Нелли Ваккер
Два родных языка
Жизнь меня одарила!
Я с самого детства
два родных языка
получила в наследство.
На одном изъясняюсь
с домашними я –
на другом говорит
вся Отчизна моя.
Звуки двух языков
в мою душу вливались
с молоком материнским,
и в этом сказалась
суть той жизни,
которую я обрела
и с которой я в светлом
доверье жила.
Как хочу я, чтоб трепетно,
в каждой строке,
отзывалось на том
и другом языке
двух моих языков
двуединое слово!
Мое сердце волнует
все снова и снова
та мелодия
с детства знакомых стихов,
что звучала мне музыкой
двух языков,
разносясь под просторами
неба родного.
Я сквозь дым лихолетий
ее пронесла –
та мелодия сердца
была мне мила,
потому что всегда –
моя жизнь в той порукой!–
мне служила она
и сестрой, и подругой!
Перевод с немецкого Б. Пчелинцева
Герберт Генке
Чувство родины
Береза на экваторе…Она
окажется, как говорят, «в загоне»:
береза – будь там круглый год весна, -
захочет жить по северным законам.
По осени наряд свой приберет,
а по весне – опять зазеленеет.
Нет, прелести тропических широт
ей не по нраву. Север ей милее.
Тому, кто хочет свой покинуть дом,
подумать не мешает о березе.
Она ему поведает о том,
как на чужбине сердце жгут морозы.
Перевод с немецкого Б. Пчелинцева
Эльза Ульмер
Пусть будет стих, как черный хлеб, -
простым: «пшеничным», безыскусным,
пусть теплым будет, и еще –
конечно, пусть он будет вкусным!
Пусть хлебороб, устав от дел,
потягивая чай с вареньем,
заглянет в сборник мой и вслух
прочтет мое стихотворенье.
И пусть покажется ему:
слова в стихе – литые зерна.
Пусть скажет про себя: «А что? –
читать такое не зазорно!..»
Укажет темы для стихов
палитра каждодневной жизни –
твой сын, твой край, твой отчий дом,
твоя – моя с тобой! – Отчизна…
И потому пусть будет стих,
как наш насущный хлеб, – пшеничным.
Пишу об этом потому,
что это мне не безразлично…
Перевод с немецкого Б. Пчелинцева
Роза Пфлюг
С людьми делюсь –
тем, что имею.
Я по-другому не умею.
Свое добро не берегу:
я по-другому не могу.
Когда пожалует к кому-то
в недобрый час душевной смуты
беда, – на помощь я иду:
вдруг ту беду я отведу…
Кому случится заблудиться, –
в мое окно пусть постучится,
ему я двери отворю,
приветно с ним заговорю.
Жила бы только в нем душа –
все, до последнего гроша,
отдам. И буду рада, ибо
услышу тихое: «Спасибо!..»
Перевод с немецкого Б. Пчелинцева
Герман Арнгольд
Сказание о лучковой пиле
Ты пили, пили сосну другую…
и звени, звени, моя пила,
пой о том, как ты красу такую
истребить безжалостно смогла.
Пой, пила, про скорби и печали,
пой про боль жестокую свою.
Пой о том, как на глухом Урале
жизнь младую губят на корню.
Ну, еще, еще одно усилье.
Спой о том, как дивный лес зажух,
как мы все от тяжкого насилья
Без вины испустим скоро дух…
* * *
Валка леса в дни войны на Каме…
Гибнут, гибнут наши немцы там.
Видит лес со скорбью и слезами
много тысяч жертв, трагедий, драм.
Стонут сосны, множа кубометры,
что нужны для страждущей страны.
До темна учитель Вилли Петерс
Валит лес, не разогнув спины.
Мир, победа так ему желанны.
И звенит, звенит пила в тайге.
И ложатся сосны, бездыханны,
как его собратья по судьбе.
Враз сковало стужей ноги, руки.
Все пути к надежде замело.
Но пила звенит, и эти звуки
вносят в сердце грезы и тепло.
* * *
В дыры бот мороз вошел свободно,
тощий ватник выбросить пора.
Но в тайгу сгоняют их, голодных,
хоть трещат жестоко холода.
Их кругом считают за фашистов.
«Ну, давай, собака», – шеф орет.
В теплой шапке и тулупе чистом
гаркнет так, что вся тайга замрет.
* * *
Гибнут, гибнут сотни трудармейцев.
Каждый день болезнь кого-то ждет.
Нет, не вши уносят в землю немцев.
Губит их всесильной власти гнет.
Жизнь копейки ломаной не стоит.
Все пропито: правда и добро.
Власть на месте горе им утроит.
Здесь царят убийства, смерть и зло.
Мрут в тайге, как мухи в стужу, массы.
Слышишь бунта шум из-под земли?
Это жертвы сталинских репрессий,
те, что в грунт таежный полегли.
* * *
Петерс болен. Сердце бьется глуше.
Мстит жестоко зло тому добру,
что когда-то сеял Вилли в души.
А теперь слабеет он в бору.
Грезит он победный залп услышать.
Только тише песнь пилы на тон.
Пилит, пилит он, мечтая выжить,
Но в ушах стоит могильный звон.
* * *
Ночью он распух. Уже не встанешь…
Но его сорвал с палатей крик:
«Эй, собака, дрыхнуть только знаешь!», –
утащили в карцер в тот же миг, –
«Чтоб им сдохнуть всем на месте прямо.
Саботажи каждый божий день…
Посиди, учитель, в темной яме,
поумнеешь на водичке, пень».
Через трое суток он отпущен.
Как его охранник зол и туп!
Вилли рубит, рубит веток гущу…
Вдруг упал на землю хладный труп.
Вилли нес всю жизнь добро народу.
И всегда в душе поэтом был
и мечтал увидеть он свободу,
но судьбу невинных разделил.
* * *
Станет лес Уральский заповедным.
Пой же песню, серая пила,
чтобы небо веры было светлым,
чтобы роща радостей цвела.
Знаешь песен ты и арий много.
Пой же, пой, уставшая пила.
Пой же так, чтоб долгая дорога
К милосердью души привела. Перевод с немецкого Т. Басалаевой Март 2010 г.
1. Наша страна. Журнал, №3, 1938, стр.8-13. “Немцы Поволжья”, автор: Ф. Пудалов.
2. Neues Leben. Газета. Публикации разных лет. Авторы: Э. Шмидт, А. Фитц, Т. Горчанюк, Ф. Лоренш, Г. Гроут, В. Вайц, А. Крайцер, И. Браун, Э. Айрих.
3. Wiedergeburt. Газета, №№15,16, 1997 г. Автор: Э. Бернгардт.
4. А. Солженицын. Архипелаг Гулаг, т.3, гл.4 «Ссылка народов».
Достарыңызбен бөлісу: |
