Никколо Макиавелли. Государь: сочинения ocr: Ихтик

II

Очевидно, как это и доказали Данте и Джованни Виллани, что горожане

Фьезоле, расположенного на вершине горы, пожелали, чтобы рынки его были

более многолюдны и более доступны всем, кто хотел бы доставить на них свои

товары, и для этого постановили, что они будут располагаться не на горе, а

на равнине, между подножьем горы и рекой Арно. Я полагаю, что рынки эти

оказались

253

причиной возведения подле них первых строений: купцам необходимы были

помещения для товаров, и со временем эти помещения стали постоянными

зданиями. Позже, когда римляне, победив карфагенян, оградили Италию от

чужеземных нашествий, количество этих строений существенно увеличилось. Ведь

люди живут в трудных условиях лишь тогда, когда принуждены к этому, и если

страх перед войной заставляет их предпочитать обитание в местах, укрепленных

самой природой и трудно доступных, то с избавлением от опасности они,

привлеченные удобствами, еще охотнее селятся в местах, куда менее суровых и

легче доступных. Безопасность, которую завоевала для Италии слава Римской

республики, содействовала такому увеличению уже начавшегося, как мы

говорили, строительства жилых зданий, что они образовали городок, вначале

именовавшийся Вилла-Арнина. Затем в Риме начались гражданские войны, сперва

между Марием и Суллой, затем между Цезарем и Помпеем, а затем между убийцами

Цезаря и теми, кто хотел отомстить за его смерть.
Сначала Суллой, а после него теми тремя римскими гражданами, которые,

отомстив за убиение Цезаря, разделили между собой власть, во Фьезоле были

направлены колонисты, каковые почти все поселились на равнине, поблизости от

начавшего уже строиться города. Рост населения настолько умножил количество

строений и жителей местечка и такой гражданский порядок установился в нем,

что он уже по праву мог считаться одним из городов Италии.

расходятся. Одни производят его от Флорина, одного из предводителей

колонистов, другие утверждают, что первоначально говорилось не Флоренция, а

Флуенция, поскольку городок располагался у самого русла Арно, и приводят

свидетельство Плиния, который пишет: "флуентийцы живут у русла Арно".

Утверждение это, однако, может и не быть правильным, ибо в тексте Плиния

говорится о том, где жили флорентийцы, а не как они назывались. Весьма

вероятно, что само слово флуентийцы - ошибка, ибо Фрондин и Корнелий Тацит,

писавшие почти тогда же, когда и Плиний, называют город и его жителей

Флоренцией и флорентийцами, ибо уже во времена Тиберия они управлялись тем

же обычаем, что и прочие города Италии. Сам Тацит

254

передает, что к императору от флорентийцев посланы были ходатаи просить

о том, чтобы воды Кьяны не спускались в их область. Нелепым кажется, чтобы

один и тот же город имел в одно и то же время два названия. Поэтому я

полагаю, что он всегда назывался Флоренцией, откуда бы ни происходило это

наименование, а также, что он, каковы бы ни были причины его основания,

возник во времена Римской империи и уже при первых императорах упоминался в

сочинениях историков.

королем Тотилой и через двести пятьдесят лет вновь отстроена Карлом Великим.

С того времени до 1215 года она жила, разделяя во всем участь тех, кто

правил тогда Италией. Ею сперва владели потомки Карла, затем Беренгарий, и

под конец германские императоры, как мы это показали в нашем общем очерке. В

то время флорентийцы не имели возможности ни возвыситься, ни содеять

что-либо достойное памяти потомства из-за могущества тех, кому повиновались.
Тем не менее в 1010 году, в день святого Ромула, особо чтимый

фьезоланцами, флорентийцы захватили Фьезоле и разрушили этот город, сделав

это либо с согласия императора, либо в такое время, когда между кончиной

одного императора и воцарением другого народы чувствуют себя несколько более

свободными. Но вообще по мере того, как в Италии укреплялось могущество пап

и слабела власть германских императоров, все города этой страны весьма легко

выходили из повиновения государю. В 1080 году, во времена Генриха III, когда

вся Италия была разделена, - одни держали сторону папы, а другие императора,

- флорентийцы сохраняли единство до 1215 года и подчинялись победителю, не

ища ничего, кроме безопасности. Но как в теле человеческом, - чем в более

пожилом возрасте завладевает им болезнь, тем она опаснее и смертельнее, -

так и во Флоренции жители ее позже других разделились на враждующие партии,

но зато и больше пострадали от этого разделения. Причина первых раздоров

весьма широко известна, ибо о ней много рассказывали Данте и другие

писатели. Однако и мне следует кратко поведать о ней.

255

III

Среди влиятельных семей Флоренции самыми могущественными были две -

Буондельмонти и Уберти, а непосредственно вслед за ними шли Амидеи и Донати.

Некая дама из рода Донати, богатая вдова, имела дочь необыкновенной красоты.

Задумала она выдать ее за мессера Буондельмонти, юного кавалера и главу

этого дома. То ли по небрежению, то ли в убежденности, что это всегда

успеется, она никому своего намерения не открыла, а между тем стало

известно, что за мессера Буондельмонти выходит одна девица из рода Амидеи.

Дама была крайне раздосадована, однако она все же надеялась, что красота ее

дочери может расстроить предполагаемый брак, пока он еще не заключен. Как-то

она увидела, что мессер Буондельмонте один, без сопровождающих идет по

направлению к ее дому, и тотчас же спустилась на улицу, ведя за собой дочь.

Когда юноша проходил мимо них, она двинулась к нему навстречу со словами: "Я

весьма рада, что вы женитесь, хотя предназначала вам в жены мою дочь". И тут

она, открыв дверь, показала ему девушку. Кавалер, увидев, как прекрасна эта

молодая особа, и сообразив, что знатностью рода и богатством приданого она

ничуть не уступает той, на которой он собирался жениться, загорелся таким

желанием обладать ею, что, не думая уже о данном им слове, о тяжком

оскорблении, каким явилось бы его нарушение, и о бедствиях, которые затем

воспоследовали бы, ответил: "Раз вы предназначали мне свою дочь, я проявил

бы неблагодарность, отказавшись от нее, пока я еще свободен". И, не теряя ни

минуты, он справил свадьбу.

семейство Амидеи, а также и Уберти, которые состояли с ними в родстве. Они

собрались вместе с другими своими родичами и решили, что позорным было бы

стерпеть такую обиду и что единственным достойным отмщением за нее может

быть только смерть мессера Буондельмонте. Кое-кто, правда, обращал внимание

собравшихся на бедствия, к которым должно было бы привести подобное

возмездие, но тут Моска Ламберти заявил, что кто слишком обстоятельно

обдумывает дело, никогда ничего не совершит, а закончил свою речь известным

изречением: "Что сделано, то сделано". Совершить это убийство они поручили

Моска, Стьятта Уберти, Ламбертуччо Амидеи и Одериго Фифанти. Утром в

пасхальный день эти четверо спрятались в доме Амидеи между Старым мостом и

Сан Стефано. Когда мессер Буондельмонте переезжал через реку на своем белом

коне, воображая, что