Нил Стивенсон Криптономикон. Часть 2

ГЛОРИЯ

Голый по пояс, в камуфляжной раскраске, с ножом в руке и кольтом 45 го калибра за поясом, Бобби Шафто сгустком тумана крадется по джунглям. Между мохнатыми стволами двух финиковых пальм отчетливо проглядывает японский военный грузовик. Бобби останавливается. Боевой строй муравьев ползет по его ноге от сандалии вверх. Шафто не обращает внимания.

Японцы явно остановились по нужде. Двое рядовых вылезают из грузовика и обмениваются несколькими словами. Один отходит в джунгли, другой прислоняется к крылу машины и закуривает. Кончик сигареты алеет, как закат позади грузовика. Японец отошедший в джунгли, спускает штаны, садится на корточки и прислоняется спиной к дереву, чтобы посрать.

Сейчас они – идеальная мишень. Закат такой яркий, а джунгли такие темные, что оба практически ничего не видят. Тот, что присел по большому, беспомощен; второй, с сигаретой, выглядит изможденным. Бобби Шафто сбрасывает сандалии, выходит из джунглей и, бесшумно переступая искусанными ногами, прячется за бампером. Из кармана извлекается диверсионный набор. Не сводя глаз с курильщика – его ноги отчетливо видны под осью машины, – Шафто отделяет бумажку и лепит полезную нагрузку на задний откидной борт. Потом, просто для надежности, лепит вторую. Миссия выполнена. Получай, Тодзио!

Через мгновение он снова в джунглях, смотрит, как отъезжает японский грузовик, неся на заднем борту две сине красно белые наклейки «Я ВЕРНУСЬ». Бобби поздравляет себя с очередным успешно выполненным заданием.

Уже сильно затемно он добирается до лагеря хукбалахап на склоне вулкана. Преодолевая минное заграждение, несколько раз подает голос, чтобы часовые не подстрелили в темноте, но предосторожность оказывается излишней: все пьяны. По рации сообщили: Макартур возвращается! Генерал высадился на Лейте.

Бобби Шафто варит крепкий кофе и начинает отпаивать им радиста Педро. Как только сказывается волшебное действие кофеина, Шафто хватает блокнот, огрызок карандаша и в седьмой раз пишет свое предложение: «ЕСТЬ ВОЗМОЖНОСТЬ ПЕРЕДАТЬ ПРОАМЕРИКАНСКИЕ МАТЕРИАЛЫ В КОНСЕПСЬОН ТЧК ГОТОВ ОТПРАВИТЬСЯ ЛИЧНО ТЧК ЖДУ УКАЗАНИЙ ТЧК ШАФТО».

Он заставляет Педро зашифровать и отправить радиограмму. Теперь остается только ждать и молиться. Эта ерунда с наклейками не может тянуться бесконечно.

Тысячу раз его подмывало дезертировать и самому отправиться в Консепсьон. Но то, что он в джунглях с шайкой партизан, еще не отменяет дисциплину. Дезертиров по прежнему вешают или расстреливают, и правильно – считает Шафто, хотя сам был дезертиром в Швеции.

Консепсьон лежит в низине к северу от Манилы. С гор Самбалес можно увидеть и сам городок среди рисовых полей. Низины по прежнему в руках у японцев. Однако генерал наверняка высадится севернее этого места, в заливе Лингаен, как японцы в 41 м, и тогда Консепсьон будет точно между ним и Манилой. Ему понадобятся там глаза.

Действительно, через пару дней приходит приказ: «ВСТРЕЧА ТАРПОНОМ ЗЕЛЕНЫЙ МЫС 5 НОЯБРЯ ТЧК ДОСТАВИТЬ РАЦИЮ КОНСЕПСЬОН ТЧК ЖДАТЬ ДАЛЬНЕЙШИХ УКАЗАНИЙ ТЧК».

«Тарпон» – подводная лодка, которая доставляет им боеприпасы, медикаменты, наклейки «Я ВЕРНУСЬ», американские сигареты с вкладышами «Я ВЕРНУСЬ» в каждой пачке, спичечные коробки «Я ВЕРНУСЬ» и презервативы «Я ВЕРНУСЬ». Презервативы Шафто копит у себя, поскольку знает, что в католической стране они пойдут плохо. Он прикинул, что, отыскав Глорию истратит тонну презервативов примерно за неделю.

Через три дня они с отрядом хукбалахап поджидают «Тарпон» у Зеленого мыса. Это кодовое название бухточки на севере Лусона, под горой Пинотубо, чуть севернее залива Субик. Подлодка появляется около полуночи, бесшумно скользя на электрических моторах. Партизаны на резиновых лодках и прао забирают груз. Лодка доставила обещанную рацию и никаких больше паршивых наклеек и спичечных коробков. Кроме боеприпасов, на ней несколько проамериканских коммандос, встречавшихся с главой разведки Макартура, и двое американцев – передовые лазутчики генерала.

В следующие несколько дней Шафто и несколько отборных партизан вместе с рацией переваливают через горы Самбалес. Они останавливаются там, где предгорья сменяются наконец рисовыми полями. Прямо впереди, пересекая им путь, тянется с севера на юг шоссе Лингаен – Манила.

Через несколько напряженных дней удается погрузить рацию на телегу и закрыть навозом. В телегу запрягают тощего буйвола, которого одолжил верный, но бедный крестьянин, и трогаются через японскую территорию в сторону Консепсьона.

Здесь, впрочем, они вынуждены разделиться, поскольку голубоглазому Шафто невозможно идти в открытую. Двое партизан под видом местных уходят с навозной телегой. Шафто по ночам пробирается полями, днем отлеживается в канавах или в домах у надежных людей.

На то, чтобы преодолеть пятьдесят километров, уходит полторы недели, но вот благодаря терпению и осторожности он в городе Консепсьон, около полуночи стучится в дверь местной явки. Хозяин – солидный человек, управляющий единственным городским банком, мистер Калагуа – явно удивлен визиту американца. Шафто понимает: что то не так. Ребята с рацией должны были добраться сюда неделю назад. Однако управляющий говорит, что никто не приходил. По слухам, японцы недавно поймали двух местных крестьян, перевозивших в телеге контрабанду, и убили на месте.

В итоге Шафто застревает в Консепсьоне без всякой возможности получить приказ или отправить сообщение. Очень жаль погибших ребят, но в каком то смысле для него все складывается скорее удачно. Он рвался в Консепсьон, потому что Альтамира – выходцы из здешних краев. Половина местных крестьян так или иначе связаны с Глорией.

Шафто проникает на конюшню семьи Калагуа и устраивается спать. Его бы уложили в спальне, но он говорит, что так безопаснее: если его найдут японцы, Калагуа по крайней мере смогут откреститься. Сутки другие Бобби отлеживается на соломе, потом начинает наводить справки об Альтамира. Сам он по соседям ходить не может, однако Калагуа знают весь город и чувствуют, кому можно доверять. Дня через два расследование приносит плоды.

Мистер Калагуа излагает добытые сведения за бокалом бурбона в своем кабинете. Он переживает, что почетный гость ночует в конюшне, поэтому беспрерывно подливает ему бурбон. Бобби такой расклад вполне по душе.

– Часть информации надежна, часть… э э… не проверена, – говорит мистер Калагуа. – Начну с надежной. Во первых, ваши догадки верны. Когда японцы захватили Манилу, многие Альтамира бежали сюда к родственникам, полагая, что тут безопаснее.

– Вы хотите сказать, что Глория здесь?

– Нет, – печально говорит мистер Калагуа, – здесь ее нет. Но она определенно была здесь тринадцатого сентября сорок второго года.

– Откуда вы знаете?

– Потому что в этот день у нее родился мальчик. Запись о рождении есть в городском архиве. Дуглас Макартур Шафто.

– Греби меня вперегреб! – Шафто начинает сопоставлять даты.

– С тех пор многие Альтамира вернулись в Манилу – якобы в поисках работы. Некоторые из них стали ушами и глазами сопротивления.

– Я не сомневался, – говорит Шафто.

Мистер Калагуа осторожно улыбается.

– В Маниле полно людей, которые якобы служат ушами и глазами сопротивления. Легко быть ушами и глазами, труднее – руками и ногами. Однако многие Альтамира и впрямь сражаются – они ушли в горы к хукбалахап.

– В какие? В горах Самбалес я их не встретил.

– На юг от Манилы и озера Бай много вулканов и густых джунглей. Здесь сражаются некоторые родичи Глории.

– Она тоже там? И ребенок? Или они в городе?

Мистер Калагуа явно нервничает.

– Дальше начинается непроверенная часть. Говорят, что Глория – прославленная героиня сопротивления.

– Вы хотите сказать, что она погибла? Если так, выкладывайте прямо.

– Нет, я не слышал, чтобы она погибла. Но она героиня. Это точно.

На следующий день Шафто сваливает очередной приступ малярии. Неделю он мечется в жару. Калагуа переносят его в дом и приглашают городского врача – того, кто два года назад принял Дугласа Макартура Шафто.

Чуть окрепнув, Бобби отправляется на юг. За три недели он добирается до северных окраин Манилы, прячась в поездах и грузовиках или прокрадываясь в темноте затопленными рисовыми полями. Убивает двух японских солдат, подкравшись к ним сзади, и еще троих в перестрелке. Оба раза приходится временно лечь на дно, чтобы не попасть под облаву. Однако Манилы он достигает.

Он не сумасшедший, чтобы идти через центр города, к тому же это только лишняя трата времени. Вместо этого Шафто с помощью подпольщиков перебирается из одного окраинного барангая в другой, пока не оказывается на прибрежной равнине между Манилой и озером Бай. Теперь от гор, где сражаются Альтамира, его отделяют рисовые поля протяженностью в несколько миль. По пути он наслушался самых разных рассказов о Глории, частью явно вымышленных – люди говорили то, что он хотел услышать. Хотя кое что смахивало на правду.

Говорили, что у Глории здоровый мальчик – живет в Малате на попечении родственниц, пока мать воюет в горах.

Говорили, что Глория стала полевой медсестрой, партизанской Флоренс Найтингейл.

Говорили, что она работает связной, бесстрашно носит через японские КПП тайные вести и контрабанду.

Шафто в недоумении. Связная она или медсестра? Может, ее с кем то путают? А может, она и то и другое – контрабандой носит медикаменты через японские посты?

Чем дальше на юг, тем правдоподобнее звучат рассказы. Одни и те же истории повторяются снова и снова, отличаясь только в деталях. Человек пять твердо убеждены, что Глория в горах над Каламбой, работает связной в отряде хукбалахап. Рождество Бобби встречает в рыбачьей лачуге на берегу большого озера, Лагуна де Бай. Вся местность кишит москитами. Его снова настигает малярия. Две недели в горячечном бреду один кошмар о Глории сменяет другой.

Слегка оклемавшись, Бобби на лодке переправляется в прибрежный городок Каламба. Черные вулканические конусы, подступившие совсем близко, выглядят обнадеживающе – прохладные и безмятежные, они в точности как те горы, откуда Бобби ведет свой род. Согласно семейному преданию, первые Шафто попали в Америку по кабальному контракту; обливаясь потом на табачных и хлопковых полях, они с тоской смотрели на прохладные горы и, получив свободу, сразу перебрались туда. Точно так же Бобби стремится в Лусонские горы – из малярийных низин к Глории. Путешествие почти окончено.

Однако он застревает в Каламбе и вынужден прятаться в лодочном сарае. Японские десантные войска собирают силы для какой то большой операции, а партизаны не дают им покоя. Японцы сатанеют и усиливают карательные меры.

Наконец местный партизанский вожак отправляет к Шафто эмиссара. Тот выслушивает его историю и уходит, а через несколько дней возвращается с двумя хорошими вестями: американцы высадились в заливе Лингаен; Глория жива. Она у партизан всего в нескольких милях отсюда.

– Помоги мне выбраться из города, – молит Шафто. – Переправь в лодке через озеро, дальше я пойду сам.

– Куда? – прикидывается дурачком эмиссар.

– В горы! К хукбалахап!

– Ты не дойдешь. Там везде минные поля. Партизаны очень осторожны.

– Но…

– Почему бы тебе не отправиться в другую сторону? В Манилу?

– Там твой сын. И там ты нужнее. Скоро в Маниле будут серьезные бои.

– Ладно, – говорит Бобби, – отправлюсь в Манилу. Но прежде я хочу увидать Глорию.

– А… – До эмиссара наконец доходит. – Ты говоришь, что хочешь увидать Глорию.

– Не просто говорю. Я действительно хочу ее увидать.

Эмиссар выпускает облачко табачного дыма и мотает головой.

– Нет, – спокойно говорит он.

– Что такое?

– Нет, не хочешь.

– С чего ты взял? У тебя мозги не в порядке?

Лицо у эмиссара каменеет.

– Ладно, – говорит он наконец. – Я спрошу. Может, Глория придет с тобой повидаться.

– Это безумие. Слишком опасно.

Эмиссар смеется.

– Ты не понимаешь. Ты – белый человек в провинциальном филиппинском городке, где хозяйничают голодные, озверевшие японцы. Тебе нельзя высовывать нос. Нельзя. А Глория, напротив, может ходить свободно.

– Ты говорил, людей обыскивают на каждом посту.

– Глорию не тронут.

– А разве японцы не… не обижают женщин?

– А. Ты боишься, что Глорию изнасилуют… – Эмиссар снова глубоко затягивается. – Уверяю тебя, этого не случится. – Он встает, явно утомленный разговором, и заканчивает: – Жди здесь. Копи силы для битвы за Манилу.

И уходит, оставив Шафто изводиться еще сильнее.

Через два дня владелец лодочного сарая будит Шафто задолго до рассвета. Он почти не говорит по английски и жестами зовет его в лодку, потом на веслах отправляется к песчаной косе примерно в полумиле дальше вдоль берега.

Первые лучи солнца пробиваются из за края озера, подсвечивая огромные, с целые планеты, кучевые облака. Впечатление, будто самое большое в мире нефтехранилище взорвалось в небо, расчерченное на огромные трапеции следами американских патрульных самолетов.

Глория прогуливается по косе. Лицо закрыто шелковым платком, но фигуру Бобби узнал бы где угодно. Она расхаживает туда сюда по самой кромке воды, теплые волны накатывают на босые ступни. Рассвет совершенно ее заворожил, она любуется небом, старательно держась спиной к Шафто. Вот кокетка. У Шафто встает со страшной, нечеловеческой силой. Он похлопывает по задним карманам, убеждаясь, что не забыл презервативы «Я ВЕРНУСЬ». Трудно будет трахнуться на косе при этом старом сморчке, но может, за деньги он согласится часок где нибудь погулять.

Старик постоянно оглядывается через плечо, прикидывая расстояние до косы. Примерно на расстоянии броска камня он останавливается и поднимает весла над водой. Лодка по инерции проплывает несколько ярдов и останавливается.

– Чего тебе надо? – Шафто подавляет вздох. – Денег? – Он трет пальцы. – Вот это?

Однако старик просто смотрит ему в лицо с каменным выражением, которое Шафто сотни раз видел в бою. Потом, дождавшись, когда Бобби заткнется, движением головы указывает на Глорию.

Она как раз обернулась к лодке. Культяпками, замотанными, как у мумии, Глория поднимает платок, показывая лицо.

Вернее, то, что было лицом. Теперь это череп.

Бобби судорожно набирает воздух и издает крик, который, вероятно, слышно в центре Манилы.

Старик беспокойно оглядывается на город, потом встает, загораживая Глорию. Шафто как раз набирает в грудь воздух, но вскрикнуть не успевает, потому что старик с размаху бьет его веслом по башке.