Нижний Новгород, 2005 год



бет16/27
Дата07.07.2016
өлшемі2 Mb.
#183980
түріКнига
1   ...   12   13   14   15   16   17   18   19   ...   27

13. В операции «Кутузов»



«В третий раз он умер под Курском,

Когда мы им хребет ломали.

…Мы в тени сожженного тигра

Умирающего положили.

Привалившись к земле щекою,

Он лежал и упрямо слушал

Уходивший на запад голос

Своего последнего боя…»

Константин Симонов
Стояло жаркое лето 1943 года. На фронтах — обманчивая тишина. По обе стороны линии фронта шла напряженная работа по подготовке к новым боям. 137-я стрелковая дивизии, входившая в состав 42-го стрелкового корпуса 48-й армии Центрального фронта стояла во втором эшелоне в районе села Алексеевка и Корсунского леса. Тысячи людей жили ожиданием предстоящих боев и готовились к ним ежедневно и ежечасно…
Зайцев Г. А., начальник штаба 17-го артиллерийского полка, полковник в отставке:

— Накануне Курской битвы я был помначштаба полка и особенно ощутил тщательную подготовку к встрече врага. Огромную организаторскую работу проводили штабы. Я хорошо помню командующего артиллерией дивизии полковника Яворского, это был человек прямой души, отважный, требовательный Сколько всеми штабами было подготовлено различных вариантов боевых действий, сколько наши артиллеристы подготовили различных запасных, ложных, временных позиций — горы земли перекидали. Боевая учеба в эти дни была особенно напряженной…

Грищишин А. В., начальник штаба 409-го стрелкового полка, майор в отставке:

— Наш полк после зимнего наступления был изрядно потрепан, поэтому пришлось проделать большую работу по повышению его боеспособности. После перехода полка к обороне в районе деревни Медвежка был уточнен рубеж обороны, и подразделения полка приступили к его оборудованию. В этом деле кроме командира полка и комбатов много поработали штабисты капитаны Пименов, Веленец, начальник инженерной службы капитан Михеев, начальник связи капитан Тезиков, начальник химслужбы старший лейтенант Савельев и особенно начальник артиллерии полка майор Мельник. Мы все время совершенствовали оборонительный рубеж, одновременно пополнялись личным составом, боеприпасами, вооружением, продовольствием. Здесь много сделал заместитель командира полка по тылу капитан Пустовойт. У нас в полку за небольшим исключением офицеры были все зрелые и боевые. Вновь прибывшие быстро находили свое место и не уступали старым. Командиры батальонов все были тактически грамотны, умели организовать тот или иной вид боя и провести его. Самым серьезным, выдержанным и боевым считал и считаю комбата-1 капитана Михайлова. Не уступал ему и старший лейтенант комбат-3 Сиряков. Капитан Комкин, комбат-2, тоже лично много внес в наши победы, комполка майор Гребнев его особенно любил. Моральное состояние солдат и офицеров после поражения немцев под Москвой и Сталинградом было крепким и очень высоким…

Ладутько Ф. Ф., первый помощник начальника штаба 624-го стрелкового полка, майор в отставке:

— Эти месяцы в обороне были полностью отданы подготовке к боям. Дивизия получила пополнение, предстояло его обучить, ведь требовались не только пехотинцы, но и связисты, минометчики, пулеметчики, артиллеристы. Учились все — от командира взвода до командира дивизии. В штабах отрабатывались вопросы взаимодействия частей и десятки других вопросов, пока позволяло время. Командиром нашего 624-го стрелкового полка был назначен подполковник Сущиц, начальником штаба был майор Бешкок. Это были всесторонне подготовленные командиры. Часто приходилось контактировать с новым начальником штаба дивизии полковником Тарасовым, это был энергичным и умный человек. Хорошо помню начальника оперативного отдела штаба дивизии Валентина Ивановича Вольхина. Умный, спокойный, умел хорошо и быстро довести решение командира до полков. Как штабной офицер это был идеал. Его очень ценило командование. Помощником у него был капитан Николай Иванович Пизов.

