Олимп бизнес


Часть первая, глава 4 Слияние с Майком 57



бет6/26
Дата15.06.2016
өлшемі2.5 Mb.
#137963
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   26

56

Часть первая, глава 4

Слияние с Майком

57


как он говорит, «гадкими утятами» — то есть больше шансов извлечь блестящую мысль из соображения, на первый взгляд, заумного и вздор- ного, чем из осторожного и рассудительного.

Гобхаи считал, что большинство людей — во всяком случае инвес- тиционщики, отличающиеся консервативным и приземленным мыш­лением, — склонны атаковать такие идеи «ракетами с инфракрасным наведением» тут же, как только они возникают. Поэтому на своих занятиях Гобхаи придерживался непременного условия: любая идея достойна внимания и обсуждения. Например, вскоре после того как; Джозеф получил пост главного управляющего фирмы, на одном за- нятии возникла мысль, что ему лучше оставить новую должность и стать помощником Милкена. (Проблема, которую хотели решить с помощью этой идеи, состояла в следующем: Милкен чрезмерно много) работал, а Джозеф был единственным, кому Милкен согласился бы доверить часть дел. Однако решение так и не удалось найти.)

«На той сессии, — рассказывал Гобхаи о совещании 1979 года, — завязалось обсуждение великой „гадкой" идеи: а что если отдел корпо- ративных финансов ничем не отличается от отдела высокодоходных облигаций?»

В другой фирме такое предположение вряд ли прозвучало бы — даже если бы и нашелся Гобхаи, способный отразить «инфракрасные ракеты». Трейдеры и банкиры издавна занимали враждебные лагеря на Уолл-стрит. Еще в конце шестидесятых инвестиционщики перво-классных фирм были привилегированным классом и приходили в этот бизнес благодаря связям — в силу происхождения, диплома престиж- ного университета или членства в элитарном клубе. А трейдеры, кото-рых они презирали как людей грубых, вынужденных что-то решать за микросекунды, существовали главным образом для дополнительных услуг клиентам банкиров.

Но в семидесятые годы на Уолл-стрит произошла революция. От­мена фиксированных комиссионных в 1975 году развязала свободную конкуренцию, и традиционные, налаженные связи инвестиционных банков разом оборвались. Раньше корпорации предпочитали ту инвес­тиционную фирму, с которой у них были долговременные отношения. Теперь наступило время отношений «под сделку», то есть инвестицион­ные банки стали соперничать за каждое новое предложение. Спро­воцированные этим обстоятельством резкие колебания процентных ставок вызвали крайнюю неустойчивость на рынке. А с появлением новых финансовых продуктов на первое место вышло умение прово­дить сделки, причем мгновенно, пока возможность не исчезла.

По мере того как жизнь инвестиционных банкиров становилась труднее, звезда трейдеров восходила все выше. В большинстве круп­ных фирм торговые операции стали приносить устойчивую прибыль, часто более значительную, чем у банкиров. Не отрицая, что вклад трейдеров в итоговый результат заметно вырос, банкиры, тем не ме­нее, продолжали их третировать. Презрение было взаимным: трейдеры считали, что корпоративные финансисты горазды только на бесполез­ные, но длинные ланчи. Противоборство этих двух культур являлось естественным состоянием Уолл-стрит.

Но не Drexel Burnham. Здесь не воевали, поскольку воевать было не за что. Фирма не имела ни инвестиционно-банковской, ни трейдер-ской культуры. Но зато в ней работал фантастический трейдер, почти в одиночку добывавший всю ее прибыль. Поэтому инвестиционщики Drexel держались скромно: они хотели участвовать в разработке «золо­той жилы» Милкена.

Гобхаи, который поощрял в своих группах использование мета­фор и образов из животного мира, вспоминал, что тогда кто-то из участников привел такое сравнение: большинство инвестиционно-бан­ковских фирм живут как львиный прайд, где самцы (инвестиционные банкиры) первыми съедают свою долю, а остатки по нисходящей до­стаются другим членам (трейдерам, продавцам и аналитикам). А нуж­но, подхватил другой участник, чтобы в Drexel жили по правилам волчьей стаи: там вместе охотятся и вместе поедают добычу.

Иными словами, нельзя отдавать львиную долю Милкену и его группе. Разумеется, о том, чтобы самим урвать такую же долю в традиционной манере, не могло быть и речи, поскольку все зави­сели от Милкена. Милкен, правда, нуждался в продукте, который они ему поставляли. Однако он мог заменить их в один момент. А они заменить его не могли.

Но разве нельзя стать похожими на Милкена и (образно выра­жаясь) бежать вместе с его стаей? Типичный трейдер ведет себя как принципал* (часто используя капитал фирмы для своих торговых позиций), а инвестиционщик склонен выступать как агент (то есть осуществлять сделку по поручению клиента, который в данном слу­чае является принципалом). Милкен обладал ментальностью принци­пала в гипертрофированном виде: он инвестировал не только капитал фирмы, но и прибыль своей группы. В то время он с огромными скид­ками покупал облигации обанкротившихся или близких к банкротству компаний и инвестировал их в венчурные сделки. Хотя корпоративные

Участник сделки, действующий от своего лица. — Примеч. переводчика.

58

Часть первая, глава 4

Слияние с Майком

59



финансисты и не знали, какие именно суммы Милкен с компаньо­нами зарабатывает в этих торговых и инвестиционных партнерствах, они небезосновательно предполагали, что по сравнению с их собствен­ными доходами (в 1978 году меньше 100 тысяч долларов на брата) это поистине королевский куш.

На повестке дня, таким образом, стоял вопрос: следует ли им повысить инициативную составляющую своей деятельности — подобно Милкену и клиентам, которых они финансировали с помощью «мусор­ных» облигаций? Кто-то начертил диаграмму, где по десяти позициям размещались инвестиционно-банковские фирмы: первой позиции со­ответствовали самые консервативные, десятой — самые гибкие (по­стоянно практиковавшие рисковые вложения собственного капитала в сделки). Merrill Lynch попала на первую позицию, Morgan Stanley, Goldman и Salomon Brothers — на вторую, E.F. Hutton и Dean Witter — на третью, Lehman Brothers — на пятую, Lazard Freres — на шестую. На десятой позиции оказались Kohlberg Kravis Roberts and Company, Oppenheimer и Allen and Company. Милкен стоял выше десятой пози­ции и на диаграмму вообще не попадал. После голосования группа решила ориентироваться примерно на восьмую.

Затем встал вопрос о любимых клиентах Милкена. Стоит ли про­должать бизнес со всеми этими Линднерами, Риклисами, Стейнберга-ми? И если все-таки они продолжат, то не потеряют ли окончательно шанс заняться более достойным бизнесом?

Было принято несколько резолюций, и Леон Блэк, молодой со­трудник отдела корпоративных финансов, недавно пришедший в Drexel, внес их в протокол совещания. На совещании присутствовали стар­шие сотрулиикт; отдела: Блок составлял единственное исключение — поскольку отличался блестящими способностями и, как выразился один из сотрудников, «имел больше связей, чем все мы вместе взя­тые». Отцом Леона был Эли Блэк, воспитанный в ортодоксальной еврейской среде шеф United Brands Company. В 1975 году, незадолго до того, как стало известно, что United Brands дает взятки в ино­странных государствах, он выбросился из своего кабинета на 44-м эта­же небоскреба Pan American. Эли Блэк имел обширные связи в дело­вом мире, с помощью которых его сын мог попасть в самую престиж­ную инвестиционно-банковскую фирму. Но Леон решил пойти своей дорогой и побеседовал с Фредом Джозефом. «Фред меня вполне устро­ил», — говорил потом Леон.

И вот теперь Блэк записал в протоколе, что они должны искать «баронов-разбойников», готовых в будущем стать владельцами крупных

компаний, но действовать настолько осмотрительно, чтобы не связать свое имя с сомнительной репутацией подобных клиентов.

Прочие резолюции предусматривали укрепление отношений с Мил-

кеном:


— служить Милкену источником нового бизнеса, пользуясь его

мыслями;


— привлечь Милкена к совместной разработке инвестиционных

проектов;

— привлечь Милкена к управлению деньгами отдела корпоратив­
ных финансов.

