Глава II. История зарождения и формирования образовательных систем на территории древнего

Глава II. История зарождения и формирования образовательных систем на территории древнего

и средневекового Дагестана

Прежде чем перейти к существу вопроса, мы должны предварить свое исследование тремя важными замечаниями.

Второе - как известно, во всех общественных устройствах сложившаяся система мировоззрения обнаруживает наибольшую устойчивость и консервативность при любых формационных (цивилизационных) сменах. Не удивительно поэтому, что наступление каждого следующего периода культурного процесса сопровождается продолжительным сосуществованием прежних и новых культурных элементов, в данном случае прежних и новых образовательных систем.

Немусульманскую природу адата подчеркивают и М.А. Агларов и Т.М. Айтберов, отмечая, что до прихода арабов он был одним из основных действующих источников местного обычного права на всем Северном Кавказе [См.: 4, с. 155; 5, с. 5-6; 6, с. 10-11]. В правосознании самих носителей адат объединял три категории, регулирующие социальное поведение: нормы этикета, нормы права, нормы религиозного благочестия (иман). Исходя из этого, можно сделать вывод о том, что «поле регламентации» у адата несравненно шире, чем у права. Адат включает и юридические обычаи, даже правовые нормы, нарушение которых рассматривается как деликт или преступление, влекущее санкцию – наказание. Однако наряду с ними адатные нормы регламентируют и этикет (его нарушение – проступки) и религиозное поведение (нарушение его норм – грех): проступки и грехи, в отличие от правовых нарушений не приравниваются к преступлениям, совершенно иные здесь и формы наказания. Многие установления адата дожили до наших дней и продолжают играть существенную роль в жизни современного дагестанского общества.

Определившись с терминологией и собственными «примечаниями», переходим к главному вопросу нашего исследования.

§ 1. Эволюция традиционного воспитания в древнем Дагестане

Предыстория зарождения системы образования связана ещё с родоплеменной организацией. Время первоначального проникновения человека в пределы Кавказа до сих пор не вполне ясно. Археологами установлено, что освоение людьми территории Кавказа происходило во второй половине ашельской эпохи (ок. 150-80 тыс. лет назад). Немногочисленные находки ашельской и мустьерской (80-35 тыс. лет назад) эпох обнаружены археологами и на территории Дагестана. Зафиксированы многочисленные следы деятельности древнего человека: Чохская, Мекегинская, Акушинская, Ругуджинская и другие стоянки каменного века, святилище Харитани I в горах Дагестана (Гумбетовский район), наскальные изображения у селений Гинчи, Капчугай, Кумторкала, Лучек, Чирката, в Гунибском и Гумбетовском районах, древнейшие письмена в Лакском и Дахадаевском районах и т.д. [7, c. 21-44].

Первый тип всемирно-педагогического процесса, явившегося генетической основой всей последующей эволюции воспитательно-образовательной практики и педагогической мысли, «возник вместе с видом Homo sapiens около 40 тыс. лет назад и безраздельно господствовал на земном шаре в эпоху позднего палеолита-мезолита вплоть до начала так называемой «неолитической революции» (ок. IX-VI тыс. лет до н.э.) [8, с. 51].

В первобытном обществе ребенок обучался и воспитывался в процессе своей жизнедеятельности, участвуя в делах взрослых, в повседневном общении с ними. Он не столько готовился к жизни, как это стало позже, сколько прямо включался в доступную для него трудовую деятельность, знакомился с обычаями, учился выполнять обряды, сопровождавшие жизнь первобытных людей. Как отмечает Е.С. Копьева, ритуал (стереотипно повторяющиеся действия) в первобытном обществе играл роль образца поведения и образцовых форм деятельности. Обязательный для всех членов коллектива ритуал был одним из главных способов накопления и передачи опыта жизнедеятельности, а основным средством закрепления приобретенного умения было обучение ему всех членов [9, с. 69-70].

Первому типу всемирного историко-педагогического процесса в раннепервобытных родовых общинах максимально соответствовало воспитание собирателей и охотников, которое долго существовало, «не испытывая на себе влияния более поздних процессов, связанных с зарождением общественного разделения труда и переходом к производящей (земледельческо-скотоводческой) экономике. Педагогическая мысль, начав обособляться от практики воспитания, существовала исключительно на уровне обыденного сознания и опредмечивалась в традициях и фольклоре» [8, с. 51].

На стадии патриархально-родовой общины, с появлением скотоводства, земледелия и ремесла, возникла необходимость в более организованном обучении детей, и родовая община поручила воспитание подрастающего поколения наиболее опытным людям. Наряду с обучением детей трудовым навыкам они знакомили их с правилами зародившегося религиозного культа, преданиями. Таким образом, в поздних формах первобытно-родового общества возникает наставничество как институт образования, подготовки к обряду инициации, к самостоятельному полноправному участию в коллективных действиях [10, с. 207].

Зарождение имущественного и социального неравенства, постепенное дробление общин на самостоятельные хозяйственные ячейки – семьи, обусловило изменение характера обучения и воспитания, которые из всеобщих равных, контролируемых общиной, стали превращаться в семейно-сословные. «Основные функции воспитания, его цели, содержание и формы стали все более различаться для зарождающегося жречества, вождей, воинов, земледельцев, скотоводов, ремесленников. По мере разложения первобытного общества коллективы стали терять принадлежавшее им ранее безусловное право на детей, которые все в большей степени становились достоянием формирующихся семей во главе с отцом. Именно в семьях стали сосредотачиваться основные педагогические функции» [8, с. 62-63]. Именно в семьях происходила первичная социализация детей, наследующих виды занятий своих родителей.

Отмеченные нами до сих пор черты формирующего воздействия общественной среды на молодое поколение обусловлены стадиальным развитием человеческого общества, а потому закономерно окажутся более-менее общими для большинства этносов, прошедших эти стадии. Дагестан здесь также не может быть исключением, хотя очевидные особенности его исторического пути оставляют специфический отпечаток и на традициях горского воспитания.

республика, где на протяжении многих веков вырабатывались свои народные педагогические идеи, формировались взгляды на по­становку образования. Выступая средством пере­дачи социального опыта, норм поведения, традиций, той или иной идеологии, народная педагогика представляет собой определенную систему приемов и методов воспитания и обучения в данной местности. Известно, что традиции суммируют и обобщают опыт человечес­ких отношений. Именно это содержание традиций воспринимается и сохраняется народами в ходе исторического развития.

Самобытные условия жизни народов Дагестана определяли содер­жание, формы и методы обучения и воспитания детей. Складываясь в глубокой древности, народные традиции были зачатком педагогичес­кой мысли, посредством которых сформировались специфические средства духовного и социального формирования подрастающих поколений. Имея весьма широкую область бытования, народная педагогика несет в себе большой формирующий потенциал, направленный своим содержанием на то, что­бы дать каждому ребенку определенную сумму знаний, выработать на­иболее необходимые в жизни практические и интеллектуальные умения и навыки, которые охватывали бы в той или иной степени основные виды деятельности человека.

Цели обучения и воспитания обычно отражались в песнях, пос­ловицах, поговорках, загадках и сказках горцев. Все эти жанры устного народного творчества горцев Дагестана легко переходили от одного народа к другому и становились общим достоянием. Как справедливо отмечал ве­ликий русский педагог К.Д. Ушинский, в устном народном творчестве, особенно в народных сказках, ярко выражен педагогический гений народа [11, с. 15; 12, с. 126].

Сознавая общественно-экономические потребности горцев, учитывая природно-географические условия их жизни и быта, народная педагогика в качестве основных целей и задач обучения и воспитания выделяла следующие: умственное развитие, трудовое воспитание и обучение, физическое развитие, нравственное и эстетическое воспитание и др.

Само географическое положение Дагестана как ворот из Азии в Европу ставило горцев в ситуацию, когда образованность, зна­ние, эрудиция становились фактором социального выживания и благо­получия. Дагестанские горцы ясно осознавали необходимость вооружения молодого поколения знаниями, что нашло свое окончательное оформление во многих пословицах: «Держись за перо - оно сын хлеба», «Сильный - одного поборет, ученый - тысячу», «Знание - са­мое большое богатство», «Если не будешь учиться в молодости, в старости будешь жалеть» [13, с. 35-39] и т.п. Такое отношение к знанию формировалось всей системой семей­ного и социального воспитания горцев. Воспитание детей являлось важнейшей функцией каждой горской семьи. Лезгинская поговорка гласит: «Ребенка надо воспитывать по­ка он в колыбели, теленка - пока на привязи» [14, с. 248].