Дивизия — это огромная машина, без четкой работы штабов хорошо воевать она не может. Штаб полка, например, готовил решения на ведение боя, планирование огня, контролировал подготовку батальонов, выход на рубежи, занимался организацией НП и КП, обеспечивал связь, питание боеприпасами и продовольствием. Штаб полка должен следить за всеми изменениями в ходе боя, докладывать об этом командиру, держать связь с соседями и со штабом дивизии, вызывать огонь приданных средств, вести разведку, вовремя подбрасывать людей для закрепления захваченного рубежа. В обороне руководили боевой подготовкой, следили за рытьем окопов и блиндажей, в наступлении ночью должны были проверять батальоны, руководить отправкой раненых, похоронами убитых и была масса других дел…

Тарусин Г. П., командир батальона 624-го стрелкового полка, майор в отставке:

— Целыми днями мы усиленно занимались тактикой со стрельбами из всех видов оружия. Солдаты проходили обкатку танками, то и дело пешие переходы со всем снаряжением. Было очень тяжело физически. Запомнился мне такой случай. На марше батальона я заметил слезы на глазах у одного молодого солдата, несшего за спиной ротный миномет. Когда я спросил его, в чем дело, то оказалось, что его помощник затерялся где-то в колонне, и он вынужден нести миномет один, без смены, очень устал. Я приказал временно положить миномет на повозку. В батальоне была в основном молодежь, и привыкать к службе ей было трудновато. Запомнился и смешной случай на этих учениях. Однажды, в знойный полдень, лейтенант Храмов проводил со своей ротой разбор занятия. Подойдя к строю роты, я при беглом осмотре внешнего вида солдат заметил на ногах у одного из них вместо ботинок … валенки. С лица его градом катился пот. На мой вопрос, почему он не по форме одет, солдат дал объяснение на казахском языке. Не поняв его, я попросил стоявших рядом солдат перевести. Один из солдат поднял руку, и с трудом подбирая слова, сказал: «Он одел валенки потому, что у него ботинки хреновые». Последнее слово перевода было произнесено совсем уж в нецензурной форме и поэтому оно меня сильно ошарашило, а у солдат вызвало взрыв хохота. Чувствуя, что это была не хулиганская выходка, а просто низкая квалификация «переводчика» — самоучки, я его только поправил…

В то время довольно часто проводились совещания то у командира полка, то у командира дивизии. Поэтому я хорошо запомнил комдива полковника Алферова. Это был человек твердый, спокойный, уверенный. Хорошо запомнил слова нашего командира полка подполковника Сущица: «У организованного человека завтрашний день начинается сегодня вечером». Но вот я не разделял с ним его любви к строевой песне «Как дралися мы с поляком от рассвета до темна», которую он, приходя в батальон, приказывал петь на строевой подготовке, временами сам с восторгом шагая в ногу с солдатами. Должно быть, это было связано у него с какими-то воспоминаниями о гражданской войне…
В период затишья и подготовки к новым боям в дивизии развернулась огромная партийно-политическая работа. Полковник Айзенштат и сменивший его на должности начальника политотдела дивизии подполковник Лущинский были опытными и грамотными, политработниками, окончившими Военно-политическую Академию. Они умело организовывали политработу во всех ее звеньях, опираясь на большой: отряд коммунистов дивизии. Заместителями командиров полков по политической части в этот период были опытные боевые политработники майоры Корчевный, Елесин, Соболев, и Старовойтов. Политотделу дивизии приходилось решать одновременно несколько задач, направленных на обеспечение боеспособности дивизии. Предстояло в кратчайшие сроки восстановить ротные парторганизации, подготовить к вступлению в партию в комсомол сотни новых солдат. С марта 1943 года в кандидаты и члены партии было принято 950 лучших солдат и офицеров. Парторганизация дивизии была сильна, как никогда. В дивизию пришло большое пополнение, в основном из Средней Азии, это создавало дополнительные трудности для политработы. Под строгий партийный контроль была поставлена вся боевая учеба, изучение оружия. Ежедневно проводились политинформации, доклады о международном положении, беседы с бойцами. Значительно улучшила свою работу газета дивизии, которая продолжала воспитывать личный состав на лучших традициях дивизии и примерах героизма…
Ермолаев Я. В., помощник начальника политотдела по комсомолу, полковник в отставке:

— Составной частью политработы была и комсомольская работа. Большую помощь нам оказывали начальник политотдела полковник Лущинский, его заместитель майор Панов, инструктор политотдела майор Павлов, секретарь парткомиссии майор Турецкий, агитатор политотдела горьковчанин капитан Архипов. К началу наступления во всех подразделениях были созданы крепкие комсомольские организации. За год, с июня 1942 по июль 1943 мною было выдано лучшим молодым бойцам более 700 комсомольских билетов. Прием в комсомол проводился прямо на переднем крае, там же и вручали комсомольские билеты. Как не вспомнить комсоргов полков лейтенантов Кабанова, Пилипенко, Горчакова, Панина, Черкашина — всегда с солдатами на передовой. Надо отдать им должное: они пользовались в полках большим уважением. Все они были, несмотря на молодость, с большим фронтовым опытом, участники многих боев. Я до сих пор жалею Дмитрия Кабанова, скончавшегося от тяжелой раны в боях под Жлобином. Это был исключительно смелый человек, умел расположить к себе бойцов и настроить их на бой, и сам всегда был впереди. К началу Курской битвы в дивизии было около полутора тысяч комсомольцев, это не мало, если учесть, что многим солдатам было за 30 лет. Очень много сделали комсомольцы дивизии по воспитанию пополнения. Многие из бойцов были нерусской национальности, и пришлось немало потрудиться, чтобы они быстро вошли в коллектив и научились воевать. Дивизия наша считалась Горьковской, мы часто получали письма, подарки из Горького, да, я думаю, и горьковчане могут гордиться дивизией…
В мае 1943 года в дивизию с пополнением прибыло большое число лейтенантов из Смоленского пехотного училища. Более 20 человек из них были горьковчане — 19-летние парни, командиры взводов. Земляков хорошо встретили, и они быстро вошли в дружные коллективы рот и батальонов. Немного уже в дивизии оставалось горьковчан, и это пополнение было особенно дорого…
Арбузов А. В., командир роты связи 624-го стрелкового полка, майор в отставке:

— Прошел почти год, как я прибыл лейтенантом в роту связи, и, вспоминая о войне, в первую очередь вспоминаю тех, с кем воевал бок о бок, с кем делил радости и горе, прежде всего радистов, телефонистов, посыльных, командиров. Командиром нашего батальона в 1942-м начале 1943-го года был капитан Полянский, комиссаром лейтенант Алексеев, он погиб на Десне в сентябре 1943-го. Начальником штаба был лейтенант Четыркин, он был убит в октябре 1943-го года. Начальником связи полка был капитан Падалка, командиром роты связи капитан Куликов, зам командира роты старший лейтенант Фишбейн, командирами взводов мои однокашники по учебе лейтенанты Яковлев и Зеленов — он погиб в 1943-м году. Командирами взводов связи в батальонах были лейтенанты Рожнов и Попик — он пропал без вести в марте 1943. Из солдат и сержантов запомнились неунывающие телефонисты Сидорчук, Засорин, Крапивин, Пастухов, радист сержант Мелюшковский. Хорошо помню начальника радиостанции сержанта Ефанина, он был ранен, но еще потом долго воевал и был участником Парада Победы. Помню командира отделения бывшего учителя из Кировабада Мамедова, он был убит при исправлении линии. Много я на фронте встречал хороших людей, но этот особенно мне запомнился — исполнительный, храбрый, удивительно отзывчивый. Во многих боях отличились начальник радиостанции командира батальона старший сержант Устинов, сержанты Кретов, Парцевский, Санин, Афанасьев, Зуев и Качалов старшина Баев и многие другие. Командир радиовзвода старший лейтенант Широков был ротным «Василием Теркиным» — там, где он — всегда шутки и смех, и в то же время он был смелым и требовательным командиром…

Качкалда В. И., начальник связи дивизии, полковник в отставке:

— В первые дни войны из-за отсутствия связи наши войска на многих участках фронта не имели управления, из-за незнания боевой обстановки, особенно разведданных о противнике, несли ненужные потери. А порой в панике оставляли свои рубежи или попадали в окружение. К радиосвязи в 41-м году относились с пренебрежением, хотя все части ее имели. Офицеры всех рангов тогда не умели пользоваться радиосвязью, боялись ей пользоваться. Постепенно положение стало меняться к лучшему. Хорошо помню, что начальник оперативного отдела штаба дивизии подполковник Вольхин отлично знал радиосвязь, уверенно ей пользовался. На его рабочем месте всегда была развернута карта с боевой обстановкой, а по бокам — телефон и рация. В жаркие минуты боя он почти не отрывал трубку от уха, а если связь прерывалась, брал у Кулишова трубку радиостанции, сам вызывал нужного корреспондента и вел переговоры. Он знал, как связываться с любым корреспондентом через обходные линии связи, порой даже подсказывал телефонистам, как это делать. В его рабочей папке всегда были радиоданные всех радиосетей дивизии и армии. Он и сам умело работал на рации. С 43-го года основными средствами связи до штабов частей и их НП была радиосвязь, обеспечивающая надежное, круглосуточное управление. Многие командиры частей и их офицеры штабов в совершенстве овладели рациями, порой даже пренебрегая телефонной связью.

В ходе боев многие связисты не только обеспечивали связь, но часто вступали и в схватки с противником. Только за лето 44-го связисты дивизии убили 9 вражеских офицеров, 96 солдат, взяли в плен 160 фашистов.

К концу войны более 400 солдат и офицеров-связистов были награждены орденами и медалями, в том числе медалями «За отвагу» — 184 человека.

Баев Н. В., радист роты связи 624-го стрелкового полка:

— Видеть сражения мне доводилось редко, потому что сидел в блиндаже за рацией. Больше приходилось слышать из уст начальства нервозные приказы, да отстукивать морзянку, принимать шифровку в наушниках. Комбаты не любили вести переговоры шифром, а предпочитали телефонный разговор с трехэтажным предисловием. Командир полка или начальник штаба часто хватали микрофон и кричали трехэтажным, когда мазали артиллеристы или летчики. Частенько командиры полка Сущиц и Громов таскали меня с рацией на горбу на передовые позиции, а с Громовым, был случай, однажды даже заменяли погибший пулеметный расчет.

Сидеть у рации приходилось по много часов, пока длится бой. Работать было интересно, но и напряжение было очень большое. Радистов не хватало, и начштаба Бешкок нас всегда оберегал, как мог, и заботился по-отечески. В помощники давали штатных телефонисток, но они могли только следить за эфиром, когда меня сон сваливал с ног. Морзянку они почти не знали, кроме позывного. Позывные же меняли через сутки по указанию штаба дивизии. У каждой рации была своя рабочая волна. Мы знали, на какой волне работают не только рации нашей дивизии, но и соседей, и приданных частей. На одной волне работало до десятка раций, не считая немецких трещоток. Из всего этого хаоса надо было знать почерк своего корреспондента. Рации РБ и РБ-м были слабенькие, немецкие мощнее наших, и давили нас, как могли. У немцев хорошо работала пеленгация, наши радиоточки щелкали, как орехи, особенно в батальонах, чьи командиры не соблюдали краткость переговоров и гибли вместе с радистами. Чем меньше торчишь в эфире, тем больше шансов уцелеть. Мы часто перехватывали немецкие радиосообщения, и наш шифровальный отдел их мастерски расшифровывал. Под Бобруйском я перехватил, видимо, важное сообщение, за что был награжден медалью «За отвагу» (всего у Николая Баева три медали «За отвагу» — авт. )…

Жуликов. В А.:

— После напряженного труда на передовой нам давали и возможность отдохнуть. Приезжали концерты, в которых участвовали и лучшие артисты страны, например, Сергей Балашов, бас из Киева. Приглашали батальоны, прямо с оружием, на поляны и там выступали артисты. По вечерам играл духовой оркестр, сначала было так непривычно слушать музыку… Офицеры и мы, солдаты, танцуем. Как всегда, мой партнер Антоша Савченко, радист. Грустим о несостоявшейся молодости, о своих первых, уже таких далеких поцелуях…

Криворучко В. В.:

— Кто-то умный придумал, чтобы вели переписку с тыловыми девчатами. Письмо большая радость, особенно когда нет никого знакомого. Повар Спирин, из Ивановской области, знал адрес текстильного комбината, а там ведь тысячи девушек. Так вот что Спирин придумал: переписал тайком всю батарею и послал туда адреса. Написал, что вот, бойцы немцев бьют, но во время затишья скука. Курить надоедает, сказки пересказали вдоль и поперек, газеты прочитываем от корки до корки, короче — надобно стахановок. Когда с тыла каждому бойцу посыпались письма, все были озадачены. Особенно смеялись, когда 40-летнему пишет 17-летняя: «Товарищ боец, будем знакомы, и впредь будем писать друг другу письма». Многие переписывались по три года. Когда я в госпитале оказался без ног, то написал своей: «Скоро выпишут. Ты, дорогая, придешь ли на вокзал меня встречать?». Ответила сначала, что стесняюсь, а потом как разрыв снаряда: «Еду!»…
С каждым днем чувствовалось приближение новых, решающих боев…
Артюгин Н. В., начальник штаба 771-го стрелкового полка, полковник в отставке:

— Второго июля мы получили телеграмму за подписью Сталина, где говорилось, что в ближайшие 3—4 дня на Орловско-Курском направлении противник перейдет в наступление. Эти дни были мучительны своим ожиданием шквала огня. Почти все не спали. А на фронте так тихо, будто не было войны. В два часа ночи раздались мощные артиллерийские залпы, потом мы узнали, что это была наша артподготовка по местам скопления противника…
На рассвете 5 июля тишина на фронте раскололась грохотом десятков тысяч орудий. Гитлеровцы начали наступление в районе Курского выступа — стратегическую операцию «Цитадель» На Центральном фронте главный удар они наносили в полосе нашей 13-й армии. 137-я стрелковая дивизия полковника Алферова находилась всего в 30 километрах от мест решающих боев. Несколько дней полки дивизии, все 6 тысяч человек личного состава жили в напряженном ожидании. К 11 июля в результате исключительно стойкой обороны наших войск операция «Цитадель» потерпела крах. 12 июля по плану «Кутузов» в наступление на Орел с севера и востока перешли Западный и Брянский фронты. 15 июля начали наступление и войска Центрального фронта под командованием генерала Рокоссовского.

137-я стрелковая дивизия в составе 42-го стрелкового корпуса получила приказ форсировать реку Неручь и овладеть станцией Змиевка. Это был важнейший опорный пункт гитлеровцев южнее Орла.

За длительный период затишья гитлеровцы сумели подготовить здесь прочную оборону. Но и мощь наших войск значительно возросла. Так 137-й стреловой дивизии в дни наступления были приданы 20-я артиллерийская бригада, 45-й танковый полк, три минометных полка, 37-й полк «Катюш», 38-й истребительно-противотанковый полк. Тыл давал технику в достаточном количестве, и это существенно облегчало наступление.

По приказу командующего 48-й армией части дивизии в ночь на 21 июля совершили марш и сосредоточились на рубеже Малая Самарка, Ржавец, Протасово…


Тарусин Г. П., командир 2-го батальона 624 стрелкового полка, майор в отставке:

— В те дни длительного затишья атмосфера была, как я сам это чувствовал, тревожной, усиливалось предчувствие каких-то больших перемен. За несколько дней до наступления нашему полку было приказано заменить находящуюся в обороне какую-то другую нашу часть. Мы ночь и день знакомились с системою обороны этой части, и, когда поздно вечером я вернулся в свой батальон, то едва держался на ногах от усталости и сразу лег спать. Вскоре меня разбудил посыльный, и дал прочитать приказ командира полка. Сколько времени со мной мучился посыльный, я не знаю, смутно помню и догадываюсь, что ему без конца приходилось встряхивать меня ото сна, просить прочитать приказ и расписаться. Через некоторое время, на рассвете, в землянку вошли начальник артиллерии полка капитан Кавалерчик и зам. командира полка, фамилию его уже не помню. Спросили меня — готов ли батальон к выступлению. Здесь меня охватило чувство тревоги, я никак не мог вспомнить — о чем был приказ командира полка. Помнил смутно, что в начале его давались сведения о противнике, а остальное заспал. Видимо взгляд у меня был вопросительный, вид растерянный. Сразу же дали приказ построить батальон и поставить задачу на наступление, вернее на движение в район прорыва немецкой обороны.

Помнится измятое танками поле, запах гари, движение навстречу машин с ранеными. Запомнилось, как с грозным гулом пролетели на запад наши бомбардировщики, единиц пятьдесят, стороной шли танки, это поднимало наше настроение, уже чувствовалось, что сейчас не 41 год. Шли мы по пыльной дороге, через поле гречихи. Был тихий июльский теплый, вечер. Солнце опускалось к горизонту, воздух был наполнен какой-то приятной ласкающей истомой, поле и обочина дороги пестрела цветами. А вдали были видны и слышны частые разрывы снарядов. Впереди шел бой, и было такое чувство, что сейчас произойдет что-то страшное и неотвратимое. С наступлением темноты командир полка собрал нас в какой-то роще и отдал приказ на утреннее наступление. С рассветом все подразделения батальона были в исходном положении на своих местах…
Батальоны капитанов Огурцова, Тарусина и Лагодного 624 стрелкового полка подполковника Сущица должны были с боем форсировать реку Неручь и овладеть селом Васильевка. Левее готовились к наступлению батальоны капитанов Михайлова, Комкина, Сирякова 409-го стрелкового полка подполковника Гребнева. Во втором эшелоне в готовности развить успех встали батальоны 771-го стрелкового полка подполковника Кадиро. Дивизионы 17-го артиллерийского полка подполковника Савченко были приданы стрелковым полкам и стояли непосредственно в их боевых порядках…
Сиряков А. С., командир 3-го батальона 409 стрелкового полка, майор в отставке:

— Получив от командира полка приказ на наступление, тщательно провели рекогносцировку. Мы должны были атаковать немцев в селе Степановка, предварительно форсировав Неручь, затем штурмом овладеть участком железной дороги и выйти на западную окраину деревни Сорочьи Кусты. Это была первая задача, а последующая — двигаться на Пирожково…
На рассвете 23 июля после мощной артподготовки с участием всех приданных артиллерийских частей с исходного рубежа примерно в 500 метрах от реки Неручь по фронту в несколько километров батальоны 137-й стрелковой дивизии поднялись в атаку. Многие из тех людей, что пошли тогда в бой, шли навстречу смерти. Никто из них не мог знать — будет ли он жив через час, к вечеру или на следующий день…
Тарусин Г. П:

— Все роты поднялись дружно и к реке передвигались очень быстро, бегом. Я вместе с радистом и связными от рот стал передвигаться вслед за ними. В это время я заметил, как впереди, справа за лощиной, ведущей к реке, на возвышенности, из побитого танка бьет пулемет. Я подбежал к противотанковому орудию, которое оказалось поблизости, и приказал подавить пулемет. Первый же снаряд попал прямо под танк. Приказал для гарантии дать еще выстрел — пулемет больше не стрелял. Я стал перебежками продвигаться к реке» чтобы лучше видеть поле боя и ориентироваться в обстановке.

Бой впереди кипел уже по всему фронту — мелькали фигурки солдат, вспыхивали здесь и там разрывы, помню, что правее меня перебегал капитан Курпас с развевающимися полами плащпалатки. Впереди за рекой, в деревне, стояла высокая кирпичная труба. И только я подумал, что хорошо бы ее разрушить, там наверняка есть пулемет, и при этом, видимо, затянул перебежку, и вдруг упал от страшной боли в левом бедре. Лежу на земле, а ногу — как будто кто-то скручивает со страшной силой. Стал принимать разные положения, но боль только усиливалась. Закричал, ко мне подбежал солдат, помню, что у него под гимнастеркой была тельняшка. Попросил его, чтобы сообщил о моем ранении, но он сам потащил меня ползком по полю. Хватаясь руками за траву, я помогал ему, чем мог. Обидно было, что вышел из строя в самом начале боя. Мелькала мысль, что как теперь батальон, выполнит ли задачу, но вскоре я потерял сознание, а очнулся на операционном столе, когда хирург показывал только что вынутую из бедра разрывную пулю…


Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   12   13   14   15   16   17   18   19   ...   27




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет