Олег Ермаков: единая теория поля существует!

Войти нам — Мир увидеть как Дом вечный наш, с тем — стать им: Очи — Мир. Ставший им, не утратив антропность свою, есть космит: антроп-Глубь, спящий в нынешних нас как цы|плен|ок в яйце, как душа (ба — египт.) в теле, бочке ей: в к|око|не — ба|бочка (психе (греч.) — имя души). Шаг в Луну — с Миром, Троицей в|с|тре|ча как Сутью своей. Как Тьмой, Истиной полн Луной всяк как Плодом своим, Женой чр-ЕВА-т (съ-ЕВ сей Огнь: З-ЕВ-с — Мет|иду; Ум, плоть — Сердце, дух, л-ЕВЫ-й в нас): тя|жел, сущ на с|нос|ях. NOS|HА NASHA (и NASA²⁹), нос|ящая нас Изнутри — она, Тьма: Груз, что дóлжно с|тяж|ать, дол|гий Нос (санскр. nasa|a), Бур в Суть как Себя Самое; Бу|р|а|тино — бур лунный: ист|ец Ра, К|остра за холстом бренных глаз. Луна, Истина — Песнь (гит|а — санскр.); ею, вечной, бе|ре|мен (ва|гіт|ний — укр.), всяк — п|еве|ц сей леб|единой: последней как песнь песен всех. Голь|ю этой был Го|голь но'SAT (Истина — Na'G|ott'а³⁰); Глубь сию — Нос|ов знал. Нос (ніс — укр.), Тьма-Глубь — Вакх: Дио|нис, лунный бог Вина, Тьмы. Цель — Мет|а; мет|ят — важ|ное: тяжкое Тьмой как Луна; ва|ж|ити — вес|ить (укр.): Тьма — Жизнь, Yes, сущих Суть. Выжать, вы-Да-VIT'ь ее как я'God'ы Сок, очам дол|ьним я|вив — жом, познанье без розни, живое: Любовью — Любви, Тайны, Глубию — Глуби самóй, лунный труд³¹. Ведь Познанье — автоэротизм, самодействье Тьмы: Истины — в Истину чрез Ложь, мир|аж, как Луны через Землю в Луну, Сéрдца в Сердце чрез Ум как Суб|ъекта в C|еб|я чрез Об|ъект, Жены в Жену чрез Мужа, чрез корку — Суть в Суть³². Жом — таков: то — познанье-кольцо. Им крепка, по’VIT’уха в утробе зрит плод и стезю его сердцем. Луною бог|ат, им т|вер|д я; им — Сок|Ра|т, по'VIVA'льщик Луны, Фенареты небес, пресс и желоб ее.

Скифы — аб|о|риг|ены Земли, с Луны сшедшие как с Выси в Дол. Любви, Тьмы-Глуби п|лем|я, они есть Иное, с тем — рáвно и старши из всех (пишет так Пом|пей Трог) и малейши по возрасту (по Геродоту). Таков Эрóт-Эрос, старик и дитя: никакой в сути, чуждой Земле как Сему; таково есть в|ино — Вакх, единый с Эротом в Луне, Сути их. О вине Пушкин рек посему:

Гордость внушающий нам шумный заступник любви!

Что с Луны мы, где с Ма|терью были одно, знак вот: со|ма — греч. «тело», и Сома ж — Луны бог индийский: муж, мо|щный Женой.

В очах видящих, горних, различия между Землей и Луной нет и не было: две сих — Одно, Божий Мир. Посему умерев, иль прейдя в эфир, То, человек отлетает к Луне, кою с тем и зовут домом мертвых: приходит очьми туда, ибо вовек и не покидал ее как свое Лоно. Однако, поскольку в своем генезисе человечество утеряло Единство, — утрата очей Его, виденья, суть сей потери, явила раскол меж Землей и Луной в очах бренных, незрячих — тогда же как в видящих, вечных едины вовек они. В пору единства Земли и Луны, Век Златой (Star'ину, век эфира огнистый), вселенский Народ был Луною един: ибо ею, единою, были Луна и Земля. При расколе очей, иль отколе Земли от Луны — C|лед|ствия от Причины (Луны, Грекам — Лед|ы, дитя чье — Елена: С|елены, Любви плод), — одной своей частью Антропы остались в Луне, а второй — на Земле: очам бренным — упали с Луны на нее. Первые есть луниты, Луну сохранившие в древнем единстве с Землею: Атланты, эфирное племя; вторые — луниты, Луну утерявшие: Скифы, нисшедший народ, корнь землян, утерявший как Лоно Эфир. То и это — единый Народ Мировой, в очах дольних расколотый в Два: в Рознь, столп их.

