Научно-практической конференции

Л.А. Максимова^*

Материнство в лагерях ГУЛАГа

В 1935 г. газета "Известия" писала: «Материнство стало предметом исключительного внимания и забот партии, правительства, всех трудящихся. Наши дети – самые здоровые дети, наша молодежь – самая прекрасная молодежь, наша женщина – самая счастливая женщина в мире. Радостным стало материнство в нашей стране»¹.

Женщины, попадавшие в лагерь, квалифицированные как контрреволюционные преступники, члены семей изменников Родины, жены врагов народа и т.д., были лишены семьи и нормального материнства.

Прежде всего свою материнскую безысходность они испытывали от полного неведения о судьбах своих оставленных на воле детей, от невозможности помочь им или изменить ситуацию.

Между тем граждане СССР рождались и в местах лишения свободы. Во-первых, в лагерях рожали женщины, которые были уже беременны во время ареста. И таких примеров тысячи. «Помню: пришла пора родить нашей беременной. Она сидела уже восемь месяцев… ребенок выскочил на колени сидевших на полу женщин»², - вспоминает Н.В. Гранина о событиях, происходивших в Курской областной пересыльной тюрьме.

Женщины-заключенные, осужденные по уголовным статьям нередко рожали ради послабления режима. Воспоминания женщин свидетельствуют, что «…бригады «мамок» работают на два часа меньше других и не на тяжелом труде…»³, а «…с середины 30-х гг. женщин переводили на "легкую работу" за 8 недель до родов и на 4 после родов»⁴. Имея небольшой, по сравнению с политическими женщинами-заключенными, срок, эта категория осужденных считала выгодным рожать детей и, таким образом, на весь свой короткий срок освободиться от лагерных работ⁵. Ж. Росси в своем справочнике указывает, что «…начальство считало, не всегда необоснованно, что некоторые зэчки таили гнусный замысел забеременеть, в связи с чем рассчитывали, пользуясь гуманностью наших законов, урвать несколько месяцев из своего срока и эти месяцы не работать… Поэтому инструкции требовали: "уличенных в сожительстве немедленно разлучать и менее ценного из них отсылать этапом"»¹.

К рождению ребенка в лагере побуждало и желание создать настоящую семью с отцом ребенка после освобождения, и по свидетельству Росси – это были очень дружные семьи. Следует отметить, что многие женщины после освобождения в старую семью уже не возвращались, соблюдая негласный кодекс поведения освободившегося: "Не появляйся!", "Не ломай", Не вторгайся!", "Не мешай жить другим"².

Кроме того, женщины рожали, чтобы избежать одиночества, ими двигало желание испытать чувство материнства. Хотя бы в этом они стремились сравняться с вольными женщинами. Но только в лагере это было унизительно, болезненно, а во многих случаях и просто смертельно, так как за это нередко приходилось платить обжитым местом, а иногда и жизнью.

Многих женщин на сожительство, а вследствие вышесказанного, и на рождение ребенка, толкал голод³. По свидетельству бывшей заключенной Керсновской, среди заключенных "ходила" поговорка "давай пайку – делай ляльку"⁴.

И, наконец, женщины рожали потому, что в лагере их вынуждали к сожительству, насиловали, вследствие чего наступала беременность. «Отцами» таких детей бывали как заключенные, так и надзиратели, конвоиры и даже начальство.

Половые связи с заключенной женщиной формально были запрещены⁵. За связь с ней строго наказывали. Согласно лагерным инструкциям, если была замечена связь между конвоиром или вольнонаемным мужчиной и женщиной-заключенной - конвоира и вольного переводили на другую работу. Если же обнаруживалась связь между заключенными мужчиной и женщиной – мужчину отсылали в штрафной лагпункт. Женщину в любом случае отправляли на общие работы.

Нельзя не отметить, что пока (до 1948 г.) зоны были смешанные, детей было мало, а когда в 1948 г. были разделены, дети "посыпались как горох". Так происходило потому, что раньше существовала как бы "лагерная семья" (мужчине была небезразлична судьба женщины, с которой он тайно сожительствовал в лагере), то теперь возможность стабильных связей была потеряна. Женщина стала рассматриваться как вещь для удовлетворения естественных потребностей, и мужчине стало безразлично, что с ней будет дальше. «Одного только не смогли уничтожить: полового влечения. Несмотря на запреты, голод и унижения, оно жило и процветало гораздо откровенней и непосредственней, чем на свободе. То, над чем человек на свободе сто раз, может быть, задумался бы, здесь совершалось запросто, как у бродячих кошек. Нет, это не был разврат публичного дома. Здесь была настоящая "законная" любовь: с верностью, ревностью, страданиями, болью разлуки и страшной "вершиной любви" – рождением детей. Прекрасная и страшная штука – инстинкт деторождения. Прекрасная, когда все условия созданы для принятия в мир нового человека, и ужасная, если еще до своего рождения он обречен на муки. Но люди с отупевшим рассудком не очень задумывались над судьбой своего потомства. Просто до безумия, до битья головой об стенку, до смерти хотелось любви, нежности, ласки. И хотелось ребенка – существа родного и близкого, за которое не жалко было бы отдать жизнь.»¹

Ко всему вышесказанному следует добавить тот факт, что 27 июля 1936 года было введено наказание за аборт в виде лишения свободы сроком не менее года². Но, несмотря на это, например, на Колыме, аборты женщинам делали с разрешения администрации, так как дети в лагере были нежелательны³.

За месяц до родов женщину этапировали в другой лагпункт, где есть лагерная больница с родильным отделением. После родов мать отправляют в "мамочный" лагерь. А бывало и по-другому. Воспоминания бывших заключенных свидетельствуют, что беременную женщину сразу же, как только был виден ее живот, отправляли как провинившуюся в специальный женский лагерь, где все работают только на общих работах, на лесоповале; родившиеся дети почти не выживали¹. Или, к примеру, в Джезказганских лагерях матерей с детьми специально отправляли в лагеря с "дурной молвой", где многие своих детей вскоре "теряли"².

В основном, детей на время вскармливания держали рядом с матерями. В "мамочном" лагере условия содержания были намного лучше, чем в общих лагерях. Здесь матери жили и работали, но кормящая мать первый год имела некоторые преимущества – через каждые 3, а затем 4 часа, происходило кормление. Частым явлением были случаи, когда "мамки"-уголовницы после родов ни разу не приходили к своим детям.

Лагерную администрацию не устраивали потери рабочих человеко-часов на производстве из-за длительного кормления³. Поэтому перерывы на кормление всяческими путями стремились сократить. В Казахстанских лагерях детей сразу после рождения отбирали у детей, а матерей отправляли в общий лагерь⁴.

На лагерных детей распространялись "законы о детях", так как по закону они считались свободными, а не заключенными: отпускались средства на оборудование, снабжение, лекарства и прочее по нормам детских учреждений⁵. На рожденного живого ребенка мать получала единовременно несколько метров портяночной ткани, ребенку давали детский паек (по нормам вольных детей), а матери – "мамский". Но в отличие от вольных детских учреждений, обслуга "лагерных" детей набиралась из лагерного контингента, без оплаты⁶.

После родов дети находились уже не в больнице, а в детгородке или "доме малютки" – своеобразном детском доме на территории лагерной зоны или за ней. Детгородок – это выделенная зона, в которой содержались кормящие матери с детьми или только дети, к которым в установленное время конвой приводил матерей для кормления⁷. Из-за скудной пищи и тяжелой работы у многих женщин пропадало молоко⁸. Редкостью были случаи, когда мать кормила грудью дольше 2-3 месяцев¹. Почти всех детей сразу после рождения переводили на искусственное питание². Няни были в основном из заключенных. Некоторым "мамкам" удавалось устраиваться нянями в детгородок, чтобы быть рядом со своим ребенком и заботиться о нем. Был случай, когда с Карабаса (Карлаг) выслали религиозных женщин в детгородок ухаживать за лагерными детьми, а женщин с вензаболеваниями на Каспай, штрафной участок Долинки. В дороге телеги перепутали: сначала спохватились, хотели поменять, а потом решили оставить все как есть³. Известны случаи, когда "мамки" расправлялись с нянями, плохо ухаживающими за детьми⁴. В директивах политотдела Воркутинского ИТЛ отмечен факт рукоприкладства по отношению к заведующей яслями⁵. В некоторых лагерях "мамкам" разрешали на ночь оставаться вместе с детьми⁶. После окончания периода кормления, матерям больше не давали видеться с ребенком, поэтому некоторые женщины рожали вторично, чтобы увидеть первого ребенка, третьего, чтобы увидеть двух первых⁷. На старый лагпункт, к своему "лагерному мужу", женщина, чаще всего, уже не возвращалась, и отец вообще никогда не видел своего ребенка.

Детские зоны были почти во всех женских лагерях. В 1930-е годы в ведомстве НКВД находилось 90 детских домов для лагерных детей⁸. На территории Республики Коми дома младенца были почти во всех лагерях. С 1938 г. дом младенца существовал в Кедровом Шоре и вначале был рассчитан на 39 детей, в 1946 г. их было уже 45⁹. По данным на осень 1949 г. здесь находилось около 100 детей, на 8 июня 1950 года – 94 ребенка¹⁰. В 1944 г. в Печжелдорлаге было 2 Дома младенца, которые затем перешли к Печорскому лагерю¹. В 1953 г. в Доме младенца при сельхозе–лагпункте Красный яр (лаготделение № 6) на 350 детей содержится 68 детей, а в аналогичном заведении в Межоге – 51 ребенок². Лагерные детские дома были в Кылтово³, Кожве, Ыджыд-Кырте, Вожаеле⁴, в 1953 г. два Дома младенца существовали в Ухтижемлаге⁵.

На 26-ой точке Акмолинского отделения Карлага детдом находился на территории лагеря. Это был одноэтажный дом, комнаты девочек и мальчиков были разделены. Детям полагались усиленные детские пайки, которые им доставались далеко не всегда. Их обслуживали женщины заключенные⁶. Поскольку с детьми никто не занимался, их развлечения ограничивались наблюдением за «лошадкой, вывозящей мертвых, за собаками, охраняющими лагерь, за воробьями»⁷.

В лагпункте "Явас" Темниковского лагеря в спецотделении для "жен" были ясли для детей заключенных, так как женщин с детьми было много. Поскольку в лагере существовало швейное производство - у детей было достаточно белья и теплых одеял. Матери здесь находились на привилегированном положении: они не работали в ночную смену, очень много гуляли с детьми, любая из них могла подержать ребенка на руках, походить с ним. По сравнению с другими лагерями это являлось небывалым послаблением. Дети бегали по зоне свободно. С большим трудом добились, чтобы детей вывели погулять за зону – дети, увидев "голых" поросят (а на картинках они нарисованы одетые), стали истерично смеяться. От этого шока они отошли не сразу, и в дальнейшем было запрещено осуществлять такие прогулки⁸.

Многочисленные проверки из Центра фиксировали ужасающие условия содержания детей в детских лагерных заведениях Проверка, проведенная в марте 1947 года в Кедровом Шоре, показала, что младенцы содержались в недопустимых условиях: дома нуждались в срочном ремонте, территория захламлена, изгородки поломаны, не было игровых площадок и детских игрушек, очень мало детской мебели. Вследствие антисанитарных условий дети часто болели¹. В одной из детских зон Усть-Вымлага на группу из 17 детей была одна няня. Было выявлено плохое отношение к детям, так, например, мыли детей ледяной водой².

Отдельно следует сказать о Колыме. Все бывшие заключенные отмечают, что кормили детей хорошо, но дети были недоразвиты. В детгородках с детьми никто не занимался, и многие из них в 3-4 года, отправляясь на "материк", не умели разговаривать. В общении детей преобладали нечленораздельные вопли, несвязные слова, мимика, драки³.

Отличительной чертой "лагерных" детей от "материковых" было то, что почти никто из них не знал слова "мама".

По данным санитарного отдела лагерей ГУЛАГа наиболее распространенными болезнями среди детей были: корь, скарлатина, дифтерия и воспаление легких⁴. В детских домах не было соответствующего медицинского обслуживания. Если врач и был, то не педиатр. Не было необходимых лекарств, медикаментов, лагерная медпомощь была не приспособлена для детского возраста. Поэтому очень трудно было спасти детей во время эпидемий, и в эти периоды уровень детской смертности был наибольшим⁵.

Материнство в лагере было сопряжено с большим риском для жизни и женщины, и ребенка. Большей частью оно являлось результатом принудительного сожительства, хотя были случаи и намеренной беременности. В любом случае, у бесправных вдвойне женщин–заключенных (во-вервых - незаконно осужденных государством, во-вторых – терпящих произвол в лагере со стороны мужчины) ребенок в лагере становился желанным. Материнство давало им «второе дыхание», появлялся смысл жизни, вспыхивала угаснувшая надежда на нормальную жизнь. Условия лагерной жизни были менее всего пригодны для детей. Природное чувство заботы о потомстве помогало им выжить и ощутить свою социальную женскую роль. По-своему это материнство тоже было счастливым, но по иной, лагерной шкале ценностей.

Ответственные редакторы

Компьютерный макет М.В. Гиенко

Гарнитура Times new Roman. Бумага офсетная. Формат 60х84/16. Усл.-печ.л. 16,6. Уч.-изд.л. 17.

Заказ № 75. Тираж 130 экз.

РИО СыктГУ