вершину. Колонна огромная, диаметром в пять футов. Она так велика, что я могу за ней спрятаться. Кстати, именно это я и делаю в данный момент. Тут изб рта у меня вылетели слова: «Я вернулся в Египет». — А в голове пронеслось: «Боже! Египет! Абсолютно все заявляют, что видят Египет. Может, это игра воображения?» Далее я сказал: «Я живу в доме фараона». (Ну конечно! Как у меня фантазия разыгралась!) «Я — один из ближайших членов его семьи». (Теперь я еще особа царской крови!) «Но по крови я ему не родня». (Полагаю, это значит, что я — Моисей. Неужели я действительно говорю всю эту ерунду?)

История мальчика разворачивалась перед моим мысленным взором. Правдой она была или неправдой, но я не мог ее остановить. Вот я, прячась за колонной, крадучись обхожу вокруг нее, чтобы не попасться на глаза стражнику. Помню, что мне самому такой образ действий казался странным: ведь я, в конце концов, был у себя дома. Но я знал, что моя цель — незамеченным пробраться к лестнице, которая ведет под землю, в помещение, где придворные маги хранят орудия своего ремесла.

Туда не разрешается спускаться никому, в том числе и мне. Маги убеждены в том, что только они умеют пользоваться этими орудиями. Я другого мнения. Я знаю, что я — единственный человек, которые способен воспользоваться колдовскими инструментами, а маги либо сами обманываются на свой счет, либо пытаются обмануть всех остальных.

Еще я знаю, что среди сокровищ подземной комнаты есть золотые скипетры различной величины, некоторые длиной около шести футов. Они увенчаны огромными драгоценными камнями, в частности один в оправе из золотых зубцов. Этот скипетр украшен громадным темно-зеленым камнем — то изумрудом, толи отшлифованным бериллом. Впоследствии еще предстоит узнать на сей счет побольше...

Следующим, что я запомнил, были слова доктора Вайса:

— Отлично, а теперь перенеситесь в конец этого воплощения.

Но я продвинулся во времени несколько дальше. Внезапно понял, что умер и покинул то воплощение. Сознание, которым я обладал в это время, подсказало мне, что сила заключалась вовсе не в скипетрах — она была во мне и сопровождала меня из воплощения в воплощение.

На этом сеанс регрессии закончился. Как и тогда, я не мог сейчас с уверенностью утверждать, что все увиденное не было игрой воображения. Ведь, сидя на сцене я конечно же испытывал потребность придумать нечто такое, что можно рассказать аудитории.

Когда сеанс закончился, многие зрители мне говорили: «Если бы вы наблюдали за собой со стороны, вы бы наверняка знали, что ничего не выдумываете».

Впоследствии доктор Вайс сказал мне, что в ходе регрессии я дал ему информацию, подтвердившую ту, которую он собрался использовать в своей новой книге. По его словам, маловероятно, чтобы я мог знать такие вещи до выхода на сцену.

Мне оставалось только согласиться с ним. И хотя во время самой регрессии у меня не возникло никаких интуитивных ощущений, которые подтверждали бы подлинность моего ответа, могу утверждать следующее: в письменной работе по «египтологии», которую я написал в третьем классе, не было ничего из тех сведений, что я изложил доктору Вайсу.