Единство Земли и Луны — цельность глаз наших: вúденье, Век Златой, корень истории нашей. История — река времен, тьмы очей; время в корне — Пространство, над рознью Одно. Время — рознь, Два; П|рост|ранство — Одно, К|амен|ь. Сей Единицей, начальной реке времен, Двойке, и есть Век Златой: Мать как Лоно антропов, за тер|ни|ем Огнь, STAR'ина как Да, с|тер|тое тьмой в очах, бренных В|че|Р|а, грус|ти Суть: YES-S|TER-DAY, Настоящее-втайне, С|ей|час’тье как розни лишенный Век-Мир: явь земная Вселенной как Древа, растущего сверху, чей Корнь и Сок — Бог (посему говорить о Нем древ|ность, тень Древа, не жаждет: о воздухе, Жизни, молчат, дыша им; сказать «древность» — что Бога назвать. С тем, Эллинам Бог — Мир, Лик Его; Гераклиту Он — Тьма меж строк, глас как Безмолвье кричащее. Вспомним известное «Этот мир, не созданный никем из богов...»: это значит — «не созданный никем из многих как созданный Одним, внерядным как Бог, Мира Царь». Вот — Господь, молча названный: явный Отсутствьем Своим. Гераклиту Господь — Явь-и-Тайна как Мир, Лик: Река, им воспета; про Бога, умов Тьму, речет он: «Хотя этот логос (Бог — Авт.) существует вечно, люди не понимают его — ни прежде, чем услышат о нем, ни услышав впервые. Ведь все совершается по этому логосу, а они уподобляются невеждам, когда приступают к таким словам и к таким делам, какие я излагаю, разделяя каждое по природе и разъясняя по существу». Бога и Мир — Ро|дите|ля и Дитя, Корень и Древо — древние не разделяют законно; Мир, Огнь незажженный в очах Гераклита, есть Огнь, не зажженный извне: воспаленный Всевышним, Ядром его. Мы говорим «человек — Бога плод», зря Два врозь, не-Одним; древним же, Розни бóльшим, они — человек один, полный: со Богом Внутри, не рекомым отдельно, раз Он Там всегда). Тьма, и|стор|ья — стер|ня Глуби сей, штор|а сему Огню. Верно речь о нем так:

Век Златой, он же Рай — Небеса-на-Земле, Бога Дом, неучастный истории корнь, реки тьмы. Антроп райский, небесно-земной, был един с Богом – с тем, в вере, связи с Творцом, не нуждался. Попав в реку тьмы, он, зря Бога над нею как Солнце, стал верить в Него: связь чрез сердце держать, кое Он. В реке сей утонув — человек стал безверия раб, атеист.

Глубь, Любовь нам изведать как Бога (Любовь — Он) — познать смерть свою.

В своем «Мастере и Маргарите» к шести сущим доказательствам бытия Божьего мудрый Булгаков добавляет седьмое, прямейшее: смерть нашу. Грань между Этим и Тем, смерть тождественна Богу: ведь Грань (мера) сущего — Он, миров К|лей-Столп. С тем, в смерти своей человек единим беспромежно с Создателем: в ней он не просто зрит Бога, но cам он есть Бог. О том учит нас «Бардо Тходол» (Книга Мертвых) — наука о том, как использовать нам момент смерти, чтобы не промахнуть его зря, из иллюзии ввергшись в другую иллюзию, а Гранью как Сутью собственной стать, тем достигув Конца всех путей, Цели целей. О том же речет Кастанеда, уча о вхождении мага путем Силы в третье внимание — дом Грани, Меры, число коей Три.