В какой-то момент Фреду Маккарти пришла на ум формулировка, которую Гобхаи тут же записал на доске. В последующие годы для некоторых участников группы она служила лаконичным определени­ем того, что происходило в те удивительные времена.

Гобхаи написал: «Устроить слияние с Майком».

За следующие пять лет Drexel Burnham превратилась из захудалой бро­керской конторы в одну из первых величин на Уолл-стрит. Фирма все больше перенимала «принципальную» манеру своего главного трейдера. Она настолько срослась с Милкеном, что вместе с ним вышла за преде­лы десятой позиции шкалы предпринимательской активности. К концу этого периода Drexel и Милкен приобрели такое могущество, что про­чие крупные инвестиционные банки поневоле стали им подражать.

Drexel выступила пионером в операциях, которые на Уолл-стрит в середине восьмидесятых высокопарно называли «коммерческим кре­дитованием» (термин, заимствованный из британской практики). По сути дела это означало всего лишь, что фирма использовала собствен­ный капитал для финансирования сделок (то есть выступала как кре­дитор и/или владелец доли капитала). Приводя в пример коммерче­ские банки эпохи «баронов-разбойников» и особенно Дж. П. Моргана, Фред Джозеф в середине 1986 года зявил в интервью «Business Week»: «Мы возвращаемся к истокам». К тому времени Drexel владела долей капитала более чем в 150 компаниях, которые профинансировала.

В одних случаях доля капитала приобреталась путем прямого инвестирования, когда сделка предусматривала участие в капитале; в других — через операцию обмена (Drexel приобретала долговые обязательства и обменивала их на акции) или посредством варрантов, Ценных бумаг, конвертируемых в акции по фиксированной цене (фир-ма взяла за правило брать их как часть гонорара при размещении мусорных» облигаций еще в конце семидесятых годов и особенно

60

Часть первая, глава 4

Слияние с Майком

61



строго следовала этому правилу при финансировании кредитованных выкупов, начавшихся в середине восьмидесятых). Варранты как часть гонорара брали и раньше, но солидные инвестиционные фирмы сторо­нились этой практики, которая, напротив, полностью отвечала «прин-ципальному» настрою Drexel. Ее сделки по размещению облигаций считались высокорисковыми (по крайней мере, в традиционном пред­ставлении), а капитал, предоставляемый фирмой, трудно было найти в других местах. Поэтому, рассуждали в Drexel, фирма заслуживала участия в дополнительной прибыли компаний. Кроме того, владение долей капитала дисциплинировало: оно предостерегало фирму от не­честности (во всяком случае, теоретически) и служило дополнитель­ным стимулом прийти на помощь, если та или иная компания испыты­вала трудности.

Присутствие управляющего-владельца было естественным продол­жением «принципальной» политики Drexel: фирма желала делить риски и прибыли с компаниями, где менеджмент руководствовался теми же мотивами собственника.

По словам Милкена, он понял все значение управляющего-вла­дельца гораздо раньше, чем Drexel начала готовить эмиссии высоко­доходных долговых обязательств по заказу клиентов-предпринимате­лей. Он понимал это, когда приглашал Риклиса, Тиша и Чарлза Бла-дорна (из Gulf + Western) и покупал их облигации. А впервые эта мысль возникла у него еще в юные годы, когда он помогал отцу гото­вить налоговые декларации для клиентов и имел возможность позна­комиться с некоторыми из них: собственники явно отличались от тех, кто ощущали себя только наемными служащими.

Если парень вложил деньги в компанию, он поведет дела лучше,


чем люди, получающие зарплату и премию соответственно размеру
компании... — говорил Джозеф, разъясняя точку зрения Drexel. —
Мы хотели финансировать перспективные компании и выбирали ре-­
бят, стремившихся к деловому успеху. Главное наше условие — чтобы
их деньги были в компании. И мы настаивали на этом».

Может сложиться впечатление, что единственными клиентами, которых интересовала Drexel, были агрессивные предприниматели, похожие на фирму по манере действий. Но Джозеф утверждает, что они с Милкеном сами искали именно таких людей. Уже на первых балах хищников клиенты, готовившие презентации, прежде всего долж­ны были указывать, какую долю имеют в своих компаниях.

