Николай Николаевич Платошкин Гражданская война в Испании. 1936–1939 гг
жүктеу/скачать 1.23 Mb.
|
|
Овладев Малагой, мятежники высадили морской десант восточнее города, чтобы перерезать дорогу, по которой отступали беженцы. Основной массе их все же удалось спастись. Однако сухопутные части франкистов нагнали тех, кто последними покинул город, и расстреляли всех мужчин (женщин, как правило, отпускали в республиканскую зону, чтобы увеличить там трудности со снабжением населения). Мало того: в то же самое время корабли и авиация мятежников поливали свинцом из орудий и пулеметов бегущих по узкой прибрежной дороге людей. Это был ад: плачущие матери с мертвыми детьми на руках, изуродованные старики… Еще спустя двадцать лет водители, проезжавшие по этой «дороге смерти», замечали на ней скелеты. Республиканцы, наконец, перебросили на малагский участок фронта 6-ю испанскую бригаду и несколько батальонов XIII-й интербригады, которые контратаками остановили противника у Мотриля. В обстановке неразберихи и уныния на этом участке фронта интернациональная группа разведчиков-диверсантов смогла взорвать в тылу врага совершивший вынужденную посадку бомбардировщик СБ (самолет считался секретным). В целом сдача Малаги была серьезной неудачей республиканских войск. Итальянцы потеряли в ходе всей операции лишь около 100 человек убитыми и 400 ранеными. Кейпо де Льяно планировал закрепить успех и продолжить наступление вдоль побережья в направлении Альмерии и Валенсии. Но Франко не хотел слишком большой славы для своего неявного соперника и запретил дальнейшее продвижение. Его мысли были целиком сосредоточены на Мадриде, где уже началась новая операция по штурму города. Раздражен был Франко и тем, что Малагу взяли итальянцы, причем Муссолини, не стесняясь мировой общественности, публично хвалил своих «добровольцев». Роатта был произведен в дивизионные генералы, а 17 февраля 1937 года все итальянские части в Испании были сведены в так называемый Корпус добровольческих войск в составе 4 дивизий. Кроме того, существовали и сформированные ранее две смешанные испано-итальянские бригады. В какой-то мере за поражение под Малагой с итальянцами поквитался республиканский спецназ. В феврале 1937 года пополненный бойцами интербригад и выросший до 100 человек разведывательно-диверсионный отряд под командованием 38-летнего бывшего кавалериста капитана Доминго Унгрия пустил под Кордовой с 15-метрового обрыва под откос эшелон из 8 вагонов, в котором находился штаб итальянской авиадивизии. Причем разработавший операцию Старинов сначала думал, что по ошибке уничтожили пассажирский поезд (что было строжайше запрещено командующим республиканским Южным фронтом полковником Сарабия), и ждал сурового наказания. Однако через линию фронта потянулось мирное население окрестных деревень, подвергшееся массовым репрессиям франкистов, которое и рассказало правду. После этого шумного успеха (об удачной диверсии писала даже зарубежная печать), был, наконец, образован и поставлен на собственное довольствие (до этого разведчиков кормили те части, в полосе которых они действовали) разведывательно-диверсионный батальон Народной армии, и его бойцам выплатили жалованье за прошедшие три месяца. Батальон сразу же добился еще одного успеха. С помощью мощной мины (50 килограммов взрывчатки) удалось вывести из строя важный железнодорожный туннель. Следовавший с грузом боеприпасов поезд зацепил специально сделанную петлю и втащил аккуратно заложенную в автомобильную покрышку взрывчатку прямо в туннель, где произошел страшный взрыв. Эшелон горел несколько суток, а рельсы, вплавленные в камень, пришлось затем вырезать автогеном. Причем мятежники никак не могли понять причину взрыва, так как подступы к туннелю охранял целый батальон, не заметивший никаких диверсантов. Но успехи разведчиков-диверсантов, конечно, не могли компенсировать падения Малаги, которое вызвало бурю возмущения в республиканском лагере. 14 февраля 1937 года в Валенсии прошла 300 тысячная демонстрация под лозунгами «Единое командование и ответственность для всех!», «Срочное создание Народной армии!». Кабальеро подозревал, что за спиной демонстрантов стоят коммунисты, которых он не любил по двум причинам. Во-первых, он завидовал боевой славе КПИ, сложившейся после битвы за Мадрид. Во-вторых, его пугал резкий рост рядов компартии (к марту 1937 года, несмотря на огромные потери на фронтах, партбилеты имело 249 тысяч коммунистов) и близкого к ней идеологически ОСМ (45 тысяч членов). В конце 1936 года под давлением рядовых членов ИСРП руководство социалистов стало вести с компартией переговоры о единстве действий с перспективой слияния обеих партий в одну. Ларго Кабальеро понимал, что в этой единой партии тон будут задавать более многочисленные, организованные и популярные в стране коммунисты. Тревожило премьера и преобладающее влияние коммунистов во вновь создаваемых бригадах Народной армии (причем, как среди командного состава, так и политических комиссаров). Еще 18 декабря 1936 года ЦК КПИ опубликовал манифест, получивший название «Восемь условий победы», а котором говорилось, что необходимы: 1) обеспечение беспрекословного авторитета центрального правительства республики; 2) введение всеобщей воинской повинности; 3) железная дисциплина в тылу; 4) национализация военной промышленности; 5) создание единого органа руководства производством, чтобы максимально обеспечить потребности армии; 6) рабочий контроль за производством; 7) стимуляция сельхозпроизводства путем справедливых для крестьянства закупочных цен; 8) направление аграрного и промышленного производства на одну цель — выиграть войну. Главным пунктом разногласий коммунистов и Ларго Кабальеро в начале 1937 года был вопрос о введении воинской повинности. «Милитаризация» милиции, проведенная Кабальеро в сентябре — октябре 1936 года на практике означала перевод партийных формирований на казенное довольствие (10 песет в день, плюс питание и обмундирование), вне зависимости от участия в боевых действиях. Поэтому в начале 1937 года при списочном составе милиции около 600 тысяч бойцов, на фронтах находилось не более 300 тысяч. Анархисты просто переименовали свои колонны в бригады, но продолжали игнорировать приказы командования. По-настоящему регулярные армейские части республики в тот период состояли только из войск Мадридского участка обороны и интербригад. Коммунисты предлагали Кабальеро дифференцировать денежное довольствие бойцов (10 песет на фронте и 5 — в тылу), но премьер противился этому, так как тыловыми частями часто командовали именно его сторонники. Всего каждый член милиции обходился казне в 20 песет в день, и долго такие расходы республика выдержать просто не могла. Ларго Кабальеро считал себя большим полководцем. Он считал, что тактика — это удар с фронта, а стратегия — обход с фланга. Но, обладая такими примитивными военными познаниями, он был крайне нетерпим к любой критике, подозрительно относился к советским военным советникам. Созданный в 1936 году Высший военный совет из представителей всех организаций Народного фронта фактически бездействовал, и Кабальеро рекомендовал политическим лидерам союзных партий читать газеты, чтобы узнавать о положении на фронтах. Центристы из ИСРП во главе с Прието понимали всю узость взглядов премьера, но сознавали, что любая их критика будет встречена в штыки. Разгром под Малагой заставил Кабальеро издать 21 февраля 1937 года декрет о призыве в армию пяти возрастов на основе всеобщей воинской повинности. Был снят с должности крайне непопулярный заместитель военного министра Асенсио (правда, на его место был назначен друг Кабальеро по левому крылу соцпартии журналист Бараибар, не имевший вообще никакого воинского образования). «Козлом отпущения» сделали полковника Вильяльбу, осужденного к лишению свободы за «преступную халатность» (потом полковника выпустили из тюрьмы и вновь включили в состав действующей армии). Пойдя на эти уступки, Кабальеро одновременно издал манифест (так называемый «Манифест о змеях и гадах»), в котором, намекая на коммунистов, сожалел о подрывных действиях ряда партий, входящих в правительство. Чтобы окончательно утереть нос компартии и поднять свой сильно упавший после бегства из Мадрида престиж, Кабальеро решил провести грандиозную наступательную операцию на Центральном фронте без привлечения сил «коммунистического» Мадридского участка обороны. Разработка и организация наступления поручалась не Миахе, а командующему Центральным фронтом (наиболее боеспособные соединения которого все равно подчинялись мадридской Хунте обороны) генералу Себастьяну Посасу (1880–1946). Генерал-кавалерист, как большинство его коллег, выдвинулся в Марокко. Генеральское звание ему присвоил диктатор Примо де Ривера. В феврале 1936 года, будучи командующим гражданской гвардией, Посас отказал Франко в его просьбе о введении военного положения. Позиция генерала во многом способствовала подавлению путча в Барселоне. Декретом 29 августа 1936 года Посас стал командующим Национальной республиканской гвардией (созданной вместо гражданской). В момент начала продвижения африканской армии к Мадриду генерал был назначен командующим Центральным фронтом. Отношения с Миахой у него не сложились, что стало одной из причин плохо подготовленного контрудара республиканцев 11–15 января 1937 года к северу от Мадрида. Первоначальный, разработанный в январе план наступления Народной армии предусматривал окружение основной группировки франкистов под Мадридом сходящимися ударами с северо-запада и юго-востока. Сначала командование хотело нанести главный удар с севера 15 бригадами Мадридского фронта, а вспомогательный (5 бригадами) из районов Сан-Мартин, Титульсия, Сиемпосуэлос (к юго-востоку от Мадрида на западном берегу реки Харама). Однако, учитывая сильные укрепления франкистов на севере, выдержавшие январское наступление республиканцев, а также из-за амбиций Кабальеро, главный удар было решено нанести с юга-востока. 15 свежих бригад, из которых большинство еще находилось в стадии формирования (стрелковое оружие было получено, а артиллерия — еще нет) должны были за два дня пересечь Толедское шоссе и соединиться в районе Мостолеса к югу от Мадрида с северной группировкой (5–6 бригад), замкнув кольцо окружения вокруг мятежников под Мадридом. Войскам Мадридского корпуса (это был первый корпус в испанской Народной армии, созданный после долгих убеждений со стороны советских военных советников) отводилась задача сковывания окружаемой группировки мятежников. Кабальеро и Посас, заботясь о секретности, даже не оповестили Миаху и многих командиров ударных бригад о детальном плане операции, хотя на улицах Мадрида о ней говорили практически открыто (Михаил Кольцов писал, что в Испании для шпионов был отдых, а не работа). Южная ударная группа получала в свое распоряжение танковую бригаду Павлова и 120 орудий. На прикрытие наступления была подтянута вся республиканская авиация (до 100 самолетов). Операцию планировалось начать 27 января, но из-за медленного формирования свежих бригад и чрезмерной бюрократической волокиты командных структур ее переносили на первое, шестое и, наконец, двенадцатое февраля (Посас был вообще человеком неторопливым: вставал поздно и отводил на утренний туалет и завтрак несколько часов). Между тем Франко готовил вокруг Мадрида свои «Канны». Как уже было показано выше, «генералиссимусом» владело чувство оскорбленного достоинства. Он так же, как и Кабальеро, хотел продемонстрировать (только не коммунистам, а итальянцам и немцам) свой полководческий дар. Ударом из того же района, где сосредотачивались республиканцы, но только на северо-восток, мятежники намеревались перерезать стратегическую магистраль Мадрид — Валенсия. В это же время (или чуть позже в зависимости от обстановки) другая ударная группировка мятежников, костяк которой составляли итальянцы, должна была с севера (район Сигуэнцы) наступать навстречу южной группе и замкнуть кольцо окружения вокруг Мадрида. Таким образом, два Франсиско — Ларго Кабальеро и Франко готовились вновь сойтись лицом к лицу, как в августе-октябре 1936 года. Авиаразведка республиканцев и сведения перебежчиков уже в 20-х числах января позволяли сделать вывод, что мятежники затевают к югу от Мадрида новое генеральное наступление. Но все предупреждения не могли остановить Кабальеро, уверенного в своем триумфе. Между тем, и франкисты узнали о готовящемся наступлении республиканцев, и решили упредить их, даже нарушив единство действий со своей северной группировкой (к началу февраля она еще не успела сосредоточиться). Всего под общим командованием Варелы (непосредственно прорыв осуществлял Оргас) в бой готовились вступить 40 тысяч бойцов, разделенных на три колонны (в каждой 5–6 полков и по 10–20 танков), 180 орудий, 50 танков и 150 самолетов. На первый взгляд, удар наносился в неподходящей местности. В тылу у республиканцев была река Харама (через которую, правда, было несколько мостов, в том числе железнодорожных), а дороги в районе боевых действий не имели твердого покрытия и ранней весной затрудняли быструю переброску войск. Но франкисты, собрав доселе небывалую по мощи группировку, надеялись быстро захватить мосты через Хараму, форсировать ее и перерезать шоссе Мадрид-Валенсия. Как всегда, костяк всех трех ударных колонн составляли марокканцы и бойцы Иностранного легиона. Новинкой был добровольческий батальон ирландских националистов (т. н. «синие рубашки», около 600 человек), практически полностью уничтоженный в дальнейшем сражении. У республиканцев на западном берегу Харамы не было укреплений, так как они сами готовились наступать. В первых числах февраля две бригады Народной армии (18-я и 23-я) в качестве авангарда будущей ударной группы заняли позиции на западном берегу. В них было по 4 полноценных батальона (правда, батальон мятежников был, как правило, по численности в два раза больше республиканского), но приданные им артиллерийские батареи еще не подошли. 6 февраля, после короткой артподготовки мятежники двинулись в наступление, намереваясь захватить мосты через Хараму. Несмотря на то, что республиканцы еще не успели освоиться в новом для них районе, они оказали ожесточенное сопротивление, но к ночи под угрозой окружения обе бригады были отведены на восточный берег Харамы. Опять плохо показало себя высшее республиканское командование (Посас), ничем не поддержавшее две бригады на западном берегу, хотя в тылу стояло 6 бригад, подготовленных для наступления. К северу от фронта наступления мятежников протекала река Мансанарес, что давало республиканцам отличную возможность нанести Оргасу фланговый удар, опираясь на водную преграду. В излучине Мансанареса и Харамы находился и крайне важный стратегически городок Васиамадрид, из которого можно было держать под обстрелом шоссе Мадрид — Валенсия. Республиканское командование несколько укрепило войсками этот район, но основное внимание его было приковано к вышедшей на берега Харамы группировке Оргаса. Поднятые по тревоге, к Хараме перебрасывались XII-я интербригада (состоявшая к тому времени большей частью из немцев и австрийцев) и несколько испанских бригад. 7 февраля мятежники атаковали переправы через Хараму, но были отбиты. Тогда 8 февраля Оргас перенес удар в излучину двух рек и силами до шести батальонов захватил ее, вместе с городом Васиамадрид. Ночью четыре батальона республиканцев из разных бригад контратаковали, но мятежники уже успели не только отрыть окопы, но и натянуть колючую проволоку, перед которой новобранцы, как правило, пасовали. 9 и 10 февраля мятежники приводили себя в порядок и готовились к форсированию Харамы. Республиканцы не уничтожали мосты через реку, видимо, все еще имея в виду свое генеральное наступление. Охрану мостов поручили нескольким ротам интербригад. В ночь на 11 февраля только что прибывший на охрану моста Пиндок франко-бельгийский батальон им. А. Марти был внезапно атакован марокканцами, перебившими штыками и кинжалами целую роту в составе 126 человек, из которой смогли спастись только шесть бойцов. Мятежники быстро перебросили на восточный берег четыре батальона, более 10 танков и стали расширять плацдарм. В пять вечера две интербригады (XI-я и XV-я) при поддержке танков провели контратаку. Танки дошли до моста, но пехота отстала, и мятежники сохранили свой плацдарм на восточном берегу Харамы глубиной в 3 километра. Ночью франкисты навели понтонный мост и к утру 12 февраля переправили через реку 9 батальонов, 40 орудий и 15–20 танков. Новая атака интербригад при поддержке танков на этот раз закончилась серьезной неудачей: огнем немецких противотанковых пушек было подбито 7 танков. В тот же день мятежники захватили еще одну переправу через Хараму и расширили свой плацдарм на восточном берегу, составлявший 8 километров по фронту и 2–3 километра в глубину. Неприятностью для Франко стало господство в воздухе республиканской авиации. Мятежники уже не могли по несколько раз в день бомбить позиции противника: советские истребители сразу же поднимались на перехват. В воздушных боях участвовало сразу до ста машин. 12 февраля 1937 года было сбито 7 самолетов мятежников, и ВВС республики были впервые в войне направлены для штурмовых ударов по частям мятежников. До этого такой вид использования авиации почти не применялся. Дело ограничивалось бомбежкой аэродромов и транспортных узлов и предотвращением бомбовых ударов противной стороны. В сражении при Хараме получили боевое крещение советские зенитные 76,2 мм орудия образца 1931 года, 20 из которых поступило в Испанию в январе 1937 года (эти пушки, правда, были не совсем советскими; их производили в СССР на основе закупленного в Германии орудия фирмы «Рейнметалл»). До прибытия этих орудий на вооружении у республиканцев были только мелкокалиберные зенитные пушки «эрликон», пригодные для защиты боевых порядков от низколетящих целей. Теперь каждая из трех переброшенных на Хараму зенитных батарей (их расчеты были интернациональными: немецкий, чехословацкий и французский) могла вести огонь по воздушным целям на высоте до 7 километров, выпуская 60 снарядов в минуту. К 17 февраля зенитчики уничтожили 13 самолетов, а всего в ходе сражения они записали на свой счет более 20 самолетов. Впервые в истории войн зенитные пушки прямой наводкой били и по танкам, и пехоте противника, не раз спасая положение республиканцев. На Хараме также блестяще зарекомендовало себя немецкое 88 мм зенитное орудие, которое считается лучшей зенитной пушкой Второй мировой войны. Прикрываемые этими орудиями участки фронта мятежников были практически недоступными для республиканских бомбардировщиков. 13 февраля мятежники перешли в наступление на Арганду, чтобы достичь шоссе Мадрид — Валенсия. Но, несмотря на тройное превосходство в силах (15 тысяч против 5 тысяч республиканцев), они не смогли добиться успеха. Когда после полудня 5-я бригада, состоявшая в основном из анархистов, подалась назад, брешь срочно закрыли ротой танков. Республиканцам надо было любой ценой выиграть время до подхода своих резервов. 13 февраля бои достигли невиданного ожесточения. Польский батальон им. Домбровского потерял в контратаках до половины личного состава. Из-за недостатка артиллерии у республиканцев двойная нагрузка ложилась на танки, которые не только по нескольку раз в день контратаковали, но и подавляли огневые точки противника. От переутомления танкисты теряли сознание. В тот кровавый день мятежники углубили свой плацдарм на 1–2 километра, заплатив за это 4000 убитых и раненых. Республиканцы постепенно приспособились и к новой тактике мятежников. Те выдвигали вперед противотанковые пушки, но бойцы Народной армии уже наловчились выбивать их расчеты прицельным пулеметным огнем. Всю ночь на 14 февраля мятежники перебрасывали на восточный берег Харамы новые силы, доведя общую численность своих войск до 40 батальонов, 100 орудий и 100 танков. Утром 14 февраля после сильной артиллерийской подготовки и авиаударов мятежники пошли вперед, но были остановлены с ходу вступившей в бой XIV-й интербригадой. Началась настоящая мясорубка в стиле Первой мировой войны. Франкисты волнами вводили на узком участке фронта все новые силы, стремясь уничтожить в бою как можно больше живой силы противника. Но и сами они несли крупные потери, что не очень заботило Франко, бросавшего на самые опасные участки «диких» марокканцев. Так, только в ходе контратаки 24-ой бригады при поддержке двух батальонов Т-26 14 февраля было уничтожено до 800 марокканцев. Беспрерывная борьба и чудовищные потери стали отрицательно сказываться даже на моральном духе интербригад. Было проведено специальное совещание политкомиссаров всех четырех интербригад, дравшихся на Хараме (пятая была переброшена на юг под Малагу). Единственным результатом страшного для обеих сторон 14 февраля был захват мятежниками господствующей над полем сражения высоты Пингаррон на правом фланге их плацдарма. В 14 часов 14 февраля 6 «юнкерсов» в сопровождении 36 истребителей пытались бомбить республиканские позиции, но в районе Арганды их встретили 40 истребителей И-15 и И-16. В результате ожесточенного воздушного боя самолеты мятежников были отогнаны. 15 февраля мятежники полдня приводили себя в порядок и смогли начать наступление только после обеда. Сил у них уже явно не хватало, и республиканцы без труда отразили натиск. В целом в ходе сражения республиканцы понесли пока меньше потерь и могли рассчитывать на дополнительные резервы. В тот же день под давлением находившихся на поле боя советских военных советников (некоторые из них увлекали пехоту в бой личным примером, устремляясь вперед с винтовкой наперевес), фактически взявших управление сражением в свои руки, была проведена, наконец, давно назревшая реорганизация республиканских войск на Хараме. Были сформированы 5 дивизий, три из которых («А, «В», «С») составили самостоятельную оперативную группу (среди первых комдивов были коммунисты Листер и Модесто, а также два интернационалиста — поляк Кароль Сверчевский и венгр Янош Галич). Был разработан и план наступления: одна дивизия наносила удар с севера в тыл Харамскому плацдарму врага, а с юга на север, взяв высоту Пингаррон, должна была наступать дивизия «С» Листера (характерный почерк советских военных советников: не лобовые, а фланговые удары). Но 16 февраля контрудар осуществить не удалось, так как мятежники еще продолжали давление, хотя и ослабевавшее с каждым часом. Но 17 февраля инициатива в битве на Хараме перешла к республиканцам. Ударив с севера, они смели боевое охранение мятежников и те были вынуждены перебросить с плацдарма назад на западный берег Харамы два батальона пехоты и 4–5 эскадронов кавалерии. Но контратака марокканской конницы была сорвана метким огнем зенитчиков прямой наводкой. Правда и марокканцы применили в этом бою «новинку». Когда республиканцы потеснили одно из подразделений «мавров», те подняли руки, но потом вдруг забросали подошедших бойцов Народной армии гранатами. 17 февраля республиканская авиация с самого утра штурмовала позиции мятежников. В середине этого дня завязался воздушный бой между 50 республиканскими истребителями и 15»юнкерсами», которых прикрывали 30 «фиатов» и «хейнкелей». Летчики дрались на фронте в 10 километров и на высотах от нескольких сотен метров до 5 километров. В результате было сбито 7 самолетов франкистов и 3 — республиканцев. Весь день, 18 февраля, мятежники контратаковали северную группу республиканцев, но успеха не добились. В ночь на 19 февраля 1-я бригада дивизии Листера ворвалась на высоту Пингаррон и штыками уничтожила занимавший ее батальон мятежников (1-й ударной бригадой командовал бывший врач Пандо, в перерывах между боями успевавший работать над своей диссертацией). Но уже утром высоту контратаковали три батальона марокканцев и при поддержке артиллерии вернули ее. Республиканцы, поняв, что взять высоту не так сложно, вновь решили по ней ударить. 21 февраля после двухчасовой артподготовки (было стянуто 50 орудий) и ночной бомбардировки Пингаррона в 9 часов утра Листер снова перешел в атаку, одновременно обходя высоту в направлении к мосту через Хараму. Две роты заняли мост, но затем были отбиты. Пингаррон взять не удавалось. Советские военные советники рекомендовали прекратить атаки высоты, так как она была сильно укреплена, но все же было решено попытаться еще раз. Командование республиканцев надеялось, что, взяв Пингаррон, можно ликвидировать весь плацдарм мятежников на восточном берегу Харамы. С утра 23 февраля высоту в течение двух с половиной часов обстреливали 10 батарей республиканцев. Батальон мятежников бежал, не выдержав огня. 70-я бригада дивизии Листера, состоявшая в основном из анархистов, захватила Пингаррон и устремилась дальше, однако была остановлена заградительным огнем собственной артиллерии, полагавшей, что контратакуют мятежники. Одновременно по бригаде ударила артиллерия франкистов и республиканцы отошли, оставив высоту, которая с 12 до 15 часов дня была ничейной, но к концу дня снова была захвачена франкистами. И снова местное командование попросило разрешения еще раз попытаться взять Пингаррон, хотя Посас выступал против этого. 27 февраля началось последнее наступление республиканцев на высоту. К трем часам дня удалось ворваться в первую полосу траншей на высоте, но танки Т-26 отошли для дозаправки в тыл, и республиканская пехота отступила, причем в беспорядке, так как была контратакована. Танки понесли большие потери из-за новой тактики мятежников. Те скрывались в густых кронах оливковых деревьев и забрасывали проходившие через оливковые рощи танки гранатами, бутылками с зажигательной смесью. Танкистам пришлось теперь предварительно обстреливать рощи из пулеметов. Последнее наступление республиканцев на Хараме характеризовалось еще одним новшеством, введенным командующим всеми войсками направления полковником Бурильо (он, кстати, очень недолюбливал интербригады). Каждому командиру заранее был подготовлен «дублер», готовый взять на себя командование после выбытия основного командира из строя. Но Пингаррон так и остался колоссальной братской могилой — в боях за высоту с обеих сторон погибло 16 тысяч человек. 28 февраля небывалое по масштабам и ожесточенности Харамское сражение завершилось. Обе стороны понесли невиданные потери (франкисты — 20 тысяч человек, республиканцы — 15 тысяч, из которых очень много под Пингарроном). Хотя франкистам удалось форсировать Хараму и взять под обстрел 4 километра шоссе Мадрид — Валенсия, они не достигли своих целей и битву можно считать крупным оборонительным успехом республиканцев. На их стороне бой впервые вела регулярная армия, состоящая из дивизий, способных осуществлять совместное маневрирование. Республиканская авиация завоевала господство в воздухе. Хуже пришлось танкам, понесшим большие потери от огня противотанковой артиллерии (присутствовавший на поле советский военный советник, будущий маршал Г. Кулик даже сказал, что противотанковые пушки сметают танки, как пулемет пехоту). И все же основным залогом успеха по-прежнему оставался слаженный ружейно-пулеметный огонь, в котором республиканцы уже не уступали лучшим частям мятежников. Слабой стороной республиканской армии была очень малочисленная артиллерия, чью функцию приходилось выполнять танкам. Сражение на Хараме потребовало очень большого расхода боеприпасов, и республиканцы стали применять систему выдвинутых к фронту тыловых баз, размещавшихся на подвижных автоколоннах. Большие потери на Хараме понесли интербригады (700 убитых, 2000 раненых и несколько сот пропавших без вести). Почти половину личного состава потерял принявший свой первый бой батальон американских добровольцев имени Линкольна. Командование было вынуждено отвести интербригады в тыл на переформирование. Их бойцам пришлось объяснять, что главное теперь не просто геройски умирать, но превзойти врага своей воинской выучкой. В целом же Народная армия выдержала свой первый по-настоящему серьезный экзамен. Второй, еще более сложный, был уже не за горами. Неудача под Харамой заставила Франко сделать то же самое, на что пришлось пойти Ларго Кабальеро после Малаги — объявить набор в армию нескольких призывных возрастов на основе воинской повинности. В Испании начиналась настоящая тотальная война. Ударных сил с той и другой стороны уже не хватало для проведения масштабных операций. Африканская армия и марокканцы понесли на Хараме такие потери, что уже не могли выделять из своего состава крупные ударные группировки. Франко надо было выиграть время, пока набор в армию и обучение новобранцев не даст ему достаточно ресурсов для продолжения войны. Поэтому, запрятав свою гордость подальше, Франко обратился за срочной помощью к итальянцам. После Малаги Муссолини хотел сосредоточить все свои войска в Испании под Теруэлем и ударом с этого выступа захватить временную столицу республики Валенсию. Но Франко, как бы трудно ему ни приходилось, не мог позволить иностранцам решить исход всей войны. После долгих препирательств было условленно, что итальянский экспедиционный корпус нанесет удар с северо-востока из района Сигуэнцы на Гвадалахару вдоль так называемого французского шоссе. В поддержку итальянцам выделялась дивизия мятежников «Сория» под командованием «героя Алькасара» Москардо. Но этого было явно недостаточно для успеха, и Франко пришлось дать обещание, что войска Оргаса двинутся навстречу итальянцам с Харамского плацдарма и, наконец, окружат Мадрид. Втайне Франко надеялся, что итальянцы сделают все сами, нанеся республиканцам решающее поражение и уничтожив их как можно больше. Потери самих итальянцев его мало беспокоили. В конце февраля 1937 года весь итальянский корпус был сосредоточен в районе Сигуэнцы. В него входили четыре дивизии, одна их которых «Литторио» представляли собой слегка переформированную дивизию регулярной итальянской армии «Ассиете». Она была полностью моторизована. Три другие дивизии «Божья воля», «Черное пламя» и «Черные стрелы» были сформированы из фашистской милиции — «чернорубашечников», но все их вспомогательные и специальные части состояли из солдат и офицеров регулярной армии. Всего в итальянском корпусе насчитывалось 49,8 тысяч бойцов, 1170 ручных и 485 станковых пулеметов, почти 200 орудий разных калибров, зенитная артиллерия, 108 танков, 32 бронемашины, 3685 автомобилей и 60 самолетов. В приданных итальянцам войсках Москардо было около 10 тысяч солдат и офицеров. Наступление планировалось начать вдоль французского шоссе 8 марта и, продвигаясь по 20–25 километров в день (в стиле итальянского «блицкрига» под Малагой), к 12 марта окружить Мадрид. К 15 марта ударом с тыла предполагалось захватить столицу и закончить войну. Недостатком плана была узость фронта наступления вдоль шоссе, так как по обеим сторонам от него почва раскисла и царила распутица. Поэтому итальянцы построили наступающие войска в три эшелона, по дивизии в каждом, которые должны были периодически сменяться. Основной расчет итальянцы строили на том, что наиболее боеспособные части республиканцев будут скованы Оргасом на Хараме (сам Франко обещал это), а противостоящие им свежеиспеченные бригады Народной армии удастся разгромить за день-два. Эти предположения, базировавшиеся на данных разведки, казались правильными. На направлении главного удара итальянцев оборонялась недавно сформированная из различных колонн милиции 12-я республиканская дивизия, некоторые батальоны которой не имели даже стрелкового оружия. Дивизия состояла из 5 бригад (10 тысяч бойцов), имевших 5900 винтовок, 85 пулеметов и 15 орудий. Этими силами удерживался фронт в 80 километров, причем дальше до самого Мадрида никаких войск не было. Непосредственно французское шоссе прикрывали три батальона (четвертый без оружия был в тылу). Вся оборона состояла из неглубоких, залитых водой окопов и колючей проволоки, которую легко можно было перешагнуть. Штабы располагались в 50 километрах от передовой. Уже с начала марта стало ясно, что под Сигуэнцой сосредоточиваются итальянцы (бойцы Народной армии на фронте даже слышали их боевые песни). Было перехвачено несколько радиопереговоров итальянцев открытым текстом, ясно свидетельствовавших о грядущем наступлении. 7 марта республиканское командование решило перебросить под Сигуэнцу четыре батальона и роту танков (танки, проделавшие марш в 90 километров, только к утру 8 марта стали появляться на позициях). В 7 часов 30 минут 8 марта 1937 года после получасовой артподготовки (участвовало 50 орудий) итальянская дивизия «Черное пламя» при поддержке 20 танков перешла в наступление по французскому шоссе. Застигнутые врасплох, республиканцы отступили вдоль шоссе на 4–6 километров, но подоспевшие два танка Т-26 своим огнем остановили итальянцев. Дивизия Москардо на левом фланге практически не продвинулась вообще (итальянцы сразу стали подозревать, что франкисты не особенно желают им помогать). Республиканское командование пока не осознало всю серьезность ситуации и перебросило на помощь 12-ой дивизии только XI-ю интербригаду (три батальона по 300 человек), которая должна была 9 марта отбросить итальянцев в исходное положение. Столь малые силы объясняются тем, что в Мадриде еще не представляли всего масштаба наступления. Данные пленных о том, что в бой вступило более 40 тысяч итальянских солдат и офицеров, сочли заведомым преувеличением. Но 9 марта дивизия «Черное пламя» продолжила наступление и, выдвинув вперед противотанковую артиллерию, сильно досаждавшую советским танкам, смогла продвинуться еще на 15–18 километров. Таким образом, создалось угрожающее положение. XI-й интербригаде, едва пришедшей в себя после Харамы, пришлось создавать оборонительный рубеж и пока не помышлять о контратаке. Несмотря на оптимистические доклады командования 12-ой дивизии, было решено перебросить на фронт XII-ю интербригаду (3000 человек), полностью экипированную штатным вооружением. Но XII-я интербригада была в 100 километрах и к утру 10 марта еще не смогла занять боевые позиции. Между тем, 10 марта в наступление перешли уже две дивизии итальянцев, наткнувшиеся на сей раз на стойкую оборону XI-й интербригады, которая не собиралась отступать. К тому же в этот день блестяще проявили себя Т-26. На рассвете 10 марта командир танковой роты решил скрытно пройти с одним танковым взводом в тыл итальянцев на 14 километров, чтобы отбуксировать в расположение своих войск два танка, подбитых накануне. Неожиданно наши танкисты заметили сосредотачивавшийся танковый батальон итальянцев и практически полностью его уничтожили (интервенты потеряли 20 танков и несколько грузовиков). Республиканский танковый взвод вернулся без потерь. Не добившись успеха днем 10 марта, итальянцы ударили по XII-й интербригаде ночью, нарвавшись на своих соотечественников — итальянский батальон им. Гарибальди. Сначала интернационалисты несколько попятились назад, но затем, быстро оправившись, не только вернули утраченные позиции, но и отбили своих пленных, уничтожили 5 танков и взяли в плен 40 интервентов. К 11 марта командующему «добровольческим» корпусом Роатте стало ясно, что легкого марша на Мадрид не будет. Тактика итальянцев, наступавших, как и франкисты на Хараме (на узком участке большими силами в несколько волн) могла действительно принести успех только при отсутствии организованного сопротивления. Роатта настоятельно потребовал от Франко выполнения своего обещания и нанесения удара с Харамского плацдарма. «Генералиссимус» нагло соврал, говоря, что приказ Оргасу отдан, но тот почему-то медлит с его выполнением. На самом деле никакого приказа не было. Оргаса потом для вида отстранили от командования, но лишь для того, чтобы поручить ему самую ответственную на тот момент задачу — массовый набор и обучение новобранцев. В свою очередь, 11 марта командование республиканцев наконец-то осознало масштаб наступательной операции врага. На Гвадалахарском направлении по образцу Мадрида и Харамы стал формироваться отдельный 4-й армейский корпус под командованием полковника Хурадо в составе 11-й, 12-й и 14-й пехотных дивизий, танковой и двух кавалерийских бригад. Ударной дивизией корпуса стала 11-я под командованием Листера, состоящая из XI-й и XII-й интербригад, 1-й ударной бригады под командованием еще одного талантливого самородка войны коммуниста Валентина Гонсалеса по прозвищу «Кампесино» (т. е. «Крестьянин») и 2-й бригады (которой раньше командовал сам Листер, а теперь ее принял герой Харамы Пандо). Элитная (главным образом, по боевому духу, а не вооружению) дивизия Листера должна была контратаковать на главном направлении — вдоль французского шоссе. На первом этапе сражения авиация обеих сторон бездействовала из-за сильных дождей. Но к 11 марта республиканцы сосредоточили под Гвадалахарой сильную авиагруппу в составе 45 истребителей, 16 советских штурмовиков R-Z (или Р-зет) и Р-5 (испанцы называли эти машины соответственно «наташа» и «Разанте», то есть «Бреющий») и 11 бомбардировщиков. Штурмовик Р-5, поставлявшийся в Испанию, имел 4–6 пулеметов, развивал скорость до 245 км в час и нес 8 бомб по 50 килограммов каждая. Всего республиканцам было продано 62 Р-5 (в ноябре 1936 и феврале 1937 года, двумя партиями по 31 машине), из них 31 — варианта «штурмовик» (обычный Р-5, как самолет-разведчик имел только один пулемет). Легкий штурмовик Р-зет был модификацией разработанного еще в конце 1920-х годов Р-5 и выпускался, начиная с 1935 года. Он развивал максимальную скорость у земли до 300 км в час, имел на вооружении два 7,62 мм пулемета и мог брать 400 кг бомбовой нагрузки. Самолет был маневренным и устойчивым в управлении. В Испанию было поставлено 113 «наташ», первая партия которых прибыла в марте 1937 года. Преимущество республиканских ВВС в битве под Гвадалахарой состояло в том, что они действовали с ближних аэродромов с твердым покрытием, в то время как интервенты таких аэродромов в прифронтовой зоне не имели и их самолеты вынуждены были прилетать с севера из-за горных хребтов. Одновременно началась массовая пропагандистская работа по разложению итальянского корпуса с помощью радиоустановок и листовок, которые запускались специальными метательными аппаратами. Огромную помощь в проведении фортификационных работ республиканцам оказывало местное население, понимавшее, что идет война с иностранцами. Везде звучал лозунг «Испания — не Абиссиния!» (в 1936 году Италия захватила Эфиопию). 11 марта в районе битвы вдруг пошел снег, и наступило резкое похолодание. И республиканцы, и их противники (особенно итальянцы в тропическом обмундировании) сильно страдали от простуды и даже от обморожения. Однако в этот день итальянцы силами двух дивизий предприняли еще одно мощное наступление, основная тяжесть которого пришлась на XI-ю и XII-ю интербригады (их поддерживал танковый батальон). Весь день шел упорный бой. Советские танки из засад наносили врагу большие потери. В этот же день, несмотря на непогоду, республиканская авиация провела штурмовку наступающих итальянских колонн с высоты 150–200 метров, вызвав панику среди врагов. Со своей стороны, итальянцы впервые в ходе войны применили огнеметные танки и непривыкшие к ним бойцы XI-й интербригады начали отход. В результате итальянцы продвинулись по французскому шоссе на 6 километров (до знака «77 километров до Мадрида») и захватили городки Трихуэке и Каса-дель-Кобо). Приписанные к XI-й интербригаде анархисты первыми оставили позиции. Стойко держались немцы из батальона им. Тельмана, но и они вынуждены были отойти, опасаясь окружения. Ночью стали, наконец, подходить части Листера и к утру 12 марта республиканцы имели на фронте уже 18 батальонов (днем раньше — 9), хотя интервентов было по-прежнему больше в 3 с лишним раза. На полдень 12 марта при поддержке танкового батальона было намечено локальное контрнаступление с целью вернуть Трихуэке. К часу дня, двигаясь за успешно действующими танками, части Листера подошли к Трихуэхе, но были встречены сильным огнем. Итальянцы опять использовали огнеметные танки, и 2-я бригада дивизии Листера с трудом удерживала свои позиции, которые итальянцы уже начали обходить с фланга. Положение спасла резервная рота советских танков, отбросившая итальянцев. С другой стороны, республиканская авиация несколькими волнами разгромила подходившие к месту боя полк дивизии «Литторио» и части «добровольческой» дивизии «Черные стрелы». Всего за этот день ВВС республики произвели 150 боевых вылетов, израсходовав 500 бомб и 200 тысяч пулеметных патронов. Используя успех авиации, Листер вновь перешел в наступление и его части опять подошли к Трихуэке. День 12 марта остался за республиканцами, продемонстрировавшими впервые в войне высокую степень взаимодействия пехоты, танков и авиации. Абсолютной новинкой были «конвейерные» беспрерывные бомбежки противника. Сначала в бой вступали группы из трех-четырех истребителей, задерживавших движение колонны. Затем бомбардировщики подбивали первую и последнюю машины, создавая пробки. Подключались штурмовики. Пока одна группа самолетов «висела» в воздухе, другие заправлялись и пополняли боекомплект. Эта тактика по имени впервые применившего ее главного советского советника ВВС республики комбрига Якова Владимировича Смушкевича («генерал Дуглас») стала называться «конвейером Смушкевича» и вошла в учебники по военному искусству. Смушкевич родился в 1902 году в Ковенской губернии (кстати, литовцем был и заместитель Смушкевича, командир истребительной группы П. И. Пумпур — «полковник Хулио») и уже в 1918 году вступил в коммунистическую партию. Будучи первоначально офицером-политработником, Смушкевич за 38 дней окончил знаменитую тогда в СССР Качинскую летную школу и стал первоклассным летчиком. После Испании дважды Герой Советского Союза генерал-лейтенант Смушкевич возглавлял ВВС РККА. Был незаконно репрессирован в 1941 году. В Испании немцы установили премию в 1 млн марок тому летчику, кто собьет «генерала Дугласа», а в 1941 году Геринг сказал, что отсутствие на фронте Смушкевича равносильно 5 дополнительным немецким авиадивизиям. Узнав о разгроме с воздуха своей элитной резервной дивизии «Литторио», Роатта вечером 12 марта издал приказ о прекращении наступления и перегруппировке сил для нового удара. В 11 часов 30 минут утра 13 марта в бой пошли интербригады. Но их удар был вспомогательным, а основной нанесла через полчаса 2-я бригада дивизии Листера вдоль французского шоссе. При поддержке танков республиканцы легко ворвались в Трихуэке, но здесь в уличных боях итальянцы стали эффективно бороться с бронетехникой бутылками с зажигательной смесью и горящими факелами. Танки пришлось вывести из боя, и Трихуэке была атакована с тыла вторым эшелоном наступавшей 2-й бригады. Итальянцы побежали, и неотступно их преследовавшие республиканцы подошли к Каса-дель-Кобо. Интербригадам не удалось повторить успех своих испанских товарищей. Им пришлось отражать ожесточенные контратаки, и в итоге интернационалисты остались 13 марта на прежних позициях. В тот же день Франко для отвода глаз предпринял на Хараме несколько атак, которые легко были отбиты республиканцами. 14 марта испанские республиканские части отдыхали, но XII-я интербригада решила вернуть потерянное ранее хорошо укрепления дворянское поместье Паласио-де-Ибарра. Атака была подготовлена очень тщательно, особое внимание уделялось отработке взаимодействия танков и пехоты. В результате почти весь гарнизон дворца силой до батальона, обойденный с флангов, был взят в плен. Контратака другого итальянского батальона была в буквальном смысле этого слова раздавлена советскими танками. Всего за время боев 11–14 марта республиканцы взяли в плен 500 итальянцев, захватили в качестве трофеев 13 орудий, 500 винтовок и 50 пулеметов. 14 марта на фронт прибыл генерал Миаха, высоко оценивший действия дивизии Листера. Последний, в свою очередь, торжественно вручил генералу захваченное итальянское знамя. Следует отметить, что в течение всех оборонительных боев и контратак с Листером находился советский военный советник, будущий герой Сталинграда А. Родимцев, оказавший большую помощь в разработке планов военных операций. 15-17 марта обе стороны перегруппировали силы. К республиканцам подходили новые резервы, хотя атаки мятежников на Хараме все же не позволили снять оттуда некоторые части. План генерального контрнаступления республиканцев состоял в нанесении главного удара силами четырех бригад (одна из них в резерве) при поддержке 38 танков и авиации в направлении на город Бриуэгу, а после его захвата было предусмотрено двигаться дальше вдоль французского шоссе. Но даже к началу республиканского контрудара соотношение сил было в пользу интервентов по людям 2:1 (45 тысяч против 20), по пулеметам 5:1, по орудиям 7:1, по танкам 1,3:1. Только самолетов у республиканцев было больше: 70 против 50 у итальянцев. На направлении главного удара у обеих сторон было по 10 тысяч бойцов. Но против 38 республиканских танков итальянцы имели всего 12. Зато по орудиям было обратное соотношение: 16 против 70. В 13 часов 30 минут 18 марта 75 самолетов ВВС республики в течение 20 минут бомбили позиции итальянцев. Затем в бой пошли танки, но пехота завязла в непролазной грязи и начала наступать только в 16 часов. Итальянцы сначала оказывали ожесточенное сопротивление, но после захвата их первой линии обороны стали быстро отступать. XII-я интербригада ворвалась в Бриуэгу, а испанские части были посланы в обход города. К сожалению, они запоздали, и части итальянцев удалось ускользнуть из мешка. Их отступление превратилось в бегство, и к вечеру, как и планировалось, Бриуэга была полностью освобождена. В плен было взято 300 человек, захвачено 30 орудий, 6 танков, много инженерного оборудования и продовольствия, масса штабных документов. Дивизия «Божья воля», оборонявшая Бриуэгу, практически перестала существовать как боеспособная единица. Стремясь спасти положение, дивизия «Литторио» атаковала на французском шоссе 2-ю испанскую бригаду и XI-ю интербригаду. Республиканцам пришлось вводить в бой резервы и танки, но после разгрома в Бриуэге, опасаясь удара с фланга, итальянцы принялирешение отвести дивизию «Литторио» назад. 19 марта отход начал весь итальянский корпус. Перешедшие в наступление вдоль французского шоссе части 2-й бригады и XI-й интербригады вели уже только преследование арьергардов противника. Республиканцы проявили военную смекалку. 2-я бригада организовала специальный моторизованный отряд: батальон пехоты на грузовиках, танковая рота и артиллерийская батарея на механической тяге. Быстро продвигаясь, этот отряд дошел до 89 километра шоссе и взял населенный пункт Гаханехос. Итальянцы на собственной шкуре почувствовали все прелести «молниеносной войны». Окончательно сопротивление итальянцев было сломлено при помощи авиации. Лишь у 94-го километра французской автострады преследование было остановлено, так как войска сильно устали, а итальянцы успели построить оборонительный рубеж с колючей проволокой. Таким образом, попытка перерезать путь отхода дивизии «Литторио» не удалось из-за слишком медленного выдвижения республиканских войск. 20 марта Листер решил продолжить преследование врага силами 2-й бригады по шоссе, хотя она оторвалась далеко от своих соседей слева и справа. Листер, понимая опасность обхода противником 2-й бригады, приказал усилить активность фланговых частей. Атаку предписывалось начинать после усиленной разведки (батальон пехоты и взвод танков). На французском шоссе 2-я бригада не смогла потеснить итальянцев с подготовленного оборонительного рубежа и потеряла два танка. На флангах дела шли несколько удачнее: были заняты несколько населенных пунктов и взяты пленные. Но кошмар для итальянцев только начинался. В 12 часов 45 минут республиканская авиаразведка выявила множество колонн противника, спешно отступавших на север. Упускать такую цель было просто преступлением. В воздух поднялись 11 бомбардировщиков, 14 штурмовиков и 42 истребителя — все, чем располагали под Гвадалахарой ВВС республики. При этом была применена хитрость: одно звено штурмовиков атаковало северную голову колонны для отвлечения внимания, в то время как все остальные штурмовики обрушивались на «хвост» колонны. В 14 часов 30 минут над головами итальянцев появились первые штурмовики, вызвавшие панику и создавшие огромную пробку на шоссе (итальянцы двигались в три ряда). Далее основное ядро штурмовиков поливало пулеметными очередями и забрасывало бомбами всю колонну — от начала до конца. Целиться не приходилось: скопившиеся на протяжении 10 километров автомашины были идеальной, почти учебной целью. Затем, согласно плану, появились истребители и бомбардировщики, которые помимо колонны атаковали местечко Альгора, до отказа забитое войсками итальянцев. Когда появилась итальянская авиация, было поздно: колонна в 1000 машин превратилась в огромный костер. В 17–00 было решено повторить атаку. Колонну нашли на том же месте, и она опять подверглась страшному разгрому. В этот раз штурмовикам и истребителям пытались помешать 26 истребителей «фиат», но они были быстро отогнаны превосходившими их И-15 и И-16, которые сбили 4 «сверчка». Одновременно эскадрилья бомбардировщиков бомбила железнодорожную станцию Сигуэнца, где было сосредоточено 15 эшелонов итальянцев. На обратном пути советские бомбардировщики были атакованы 27 истребителями «фиат», но атака была отражена огнем бортовых пулеметов, причем один истребитель был сбит. Авианалет 20 марта 1937 года был первым в истории войн примером массового применения авиации для ударов по колоннам войск на марше. Всю операцию разработал и блестяще осуществил Смушкевич. Позднее именно эту тактику возьмут на вооружение немцы страшным летом 1941 года. Но и тогда, и под Гвадалахарой условием успеха подобных действий было техническое превосходство наступавшей авиации над силами прикрытия. В марте 1937 года советские истребители и бомбардировщики не имели в небе Испании противников, равных им по силам. В 1941 году в таком же положении оказались в советском небе ВВС Германии. 21 марта погода испортилась, и авиация уже не смогла повторить свой успех. Оборонительные позиции итальянцев крепли, на некоторых участках их сменили свежие силы мятежников. Правда, 22 марта 2-я бригада смелым наскоком захватила населенный пункт Леданка, но это был уже последний успех затухавшего контрнаступления республиканцев. Гвадалахарское сражение закончилось, и войска республиканцев стали отходить в тыл. Их встречали восторженными массовыми митингами, празднуя первое по-настоящему успешное наступление молодой Народной армии, которая к тому же разбила части регулярной армии иностранной державы. Крестьяне несли своим защитникам угощение, девушки дарили солдатам вышитые ими рубашки. Листер стал самым популярным военачальником республики. Итальянский корпус потерял убитыми, ранеными и больными 8-10 тысяч человек. 800 интервентов было взято в плен. Вооруженные силы республики сбили 12 самолетов противника и захватили исправными 10 танков (еще около 30 было подбито, но итальянцы смогли взять их с собой). В качестве трофеев республиканцам достались 400 пулеметов, 2000 винтовок, 50 орудий, 170 автомашин и тракторов, 25 тысяч снарядов и 4 млн патронов. Сама Народная армия потеряла 208 человек убитыми, 3430 ранеными и 230 пленными. Было сбито 2 самолета и подбито 7 танков (4 из них республиканцы вернули при отступлении итальянцев). Итальянцы захватили в первые два дня операции 5 орудий, 20 пулеметов и 500 винтовок. Битва под Гвадалахарой продемонстрировала, что республиканская пехота хорошо научилась взаимодействовать с танками в наступлении. Сами танки несколько изменили тактику: учитывая наличие у итальянцев 45мм противотанковых пушек, Т-26 с успехом действовали из засад и с замаскированных позиций. Наконец, несмотря на неблагоприятную погоду, блеснула мастерством республиканская авиация (в народе ее стали называть «Ла Глориоса», т. е. «Славная»). Победа республиканцев была облегчена грубыми ошибками итальянского командования. Интервенты слишком глубоко эшелонировали наступавшие войска на узком участке фронта, что позволяло республиканцам какое-то время сдерживать наступление целого корпуса одной бригадой. В отличие от франкистов, итальянцы не проявили в обороне должной цепкости и сдавались в плен сотнями (марокканцев же до этого удалось пленить за всю войну всего лишь несколько). И все же основной просчет итальянцев был в том, что они не ожидали от Народной армии столь умело и грамотно организованного сопротивления. На этом месте самое время подробнее остановиться еще на одном немаловажном факторе успехов республики на Хараме и под Гвадалахарой — деятельности советских военных советников. Первые военнослужащие РККА (летчики и авиатехники), как было показано выше, прибыли в Испанию еще в августе-сентябре 1936 года. Видимо, советское руководство первоначально полагало, что этого будет достаточно. Но стремительное наступление мятежников на Мадрид убедило Сталина в необходимости принять в конце сентября 1936 года решение об оперативном направлении в Испанию советских военных советников для организации по-настоящему грамотного ведения республиканской милицией боевых действий. Добровольцев было хоть отбавляй. В то время советские люди начинали свой рабочий день с прослушивания сообщений радио о положении в далекой Испании. Об этом говорили на улицах совершенно незнакомые друг с другом люди. В квартирах простых советских граждан висели карты Испании, на которых отмечалось изменение линии фронта, увы, очень тревожное осенью 1936 года. Мальчишки учили испанский язык и бежали из родительского дома в черноморские порты, чтобы пробраться на отходящие в Испанию корабли. Как писал корреспондент ТАСС в Испании О. Савич: «Молодой человек того времени вряд ли имел право называться молодым, да и вряд ли мог считать себя настоящим человеком, если он не рвался в Испанию, чтобы драться с фашизмом, помочь испанскому народу и, может быть, избавить свой собственный народ от судьбы Испании». Точно такие же настроения были и в Красной Армии. Молодые командиры забрасывали начальство, включая наркома обороны К. Е. Ворошилова рапортами, и смотрели на отправлявшихся в Испанию боевых товарищей, как на счастливчиков. Для командировки в «страну Х» отбирались наиболее подготовленные офицеры из хорошо зарекомендовавших себя на учениях частей. Но даже отличники боевой и политической подготовки не имели боевого опыта современной войны с применением танков и авиации (впрочем, тогда такого опыта не было ни в одной из армий стран мира). После сборов в Москве, где отбывающих вводили в курс событий в Испании, офицеры РККА по разным паспортам (т. н. «нансеновским» — для лиц без гражданства — или малых европейских стран, таких как Латвия, Швейцария, Литва или Финляндия) выезжали обычно железной дорогой через всю Европу во Францию. Поляки и немцы без труда распознавали по военной выправке и стандартным костюмам истинную принадлежность «туристов», «коммерсантов» или «учащихся» и затем сообщали на заседаниях Лондонского комитета о проехавших такого-то числа в Испанию советских офицерах (впрочем, доказать что-либо немцы и итальянцы не могли). Французские власти, также прекрасно понимавшие, куда и зачем едут молодые русские, не чинили никаких препятствий, так как симпатизировали республике. Советский военный атташе в Париже вполне легально перебрасывал офицеров в Испанию поездом или рейсовыми самолетами. К удивлению советских людей, уверенных в полной тайне своей миссии, уже на первых пограничных испанских станциях их встречали восторженными криками «Вива Русия!». Все работавшие в Испании советники подчинялись главному военному советнику, который со своим штабом находился при республиканском правительстве (сначала в Мадриде, затем в Валенсии, а с октября 1937 года — в Барселоне). В 1936–1937 гг. как уже упоминалось, главным военным советником в Испании был Я. К. Берзин. Весной 1937 года его сменил талантливый военачальник комдив Г. М. Штерн («генерал Григорович», будущий герой Халхин-Гола, критиковавший действия Г. К. Жукова; репрессирован). Последним главным военным советником в Испании в 1938–1939 гг. был К. М. Качанов, несправедливо расстрелянный в 1941 году по приказу Сталина за трусость. Были советники при Генеральном штабе республиканской армии (К. А. Мерецков, Б. М. Симонов), Главном военном комиссариате (И. Н. Нестеренко, Д. Г. Колесников), авиации (А. И. Бергольц, Я. В. Смушкевич, Е. С. Птухин и др.), ВМС (Н. Г. Кузнецов, И. Г. Питерский, В. А. Алафузов и др.), артиллерии (Н. Н. Воронов, Н. А. Клич и др.). После создания бригад, дивизий, корпусов, армий и фронтов Народной армии советские военные советники появились и в этих соединениях. Среди них было много будущих видных полководцев Великой Отечественной войны: П. И. Батов (любопытно, что за внешнее сходство с немцем ему дали в Испании боевой псевдоним «Фриц Пабло»), И. А. Бурмистров, В. Я. Колпакчи, Р. Я. Малиновский, А. И. Родимцев, М. С. Шумилов и другие. Советским советникам строго запрещалось принимать непосредственное участие в боевых действиях и отдавать самостоятельные приказы. Их основной задачей было научить неопытных испанских бойцов и командиров правильно обращаться с боевой техникой советского производства, разрабатывать и проводить в жизнь планы боевых операций различного масштаба. Однако на практике приходилось заниматься и другими делами: учить стрелять, кропотливо убеждать выставлять на ночь боевое охранение, личным примером демонстрировать рытье окопов и т. д. Советников строго предупреждали о необходимости тактичного поведения. Обращаться к вышестоящему испанскому начальству через голову своего «подопечного» разрешалось только в крайнем случае. В письме Ларго Кабальеро от 21 декабря 1936 года Сталин, Молотов и Ворошилов сообщали, что советским военным советникам «категорически предложено» не упускать из виду, что они могут принести пользу только «если будут строго придерживаться рамок советника и только советника». Советские руководители просили в письме сообщать, насколько точно выполняют эти указания офицеры РККА. Чтобы щадить и так ярко выраженное у испанцев самолюбие, многих приданных командирам испанских бригад молодых лейтенантов или капитанов официально именовали не советниками, а инструкторами части, например, по стрелковому делу. Как правило, все советники вели себя скромно и достойно, хотя, конечно, бывали отдельные случаи высокомерного поведения, которые сразу влекли за собой отправку на родину. С другой стороны, советским военным специалистам приходилось самим проявлять максимум самообладания. В кадровых офицерах испанской армии их поражали чудовищный бюрократизм, плавный распорядок дня с обязательным двухчасовым обедом и кастовая обособленность, доходящая до презрения к «нижним чинам». Например, однажды советский советник с центральной телефонной станции Мадрида, расположенной в высотной башне «Телефоника» (на ее верхних этажах располагались пункты наблюдения артиллерии, ВВС и ПВО) увидел расположившийся на отдых батальон врага. Спустившись и найдя артиллерийскую батарею республиканцев, он передал ее командиру точные координаты цели и попросил открыть огонь. Но тот возразил, сказав, что не будет отвлекать солдат и самого себя от «законного» обеденного перерыва. Советский офицер пришел в отчаяние, но испанец успокоил его, заверив, что мятежники так же свято соблюдают время обеда и никуда не двинутся. Так и произошло. Спокойно отобедав, батарея республиканцев накрыла врага. Были, правда, и не столь удачные случаи. Один раз советский военный советник наблюдал, как артиллерия республиканцев бьет по пустому месту, в то время как рядом выдвигается на боевые позиции колонна мятежников. Несмотря на все уговоры, командир батареи отказался перенести огонь на колонну без приказа вышестоящего начальства. В целом кадровые офицеры испанской армии (особенно старшие) смотрели на советских военных советников, как правило, свысока и вообще подозрительно относились к «русским коммунистам» (что было немудрено, если учесть в каком духе их воспитывали долгие годы). Многие прямо говорили, что им нужно только современное оружие, а как воевать — они и сами знают. В частях народной милиции, особенно там, где преобладали анархисты, приходилось сталкиваться с крайностями противоположного толка. Вместо бюрократизма и рутины там царили расхлябанность и отрицание всякой дисциплины. «Русских» искренне любили, но не понимали, зачем они докучают с такой «ерундой» как чистка оружия, боевая учеба и ночные тревоги. Прибывавшие в части советники подчас с нуля наводили дисциплину, опираясь, как правило, на коммунистов, социалистов и сочувствующих. Приводились в порядок пулеметы «максим», в рубашку ствола которых часто попросту забывали доливать воду и новенькие пулеметы заклинивало. Организовывалась связь с соседними частями, командиры которых не общались иногда неделями. Со своей стороны наиболее «лихие» командиры колонн милиции пытались проверить «русских» в деле. Так, например, на Арагонском фронте два советских офицера долго уговаривали анархистов перейти в атаку в соответствии с утвержденным накануне планом наступления. Им предложили показать пример. Но когда «русские» с одними пистолетами пошли в атаку, оглянувшись назад, они увидели, что бойцы кричат им вслед «Вива Русия!», но сами с места не трогаются. Энрике Листер, поприветствовав впервые прибывшего к нему на КП Малиновского, вывел его на обстреливаемый участок и под свист пуль стал объяснять обстановку. Малиновский понимал всю бессмысленность и опасность такой бравады, но не хотел ударить в грязь лицом. Оставшись довольным, Листер предложил «полковнику Малино» выпить бутылочку хорошего вина. Вскоре испанцы убедились на поле боя, что советские офицеры были отнюдь не робкого десятка. Еще одной проблемой для советских советников были внутрипартийные дрязги в Народной армии. Например, командир-анархист постоянно назначал в ночные караулы коммунистов, соседние части разной партийной ориентации отказывались делиться друг с другом боеприпасами и продовольствием и т. д. Конечно, советские советники симпатизировали коммунистам, так как те были наиболее дисциплинированы и преданы республике, но вмешиваться во внутрипартийные споры «русским» строжайше запрещалось. Часто советники служили своего рода посредниками между различными партийными группировками в войсках. Анархистам, например, было иногда зазорно выполнять приказы начальников-социалистов, но «русских товарищей» слушаться было можно и без потери лица. В целом отношение младших командиров, солдат и населения к советским людям было не просто хорошим, а восторженным. При проезде через населенные пункты советских танкистов заваливали фруктами, цветами и бурдюками с вином. Один из лидеров анархистов (советский генконсул в Барселоне Антонов-Овсеенко именовал их «анархами») даже заявил, что убьет любого, кто скажет хотя бы одно слово против СССР. Пожав руку своему военному советнику «Ксанти», Дуррути прямодушно сказал: «Я знаю, что ты коммунист, но мы будем хорошо воевать вместе». Несмотря на утверждения франкистской пропаганды, что всеми частями республиканцев руководят русские, советников не хватало не только на каждую бригаду, но и на многие дивизии. При планировании крупных операций приходилось привлекать офицеров со всех фронтов. Советники, как правило, находились в Испании не более 6 месяцев, так как Наркомат обороны стремился пропустить через горнило боевого опыта как можно больше офицеров. К тому же РККА, особенно после начала в мае 1937 года массовых репрессий против военных сама испытывала острую нехватку командиров высшего и среднего звена. Всего в 1936–1939 годах в Испании сражалось 2083 военных специалиста из СССР (в т. ч. чуть больше 1000 летчиков и танкистов), из которых погибло 127 человек (в том числе 77 командиров и 33 младших командира), 11 умерло от ран и 32 пропали без вести (в том числе 25 командиров и 7 младших командиров). Вместе с командированными по линии гражданских наркоматов (эти специалисты налаживали военное производство) общее число советских граждан, находившихся в Испании во время гражданской войны, составляло около 3000 человек. Но в каждый конкретный момент их было, естественно, гораздо меньше, во всяком случае, не более 600. К началу 1939 года в Испании оставалось 55 советских военных специалистов. За проявленный в Испании героизм 59 советских добровольцев, в том числе 35 летчиков, 21 танкист и 2 военных советника, получили звание Героя Советского Союза. Среди них было 39 русских, 7 украинцев, 5 белорусов, 2 еврея, 2 латыша и 1 мордвин. Кроме этого, высоким званием были отмечены жившие в СССР политэмигранты: итальянец Примо Джибелли, болгарин Захарий Захариев и немец Эрнст Шахт. 19 человек стали героями Советского Союза посмертно. Не зная языка и обычаев испанцев, советские люди в отличие от державшихся обособленно немцев, пытались их постичь. Разность образа жизни, привычек и характеров порождала порой комичные случаи. Так командующий ВВС республики Идальго де Сиснерос решил потеплее проститься с двумя ранеными на Мадридском фронте советскими летчиками, уезжавшими домой. И когда лидер басков Агирре прислал ему самолетом изысканный деликатес — осьминогов в собственном соку, — он от всей души предложил это лакомство советским пилотам. Но ему так и не удалось убедить преисполненных ужаса летчиков отведать странных каракатиц, плавающих в чем-то черном. Испанцы практически не пили чай (только кофе), и когда советские добровольцы подарили одному из командиров присланную им с Родины пачку, тот начал набивать чаем трубку. С другой стороны, советских людей поражало, что, привычная им с детства картошка является в Испании лакомством. Странно было им видеть детей и женщин, спокойно выпивавших за едой солидные дозы вина. Отдельно следует отметить работу переводчиков, а точнее переводчиц, так как большинство из них были женщинами (всего в Испании воевали 204 переводчика из Советского Союза). Вчерашние студентки, преподавательницы и экскурсоводы не только переводили инструкции и приказы, но и ходили на боевые задания с подрывниками в тыл врага. Женщинам приходилось переводить и на переднем крае под пулями. Во время битвы на Хараме республиканцы на одном из участков фронта не выдержали натиска врага и стали беспорядочно отступать. Им наперерез бросилась советская переводчица Мария Фортус, с сарказмом спросившая, кто их кастрировал. Испанцы, уязвленные в своем мужском достоинстве, стали останавливаться в недоумении. А женщина спокойно закончила свою мысль: только кастрированные мужчины могут так позорно драпать с поля боя. Красные от стыда бойцы стали возвращаться на передовую. Трудно приходилось советским военным советникам на флоте, который после мятежа остался практически без офицеров. До 1938 года некоторым советским добровольцам приходилось выполнять командные функции, в том числе командовать новыми испанскими субмаринами типа «С». Наконец, как уже упоминалось выше, советские советники создали разведывательно-диверсионные части Народной армии. Кстати, в то время таких спецподразделений не было ни в одной армии мира, включая РККА. Так что смело можно утверждать, что и советский армейский спецназ был рожден на полях Испании. Советская разведка через резидентуру НКВД в Испании оказывала помощь в становлении учрежденной в 1937 году республиканской военной контрразведки СИМ. Кроме того, по линии НКВД в Западной Европе было организовано много подставных фирм, закупавших для республики оружие в третьих странах. Так, в Швейцарии удалось приобрести мелкокалиберные зенитные пушки «эрликон», а в Румынии 100 тысяч тонн бензина. Закупалось оружие даже в Германии и Японии. Борьба с такими «фирмами» стала одной из основных задач Канариса. Агенты абвера выявляли фиктивные компании в Париже, Лондоне, Цюрихе, Праге, Варшаве, Амстердаме, Копенгагене и Брюсселе. В Копенгагене группа немецких эмигрантов-антифашистов из 20 человек с помощью получаемой из СССР взрывчатки организовала активный саботаж немецких военных поставок Франко. Мины с часовым механизмом проносились на борт следующих к мятежникам кораблей, которые затем неожиданно взрывались в открытом море. Подытоживая, можно с полным правом констатировать, что советская помощь сыграла ключевую роль в становлении республиканской армии. Как бы сейчас ни оценивали развитие Советского Союза в тридцатые годы XX века, помощь законному и избранному большинством народа правительству Испанской республики является славной страницей нашей истории, которой мы можем и должны гордиться. Советским военным специалистам впервые пришлось противостоять на Пиренейском полуострове интервентам из фашистских Германии и Италии, репетировавшим в Испании борьбу за мировое господство. Воюя в далекой Испании, советские люди, как могли, отодвигали то страшное время, когда окрепший нацизм ввергнет в войну все человечество. жүктеу/скачать 1.23 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|