Упущения в воспитании нравственности у детей в раннем возрасте народная педагогика считала невосполнимой потерей. Дагестанские пословицы предупреждают родителей: «Упустишь голову - не удержишь и за хвост». «Если сегодня не взвалить на себя тяжесть заботы о ребенке - завтра на глазах будут сле­зы» [15, с. 25]. В условиях уникальной мозаичности и «чересполосицы» поликультурной карты Дагес­тана недостойный поступок накладывал пятно на всю семью и общину, мог приводить к межобщинным конфликтам.

Наряду с лаской и заботливым вниманием к детям практиковались меры воздействия, включая и телесные наказания, хотя адаты некоторых обществ запрещали подобные действия. «Если взрослый уда­рит подростка, то с взрослого взыскивается штраф в размере одной мерки зерна. С подростка ничего не полагается взыски­вать» [16, с. 6 -7].

Вся жизнь горца была связана с тухумом (родом). Аварская пословица гласит: «Дерево держится корнями, а человек - тухумом». У каждого тухума существовали свои обычаи и традиции, стро­го регламентирующие поступки и дела людей. Поведение каждого чле­на тухума находилось под строгим контролем. В тухуме имелись осо­бо авторитетные и уважаемые люди, указания которых безоговорочно выполнялись. Дагестанская семья как можно раньше старалась знакомить детей с традициями рода. Старики и родители рассказывали детям о славных деяниях предков, о героических подвигах, совер­шенных членами тухума, вводили детей в жизнь тухума. Вос­хваление своего тухума было важным средством нравственного и патриотического воспи­тания. Подобный порядок сохраняется у горцев и ныне. Однако следует признать, что сегодня, с изменением многих ценностных ориентиров, к сожалению, такое воспитание постепенно теряет свои позиции, «сворачивается» под воздействием новых условий жизни.

По прошествии нескольких тысячелетий об организованности и дисциплине горского населения Дагеста­на Н. Воронов в 1867 г. писал: «Если джамаат собрался в ауле, подле строений, то крыши их переполнены любопытными наблюдателями и слушателями, которым нет места в сре­де самого джамаата - несовершеннолетними, а иногда и женщинами. Это не стадо, это строго дисциплинированная толпа; импровизи­рованным поведением её на сходке может остаться доволен любой поклонник порядка ... Дисциплина в Дагестане заявляет о себе во всем. Она вытекает из существа дагестанца. Эта дисциплина есть плод стародавности дагестанского склада жизни, которая необходима для поддержания себя для самозащиты» [16, с. 20].

Характерной чертой народной педагогики Дагестана является ее направленность на духовно-нравственное развитие личности. Дагес­танский народ в процессе своего исторического развития накопил богатейший социальный, житейский, педагогический опыт, самобыт­ную духовно-нравственную культуру, нашедшую свое отражен­ие в своеобразном моральном кодексе жителей гор - намусе. Явля­ясь обобщением обычаев и традиций, намус когда-то пронизывал все стороны горской жизни. Он не только учил, наставлял и регламенти­ровал поведение горца, но и требовал сохранения нравственных и гуманистических принципов в отношениях между всеми дагестанскими народами и каждого горца в отдельности.

У горцев Дагестана за долгие века выработались своеобразные правила поведения. Уважение старшего считается в Дагестане вторым и наиболее значимым после обычая гостеприимства. Горец считал своим священным долгом чтить старшего по возрасту. В почитании старших ярко проявляется признание авторитета чело­века, много прожившего, много испытавшего и способного многому научить.

Кодекс горских законов сурово осуждал лживость и воровство. В дагестанских адатах предусмотрено множество «мелочей»: сел на чужого коня - штраф в четыре овцы, распа­хал борозду общественной земли - две овцы в пользу села, за кражу одного снопа зерновых взыскивался четырехгодовалый бык и т.д. Джамаат и общественность бдительно следили за тем, как горцы соблюдают ус­тановленные нормы и правила поведения. Отступление от них рассматривалось как потеря намуса - совести, что неминуемо влекло за собой всеобщее порицание земляков. «Садись хоть криво, но гово­ри правду» - таково требование намуса. Говори правду, если даже она против тебя - требование, бывшее нравственной нормой поведения горца.

Решающим условием успеха обучения и воспитания считалось раннее приобщение детей к умениям, посильному для их возраста труду. Не случайно народ поучал: «Знание, полученное в детскую пору, глубоко высеченная на камне надпись» [17].