Складывалось впечатление, что все они — и эта суперпредприим­чивая подозрительная фирма, и похожие на нее клиенты — занима-

ются общим делом. Милкен и Drexel имели существенную долю во многих компаниях-клиентах (часто и долговые обязательства, и ак­ции); кроме того, спецы из отдела корпоративных финансов Drexel обычно сидели в их советах директоров — чтобы еще более укрепить контакты.

Связи строились не только вертикально — между клиентами и Drexel, но и горизонтально — между клиентами. Многие выпускали облига­ции и торговали друг с другом: клиент А покупал бумаги клиента В и наоборот. Все это было не случайно, и если в первоначальном узком кругу могло происходить достаточно естественно, то последу­ющим эмитентам (которым Drexel, как правило, сознательно предла­гала избыточный капитал) прозрачно намекали, что инвестирование в чужие «мусорные» входит в правила игры. И операции последова­тельно тиражировались.

Милкену нравился рост взаимозавимости. На ней он и процветал. Он размещал долговые обязательства компаний; он знал, где нахо­дится почти каждая облигация (все они вносились в супермощную компьютерную систему); он владел частью обязательств и частью ак­ций. Взаимозависимость воспроизводила сама себя. Она помогала обеспе­чить лояльность клиента, увеличивала приток информации и работала как средство контроля.

С инвестированием все обстояло столь же запутанно. В одних слу­чаях Милкен вкладывал собственный капитал, в других — капитал фирмы, своей группы или группы корпоративных финансов. В 1981 году корпоративные финансисты окончательно уговорили Милкена создать с ними инвестиционное партнерство. Чтобы пул был достаточно ве­лик (инвестиционщики не располагали крупными суммами для инвес­тирования), Милкен согласился вложить в него равную долю из средств своей группы.

В партнерство вступили почти все корпоративные финансисты, имевшие возможность это сделать. Отказался только Джулиан Шре-Дер (в 1985 году он ушел из фирмы и выдвинул свою кандидатуру на выборах в конгресс, но неудачно). Отказ Шредер объяснил тем, что «никогда не чувствовал себя комфортно в партнерствах и не любил чрезмерных обязательств». В данном же случае речь шла о партнер­стве с полной, а не с ограниченной ответственностью; иначе говоря, каждый участник партнерства в полной мере отвечал за его дела.

Еще один человек потом вышел из партнерства, поскольку его не устроила и степень ответственности, и закрытость операций, по Условиям которой Милкен был обязан отчитываться за инвестиции

62

Часть первая, глава 4

Слияние с Майком



63


только Фреду Джозефу. «Ответственность простиралась на все, что у нас было, вплоть до последней рубашки, а Майк никому из нас не сообщал, что' покупает. Просто колдовство какое-то. Но эти чудаки считали его мессией, — добавил он. — Они считали, что он способен превращать свинец в золото».

Инвестиционщик Стенли Троттмен в 1981 году вложил в парт­нерство 100 тысяч долларов, которые к концу 1985 года выросли до миллиона. Доходность парнерства редко (если вообще когда-нибудь) опускалась ниже 50% в год, а в 1985 году подошла к 100%.

При свойственной Милкену страсти к секретности фирма, устрож­енная по его образу и подобию, не могла быть открытой акционерной компанией. Тем не менее в 1981 году Табби Барнем (в то время все еще председатель правления Drexel) поднял этот вопрос. Милкен, разумеется, был непреклонен. В открытой компании он не смог бы создавать партнерства по своему усмотрению, не смог бы выстроить основанную на них собственную, автономную структуру и сохранять в секрете свои приобретения, планы и налоговые хитрости. Некоторые управляющие Drexel тоже не очень хотели, чтобы мир узнал, сколько зарабатывает отдел Милкена в масштабах фирмы, поскольку, как выразился один партнер, все поняли бы, что «Милкен и есть все, чего она стоит». Милкен не уступил, предложение Барнема не прошло, и фирма осталась частной.

