Нижний Новгород, 2005 год
жүктеу/скачать 2 Mb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- Александров А. А., политрук роты 624 полка, впоследствии парторг полка
- Тарасов С. С., командир взвода 624-го стрелкового полка, гвардии майор в отставке
- Ужев Г. С., связист 3-го батальона 624-го стрелкового полка
- Медведев А. Ф., командир батальона 409-го стрелкового полка
- Мельник В. П., начальник артиллерии 409-го стрелкового полка, генерал-майор в отставке
- Жуликов В. А., начальник радиостанции командира дивизии, старший сержант
- Кузнецов Н. М., корректировщик минометной батареи 409-го стрелкового полка, сержант
- Бешкок Я. И., начальник штаба 624-го стрелкового полка, полковник в отставке
- Гуселетов П. И., замполит батареи 238-го ОИПТД
- Тарусин Г. П, командир батальона 624-го стрелкового полка, майор в отставке
- Пилипенко И. И., комсорг 624-го стрелкового полка
- Горчаков Ю. М., комсорг 624 стрелкового полка, старший лейтенант в отставке
- Тарусин Г П, командир батальона 624-го стрелкового полка, майор в отставке
- Беляй А. И., операционная сестра медсанбата
12. В снегах Орловщины«Строчи пулеметчик, За синий платочек, что был на плечах дорогих…» После решившей судьбу Великой Отечественной войны Сталинградской битвы в январе 1943 года советские войска разгромили гитлеровцев на Среднем и Верхнем Дону. После этого создались предпосылки и для успешного наступления левого крыла и центра Брянского фронта. В январе 1943 года 137-я стрелковая дивизия полковника Алферова была передана во вновь сформированную 48-ю армию генерала Романенко. После 200-километрового марша дивизия прибыла на новый участок фронта. Полки были в полной боевой готовности, солдаты, воодушевленные победой в Сталинграде, буквально рвались в бой. Части нашей 13-й армии в это время успешно наступали на Курск, а 48-й армии была поставлена задача продвигаться в направлении Покровское — Змиевка— Орел и перерезать дорогу Орел — Курск. Оборонявшиеся против 48-й армии части 2-й полевой армии противника из-за неблагоприятной обстановки на своем правом фланге в первых числах февраля начали отход. С утра 2 февраля 137-я стрелковая дивизия начала преследование частей 45-й пехотной дивизии противника. Однако немцы не отдавали без серьезного боя ни одной деревни и далеко отступать они не собирались, поэтому уже на второй день продвижение наших частей замедлилось. 771-й стрелковый полк полковника Гордиенко 3 февраля вышел на подступы к селу Маркино. Взять село сходу не удалось, батальоны залегли под плотным огнем и весь следующий день вели безуспешный бой. Приданный дивизии 45-й танковый полк реальной помощи оказать не смог: из его 9 машин 5 было потеряно в первые же часы наступления. По численности личного состава и количеству пулеметов наши части имели равенство с противником, но из-за отсутствия дорог артиллерия и автотранспорт отстали, застревая в глубоком снегу. К имевшимся орудиям боеприпасов было настолько мало, что артиллерия иногда была вынуждена просто бездействовать. Только 5 февраля 771-й полк маневром с севера овладел селом Маркино. В бою противник потерял до двух рот пехоты. Упорное сопротивление встретил и 409 стрелковый полк майора Гребнева. Первые атаки на деревню Шалимово не имели успеха. Сильным огнем батальоны были прижаты к земле. И опять мужество решает исход боя. Заместитель командира 771-го полка старший лейтенант Чупахин с группой в 20 смельчаков вырвался вперед, блокировал два дзота, уничтожил в них 15 гитлеровцев и первым ворвался в деревню. Командиру 2-й роты старшему лейтенанту Королеву в бою осколком перебило руку, но он продолжал командовать ротой, пока деревни не была взята. Части дивизии в упорных боях отбивали одну деревню за другой. Умер от ран командир 2-го батальона 409 полка капитан Зименко. Его солдаты, мстя за смерть своего командира, в деревне Сергеевка уничтожили до 80 гитлеровцев. Комсорг 409-го полка Прокопенков с горсткой комсомольцев ворвался в деревню и обеспечил успех. Сам комсорг лично уничтожил 17 гитлеровцев. Политрук роты 409 полка Барбаш лично уничтожил 12 гитлеровцев, а его рота, имея гораздо меньшие силы, чем противник, но, действуя дерзко и внезапно, ворвалась в деревню и наголову разбила целый немецкий батальон. Сам политрук Барбаш погиб в конце этого боя И в третий раз принимает командование на себя политрук роты Александров… Александров А. А., политрук роты 624 полка, впоследствии парторг полка: — Шел ночной бой за деревню, атаковали мы всем батальоном. Ранило командира роты, он меня подозвал: «Принимай, Андрей…». Поднял людей в атаку, но и меня скоро ранило — мина рванула в двух шагах. Если бы летом, то точно бы убило, а зимой снег помог, погасил взрыв. Я сгоряча и не почувствовал, что ранен, ворвались в деревню, вели бой. Потом чувствую, что вроде рубашка слишком липкая. Подвернулся санинструктор, посмотрел — весь бок в крови. От потери крови ослабел, вывезли на дровнях. А деревню все-таки взяли, Потом узнал, что рота уничтожила в этом бою сорок немцев… Тарасов С. С., командир взвода 624-го стрелкового полка, гвардии майор в отставке: — Соседи взяли большое село Алексеевку, но от потерь между подразделениями образовались разрывы, в один такой разрыв и направили наш батальон. Залегли в снегу метрах в двухстах от деревни, а мороз — градусов двадцать пять. Самолеты налетели, побомбили, опять потери, потом пошли танки. На каждый наш взвод, прикинул, идет по танку, а за ним по 15—20 немцев. Приказал приготовить противотанковые гранаты. Первую бросил красноармеец Гуляев — не добросил, и был ранен. Подпустил я танк поближе — кинул гранату, попал в гусеницу. Танк встал. Закинул на него бутылку с горючкой. Фрицы, десант с танка, стали разбегаться, и попали под огонь ручного пулемета красноармейца Кадильникова. Оглядываюсь по сторонам — четыре танка в полосе обороны батальона дымят! Но наш пулемет вдруг замолчал, ползу туда — Кадильников ранен, второй номер тоже. Лег за пулемет, Кадильников, хотя и ранен, диски подает. Немцы из-за танков стали уходить. А тут и наши на подмогу идут. Но половину батальона, из того, что было перед боем, мы тогда точно потеряли… Семен Тарасов был тяжело ранен осенью 43-го в бою за городок Семеновку на Черниговщине. В части его сочли погибшим, поэтому домой, к родным, полетела похоронка. Тридцать шесть осколков извлекли врачи из его тела… Четыре осколка в голове и пулю в ноге он проносил всю жизнь. А тогда, после госпиталя, через три месяца, вернулся в дивизию и до конца войны служил комсоргом 409-го полка. …Тяжелейшие бои развернулись за деревню Лески, где был крупный опорный пункт противника. Вырвавшийся вперед 1-й батальон 409-го полка капитана Галушкина был зажат гитлеровцами силами до полка. Комбат умело организовал круговую оборону и 18 часов батальон отбивал атаки гитлеровцев. Только пулеметчик сержант Куркин уничтожил в этих боях более 40 гитлеровцев. Майор Гребнев умело организовал помощь, и батальон капитана Галушкина был деблокирован. Ужев Г. С., связист 3-го батальона 624-го стрелкового полка: — Утром шестого февраля, когда я забивал заземление для связи комбата со штабом полка, под правую лопатку ударила пуля. Стрелял, наверное, снайпер, да к тому же власовец, потому что как раз они против нас тут и воевали. Помню, что падаю и вижу, как поднялась вперед редкая цепочка нашей пехоты… Почему я не умер, не истек кровью — не понимаю… Не знаю, как оказался в госпитале… В это время батальоны 771-го полка вели огневой бой за деревню Лески, все ближе и ближе подходя в обороне противника. Продвижению батальона майора Незваха, наносившему главный удар, мешал мощный вражеский дзот. Огонь не давал подняться в атаку, и роты несколько часов лежали на снегу. Уже ранен комбат майор Незвах, многие командиры и бойцы, все больше и больше на снегу убитых. Тогда комсомолец Буран Исимбаев вызвался уничтожить дзот. Ему удалось скрытно подобраться к дзоту, бросить две гранаты, но дзот продолжал вести огонь. Тогда герой обвязался гранатами, подполз к двери и бросился внутрь дзота, дернув за кольцо. Раздался страшной силы взрыв. Когда все стихло, батальон поднялся в атаку и ворвался в деревню. Когда наши бойцы вошли в мертвый дзот, то насчитали там 28 трупов гитлеровцев. Бурана Исимбаева опознали только по окровавленному комсомольскому билету, иссеченному осколками. Так погиб комсомолец Буран Исимбаев. Погиб, спасая жизни своих товарищей, обеспечив успех всего боя. Посмертно ему, первому в дивизии, было присвоено звание Героя Советского Союза. Ворвавшиеся в деревню Лески наши солдаты были потрясены дикой картиной, открывшейся перед ними. Отступая, гитлеровцы подожгли погреба, где прятались женщины и дети. Те, кто пытался выскочить, попадали под автоматные очереди. Два погреба наши солдаты успели затушить, но три сгорели. Из головешек извлекли 16 обгоревших трупов, 11 из них были дети. Повсюду в деревне лежали обезображенные трупы женщин. Уцелевшие жители рассказывали, что немцы рубили детям пальцы, распарывая штыками животы, тянули за кишки и дико хохотали. Старший лейтенант Черепанов писал потом в дивизионной газете: «После этой картины я стал снайпером. Когда вижу немца — перед глазами встают трупы детей. Ни разу еще не промазал. Убил уже 17 гитлеровцев». Почти в каждой деревне наши солдаты видели картины диких расправ над женщинами и детьми. После этого солдаты вели бой, часто не взирая на огонь и численность гитлеровцев, горя одним желанием — отомстить. Так, комсомольцы лейтенанты Гребень, Астраханцев, Горбачев и Нургалиев вчетвером ворвались в одну деревню и в короткой схватке уничтожили из автоматов 30 гитлеровцев. Опомнившись, немцы пошли в контратаку, но, потеряв еще 20 солдат, с позором бежали из деревни всего от четверых наших ребят. В одной деревушке, во время уличного боя, комбат капитан Галушкин заметил, как два фашисты выкатили станковый пулемет, и начали бить во фланг батальону. Он подкрался к пулемету и из пистолета расстрелял обоих немцев, повернул пулемет и шквальным огнем обеспечил батальону успех. Каждый день, каждый бой давал примеры мужества, находчивости и отваги. Пример подавали коммунисты и комсомольцы. В одной атаке выбыл из строя командир роты. Среди бойцов появился старший лейтенант Черепанов — расставил силы и поднял бойцов в атаку. Казалось, нет никакой возможности преодолеть плотную завесу огня, но энергичный и смелый старший лейтенант поспевал всюду, воодушевляя бойцов, и, наконец, гитлеровцы не выдержали и бросились бежать, оставив в деревне орудия и побросав даже винтовки. Комсорг 624-го полка старший лейтенант Пилипенко в дивизионной газете так описывал бой одной роты своего полка: «Когда рота достигла высоты, откуда деревня была как на ладони, немцы открыли по советским пехотинцам сильный огонь. В рядах наступающих» произошла заминка. В этот момент комсорг роты Алтухов и комсомолец Тишкин с возгласами «Ура!» устремились вперед и увлекли за собой в атаку бойцов. Они первыми ворвались в деревню и уничтожили 6 гитлеровцев…» Разведчик сержант Жарейкин, пробравшись гитлеровцам в тыл, уничтожил расчеты двух минометов и открыл их них огонь по засевшим в деревне гитлеровцам. Он выпустил по врагу 300 мин. А когда наши солдаты вошли в деревню, то насчитали там 80 трупов гитлеровцев. Медведев А. Ф., командир батальона 409-го стрелкового полка: — По приказу командира полка, мой батальон должен был взять господствующую высоту. Атаковать предстояло в лоб. Зима стояла снежная и морозная. Немцы в ночь перед нашей атакой облили всю высоту водой, и стала она ледяной горой протяженностью до двух километров по фронту. Идти в таких условиях в бой было бессмысленно. Я предложил командиру полка свой вариант: обойти высоту слева и нанести немцам удар с фланга. План мой был одобрен, и через два дня ночью батальон нанес внезапный фланговый удар. Высоту взяли. Убитых немцев было много. И нам, конечно, досталось, но все же победили. Особенно, помню, отличилась первая рота лейтенанта Охремченко и ее второй взвод младшего лейтенанта Кравцова… За эту операцию капитан Медведев был награжден орденом Александра Невского. Мельник В. П., начальник артиллерии 409-го стрелкового полка, генерал-майор в отставке: — У нас в полку была такая знаменитая 9-я рота, которой командовал старший лейтенант Давыдов. Как-то ночью эта рота, а с ней была и батарея лейтенанта Поставничего, ворвалась в деревню Александровка. Только батарея втянулась в деревню, как туда же внезапно ворвались и отступающие немцы. Поставничий выбил из ближайших домов гитлеровцев, но завязалась рукопашная схватка. В этой схватке только сам лейтенант Поставничий уничтожил десять фашистов, выручил командира батареи (сам он был еще командиром взвода). Когда я узнал об этом бое, быстро поехал туда, но к этому времени бой уже закончился, и передо мной предстала страшная картина: все лошади были перебиты, у орудий буквально кучами лежали убитые немцы и наши солдаты. У одного орудия я увидел сержанта Русских, это был действительно русский богатырь, мощного телосложения, в руках у него было крепко сжатое дышло, сам он лежал мертвый и вокруг много убитых немцев. Он был награжден орденом Красного Знамени посмертно. Картина этого боя у меня и сейчас перед глазами… Был награжден за этот бой и молодой коммунист лейтенант Иван Поставничий. Еще не одна сотня гитлеровцев будет на счету его батареи, еще почти две тысячи километров предстоит ему пройти. А похоронят его в польской земле… Жуликов В. А., начальник радиостанции командира дивизии, старший сержант: — Наступление продолжалось, каждый день изнурительная работа, в голове сплошной шум, и была лишь одна мысль: «Только бы поспать». Зимние бои за орловские деревни были очень тяжелые. Солдаты при наступлении могли зарыться лишь в снег, а это так, для маскировки, но не от пуль. Техники было еще мало. Видел лишь полковые 76-миллиметровые пушки и слабые танки. А немцы занимали кирпичные дома и церкви, пробивали в старых толстых каменных стенах бойницы и устанавливали пулеметы. Попробуй выкури их, когда вокруг любой деревни чистое поле. А если еще протянуть спираль «Бруно» и пристрелять ее днем, то ночью стоит только заметить скопление наших солдат — лупи на здоровье, как в мишень. Когда въезжали в уже освобожденную деревню, перед ней видны занесенные снегом черные кочки — это залегшие и уже не поднявшиеся больше солдаты. И так они лежали по всему полю. Очень тяжело отвоевывали мы в начале 1943 года наши русские деревни. Перед деревней Моховое, помню, стоят два наших сожженных танка, а рядом лежат обгоревшие танкисты, да, они подавили немецкие амбразуры, наша пехота ворвалась в деревню, но немцы все же подбили и сожгли их. В боях за Смирное было еще больше жертв. Перед самой деревней рос большой колхозный сад, он был окопан со всех сторон большой канавой. Один из наших батальонов, наступая на эту деревню, в плотных рядах шел по этой канаве. Немцы на это и рассчитывали, они установили пулемет МГ-34 у самого начала канавы, дождались, когда вся колонна вошла в канаву, и открыли вдоль нее огонь. Первые наши солдаты не дошли до пулемета метров тридцать, не более. По всей вероятности, после того, как был открыт огонь, все залегли на дно, а так как канава была очень ровная, все и остались лежать навечно. Впечатление было очень удручающее. Особенно мне запомнился один солдат. Он был ровесник мне, тоже лет девятнадцати, лежал навзничь, и из его шинели на груди почему-то торчала голубая косынка, «синий платочек» Я постоял над этим солдатом, ведь и я мог бы быть на его месте. Никто не виноват, что так много людей и так глупо погибло. Ведь все думали, что канава большая, глубокая, что сохранит всем жизнь, а она оказалась — канавой смерти… Нигруца А. К.: — Василий Алексеевич видел это уже после боя, а я был в этом батальоне и чудом уцелел, а как — до сих пор не могу понять. Когда потом пришли наши, и ударили по немцам с другой стороны сада, ко мне подошел командир из подмоги и сказал: «Давай огня, минометчик». И мы дали. Немцы получили сполна. А я после боя сел под деревом и впервые за всю войну горько расплакался, и долго не мог успокоиться… Спустя 40 лет Александр Кириллович. Нигруца побывал в местах, где прошла его боевая юность. «Я как будто помолодел на эти годы, — рассказал Александр Кириллович, — Проехали и прошли по местам боев на Зуше, нашли места расположения батальонов и рот. Поклонился своим окопам и блиндажам, от которых осталось едва приметное место. Чудом сохранился ровик, где мы складывали мины. Сохранилась посадка, превратилась в лес. Сосна и береза вымахали метров на 25—30. Представьте себе, что было со мной, когда я там стоял и пытался что-то говорить Жуликову, Горчакову, Бешкоку… Но что мне бросилось в глаза и постоянно тревожило душу — это мемориальные захоронения. Они есть в каждом селе, везде величественные памятники и — фамилии, фамилии… На братской могиле села Медвежки — триста фамилий. На это нельзя смотреть без слез… Читаю имена своих товарищей — «Этого знал, с этим были вместе, говорили, мечтали остаться в живых… Понимаете, когда шли бои, и мы хоронили наших товарищей, было как-то не очень заметно количество погибших. Постояли мы с Бешкоком у могилы нашего командира полка подполковника Ильяшенко, от которого я не раз получал приказы «дать огонька». Это был боевой офицер. Не могу передать волнение и грусть… Ильяшенко погиб совсем молодым, тогда он был старше нас всего на 4—5 лет. А сейчас у него уже сын — подполковник…» Каждый день гибли десятки молодых парней, за безвестные русские деревни. Каждый километр по глубокому снегу под пулеметным огнем. Но с каждым днем росло и мастерство наших солдат и командиров, накапливался опыт. Подвижные группы в 50—60 человек — разведчики, автоматчики, саперы на лыжах просачивались в оборону гитлеровцев, нападали с тыла, внезапно, действовали умело и беспощадно. Нередко наши солдаты значительно уступали в численности и побеждали только за счет мастерства и мужества. Удивительны в этом отношении эпизоды боев, в которых участвовал сержант Чеховской, пулеметчик из 409-го полка. Когда он в начале наступления командовал отделением — лично уничтожил 12 гитлеровцев, командиром взвода — довел свой боевой личный счет до 40, убило командира роты — стал командовать ротой. В одной атаке из винтовки убил немецкого пулеметчика, повернул пулемет и скосил 20 убегающих гитлеровцев, а его рота уничтожила в бою до сотни. В деревне Вороново первым ворвался на окраину, лично из пулемета уничтожил до 30 гитлеровцев. Ворвался в один из домов и расстрелял четверых офицеров. Когда немцы начали контратаку, от роты оставалась уже буквально горсточка бойцов, Михаил Чеховской снова лег за пулемет и уничтожил еще около 30 гитлеровцев. В нескольких боях тульский паренек Михаил Чеховской уничтожил из пулемета 140 гитлеровцев, а к концу наступления на его счету был уже 151 фашист. Безусловно, это редкий случай, но, очевидно, кроме везения есть и умение, и мужество. Молодой пулеметчик после этих боев будет послан в военное жилище, станет офицером, вернется в родную дивизию, и не один еще десяток гитлеровцев запишет на свой боевой счет лейтенант Чеховской… Кузнецов Н. М., корректировщик минометной батареи 409-го стрелкового полка, сержант: — Михаила Чеховского я знал очень хорошо. Парень был молодой, ходил в затертой шинели, какой-то безалаберный. Сидит у пулемета в передовой ячейке, песню поет, изредка постреливает. Вдруг как застрочит — сильно-сильно! Утром туда понесли ему поесть — столько трупов немцев впереди… Дали ему водки, в пулемет залить, чтобы не замерзал, а он ее выпил… С каждым днем все реже становились атакующие цепи наших батальонов, но не уменьшалось мужество их солдат… Бешкок Я. И., начальник штаба 624-го стрелкового полка, полковник в отставке: — В первые дни февраля наш полк прорвал оборону противника юго-западнее райцентра Моховое и начал развивать наступление. Соседний 409-й полк, наступавший на восточную окраину этого поселка, не смог добиться успеха из-за сильно укрепленной обороны противника. Немцы то и дело контратаковали силами до двух рот с танками наш правофланговый 1-й батальон капитана Огурцова. Командир полка подполковник Ильяшенко связался со мной по радио и приказал мне дать распоряжение командиру 2-го батальона выдвинуть две роты на правый фланг наступающего 3-го батальона, чтобы не допустить контратаку противника в тыл нашим наступающим подразделениям. Затем приказал связаться с командиром дивизии и выяснить, почему отстает 409-й полк. Я связался с полковником Алферовым. Он меня внимательно выслушал и сказал, что предпримет контрмеры. Вскоре в наш прорыв был введен 771-й полк, и мы вместе с ним начали развивать наступление на Моховое. 409-й полк в это время сковывал немцев с востока. К вечеру Моховое взяли. В этих боя противник оставил на поле боя до 400 своих солдат и офицеров, мы подбили и сожгли 13 танков и самоходных пушек, захватили много стрелкового оружия, до 70 автомашин и тягачей, 10 орудий, 12 минометов. В этих боях особенно отличился 2-й батальон капитана Власова, батарея «сорокапяток» старшего лейтенанта Маркарьяна, батарея минометчиков капитана Ярошевича, огневой взвод этой батареи лейтенант Нигруца. Бесстрашие проявила в этих боях санитарная рота под командованием лейтенанта Гольдмана. Под пулями и осколками он организовал вынос раненых с поля боя, а однажды, когда немцы начали контратаку на окраине Моховое, быстро организовал оборону, пока не подошла наша помощь. В этом бою санрота спасла жизни 150 раненых солдат… Гуселетов П. И., замполит батареи 238-го ОИПТД: — Больше трех суток шел бой за село Озерное, взяли его с помощью танков и артиллерии. Вошли в Озерное, меня вызвали в штаб дивизии и приказали вести батарею к окраине села Моховое, поставить орудия на прямую наводку, чтобы утром расчистить путь пехоте. Командиру батареи лейтенанту Сливному было приказано оставаться в штабе до утра и ждать дополнительных указаний. До села Моховое было 5—6 километров, пройти можно часа за два. Двинулись в путь, стало темнеть, началась метель. В десяти шагах ничего не было видно. Командиры взводов предлагали сделать остановку до рассвета, но я решил идти. На рассвете увидели дома, приготовились к бою и открыли огонь. Видел, как немцы выскакивают из домов и бегут огородами. Оказалось, что мы ночью зашли в Моховое с тыла. Благодаря такому неожиданному для нас самих маневру село было быстро взято… Тарусин Г. П, командир батальона 624-го стрелкового полка, майор в отставке: — В этих боях я был сначала заместителем командира батальона. В ночь на 9 февраля одной из рот нашего батальона было приказано овладеть деревней Малороссовка. Операция эта носила характер разведки боем. Спустя некоторое время после выступления роты на задание в деревне начался пожар, и разгорелась сильная стрельба. Наш комбат капитан Демченко послал меня туда для уточнения обстановки. Была ночь, над головой свистели пули, поэтому идти было неприятно. Командир роты был уже убит, я собрал оставшихся командиров взводов и приказал занять круговую оборону: чувствовалось, что может быть контратака немцев. Очень нас беспокоил немецкий пулемет, замаскированный в одном из домов и периодически стрелявший по нам. Вскоре в деревню пришло подкрепление во главе с комбатом Демченко. Спросил обстановку, я доложил и указал на дом, из которого стрелял немецкий пулемет. Сходу попытались атаковать, но подступы к дому оказались под сильным огнем. Тогда мы с капитаном Демченко, вошли в уцелевший дом, чтобы посоветоваться, что предпринять, и когда стали уже выходить на улицу, то прямо у выхода я вдруг увидел, как он резко повернулся ко мне лицом и сразу стал падать. Мне показалось, что я слышал удар пули ему в грудь. Отнесли его в дом, но он был уже мертв. Я собрал командиров, сообщил им о случившемся, приказал собрать у раненых патроны и без приказа не стрелять. Связался с командиром полка подполковником Ильяшенко, и попросил сделать несколько минометных выстрелов по дому с пулеметом. Это было небезопасно и для нас, но другого выхода не было. После нескольких разрывов мин огонь из дома прекратился, но прервалась и связь с полком. Повозка с патронами до нас не дошла — лошадь убило снарядом, местность вокруг сильно простреливалась. Вскоре немцы начали контратаку с правого фланга силами до роты. Отбили, но патроны израсходовали почти полностью. Убит был помначштаба полка лейтенант Свистунов, у меня из шапки пулей вырвало клок ваты. Оставалось нас мало, но, главное, патронов почти не было, и связи с полком. И немцы снова пошли в атаку, прикрываясь кустарником. Мы вдвоем с разжалованным по какой-то причине лейтенантом Палагиным установили «Максим» у дороги, у крайнего дома, и когда немцы с криками поднялись, а огонь они вели такой, что от печной трубы только осколки летели, выпустили по цепи остававшуюся ленту патронов и стали отходить за развалины домов. Встретили парторга полка с группой солдат, тоже без патронов. Было ясно, что без патронов нам не удержаться, и мы вынуждены были оставить деревню. Взяли ее снова на другой день… Пилипенко И. И., комсорг 624-го стрелкового полка: — В этих боях погиб парторг нашего полка Александр Онсин. Наступали мы на одно село, немцы вели пулеметный огонь с церкви. Солдаты залегли, атака срывалась. Стоял мороз, все бы замерзли в поле, или немцы побили из пулеметов. Тогда Онсин поднялся первым и с криком «Ура!» повел в атаку бойцов. Деревню мы взяли, но Онсин был убит, пуля пробила партбилет и сердце. Мне было поручено похоронить его. Отправил его матери в Елец документы и награды — медаль «За боевые заслуги» и орден Красной Звезды. Был наш парторг волевым, принципиальным коммунистом, очень храбрым в бою. Помню, как он съездил в краткосрочный отпуск на родину в Елец и привез оттуда бойцам много подарков от земляков — варежек, теплых носков, махорки… Кульминационным моментом зимнего наступления дивизии стали бои за районный центр село Покровское. Это был важный опорный обороны гитлеровцев. Перед Покровским гитлеровцы отходили поспешно, стремясь оторваться и успеть занять оборону, и только напрягая все силы, дивизия маршем догнала противника и ворвалась в Покровское буквально на его плечах. Весь день 15 февраля за село шел упорный бой. Успех дивизии обеспечил учебный батальон горьковчанина капитана Мишина. Как лучший комбат, он был выдвинут на должность командира учебного батальона. Солдаты его были уже обстрелянные бойцы, будущие сержанты. Когда батальон развернулся в боевой порядок, капитан Мишин лично повел в атаку 1-ю роту. В ближнем бою бойцы его роты уничтожили 35 гитлеровцев. Его заместитель по строевой части старший лейтенант Анедченко заколол штыком двух фашистов. Когда в самом начале боя были убиты командиры 2-й и 3-й рот, командование ими принял замполит батальона капитан Доронкин. Он отразил со своими солдатами две яростных контратаки гитлеровцев. Батальон капитана Мишина удержал выгодные позиции на окраине Покровского, и, когда подошли главные силы дивизии, успех был обеспечен. Но еще несколько часов шел упорный бой. А потом на улицах и в огородах насчитали 350 трупов гитлеровцев. Около сотни из них было на счету батальона капитана Мишина. В этом бою части дивизии захватили 11 орудий, 18 автомашин, большое количество пулеметов и автоматов. Жуликов В. А.: — Когда в штаб дивизии доложили, что Покровское взято, немцы драпают, комдив полковник Алферов не выдержал, и, не раздумывая, приказал запрягать свой шарабан. В Покровском нас встретили, провели в бывший немецкий госпиталь, который размещался в школе. Связались с полками, а следом приехал штаб дивизии во главе с полковником Холодным и начал уточнять обстановку, взял руководство в свои руки. Около бывшей школы догорали три дома. Возле них бегали люди, было слышно, как кричали, что пропала семья из одного дома, никак никого не найдут. Один старый солдат спросил: «Где подвал?» — Ему показали. Растащили головешки и, когда открыли люк, то обнаружили людей, задыхающихся в дыму в подвале. Я был первым добровольцем, надел противогаз и спустился в подвал. Там все переплелось — руки, головы, все хватают меня, я пытаюсь расцепить руки, ничего не получается, тогда встал ногами, на что пришлось, и начал буквально отрывать людей друг от друга и подавать в люк. Было очень жарко, я задыхался, противогаз помогал плохо. Вытащил я пять человек, остальных спас один из наших солдат. Как потом выяснилось, умерла лишь одна женщина, от сердца. И здесь же, у этого подвала, не обращая никакого внимания ни на нас, ни на отдаленную стрельбу группа солдат пекла картошку на этих головешках. Военная жизнь шла по своим законам… Взятие Покровского было крупным успехом в масштабе всего левого крыла Центрального фронта. Получили возможность быстро продвинуться соседи дивизии — 143-я и 73-я стрелковые дивизии. Развернув свою работу в Покровском, штаб 137-й стрелковой дивизии начал продвигать полки вперед. Было взято с боями еще несколько деревень, но сопротивление противника возрастало с каждым часом — перед фронтом дивизии, появились свежие части 299-й пехотной дивизии противника; укомплектованной, по данным пленных, шахтерами Рура. Усилились налеты вражеской авиации. Наши части предприняли несколько попыток продолжать наступление, но они не имели успеха. В этих боях» 19 февраля, и был убит, когда лично руководил боем, командир 624-го полка подполковник Ильяшенко, Это была тяжелая утрата для дивизии. После более чем двухнедельного наступления боевые возможности дивизии были на пределе… Из дневника А. В. Арбузова, командира роты связи 624-го стрелкового полка: «17 февраля 1942 года. Продвигаемся вперед уже несколько дней. С боями занимаем разбросанные по оврагам деревушки. Немцы огрызаются крепко. Связь даю прямо по следу командира батальона. Сегодня связь прерывалась из-за частых разрывов мин на линии. Красноармеец Шкурин под огнем исправил 5 порывов, показав свою смелость…».
За февральские бои в дивизии орденами и медалями было награждено 322 человека. Невозможно перечислить даже наиболее отличившихся в боях солдат и командиров, героизм в боях был поистине массовым. Особенно следует отметить солдат батальонов капитанов Мишина, Галушкина, Тарусина и Головкина, майоров Полянского и Незваха. В труднейших зимних условиях умело действовали артиллеристы, связисты, саперы, работники службы тыла. Огромная работа пришлась на медперсонал дивизии, и снова врачи и медсестры, фельдшеры и санитары показывали образцы выполнения своего долга. 650 раненых спасла за февраль обладавшая неимоверной энергией хирург Матильда Колесникова. 800 человек раненых поставил в строй за два месяца врач-терапевт Шестаков. Алексей Алексеевич прошел с дивизией весь ее боевой путь и заслуженно пользовался авторитетом как исключительно добросовестный и высококвалифицированный врач…
В дивизии складывался тот костяк личного состава, с которым она прошла впоследствии сотни километров военных дорог… Жуликов В. А.: — За прошедшие военные годы мы сильно возмужали, набрались военного и житейского опыта. Научились резать мороженый хлеб, варить пищу на улице при большом морозе, защищать ноги от холода, положив в ботинки рубленую солому. Привыкли внимательно стоять на посту, когда твои товарищи отдыхают. Мы теперь с помощью одного кинжала свободно могли сделать стол и скамейки для работы. Научились укрываться от дождя, солнца и мороза, добывать огонь и воду, пользоваться одной шинелью как периной, одеялом и подушкой, спать на противогазе. Научились быстро маскироваться, лечиться травами, стирать, зашивать, бриться. Стали более внимательными и осторожными, но главное — огромной стала наша ненависть к фашистам. Слишком много жестокости и крови увидели мы на фронтовых дорогах… Нигруца А. К.: — 23 марта меня вызвали в штаб дивизии. Пришел, огляделся. В комнате — больше десятка офицеров, сержантов и рядовых. Лица все незнакомые, некоторые беседуют между собой, большинство смолят махру. Пристроился возле молоденького лейтенанта, сидит, курит молча. Закурил и я. Разговорились, это оказался командир огневого взвода батареи 771-го полка лейтенант Виктор Корнильев. Он мне и сказал, зачем нас вызвали: «Награды будут вручать». Вот уж не думал тогда, что еще раз мы с ним встретимся, и где — в Бобруйске в 1984 году, на сорокалетии освобождении города. Как мы все поседели за эти годы, но узнали друг друга!… Скоро нас пригласили в другую комнату, где буквой «Т» стоял большой стол. Здесь были наш командир дивизии полковник Алферов, начальник политотдела Айзенштат, несколько подполковников и майоров. Мы с Корнильевым сели на стулья рядом. Вручение наград прошло торжественно и запомнилось до мелочей. Когда назвали мою фамилию, пошел строевым шагом, а в валенках!… Подошел к комдиву, кто-то из офицеров сказал ему: «Это тот самый Сашко-минометчик». Полковник вышел ко мне навстречу, обнял и расцеловал. — «Спасибо за точную стрельбу, лейтенант. Надеюсь, что скоро вручу и орден». Я очень волновался, но все же четко ответил: «Служу Советскому Союзу!». После вручения наград — товарищеский ужин. На столах появились консервные банки с «вторым фронтом», хлеб, водка в бутылках. Все налили в кружки, кто больше, кто меньше. Корнильев плеснул мне и себе. Поднялся комдив. Его первые слова были о тех, кого уже нет, кто погиб за Родину с честью и славой. Назвал фамилии погибших, первым — нашего командира полка Ильяшенко. Вскоре в комнате появился баян. Много в этот вечер пели задушевных песен. Расходились за полночь. Торопился в свою батарею, знал, что меня с нетерпением ждут. Ведь я был первым на батарее, получившим награду — медаль «За отвагу». Поздравляли меня все — и командиры, и бойцы. Такая в этот момент у всех нас была уверенность, что мы обязательно победим, а кому повезет, то и домой вернется… жүктеу/скачать 2 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|