Завершая рассмотрение данного периода, следует отметить тот факт, что истоки первого (начального) этапа системы образования в Дагестане теряются в глубине веков, когда господствовал адат - общепринятые обычаи и правила поведения - исторически сложившееся народное право и адекватный ему моральный кодекс. Принимая во внимание распространение среди древних горцев (как и у других народов) определенных религиозных представлений, которые также регулировали общественные отношения, считаем, что правильнее говорить о том, что приобщение к образу жизни и стереотипу общественного поведения горцев (в данном случае, как и выше, термин «горец» подразумевает все дагестанские этносы) в этот период полностью определяли светско-конфессиональные элементы народной педагогики.

Напомним, что рассмотренный нами первый этап во многом основан на косвенных данных и носит умозрительный характер. Однако, несмотря на то, что у различных народов в разных регионах земного шара процессы разложения первобытнообщинного строя протекали по разному и хронологически не совпадали, в силу своей общей направленности они обусловили и общую закономерную сущность трансформации всемирного историко-педагогического процесса в условиях складывания цивилизации [8, с. 60].

Говоря в целом, следует отметить, что «одновременно с возникновением речи завершается формирование социальной педагогики, ее первого и основного для всего будущего развития человечества направления – эмпирической социальной педагогики (выделено автором) – школы жизни общества», воздействующей самим «развитием общества и жизни людей в обществе самой жизнью в обществе. … На этапе перехода от варварства к цивилизации, связанного с возникновением письменности, происходит вторичная бифуркация социальной педагогики. От эмпирической, практической … социальной педагогики ответвляется самое мощное в дальнейшем образовательное направление – образование, образовательная социальная педагогика (выделено автором), превратившееся в цивилизованных обществах в основное ее направление – обучение и воспитание подрастающего поколения по всем сторонам жизни общества» [18, с. 18-19].

Суммируя вышеизложенное и опираясь на материалы других исследований, можно выделить следующие характерные черты процесса эволюции традиционного воспитания (заложившего первый камень в фундамент будущей системы образования) на территории Дагестана в седой древности.

1. 
   Человек современного типа и первая социальная организация (материнский род) появились одновременно – в эпоху верхнего палеолита. В отличие от первобытной орды предыдущего (мустьерского) периода, которая не обнаруживает даже простейшего половозрастного разделения общественных функций, теперь, в материнском роде, напротив, все эти функции достаточно ясно выражены: даже на загонную охоту идут только мужчины, тогда как женщины, дети и старики выполняют другие хозяйственные занятия (собирательство, рыболовство, устройство быта и жилья, обработка и хранение продуктов и т.п.). Различия функций, естественно, влекут за собой и различия в этапах социализации подрастающего поколения: необходима особая подготовка его к переходу из одной группы в другую, приготовление к будущим социальным ролям в мужской и женской группах, приобщение к коллективному опыту рода.
   

2. Изменения наблюдаются в мезолите (X – VI тыс. до н. э.). По замечанию А.А. Формозова [19, с. 23], смена сугубо коллективной загонной охоты на индивидуальную и мелкогрупповую, применение лука и стрел, выделяет теперь как раз наиболее удачливых стрелков-снайперов. Они в центре внимания общества. Археология связывает с этим развитие индивидуализма вплоть до противопоставления «Я» коллективу, а самого человеческого коллектива – природной среде. Подтверждение этому – новые мотивы в наскальной живописи и графике: изобилие геометрических орнаментов и фигур, противостоящих природным формам, а также появление фигуры человека (лучника, лыжника и т.д.) в сценах охоты. Соответственно должны были измениться и приоритеты социализации молодого поколения.

3. 
   Нет сомнения, что для этого времени половозрастные группы в обществе выделены весьма резко и четко: отметим, что традиционное общество аборигенов Австралии – классической страны «брачных классов» и т.п. – достигло как раз стадии мезолита. Соответственно в общественном воспитании новых поколений должны усилиться именно стадиально-возрастные моменты и различия. Формирование личности ребенка подчинено единой цели: сделать из него полноценного члена традиционного общества. Отсюда резко возросшая роль инициации – своего рода «экзамена на взрослость», дающего доступ к приобщению к категории полноценных взрослых людей – мужчин либо женщин.
   

4. 
   «Неолитическая революция» должна была резко усилить компонент объективных положительных знаний, направленных на освоение и формирование окружающей среды. Одновременное формирование более широких, чем род, племенных и этнических общностей, ставило новые цели в социализации молодого поколения.
   
5. 
   Освоение бронзы привело к формированию патриархального рода (сначала у скотоводческих, затем и у земледельческих племен). По мнению Э. Фромма [20, с. 144], это отразилось и на религиозных концепциях. Рядом с Великой Матерью, равно благосклонной ко всем своим потомкам (включая и людей и животных) по той причине, что все они – её дети, теперь появляется мужской образ – чаще всего это «культурный герой», проявляющий свою личную волю, дарующий людям огонь, культурные растения, технические умения и т.п. ценности. Ему не свойственно относиться к своим потомкам как к равным: наибольшая благосклонность ждет тех из детей, кто стремится быть похожим на самого патриарха, следовать его заповедям, соблюдать его запреты, стремится к личному успеху. В теперешних религиозных воззрениях, наряду с прежним космогоническим компонентом впервые появляется новый, моральный компонент (заповеди и запреты). В последующем обе эти черты будут свойственны всем более или менее развитым религиозным системам.
   

4. 
   Освоение железа в странах умеренного пояса сопровождается необратимым распадом первобытнообщинного строя и соответствующей ему родоплеменной организации общества. Распадение общества на социальные страты (слои) создает почву для формирования разных типов воспитания, предполагающих разную цель, стремящихся к различным образцам. Былой единый идеал полноценного члена общества, к которому стремилось традиционное воспитание в прежние времена, отныне исчезает. Дальнейший переход на ступень цивилизации еще более усугубляет эту дифференциацию.
   

Разложение родовой общины на территории Дагестана, продолжавшееся с эпохи бронзы и раннего железа, привело еще в начале нашей эры к образованию территориальной, соседской общины, упрочившей свои позиции к рассматриваемому нами времени. В связи с этим следует заметить, что на территории Дагестана, начиная с эпохи ранней бронзы и до албано-сарматского периода (начало II тыс. - IV в. до н.э.), с точки зрения формирования цивилизации, наблюдаются типологически сходные исторические процессы и события, отразившие социально-экономическое и культурно-историческое развитие местного общества, в частности: усиление культурных и торгово-обменных связей с сопредельными странами и в особенности с территориями, достигшими стадии цивилизации; развитие религиозно-идеологических представлений; имущественное и социальное расслоение; рост численности и плотности населения, появление крупных населенных пунктов и др.

Принимая во внимание важность процесса урбанизации для перехода от варварства к цивилизации, «от племенного строя к государству» [21, с. 49], напомним, что в настоящее время в исторической науке сложились две точки зрения на время начала процесса возникновения древнего (раннего) города на территории Дагестана. Согласно первой из них, протогород формируется уже в скифское время (VII – IV вв. до н. э.) и к концу I тыс. до н. э. он превращается в город как таковой с «выразительными городоопределяющими признаками». Согласно другой - время «становления и развития первых городов приходится на албано-сарматский период (III в. до н. э. – III в. н. э.), на время вхождения значительной части Дагестана в состав Восточного Кавказа – Кавказской Албании [22, с. 25, 241].

Здесь же отметим, что с эллинистических времен Дагестан оказывается включенным в орбиту систематических международных торгово-экономических и культурных контактов, с одной стороны, с высокоразвитыми странами античного мира и, с другой – с кочевыми сарматскими племенами Юго-Восточной Европы. Развитие международной торговли стало важной движущей силой процесса исторического, социально-экономического развития региона и находилось в русле общего роста взаимозаинтересованных связей центров античной цивилизации и варварской ойкумены в последних веках до н. э. – первых веках н. э. [22, с. 209].

Возвращаясь непосредственно к теме нашего исследования, отметим, что в рассматриваемое время основу общественной структуры, особенно в горных районах с их террасным земледелием, составляла малая семья, что подтверждается наличием остатков многокамерных жилищ на поселениях того периода. Вместе с тем в ряде областей продолжала существовать и большая патриархальная семья. Масса общинников еще оставалась свободной. Особую привилегированную верхушку среди местного населения Дагестана составляли так называемые «цари», военачальники и другие лица управления [7, с. 109-110].

В этот период первобытно-родовую организацию сменяет сложная система социальных общностей и институтов. Появившиеся господствующие группы населения (жрецы, «цари», старейшины) стремились отделить умственное образование (прежде всего своих детей) от обучения занятиям, требующим физического труда. Для обучения зачаткам умственных знаний стали создавать специальные учреждения (школы, сегодня мы назвали бы их привилегированными, элитными), которые использовались для укрепления власти все тех же жрецов, «царей», старейшин. Организованное обучение и воспитание детей, проводимое в школах, становится все более уделом избранных – элиты. Первое прямое упоминание о школьном образовании у народов Восточного Кавказа мы находим в «Истории Албании» Мовсеса Каганкатуаци - рассмотрению этого вопроса посвящен следующий параграф.

Внесемейным, «общественным» занятиям и сопутствующим им «общественным» знаниям сопутствовали и новые формы внесемейной публичной подготовки, организацию которой принимает на себя зарождающийся институт школы. Она начинает по-новому строить процесс обучения и воспитания, т.е. те формы общественной жизни, которые в теперешней цивилизации выполняет современная школа [10, с. 69].

Следует отметить, что влияние религии на образование было особенно значительным в период зарождения школьной формы обучения «как ведущего фактора цивилизации в преемственности, генерации достижений человеческой культуры. Школа возникла как форма обучения в жреческой касте. Поскольку религиозный текст органично входил в структуру обрядов, он способствовал возникновению веры людей в силу написанного слова. Религиозные тексты стали пробным камнем школьной дисциплины, на них оттачивался дидактический материал школы» [10, с. 159].

1. 
   Ермаков А. Имитировать или обучать? // Учительская газета. 2001. 6 февраля.
   
2. 
   Бобровников В.О. Мусульмане Северного Кавказа: обычай, право, насилие: Очерки по истории и этнографии права Нагорного Дагестана. М., 2002.
   
3. 
   Семенов Ю.И. Формы общественной воли в доклассовом обществе: табуитет, мораль и обычное право // Этнографическое обозрение. М. № 4.
   
4. 
   Агларов М.А. Сельская община в Нагорном Дагестане в XVIII и начале XIX вв. М., 1988.
   
5. 
   Айтберов Т.М. Хрестоматия по истории права и государства Дагестана в XVIII-XIX вв.: В 2 ч. Ч. 1. Махачкала, 1999.
   
6. 
   Айтберов Т.М. О древнейших формах обычного права в Дагестане и об актуальных проблемах его изучения. Махачкала, 2004.
   
7. 
   История народов Северного Кавказа с древнейших времен до конца XVIII в. Т. 1. М., 1988.
   
8. 
   Корнетов Г.Б. Цивилизационный подход к изучению всемирного историко-педагогического процесса. М., 1994.
   
9. 
   Копьева Е.С. Первобытная мифология и религия: Проблемы генезиса // Вестник МГУ. Серия 7. Философия. 1984. № 2.
   
10. 
    Добреньков В.И., Нечаев В.Я. Общество и образование. М., 2003.
    
11. 
    Мамедов С.М. Становление и развитие светского образования в дореволюционном Дагестане: Дисс. канд. пед. наук. Махачкала, 1998.
    
12. 
    Ушинский К.Д. Педагогические сочинения: В 6 т. Т. 2. М., 1988.
    
13. 
    Назаревич А. Отобранное по крупицам. Махачкала, 1958.
    
14. 
    Гамзатов Р. Мой Дагестан: Кн. 1-2. Махачкала, 1989.
    
15. 
    Саидов Т.Г. Традиции народов творят человека. Махачкала, 1994.
    
16. 
    ССКГ. Вып.III. Тифлис, 1870.
    
17. 
    Рукописный фонд ИИАЭ ДНЦ РАН. Ф. 9. Оп. 1. Д. 159.
    
18. 
    Говоров Н.С., Поташевская Т.Г. Зарождение и развитие сознания как одно из направлений исторической психологии // Историческая психология и ментальность. Эпохи. Социумы. Этносы. Люди. СПб., 1999.
    
19. 
    Формозов А.А. Памятники первобытного искусства. М., 1966.
    
20. 
    Фромм Э. Душа человека. М., 1992.
    
21. 
    Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 3.
    
22. 
    Гаджиев М.С. Древний город Дагестана: Опыт историко-топографического и социально-экономического анализа. М., 2002.