Кое-кто в Drexel — ив том числе Роберт Линтон, ставший прези­дентом в 1977 году, — был недоволен тем, что Милкен, фактически направляя деятельность фирмы, предпочитает не владеть ее акциями. В отличие, скажем, от такой фирмы, как Goldman, Sachs (где число собственников ограничивалось узким кругом партнеров), Drexel ши­роко распространяла свои акции среди сотрудников и гордилась этим. А если принять во внимание, как высоко Милкен ценил (и неодно­кратно превозносил) сознание собственника бизнеса в отличие от сознания наемного служащего, а также его манеру приобретать акции в десятках компаний, которые он финансировал, то нежелание вла­деть акциями Drexel казалось совершенно противоестественным. Как поговаривали в фирме, у Линтона зародилось подозрение, что авто-кратичный продавец-трейдер, постоянно отказывающийся от акций, не заинтересован в будущем Drexel и намерен просто использовать ее до тех пор, пока это его устраивает.

И вот Джозеф стал убеждать Милкена проявить корпоративную солидарность путем приобретения акций. Милкен согласился, но сусло-

вием: фирма делает для него специальный выпуск — облигации с вар­рантом, нечто вроде гибридной конвертируемой бумаги. Поскольку и этот, и следующий (через несколько лет) выпуски облигаций пред­назначались исключительно для Милкена и нескольких избранных сотрудников в Лос-Анджелесе, в фирме их стали называть «западные конвертируемые».

«Для Майка сделали исключение, на которое никто больше не мог претендовать? Да, сделали, — говорил Эдвин Кантор. — Заслуживал ли он его? Еще раз — да».

Милкен, конечно, пошел на это не только ради жеста доброй воли. Один бывший член группы Милкена так объяснил его решение: «Прежде [чем взять акции], он, конечно, прикинул, насколько выгод­ным вложением они будут. К тому времени он уже понял, что дальше все пойдет иначе, чем прежде, поскольку прибыли начали перетекать к фирме, к отделу корпоративных финансов и так далее. Но раз так, почему не получать деньги из двух источников [процент прибыли от сделок и дивиденды акционера фирмы]?». Многие члены группы Мил­кена, которые до этого тоже почти не держали акций фирмы, последо­вали его примеру. В 1986 году Милкен стал крупнейшим индивиду­альным акционером фирмы и владел 6% акций (по оценке журнала «Forbes»).

В 1980 году начался резкий спад, и бизнес Милкена стал особенно уязвимым: по мере того как процентные ставки взлетали, цены на облигации падали. Но Милкен был в своей стихии. Его друг Стивен Уинн убежден: «Чем труднее, тем лучше Майк себя чувствует. Он делает сотни миллионов в расчете на повышение. Номню, как-то раз я позвонил ему [в начале 1980-х] и поинтересовался:„Ну, как у тебя?". «Лучше не бывает, — ответил он. — Минус 11 миллионов сегодня против минус 16 вчера. Я вообще настроился на 180 миллионов на круг". Он был просто в восторге. Майк знает, что рынок может сой­ти с ума, но потом вернется к прежнему состоянию, — продолжал Уинн. — Когда люди панически боятся за свои деньги, они бросаются продавать все и вся, а Майк покупает. Потом он сидит и ждет. А когда все возвращается на круги своя, он продает».

Милкен никогда не бежал вместе с толпой. «Из всех, кого я знал, — говорил Джозеф, — Майк в наибольшей степени воплощает природ­ный дух противоречия. Если вы говорите: „Прекрасный день", он тут же начинает анализировать, на каком основании люди считают его прекрасным: может, где-нибудь он и не так хорош, или потом не бу-

64

Часть первая, глава 4

Слияние с Майком

65


дет хорош, и вообще что такое — „прекрасный"? Он действительно по такой схеме и мыслит. Для инвестора или трейдера суперкритич­ность — прекрасная вещь. В финансовых операциях первейшее дело — представлять, как все может обернуться в будущем».

В начале восьмидесятых Милкен вел «мусорный» бизнес Drexel, как правило, против общего течения. В то время как другие инвести­ционные банки, которые в большинстве своем лишь робко попробова­ли «мусорные», тут же отступили от них во время спада, Drexel про­должала идти вперед, захватывая все более крупные доли рынка. В 1979 году на «мусорном» рынке действовали помимо Drexel 16 фирм, в 1980 году их осталось 12, а в 1981 — всего пять. Среднегодовой объем эмиссии «мусорных» облигаций оставался приблизительно на одном уровне — 1-1,5 миллиарда долларов, но теперь почти всем распоряжалась Drexel.