Смерть есть Бог. Но Бог — Жизнь, Ves vse'го, Да (yes — англ.), коим сущий сущ всяк. Посему-то и доказательство бытия Бога смертью — седьмое как Жизнь, смерти Суть, Sеven (англ.): Тьма как горний Посев.

Смерть — в|ра|та: в Ра, Творца (высший Бог, Амон) вход как сам Он. Очи смерти — есть Божьи глаза: очи Сердца, ведь Сердце нам — Бог. Глаз Сердечный — Тьмой полон как цельный зрачок (таково око Гостя, космита: Тьма — Мир, чей посол он); глаз умный, наш — полн центром (им-то и зрит), прочим — пуст.
* * *
Истина есть целевая Причина сущего: к ней все стремится, ибо порождено ею, и стремление сущих к ней есть, с тем, Воз|в|Ра|т: в Ра, Творца, поход. Местом же пребыванья Причины, как пунктом конкретным, сакральное знанье зовет Луну. Божий престол по Исламу, она — чертог Вести Благой: Гавриил-благовестник — в Писаньях лунит; и Луна — Богородицы лик. В космогонии древних открыто указано, что прямой (действующей) и конечною (целевою) причиной Земли есть Луна; Бог ей с тем и придал близость шага от нашей планеты, чтобы показать это явственно. Вывод отсель велик: Истина, как Суть в сосуде, очам явном, скрыта в Луне, где и дóлжно ее нам искать. Знатоки вин и женщин французы, велящие как корнь всего, что вершится в миру, искать женщину, т.е. Причину, — тем учат нас искать Луну, Корень наш, древними зримую как квинтессенция Женского начала, Ть|ма-Ма|ть, Лоно лон (с тем, Юнг мыслил Луну как оплот Подсознанья, Пещеру: очам полый Шар). Так, Елену ища как корнь розни, С|ЕЛЕНУ искали а|хей|цы: Причину, Луну («хей» — Земля, Гея, пара ее). Тьма, по древним, — Ино|е, В|ино, бог чей есть Д|ион|ис — лунный бог (как и Син аккадян); Э|л|ев|син|ии, праздник его с буйством пьяных менад — действо Мены, Луны древних пор. С тем и учат нас предки, что Истина, Мать наша, скрыта в вине: Вино сущих — Луна, Бога дом; винá — Истины глас, в Луне Тьмы. Э|л|евзин — Бог (семит. Эль) низвел»: род людской с Луны — нá Землю, в Дол. Элевсинец Э|схил, Вакха сын, столп трагедии смертный — к Луне, Лон|у с|к|лон (схил — укр.) влекущ; Пир|амид мéста имя — «на склоне»: в чертоге Луны, чей плод Сфинкс, дар Атлантов нам.

Некогда Е.П. Блаватская писала резонно, что вопрос происхождения человека имеет простейший ответ: по причинной цепи человек явился на Землю с ближайшего к ней тела — Луны, которая самим своим соседством с Землей являет эту великую роль факела, возжигающего земную жизнь. Отличие моего взгляда на вещи от взгляда Е.П. в одном: причинная цепь у нее многозвенно-наружна, тогда как по древним Причина — Глубь: То, с Этим сущее в связке Контакта — прямой, однозвенной. Прутков, предлагавший зрить в корнь, рек об этом: ведь корень есть сущее под землею, Иное, от коего древо растет беспромежно; поистине, зримое, Это — побег Того, Тайны. Простейший сей взгляд и являет нам сущность Луны как ворот в Эфир: Вечность в исконности Глуби. Луна, с тем, пуста и полна в одночасье: пуста в очах бренных, как бочка, полна — в горних, вечных очах.

Бренный человек, не познавший себя как Свободу и чистую душу — суть кокон, иль бочка, разъять кою, выбив ей дно (как Гвидон в сказке Пушкина, прибыв на Лебеди остров) — обресть нам Себя. Образ Божией Матери в славянской мифологии — птица Сва: Лебедь, Жена всех жен как Свабода людей, Небо (Свар — санскр.), чьим знаком есть Swa’стика древних Индийцев. От корня «Cва» — «лебедь» в англ. и сканд. языках, Swan.

Делом главным людей ныне есть вызволенье очей своих от шор Аристотелевой картины мира. Она есть безглавая Истина: Мир без Творца, без Единства рознь, бренье без Вечности. Многие признают, что глядят окрест глазами Аристотеля, но мало кто понимает, что между ними и Истиной — бездна, заполнить которую нечем. Истину, взор Бога, бывший когда-то у нас, Аристотель разъял: ведать это — вернуть нам Единство ее.

В мире много машин, нас носящих. Однако имея коней, мы не знаем Пути; пресловутые блага прогресса — палач наш в незнании Блага, что славил Платон.

Люди, цитирующие Аристотелево «Платон мне друг, но истина дороже» (дословно — «еще больший друг»), часто не зрят обмана сей фразы. Конечно, Платон и Аристотель дружили. Но Учитель, каким был Платон Аристотелю — больше, чем друг, и по близости ученику даже больше физического родителя, произведшего его на свет, ибо он есть Учитель Истины: в сущности — богоносец, Всевышнего лик. Лицемерно снижая Учителя в друга-товарища: Дух в плоть пустую, в тьму Огнь, — Аристотель вершит раскол сего единства: Учитель — в одну сторону, Истина — в другую. Итог розни их — гибель в оке обоих: ведь в мире людей солнце Истины нам и несет человек. Посему в древнем знании Истина и Учитель — понятья тождественные: речь одно из них — речь и другое. Разъяв камень сей как Судья, кем взомнил он себя, Аристотель разъял, как мечом, цепь Преемства, несущую Истину нам от Творца чрез людей; с тем, и Истины ныне не зрим мы, лишась сей Главы.

Учение Аристотеля — очки пап: умный взгляд (католичество с его охотой на ведьм и всегдашним фанатизмом — религия Ума, сатанинская: престол не Богочеловека, Христа, но человека — ап. Петра, второго за Иисусом: за Богом второй — Сатана, тень Его). Лев Толстой говорит об Уме Сердца, Слуге, и Уме Ума, эгоисте, забывшем Служить. В том — ключ связи Сократа, Платона и Аристотеля: три сих — единство над рознью, в нем сущей. Сократ в нем есть Сердце, Владыка; Платон есть Ум Сердца, Слуга; Аристотель есть Ум Ума — муж неслужащий, изменник сих двух, с тем — себя самого. Платон верен Сократу и Истине, Делу его, Аристотель же — вероотступник; и три сих — одно как в библейском сюжете отец, верный сын и сын блудный: СЕМЬЯ.

Сéрдца Ум был Платон, муж Стези; Стагирит — Ум Ума: нечестивец, гордец, лицемер. Увы, именно утверждением этого, себялюбивого Ума, безучастного к Истине, сиречь всеобщим об|ум|лени|ем человечества, был средневековый три|ум|ф Аристотеля: именно благодаря ему мир напрочь забыл и о Боге, Родителе сущих (забыли практически — не на словах, а на деле), и о Луне, своей горней Отчизне, и о многом ином, о чем знал. Как Ум Ума, Аристотеля можно представить двояко: раскрыть его черную суть, устремив тем людей к Сердцу, корню Ума, — либо воспеть сего мыслителя как царя, достойного поклонения, и напоказ припасть к его стопам. Человечество в массе своей пошло по второму пути: оно, в смысле строгом, взялось за Ум, тогда же как следовало — за Сердце. Труд мой, Луной полный, и писан к тому, чтобы напомнить людям, за что им поистине нужно держаться: Огнь-Сердце — Луна в небесах. Мена Греков, она — тот огонь, на который меняемо все (Гераклит рек): на Целое — части его. Книгой своей я не отрицаю Аристотеля, но ставлю на должное место: при Сердце — Ума как слуги при владыке своем.