В 1979 году эмиссия составила 1,22 миллиарда долларов, и Drexel разместила выпуски на 408 миллионов. А в 1981 году при суммарной эмиссии 1,47 миллиарда на долю Drexel пришлось уже 1,08 милли­арда. В тот год Drexel провела 20 сделок, а ее ближайший конку­рент — только три.

Этим конкурентом была Merrill Lynch — фирма, которая в после­дующие два года пыталась остаться на рынке и бросить вызов гегемо­нии Drexel. К тому времени Милкен уже заслужил репутацию беспо­щадного борца со всеми, кто покушался на его владения. И он вместе с командой применил против Merrill тактику, которая снискала им ненависть всех соперников на Уолл-стрит.

В 1981 году Drexel и Merrill совместно участвовали в размещении выпуска «мусорных» компании Volt Information Services. Drexel орга­низовала выездную презентацию, где управляющих Volt должны были познакомить с потенциальными покупателями облигаций. В самолете до Чикаго люди Merrill оказались «на задворках», в то время как представители Drexel и Volt разместились в первом классе; в Чикаго они вместе поселились в одном отеле, а людей Merrill определили в другой. Но самый сильный удар постиг банкиров Merrill, когда они приехали по назначенному адресу и обнаружили — слишком поздно, чтобы оповестить своих клиентов, — что презентация перенесена в другое место.

По словам одного сотрудника Merrill Lynch, в начале восьмиде­сятых подобное поведение Drexel было вполне обычным явлением: «Сложилось так, что, когда мы проводили сделки совместно с Drexel и устраивали выездные презентации, то всегда держали связь с ее

клиентами — так мы могли проверить, не изменилось ли место в по­следнюю минуту». Drexel, добавил он, отказалась от этой практики только после 1984 года.

Конечно, господство Drexel держалось не на этих непорядочных трюках: они только сопровождали его и отчасти подкрепляли. Фред Джозеф не без основания утверждал, что именно его с Милкеном активность позволила им во время спада так активно вести «мусор­ный» бизнес. В 1980 году взлет процентных ставок сильно ударил по карману держателей облигаций. И чтобы привлечь покупателей на рынок, Милкен и Джозеф в следующие годы предлагали им самые модные бумаги: конвертируемые облигации с высокой купонной став­кой и значительной ценовой премией (если акции, на которые они обменивались, падали в цене, высокая доходность обеспечивала до­статочную защиту); облигации с варрантами; облигации, конвертиру­емые в товары: четыре обменивались на серебро, одна — на золото, а доходность двух других зависела от цены на нефть, причем у одной была купонная ставка, привязанная к объему торгов на Нью-Йорк­ской фондовой бирже.

«Обычно, — рассказывал Джозеф, — я садился с представителями компании и спрашивал: „Чего бы вы хотели?". Я должен был обеспе­чить инвестору ту доходность, которую он считал справедливой для своего портфеля. Но способ я мог выбрать по своему усмотрению — выплатить деньги в более короткий срок, дать повышенную процентную ставку, дать больше акций или дать акции по более низкой цене.

Я говорил им: „Скажите, что вас меньше всего волнует, предо­ставьте мне хотя бы минимальную свободу действий — и тогда для нас нет невозможного".

Ведь ни в одной другой фирме не было своего Майка Милкена, способного продать такие бумаги, — добавил Джозеф. — Поэтому им приходилось сверяться с котировочными таблицами, соображать, как это делалось раньше, и действовать по стандартной схеме. А мы могли ничем себя не связывать, посиживать, покуривать „травку", — Усмехнулся Джозеф, — предаваться мечтаниям и спрашивать: „Чего бы вам хотелось?"».

Но даже при находчивости Drexel в 1981-1982 годах нелегко было найти компании, готовые заплатить за привлечение денег. Стремясь всеми силами поддержать обороты «мусорного» бизнеса, фирма ввязалась в несколько сделок, которые обернулись скандалом. В 1982 году разместила бумаги на 30 миллионов долларов для Flight Trans­portation, компании, якобы предоставлявшей (согласно ее рекламе)




Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   26




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет